Повесть является выдуманным юмористическим повествованием, которое ведётся от первого лица))
Где-то в июле 2008 года я познакомился с девушкой из Анадыря. Просто почему-то мне хотелось туда поехать. Просто было интересно посмотреть Анадырь. Мне в детстве часто снились то степные земли, то тундра. То я сидел в юрте и пил чай, а вокруг меня сидели азиаты. Я понимал, что это моя семья или кто-то из родственников. Потом я садился на коня и ехал охотиться или ехал в составе войска завоёвывать новые земли для Золотой Орды. То, бывало, приснится, что я сижу в яранге, часто снилось, что я взрослый, хожу на охоту, у меня много детей, после охоты меня встречает с ковшом воды, из которого я умываюсь, красавица-жена азиатской внешности. Бывало, снилось и то, что я совсем маленький сижу у огня в тёмном углу яранге, а мне какая-то старая азиатская женщина что-то рассказывает, но я не могу понять её слов, так как не знаю языка, на котором она говорит. Или я бегаю маленький по тундре рядом с родной ярангой – а тундра вокруг такая бескрайняя. Меня от этих снов с детства тянуло то в степь, то в тундру, при этом я был долгое время уверен, что у меня русские корни, хотя у папы татарская фамилия, а у деда со стороны мамы и у самой мамы были немного узкие глаза. Однажды, даже, я, увидев, фотографию мамы в молодости (ей где-то 16 лет было), сделанную профессиональным фотографом, пришёл к выводу, что мама похожа на представителя северных азиатских народов, только уже сильно смешанных с русскими, чувашами и татарами в Рязанской области, и тут я понял, что мне снилась тундра, потому что и там, возможно, есть мои корни. Только меня волнует вопрос, как мог представитель северных народов оказаться в Рязанской области? Хотя, любовь или непредвиденные обстоятельства делают удивительные вещи. Жизнь – вообще удивительная штука, поэтому не стоит удивляться, что русский, в итоге может оказаться нерусским. Вообще, уже все смешаны, нет чистых наций. Глобализация и освоение новых земель сделали так, что все народы потихоньку начали смешиваться.
Вот, значит, как я познакомился с девушкой из Анадыря. Я подумал:»Анадырь. Что-то знакомое. Надо посмотреть, что за город, и что там за люди живут.» Почему-то я был уверен, что Анадырь – русский город, и само происхождение названия города – русское.
Нашёл несколько русских девушек там, отправил понравившимся предложение стать моим другом. На предложение откликнулась одна девушка – она была блондинка, у неё были красивые голубые глаза и достаточно хорошие формы. Про хорошие формы я понял, посмотрев её фото эротического содержания, которых у неё было очень много. Девушку звали Оксанка Самиевская. Вообще, мне в то время почему-то нравились развязанные девушки, чуть ли не лёгкого поведения. Это сейчас меня больше уже интересуют скромные и милые девушки, так как у меня несколько раз были отношения с девушками лёгкого поведения, но потом надоело, так как они слишком доступные, а мне захотелось добиваться девушек. А тогда я хотел, чтобы моя девушка была развязанной. Хотел с ней целоваться в общественном транспорте, целоваться на людях, заниматься сексом в машине в пробке, заниматься сексом в ванной у неё в квартире, вообще везде у неё в квартире. Я хотел… Я хотел… Но девушки не было. Приходилось довольствоваться поцелуями с девушками из снов и просыпаться с горьким осознаванием того, что это был сон, а не реальность.
Я написал девушке:»Привет. Как дела?» Она мне написала с утра следующего дня:»Нормально.» Я ей написал про то, что играл в футбол, наврал, что профессиональный футболист. Так завязалось наше знакомство. Я ей каждый день писал. Она мне отвечала. Потом она написала:»А слабо приехать в Анадырь? Я очень хочу увидеть тебя в реальности.» Я написал:»Я тоже хочу увидеть тебя.»
08 августа 2008 года. Началась грузинская война. По новостям начали говорить, что эта война может перерасти в большую войну, а Россия может повторить участь Югославии.
Я представил, что мой город разрушен, что кругом руины домов, родных домов, которые знаю как свои пять пальцев, а на родных улицах будут лежать трупы людей. Кругом стрельба. Представил страх смерти, который будет прямо витать в воздухе вместе со скорбями от убийств. Я представил трупы друзей, одноклассников. Мне вспомнился сон, когда над моим родным городом поднимается гриб от атомного взрыва, а я в разрушенном подъезде, и никто не приходит на помощь. Никто. Я один. Вдалеке стрельба. Я так испугался от такого видеоряда в моей голове и подумал:»Надо бежать. Здесь всё кончено. Как быть с родителями? Да никак. Они не смогут со мной бежать. Как трудно решиться оставить родных, но так надо. Нет, сука, ну я и сволочь, но я всё равно сбегу. Сбегу в Анадырь. Там нечего бомбить, так как это такая глушь, что там ничего важного нет. К тому же я обещал Оксане приехать к ней.»
Я собрал в сумку вещи, одежду, взял паспорт и деньги. Родителям наврал, что уезжаю к другу на дачу, а сам, переодевшись на соседней улице в несколько свитеров, зимнюю куртку, зимние сапоги, одев на голову старую шапку ушанку из лисьего меха (подумал, что в Анадыре всегда очень холодно и идёт снег), сел на метро, оттуда на маршрутке поехал до аэропорта. В транспорте на меня смотрели, как на рассеянного с улицы Бассейной. Одна женщина меня спросила:»Вы чего так утеплились? Вы, что перепутали времена года?» Я ответил:»Нет, я лечу на Чукотку.» Она ответила:»Оно видно.» Потом рассмеялась над мною со своей подружкой, и между собой они назвали меня пришибленным.
В аэропорту все тоже на смотрели как-то не так. Мужчина, который мыл полы, увидев меня, засмеялся, а я гордо задрал голову вверх и пошёл дальше. Купил билет. Сижу жду время вылета. Ко мне подсаживается бабушка и спрашивает:»Молодой человек, Вам не жарко.» Я отвечаю:»Я на Чукотку лечу.» Она сказала мне:»Чукча в чуме ждёт рассвета», - и рассмеявшись пересела на другое место.
Наступило время вылета. Я зашёл в самолёт. Сел на своё место, ко мне села девушка. Она мне очень понравилась.
-Девушка, не подскажите, сколько время?, - спросил я её.
-Отстаньте, придурок. Вам надо не на самолётах летать, а лежать в психушке. Так как мне по вашему виду кажется, что у Вас с головой не всё в порядке, - сказала она, оглядев меня с ног до головы, и пересела на другое место. Со мной сел какой-то пьяный мужик, который всю дорогу то пел песни, то мирно сопел.
Когда уже было близко до Анадыря мужик заворочился.
-Знаешь, кто я такой?, - обратился он ко мне.
-Ну кто?
-Я – представитель администрации Чукотского Автономного округа. Ты мне очень понравился. Хочешь, я сделаю тебя своим помощником?
-Судя по его дорогому костюму, который переливается на свету, может быть, он и действительно представитель администрации, но мне всего 17 лет, мне ещё рано быть во власти, - подумал я и ответил ему, - Я Вам почему-то верю, но я не могу принять Вашего предложения, так как я ещё школьник.
-Ну, ладно. Тогда обращайся, если будут какие-то проблемы, - сказал он мне и дал мне визитку. На визитке было написано Добровольский Андрей Владимирович и его телефон.
Самолёт приземлился в аэропорту Угольном, что в посёлке Угольные Копи (Аэропорт Анадыря находится по другую сторону лимана в посёлке Угольные Копи. Для связи города с аэропортом круглогодично осуществляются вертолётные рейсы, в зимнее время действует ледовая переправа, летом курсируют катера, маломерные суда. Аэропорт имеет международный статус, регулярные полёты осуществляются в Москву и Хабаровск, а также во все населённые пункты Чукотки).
Представитель чукотской администрации одел чёрную болоньевую куртку и сказал:»Мне пора. Дай-ка я тебя поцелую. Больно ты уж мне нравишься, мальчик.» Он меня поцеловал три раза, во мне было отвращение. Как это меня гетеросексуала целует мужик? Потом вспомнилась картинка, на которой Брежнев целовал в губы Хоннекера и я подумал:»Хорошо, что хоть не так, а только в щёку.»
Приземлились. В самолёт вошли пограничники и проверили у всех документы.
-Ну ты утеплился. Прям, как Амундсен, - сказал мне один из пограничников, проверяя мои документы.
-Просто я думал, что у вас и летом очень холодно.
-Понятно. Когда сюда первый раз приезжают люди, особенно, которые из европейских стран, они тоже так одеты. Потом понимают, что даже в этом суровом краю бывает лето.
Андрей Владимирович позвал какую-то Ангелину Ивановну. Наверное, она была его пресс-секретарём. К нему подошла эффектная блондинка с карими глазами. От её эффектности у меня даже сердце сильно забилось. Она была тоже пьяна, и они, покачиваясь из стороны в сторону, пошли к трапу, а потом вертолёт их забрал в Анадырь.
Я тоже вышел из самолёта. Прошёл к отделу аэропорта, где встречают прибывших. Жду. Долгое время никого нет. Я звоню. Не отвечает. Жду ещё 15 минут. В голове в это время проносится мысль:»Ну всё, приехали. Меня как всегда обманули. Над мною просто посмеялись. Надо лететь обратно. Какой же я неудачник. Я всегда неудачник. Почему так?»
Вдруг двери у входа открываются, и входит Оксанка. У меня появляется желание сразу поцеловаться с ней в губы. Она шла впереди, а за ней две подруги-азиатки. Я увидел подруг и подумал:»Зачем ты пришла с подругами? Я их стесняюсь. Я хочу быть с тобой наедине. Я хочу тебя поцеловать.»
-Привет. Добро пожаловать в самый холодный субъект Российской Федерации, но где у людей тёплые сердца, несмотря на холод – Чукотку, - сказала она мне и пожала руку, - знакомься – это Тамара, а это Оля, - сказала она мне и показала рукой на подруг-азиаток.
-Очень приятно познакомиться с вами. Я очень рад, что прибыл на чукотскую землю. Только я не предполагал, что здесь намного теплее летом, и нет снега, - сказал я и, расстегнув зимнюю куртку, положил куртку в сумку с вещами.
-Да, у нас летом бывает тепло, но тепла мало. Всего два месяца, а потом дожди, в конце сентября уже морозы и выпадает снег, а зимой бывает и -50. А зима у нас долгая, поэтому мы очень радуемся теплу. Это нелегко, жить здесь, - сказала Тамара.
Все вместе пришли к пристани. Около пристани стояла ржавая баржа, на которой выцветшими белыми буквами было написано «Товарищ».
-А мы доплывём на этом?, - спрашиваю я их.
-Доплывём. Это у неё вид такой, а ход у неё хороший.
Зашли на палубу баржи. Потом в каюту. Плыли минут 20. Скоро показался анадырский порт. Мы в порту сошли с баржи. Я забрал вещи перед тем, как выйти.
-Я хотел спросить, а правда ли, что Анадырь – русское название?, - спросил я у Оксанки.
-Нет, это от чукотского Онандырь, что означает чукотская река, а сами коренные жители этот город называют или Въэн «зев, вход» или Кагыргын «вход, устье», что отражает его расположение при узкой горловине, открывающей вход в верхнюю часть Анадырского лимана.
Первое, что меня удивило и обрадовало в городе – это было то, что дома были разноцветные. Некоторые были покрашены даже разными цветами. Мне вспомнилось то, что я в детстве строил из кубиков такие же разноцветные города, они почему-то тоже располагались на возвышенности узкой полоской, а возвышенности сзади города превращались в моём воображении в горы. Обязательно рядом с городом строил что-то на подобие порта. Обычно город строил на кровати, а на диване перед этим городом, строил другой, чуть меньше первого. И когда я увидел впервые Анадырь и Угольные Копи с воды, я поймал себя на мысли, что в детстве я строил именно эту местность, но ещё я в детстве представлял себя в степи. И ещё раз задавался мыслью:»Где мои корни? Почему меня тянуло сюда? Откуда у меня могут быть чукотские корни?»
Дороги в городе были бетонные, так как асфальт не выдерживает сильных морозов и начинает трескаться и крошиться.
Подошли к автобусной остановке. Подъехал автобус. На автобусе был национальный чукотский орнамент. Мы зашли в автобус. Доехали до улицы Отке. Вышли на остановке и пошли к разноцветному дому, на торце у которого был прикреплён плакат с китом.
После дороги отмывался от поцелуя пьяного мужика – мыл лицо хозяйственным милом по несколько раз, как будто меня поцеловал в щёку не пьяный глава комитета чукотской администрации по культуре, а пьяный бомж. Немного перекусил бутербродами с оленьей колбасой с кетчупом. Потом почитал местную прессу и залёг спать.
На следующий день мои друзья решили провести для меня экскурсию по городу. Вначале я побывал в краеведческом музее. Меня очень заинтересовал в музее амуниция чукотского воина. Моя подруга сказала:»В своё время чукчи были воинственным народом. Они совершали набеги на соседние земли, доходили вплоть до современной Канады и угоняли жителей оттуда к себе. Отсюда некоторые жители посёлка Лаврентия, например, являются потомками негров, вывезенных чукчами с территории Канады. Когда русские пришла на эту земли, чукчи не захотели им подчиниться, в итоге русские с чукчами долго воевали. Всё закончилось тем, что Россия предоставила Чукотке полную автономию.» Я сказал:»Да, интересно. Я знал, что чукчи были по боевому духу такие же бойцы, как татаро-монголы.» Я сфоткал боевую амуницию. Потом сфоткал деревянную фигурку самолёта. Вспомнил опять себя в детстве и подумал:»Я в детстве немного получше самолёт сделал из дерева. Более похоже, что ли.» Потом пофоткал рисунки на клыках. Мне они очень понравились. Потом что-то похожее начал изображать во время учёбы в тетрадке. Рисовал, в основном, на уроке математики, так как мне были скучны были все эти цифры. Однажды, даже, вместе с троечной контрольной сдал рисунки, которые рисовал. Рисунки шли посреди контрольной. Учительница мне написала в тетради:»Какой кошмар! Он не знает математики, но зато он рисует во время урока, но честно скажу, что рисунки оригинальные и интересные. Чем-то напоминают рисунки северных народов. Ставлю тебе за рисунки 5, а за контрольную – 3.»
Дальше пошли смотреть резьбу по моржовой кости. Мне всё очень нравилось, и я всё фоткал. Сфоткал чукотскую национальную одежду. Хотел сфоткаться в этой одежде, но мне моя подруга сказала, что это не разрешается.
После краеведческого музея пошли в Чукотскую окружную библиотеку. Библиотека находилась в жёлтом здании с зелёной мансардой. Походили по читальным залам библиотеки, и вышли, пошли в Дом народного творчества. В Доме народного творчества проходил концерт народной музыки. На звуки музыки я и мои друзья вбежали в актовый зал и сели во втором ряду. На сцене плясали и пели под звуки бубна юноши и девушки. Я вслушивался в их песни, и моё сознание уносилось в бескрайнюю тундру, туда, где у меня есть девушка и дети, а я, одетый в одежду из оленьего меха, с винчестером за спиной, пасу оленей, а недалеко от меня тихо доносится пение чукотских девушек и юношей. А ещё мне вспомнилось, как я в детстве несколько раз бегал с большой круглой деревяшкой, похожей на бубен, и бил в неё маминой скалкой. При этом плясал и пытался петь какую-то белиберду типа:»Айгашъэлым улымбыргаш тамын таган алти алнаш салам таран сарын канаш уэлькъен амыръян абирдин самук экаташ.»
-Как тебе наша музыка, - спросила меня Тамара.
-Очень трогает. Я сам представил себя частью вашего народа, а ещё мне нравятся их танцы.
Когда концерт закончился ведущая женщина-азиатка объявила:»Закроет наш концерт глава комитета культуры Чукотского Автономного Округа Добровольский Андрей Владимирович.»
На сцену вышел пьяный мужик, с которым я летел в самолёте. Он был трезв, а одёт был в синий шёлковый костюм, из-под него виднелась белая рубашка и красный галстук. Он начал толкать речь. Говорил что-то про братство чукотского и русского народов, о нелёгком пути в истории, о развитии культуры и народных традиций. Не особо внимательно слушал его речь, так как мне было неинтересно. Я ушёл в свои мысли, а в мыслях мне почудилась чукотская девушка, которая настукивала в бубен и пела протяжную песню, слов которой я не знаю, но мне эта песня показалась близка. Из мечтаний меня вытащил взгляд главы комитета культуры, которым он отыскал в зале меня. Чиновник сказал:»А сейчас я представлю будущего своего помощника – Туркмена Ивана Сердер-улы. Иван Сердер-улы, прошу на сцену.»
Я сделал вид, что не услышал.
-Ты откуда его знаешь?, - спросила меня Оксанка.
-В самолёте со мной летел.
-Ты знаешь, какой он высокий пост занимает? Он должен вот-вот в Москву переехать. Будешь с ним в Министерстве культуры деньги заколачивать и на халяву по стране и миру разъезжать. Может, и мне что-то обломится. Например, буду твоим пресс-секретарём, а то я всего лишь пресс-секретарь депутата чукотской администрации. Давай. Иди.
После некоторой паузы я встал. Точнее пришлось встать и выйти на сцену.
-Я согласен со словами, которые были сказаны Андреем Владимировичем. Хочу добавить только то, что народные традиции и язык – это наше всё. Это надо беречь как зеницу ока, так как нация, не знающая народных традиций и своего языка, нация без корней, это как дерево без корней, рано или поздно, дерево упадёт и его пожрут насекомые, и оно превратится в прах. Также и нация не помнящая своих традиций, языка и корней, в итоге обречена на вымирание. Только забота государства о нации (а северным народам нужна усиленная опека и забота государства) и память о корнях могут спасти нацию от вымирания, - сказал я со сцены зрителям в зале. Зал зааплодировал.
При этом я стоял на сцене и чувствовал, что я так переволновался, что вспотел, а во рту всё пересохло.
-Хорошо сказал парень. Толковый, - сказал Андрей Владимирович.
Потом завели гимн Чукотского АО. Из всех гимн пели артисты ансамбля, ведущая, а из чиновников никто гимн не пел, так как не знал его слов. Я пытался петь, но то не успевал, то слова не выговаривал.
Все спустились со сцены в зал.
-Вот мои друзья. Это Оксана, это Тамара, это Оля, - представил я своих друзей Андрею Владимировичу.
Андрей Владимирович всем пожал руку и сказал, что ему очень приятно познакомиться.
-Приглашаю вас всех в кафе «Север+», где будет after party. Отказ не принимается, - сказал с хитрой улыбкой Андрей Владимирович.
Оксанка слегка дёрнула меня за рукав свитера, намекая:»Соглашайся». Пришлось согласиться.
У выхода из Дома народного творчества мы сели в «Бентли» и поехали в кафе.
На улице было всё также светло, хоть уже был вечер. Летом тут полярный день, и солнце трудится, освещая и согревая от зимней стужи эту продуваемую холодными северными ветрами и заносимую снегами, прекрасную своей скудностью и холодностью землю, круглые сутки.
Зашли в кафе. В кафе играла современная музыка. Из динамика доносилось:
Please don't stop the music
Please don't stop the music
Please don't stop the music
Please don't stop the music…
Мы все подошли к барной стойке. За барной стойкой стояла девушка-азиатка, одетая в белую рубашку с длинным рукавом и брюки. На рубашке висел бейджик. На нём было написано:»Кафе «Север+». Мария».
-Мне, пожалуйста, виски WSOP, моим друзьям – тоже виски, - сказал барменше Андрей Владимирович.
-Я не пью. Мне нельзя, - сказал я Андрею Владимировичу.
-Ну а за знакомство выпить? Не обижай меня.
-Ладно. Уговорили.
В общем, заказали несколько салатов, один из них был с мясом оленины, рисом, кусками картофеля, солёного огурца и вяленой селёдки. Выпили на четверых по четыре бутылки виски, столько же текилы, немного апсента.
-А позовите-ка музыкантов из кафе, - сказал Андрей Владимирович Марии.
Мария позвала. В зал кафе вышло двое чукотских парней и две чукотских девушки.
-Сыграйте-ка нам что-нибудь родное. Народное. Чтобы за душу брало, - обратился он к парню-музыканту, который был худой, широкоплечий и под 2 метра ростом.
-Вам как в прошлый раз? Калинку-малинку?
-Нет. Сыграйте своё народное.
-Ладно.
Музыку современную выключили. Выключили свет в кафе, так как Андрею Владимировичу захотелось посидеть при свечах под чукотскую народную музыку.
Музыканты вышли на сцену. Пододвинули к себе стойки с микрофонами. Парень-азиат небольшого роста, одетый в спортивный костюм «Adidas», объявил:»Чукотская народная песня «Просторы тундры».
-А потанцуй-ка с Оксаной, - сказал он мне.
-Хорошо.
Я с Оксанкой вышел на середину зала кафе, обнял её за плечи, и начали танцевать медленный танец, а мне представлялось, что я с ней танцую не в кафе, а посреди бескрайней тундры.
После свет включили, заиграла современная музыка, а Андрей Владимирович, похлопав нам, сказал:»Красиво смотрелись, и песня красивая. Так взяла за душу, что самому запеть хочется.» Сказал он и запел отрывок песни.
-А Вы всегда так патриотичны?, - спросил я его.
-Да брось ты. Это всё – маска. Лживая маска, которую не снимаю даже будучи глубоко пьяным. Ты думаешь, я серьёзно люблю эту землю – Чукотку, Россию? Это всё – игра. Игра, которая стоит свеч. Свечи – это деньги и место в высоком кабинете в Москве. Мы все – артисты, только во мне умирает настоящий артист. Эхх… Если бы я пошёл не на юриста, куда меня определили родители 20 лет назад, а в театральный институт. Я, может быть, хочу на сцене быть, а не выступать перед народом, неся ему белиберду, на которую мне наплевать, также как и на сам народ. Я хочу играть Гамлета. Быть или не быть? Вот в чём вопрос. Быть или не быть. Вот в чём вопрос. Скажи мне, брат, быть или не быть, - Андрей Владимирович прислонился своей щекой к моей. Я чуял, что он уже много выпил, и от него несло перегаром.
-Быть, - сказал я.
-Вот я тоже так думаю. В Москве обязательно в театр пойду играть.
Потом еще все дружно накатили, потом привели каких-то азиатских и русских девушек, и все вместе, на нескольких машинах отправились домой к Оксанке. Дальше я уже смутно помнил. Что было, так как был достаточно пьян.
Следующее утро.
-Бля. Что так голова гудит? Почему я на полу, в одежде, и меня обнимает Оксанка и какая-то неизвестная мне азиатка без одежды? Ой, что-то в животе крутит. Да, я первый раз выпил и так напился. Андрюшка, мой одноклассник, меня бы уважил. По-мужски, сказал бы, так напиваться. Блин, всё-таки как же мне плохо. Кажется, мне срочно надо в ванну, - подумал я и побежал в ванну блевать. Вокруг валялись в беспорядке чьи-то вещи, в углу спала женщина с бубном.
Я вышел из ванны, а около её двери меня ждал Андрей Владимирович как всегда бодрый и в костюме, как будто вчера не напивался.
-Иван Сердерович, Вам опохмелиться, - сказал он мне добродушным голосом.
-Что это?
-Это я нашёл в холодильнике. Это рассол.
Я выпил. Мне полегчало.
-Я хотел спросить Вас, - начал говорить я ему.
-Спрашивай.
-А откуда Вы знаете, как меня зовут.
-Разведка всё знает.
Проснулась Оксанка. Она, позёвывая, потягивалась как маленькая кошечка.
-Я вчера чего-нибудь выходящее из рамок приличия делал? Я просто ничего не помню, - спросил я её.
-Ты всё обнимал меня и целовал. Говорил, чтобы я легла с тобой. Зачем-то ещё раздел догола проститутку-азиатку и выкинул её вещи на улицу. Когда я спросила, зачем ты это делаешь, ты сказал, что ты так шутишь над ней. Потом вы играли в салки по квартире, но вам показалось мало, и вы решили побегать во дворе. Я наблюдала за вами из окна. Ты бегал за ней, а она от тебя, а потом, наоборот, ты от неё. Около столба с дорожным знаком ты её обнял, и вы начали сосаться. Она кричала, что замёрзла. Ты её обнял и привёл обратно домой. Она вся дрожала от холода. Зуб на зуб не попадал. Ты не нашёл ничего лучше, как дома предложить мне и ей водки. Я принесла водку из комнатного бара. Ты тоже с нами выпил. После я и азиатка тебя обняли, и ты вместе с нами в прямом смысле завалился спать.
-Я всегда считал себя скромным мальчиком, а оказывается, я – развратник какой-то. Какой ужас. Мне ужасно от того, что я вчера спьяну сделал.
-Да ладно. С кем не бывает. Я тоже хороша – два дня вижу тебя в реальности, а спала с тобой в обнимку и ещё целовалась с тобой.
-Ещё я хочу спросить тебя: а Андрей Владимирович не пытался со мной спящим заняться гомосексуальными утехами?
-Вроде, нет. Я сплю чутко, так что, если он бы начал приставать к тебе, я бы проснулась.
-А что делает у нас женщина с бубном?
-Её пригласил к себе Андрей Владимирович, и они целую ночь пели чукотские народные песни. А дальше я уснула.
Проснулась проститутка-азиатка. Она, как ни в чём не бывало, пошла в ванну умываться, и только в ванне заметила, что она голая. Из ванны она крикнула:»За мои вещи, которые вы выкинули, вы мне ещё должны одежду дать.» Пришлось Оксанке дать ей свои джинсы, туфли, блузку и куртку прошлого модного сезона, которые год висели у Оксанки в кладовке. Девушка была очень довольна. На прощанье проститутка-азиатка поцеловала меня в губы и сказала:»Ты самый оригинальный из моих клиентов. Играть со мной, и не заняться со мной сексом, а ночью со мной говорить о том, что я – прекрасна, и ты меня хочешь, но не можешь заняться со мной сексом, так как ты – скромный, говорить мне, что тебе меня жалко и ты бы хотел, чтобы я растила детей, это оригинально. Никто не предлагал мне и того, когда я говорила, что я вынуждена работать проституцией, так как у меня больные отец и мать, ещё несовершеннолетние сестрёнки и братья, и мне их всех надо кормить, есть диплом (я окончила колледж), а в моём поселении Угольные Копи нет работы, чтобы уехать с ним. Ты очень добрый и милый. Спасибо тебе, но я не могу уехать. Здесь мои родные. Я не могу их бросить. Не могу. Пойми. Видимо, мне судьба такая – быть шлюхой. Я буду помнить о тебе. Может быть, ты – лучшее, что было и будет в моей жизни.»
В глазах у неё блеснули слёзы. Я её обнял, и она ушла прочь.
-Да, какая-то проститутка лучше меня. Она любит своих родителей, настолько, что готова продавать себя первому встречному мужчине, а я испугался просто умереть с родителями. Мне своя шкура показалась дороже. Да, согласен, что война – страшная вещь и не понятно, как бы она поступила на моём месте. Но всё же, мне больше и больше кажется, что я – сволочь. Да, конечно, власть тоже виновата и в войне, и в том, что она стала проституткой, но в любой ситуации есть выбор. Мы сделали неправильный выбор. Надо ей помочь выбраться из этой ямы, а мне постараться не быть сволочью, - думал я про себя.
Андрей Владимирович позавтракал и отправился на работу. Потом разошлись остальные гости, в том числе и женщина, которая спала в обнимку с бубном. Гостей было человек 15. В квартире остались только я, Тамара, Оля и Оксанка. Мы убрали весь беспорядок, оставленный гостями, и экскурсию по Анадырю продолжилась.
Пошли в национальное село Тавайваам. Походили по этно-культурному центру, купили сувениры – эскимосский мяч и иультинские камни, хотел купить ещё клык моржа с рисунком охотника, который тащит на собачьей упряжке добытого моржа, но узнав, что клык стоит более 15 тысяч рублей, передумал.
Походили ещё по селу. Вдруг я услышал шум лопастей вертолёта. Поднял голову кверху, а вертолёт с красной звездой на фюзеляже уже скрылся вдали.
-Видимо, реально война. Надо бежать. Если над городом пролетел военный вертолёт, то возможно скоро город будут бомбить, - подумал я про себя и сказал, - я хочу отправиться в Гудым.
-Там опасно. Там много заброшенных домов, в которых живут непонятные люди, - сказала Тамара.
-Я хочу.
-Ладно, мы проведём тебе экскурсию туда, - сказала Оксанка, - но я не ручаюсь за последствия, так как там опасно.
Мы побежали в порт, в порту сели на какую-то убитую баржу, которая местами протекала.
Доплыли до Угольных Копей, оттуда по тундре дошли до Гудыма. Расстояние от посёлка Угольные Копи до Гудыма небольшое – всего 13 километров. Минут через 40 мы были в Гудыме. Ещё этот город называется Анадырь-1.
Когда шли к городу, то вокруг была тундра и никого из людей, и животных тоже не было.
-Стрёмно оказаться здесь зимой. Везде одна бела гладь, и кругом – никого. Вот оно холодное одиночество – наличие кругом безлюдной, суровой и холодной снежной пустыни, - подумал я про себя.
Мы вошли в Гудым. Кругом были пустые дома. В некоторых были выбиты окна, не было рам, окна некоторых домов были заколочены фанерой.
Пустые бетонные дороги, поросшие тундровой травой и мхом. Мох был и в некоторых местах на домах. Город был пуст, и мне показался он очень знакомым – мне вспомнился Чернобыль. Так бы Чернобыль выглядел, если бы он был в тундре. Хотя в тундре тоже есть свой Чернобыль – это местность рядом с Билибинской АЭС (на ней случилось несколько аварий с выбросом радиации, и была частично загрязнена местность рядом со станцией).
Я увидел в тундре, недалеко от города бетонное сооружение.
-Я читал, что рядом с городом были шахты с ракетами, на которых были атомные боеголовки. Где, ракеты с атомными боеголовками, там должен быть и бункер-укрытие для защиты от атомного оружия, - подумал я про себя.
-Пойдёмте туда, - сказал я и указал в сторону большой бетонной конструкции, которая смотрелась немного нелепо посреди тундры.
-Там опасно. Там могут быть мины, - сказала Оксанка.
-Я сейчас наберу камней и по ходу дороги буду бросать их в разные стороны. Если будет что-то взрываться, то вернёмся обратно.
-Ладно, пошли, - сказала Оксанка.
Я набрал несколько десятков камней и положил их в боковые карманы джинсов. Я шёл первым и по ходу дороги бросал камни в разные стороны, проверяя наличие мин, но мин никаких не было.
Вообще это мне очень напомнило сцены из фильма «Сталкер», когда герой Кайдановского вёл своих попутчиков по Зоне и кидал железяки, проверяя местность на воронку, которая не оставляла от человека ничего.
Дошли к бункеру. Дверь бункера была выломана кем-то и спёрта. Сама конструкция исписана граффити, которое вносили контраст в эту скудную, но красивую местность.
Спустились вниз по бетонным ступенькам. Внизу была ещё одна железная дверь. Она была приоткрыта и узкая полоска света немного освещала тьму в этом помещении, возбуждая интерес, что там, за этой дверью.
Иногда правильно говорят:»Умерь своё любопытство, так как оно – опасно.» Так вот, мы не умерили своё любопытство и зашли в это помещение. Как только мы вошли, нас встретили четверо азиатов спортивных костюмах. Это была местная шпана, которая грабила туристов, заблудившихся в тундре.
-Ценные вещи есть – мобилы, золотишко?, - спросил один из них.
Мы ничего не ответили. Я вообще подумал:»Ну теперь нас здесь всех похоронят. А всё почему? Потому, что я наврал родным, куда еду. А отпустили бы они меня сюда? Нет, конечно. А может быть, надо было уехать из Москвы, может быть на месте Москвы уже прах.»
В то время, как я думал и вёл мысленно философские беседы сам с собой, другой азиат фонарём осветил наши лица и сказал:»Ух ты, тёлочки. И ещё симпатичные.» Он начал их домогаться, а я в темноте нащупал какую-то железяку и огрел парня, пытавшегося пристать к девушкам. Потом вдруг во мне проснулся шаолинский монах, и я размахивая этой железякой расправился ещё с тремя парнями, а потом мы кинулись бежать. Мы бежали в Гудым. По дороге я бросил железную палку. Она с металлическим грохотом упала в безмолвной тундре.
В Гудыме мы забежали в блочную двухэтажку. Почему-то спрятались под лестницей.
-Зачем тебе взбрело в голову бежать в бункер?, - спросила меня Тамара.
-Помните вертолёт, который пролетел над Анадырем, когда мы были в Тайвааме?
-Ну, помню. А что?
-Он же военный. Видимо, скоро будут бомбить Анадырь, и я хотел, чтобы мы схоронились на время бомбёжки в бункере. Вы что новости не смотрите? Россия объявила войну Грузии, а Грузия скоро станет членом НАТО, так что скоро, а уже возможно сейчас, США вступились за Грузию и бомбят Москву.
-Вертолёт был пассажирский, просто у нас пассажиров возят на бывших военных вертолётах, а что касается новостей, то ты, наверное, не смотришь новостей. Я сегодня слышала с утра, как Андрей Владимирович слушал радио, и по нему сказали, что война закончилась, а русские войска разбили грузин. К тому же от войны нельзя укрыться в тундре. Она досюда тоже бы дошла, если бы это была бы большая драка, потому что при современном вооружении и глобализации война коснётся всех, даже папуасов. К тому же нельзя в тундре скрыться от жизни, Судьбы – от того, что предначертано, можно только изменить, так как в другом месте есть вероятность, что с тобой произойдёт отличное от того, что с тобой может случиться на месте, с которого ты уехал. От Бога нельзя укрыться и от себя. Везде, где бы ты ни был, от этого всего нельзя ни скрыться, ни уехать.
-Извините меня за моё поведение. Просто я очень боюсь войны. Я очень боюсь, что мой родной город, моя Родина будет поглощена атомным взрывом. Я боюсь, представляя людей с обгоревшей кожей, которые кричат от невыносимой боли, они хотят умереть сразу, но умереть сразу не получается. Я боюсь, представляя осознавание того, что всех моих друзей из Москвы превратило в пепел. Я боюсь, ощущения себя под лестницей в полуразваленной пятиэтажке, обречённым на лучевую болезнь. Мне постоянно сейчас этот сон снится. Как будто знак, что что-то будет. Знаете вы, что такое лучевая болезнь? Я узнал это в 8 лет, когда нашёл во дворе клад белорусских рублей и советских копеек. Я мечтал найти клад и был очень рад, что мечта осуществилась, не зная, что мечта – радиоактивная. Найдя деньги, я принёс их домой, вымыл, сложил в кожаный кошелёк. К вечеру я почувствовал слабость и усиленную потливость. Когда ложился спать, я начал ворочаться на кровати, и заметил, что на подушке остаются клоки моих волос. У меня был ужас, я не знал, что это, но догадывался, так как перед тем, как мне найти клад, мне приснилось, что я брожу по какому-то заброшенному городу, рядом с ним какое-то ужасно-страшное сооружение в саркофаге. Я тогда спросил мысленно:»Где это я? Почему город пуст и что это за сооружение?» После случилось то, что я нашёл радиоактивный клад и облучился. Теперь я уже 10 лет знаю, что город, по которому я бродил в одиночестве – Припять, а сооружение – ЧАЭС, так как я начал после этого активно интересоваться Чернобылем. Что касается денег, то я на следующий день вышел из дома и пошёл не в школу, а доехал до парка, зашёл глубоко в лес, который в парке, и зарыл кошелёк глубоко в землю, капая землю руками. Набросал на зарытый кошелёк куски бетона и камней, соорудив над кошельком саркофаг. Через два года во двор приезжали люди в костюмах химзащиты и проводили вначале замер радиационного фона, а потом дезактивацию.
-Да, ужасть. Мы понимаем тебя. Мы не знали, что ты был облучён. Мы понимаем твои страхи.
На верхнем этаже жила семья чукотских кочевников. Муж с женой лет около тридцати, 12-летний парень, 4-летний мальчик и маленькая девочка, которую жена носила в капюшоне своей одежды. Они жгли костёр. Дым от костра явственно чувствовался под лестницей.
-Кеша, сбегай на первый этаж. Посмотри, кто там разговаривает. Не шпана ли всякая, - сказал 12-летнему парню его папа.
Я увидел, как по лестнице спускается 12-летний мальчик с берданкой наперевес.
-Вы кто?, - спросил он.
-Мы – туристы. Мы бежали от шпаны и решили скрыться от них в этом доме, - сказал я мальчику.
-Почему-то я смотрю на вас и верю вам.
Мальчик поднялся на второй этаж и сказал своему папе:»Судя по их виду, они городские, и они действительно бежали от шпаны.» Отец ответил:»Веди их сюда. Может быть, они устали и голодные. Им надо отдохнуть.»
Мальчик опять спустился к нам и сказал:»Идите за мной.» Мы пошли.
Мы поднялись на второй этаж и зашли в пустой проём входной двери. Видимо, раньше в этом доме были квартиры жильцов военного посёлка. В потолке бывшей квартиры была большая дыра, а сквозь неё виднелось облачное, но солнечное северное небо. Эта дыра была сделана, чтобы дым от костра выходил на улицу. Костёр был сложен из хвороста, досок, которые, видимо, были от очередной разобранной хозяйственной постройки, которых в городе несколько штук.
Отец мальчика пододвинул нам скамейку из китовых позвонков. Мы на неё сели. Его жена нам принесла бульон. Он был немного солоноватый и красный, а в бульоне плавала мучная болтушка. Только пахло от супа как бы кровью.
-А почему суп пахнет кровью?, - спросил я отца мальчика.
-Так он на основе оленьей крови.
Тут у меня бульон и съеденное с утра начало подкатывать обратно к гортани, чтобы как цунами вырваться наружу и загадить пол в бывшей квартире, в которой валялись кости моржей, остатки несъедобного мяса, кожи, и всё это разлагалось и очень пахло. Я, сдерживая порыв прям на месте блевануть, подошёл к окну как бы подышать и заблевал из окна. Вся еда, переваренная моим желудком, в виде вонючей жидкости непонятного цвета вылилась в палисадник брошенного дома.
-Да, видно, что городской, а ещё, наверное, с материка, так как так реагирует на нашу еду, - сказал с ухмылкой отец мальчика.
Я так больше ничего и не съел, хоть мне предлагали несколько кусков копальхена, вяленой рыбы, моржовое мясо, но я отказывался, боясь, что еда тоже может быть с кровью, а я безумно пугаюсь есть еду с кровью.
-Я пил кровь животного. Я сука вампир, - почему-то носилось у меня в голове. От этой мысли мне очень захотелось водки, и когда отец мальчика мне немного предложил её выпить, я от шока выпил. Причём ещё не хотел отдавать бутылку, чем моё поведение напомнило поведение моего деда со стороны мамы, который мог подраться, если у него отбирали бутылку.
А дальше я подошёл к окну и смотрел из него на несколько домишек перед домом, в котором я был и на бескрайнюю тундру, которая простиралась за горизонт, и у меня захватило дух от красоты тундры. От красоты того места, в котором я был. Я даже всплакнул и начал петь песню Просторы тундры. Вокруг бегали младшие дети семьи кочевых чукчей. Играли в салки.
-А вы всё время живёте в этом доме?, - спросил я отца мальчика.
-Только с июня по сентябрь. Когда тепло, а когда дожди или снег, то мы живём в квартире, которая находится в Угольных Копях.
-Понятно. А я думал, что вы до сих пор кочуете и живёте в ярангах.
-Есть, конечно, такие, которые кочуют, но из-за коммунистической власти, которая кардинально изменила наш уклад жизни, таких осталось мало. В основном, многие, как мы, полукочевники.
Потом ещё все немного выпили, начали петь чукотские народные песни, и водили хоровод вокруг костра. Потом нас всех сморило алкогольное опьянение, и мы все завалились спать.
Рано утром отец мальчика разбудил нас и спросил нас:»Вас отвести в Угольные Копи?» Я ответил:»Да. Так будет безопасней, а то в развалинах этого города шастает местная шпана.» Отец мальчика, взял своё ружьё, а его жена собрала в пакет куски оленьего и моржового мяса и вручила его нам. Мы приняли её подарок. В сопровождении отца мальчика мы двинулись обратно в Угольные Копи.
На выходе из Гудыма нас ждали четверо азиатов, которых я избил железной палкой. Они были вооружены битами, но, увидев, что нас больше, и что у сопровождающего нас ружьё, решили ретироваться в соседний заброшенный посёлок.
Мы вошли в Угольные Копи.
-Ну, что, бывайте. Старайтесь в следующий раз быть осторожными в тундре. В тундре бывает, что вообще нет людей и, кроме тебя, нет никого на несколько десятков километров, - сказал нам отец мальчика.
-Хорошо, постараемся, - сказал я ему и улыбнулся, и мы, пожав друг другу, разошлись.
Дальше мы на пароме переправились обратно в Анадырь и возвратились домой.
С компьютера Оксанки я зашёл на свою страничку Вконтакте и выложил фото, которые сделал на Чукотской Земле. Отправил маме на почту одну фото, где я был на фоне необъятной тундры, а вдали виднелось несколько яранг. Мама, посмотрев фото, подумала, что я в этнокультурном заповеднике и была рада, что я интересно провожу время.
Потом я вспомнил про проститутку, которой хотел помочь выбраться из ямы в её жизни, в которой она прибывала, и позвонил Андрею Владимировичу.
-Здравствуйте, Андрей Владимирович, помните проститутку, вещи которой я выкинул во двор, а потом за ней голой бегал по квартире и по двору, - сказал я ему.
-Да, такое не забудешь. А зачем ты Анной Апанаут интересуешься? Понравилась что ли?
-Нет, просто я хочу, чтобы Вы её устроили где-нибудь у себя в Москве в Министерстве культуры. Только, чтобы она перестала продавать себя, губя этим душу и тело. Я даже готов с Вами заняться гомосексуальными утехами, лишь бы она была счастлива и жила счастливой жизнью.
-Хорошо, я согласен, но ты сам согласился. За язык тебе никто не тянул, так что отказ не приму.
-А мне отказ не нужен. Я просто хочу, чтобы за секс со мной Вы пристроили её.
-Тогда через неделю встретимся около здания Чукотской администрации, а потом поедем в гостиницу.
-Хорошо.
-Блять, я как блять себя продал этому мужику, который меня на 20 лет старше. Да, предав своих родителей, я ещё превратился в шлюху какую-то. Правильно где-то сказано: один грех порождает другой, и этот другой страшнее предыдущего, - подумал я про себя.
На следующей день половина жителей дома пошла на побережье, а другая (в основном, русские) просто куда-нибудь.
-А почему все пошли на побережье?, - спросил я у Оксанки.
-У нас там маринуется «картошка» в солёной морской воде и водорослях.
-Оригинальный способ маринования. Тоже хочу попробовать «картошку».
-Мы тебя угостим.
Тамара и Оля тоже пошли на побережье. Принесли вместе с двумя парнями их возраста несколько огромных кусков моржового мяса, которое было зашито в кожу моржа. Когда начали разрезать моржовые шкуры, а разрезали на кухне, но по всей квартире пошёл отвратительный запах протухшего мяса. Несмотря на это, мне всё равно не терпелось попробовать экзотическую «картошку». Когда разделали «картошку», разложили мясо из неё по большим тарелкам и созвали соседей. Началось застолье. На столе стояло несколько бутылок водки, но я не стал пить, так как подумал:»Так и спиться можно, если каждый день пить.» Опять пели песни, а когда ели мясо, то мясо мне показалось вкусным и солёным, хоть и было очень вонючим. Только было одно но – на зубах скрипел песок с пляжа побережья и песок скрипел на зубах у всех.
-Извините, а почему мясо с песком?, - спросил я.
-Просто мясо тяжелое, и мы его волочём вначале по пляжу, потом по дорогам города.
-А, понятно. А вообще, мне нравится ваш народ. Вы очень дружелюбные. В Москве давно уже не созывают соседей и нет таких застольев. Все разобщены и друг друга ненавидят. Раньше по-другому было – в моём доме тоже были такие застолья. Приглашали соседей в гости (и сами соседи ходили к нам) практически каждый день, приезжали родственники, друзья моего дедушки со стороны мамы из Средней Азии – в общем, была не квартира, а гостиница для родственников с юга России и киргизов, таджиков, узбеков и казахов.
-Да, Москва стала холодным городом. Её объятия замораживают, как мороз нашей земли, доброту, простоту и открытость, и человек превращается в зажравшегося сноба, который ничем не отличается от нас, а нос задирает, как будто он пуп Земли, - сказал азиат среднего роста, который сидел рядом с Олей, и которого звали татарским именем Руслан.
-Я согласен, что в Москве все снобы. Нет ни одной улыбки на лице в этом городе. Все мрачные какие-то. Да, что в Москве – чем дальше вглубь страны, которая называется Россия, тем лица всё мрачнее и мрачнее, а в глазах и на этих лицах более отчётливее видны следы беспробудного пьянства.
-Да, такое есть. У нас, у северных народов вообще многие пьют и спиваются. А знаешь почему? Потому что работы нет, занятий каких-то интересных нет, развлечений нет. Что остаётся делать? Только заливать за воротник, потому что, не выпив, страшно. Страшно за себя, своих родных и будущее. Потому что будущего нет, если нет перспектив. А спаивать нас начали русские, норвежцы, американцы. Сами пили и нас спаивали. А знаешь, почему глубинка до зуда в кулаках не может терпеть москвичей?
-Почему?
-Потому что они забрали все перспективы, деньги и хорошую жизнь у нас, и теперь мы бедствуем, а некоторые умирают с голоду, потому что им не на что купить еды, а они жируют и веселятся. У них даже бомжи жрут водку, пируют и веселятся. Знаешь, как это называется? Это называется пиром во время чумы. А когда их просишь помочь, обратить внимание на бедственное положение жизни в регионах, они говорят:»Да отстаньте. Не мешайте нам веселиться, и вы живёте так плохо, потому что дураки – работать не умеете и не хотите.» А где и как работать, если работы нет? Да, ты тоже, как и мы, ненавидишь Москву, но был бы передо мною москвич я бы ему сразу набил морду. Или если бы я приехал в Москву, то всех бы там бил. Ну нельзя же просто пировать, когда другой нуждается в твоей помощи и ещё иметь наглость плевать на него.
Когда Руслан толкал свою речь, его лицо напоминало лицо японского самурая во время битвы и я про него подумал:»Да, боевой дух чукчей никуда не исчез.»
Поздно вечером все гости разошлись, а мы легли спать. Я всё никак не мог уснуть, так как было светло, как днём. Всё ворочался в постели, а потом накрылся с головой одеялом и уснул.
Рано утром я проснулся от того, что у меня жутко крутило в животе. Я встал и пошёл в туалет. Я чувствовал слабость, шёл к туалету и обливался потом. Чувствовал, что у меня температура около 38. Только зашёл в туалет, как меня потянуло блевать, и я побежал в ванну. Так и бегал всё утро то в туалет, то в ванну.
-Да, хорошо мне пошла «картошка». Видимо, чукотская еда не для моего желудка, - подумал я про себя.
Когда Оксанка встала, я ей сказал:»Я, кажется, траванулся вашей «картошкой». У тебя ничего нет от отравления?» Она сбегала на кухню и навела мне Бифидум. Целую неделю девушки заботились обо мне, крутились вокруг меня и лечили меня, подкармливали бульоном из курицы, чаем с сухарями, а я от их заботы мысленно наглел и хотел с ними со всеми разом переспать, но я переборол эту мысль, подумав:»Я это сделаю, то они меня больного выгонят из дома, так как испугаются моих намерений, и мне придётся в таком состоянии лететь в Москву.»
В ночь на первый день моего отравления мне снился какой-то бред. Будто я каюр собачьей упряжки, а на санях везу чукотскую девушку в оленьей шубе. Вокруг белая пустыня и нет нигде людей. С неба зарядила пурга. Так зарядила, что ничего не видно вдаль. Вдруг я увидел посреди тундры какие-то силуэты, решил подъехать ближе, а это были волосатые существа, с лицами, как у обезьяны, но чем-то эти лица были похожи на лицо Андрея Владимировича. Эти существа накинулись на девушку, которую я вёз, прогрызли ей глотку и начали пить её кровь. Я закричал от страха и проснулся.
Ко мне подошла Оксанка и сказала:»Не кричи, всё хорошо. Всё в порядке. Такое бывает, что кошмары снятся во время болезни. Но всё обязательно будет хорошо.» Она легла со мной и взяла меня за руку. Так мы и уснули. Правда, я во сне чуть не кончил, от осознания того, что я впервые в своей жизни сплю в одной постели с девушкой и от того, что я её хочу, но переборол себя и не кончил, и не занялся с ней сексом, хотя, может быть, и надо было заняться.
Неделю я так провалялся и пролечился, только кошмары уже больше не мучили и, наконец, выздоровел.
Я посмотрел на календарь в своём мобильнике и подумал:»Сегодня скорбный день для меня – мне ради того, чтобы пристроить Анну Апанаут, надо продать себя. Заняться с этим мужланом гомосексуальными утехами. Бляха-муха, как же это мерзко.»
Я позавтракал, немного погулял по городу с Оксанкой, Олей и Тамарой, пообедал и поехал продавать себя. Всю дорогу туда я думал:»Хоть бы у меня с ним ничего не было. Конечно, один раз – ещё не голубой, но всё-таки. С моим девичьим характером я могу легко стать им. Как же всё это мерзко. Как мерзко. Какой мерзкий я.»
Я был погружён в свои мысли, представлял себе, как он отдолбит меня, что ощущения мерзости в моей 17-летней душе переселят меня. И я вижу, как я ухожу в тундру, чтобы из-за того, что со мной переспал мужик, умереть, или, как здесь говорят, уйти за облака.
Вдруг я не заметил того, что я дошёл до здания администрации Чукотского АО, а из её дверей мне навстречу выходил мужчина, которому было немного за 40, он был одет в шикарный костюм, ещё шикарнее, чем у Андрея Владимировича, на лице у него была лёгкая небритость, глаза наглые, хитрые, как у лиса, и немного выпученные. Этот мужчина шёл в сопровождении двух охранников, тоже, как он, одетых в костюмы.
-Видимо, еврей. Чем-то он мне знаком. Вот только чем? Но точно я помню, что он знаком мне. Может быть, я с ним в Инете переписывался? Пожму ему руку. Может, я его знаю, потому что он мой знакомый, а знакомому как-то неудобно не пожать руку при встрече, - подумал я про себя.
Я направился навстречу ему и сказав ему:»Здорово! Давно не виделись! Очень рад тебя видеть!», пожал руку. Он мне тоже пожал, а охранники были удивлены, что мужчина пожал мне руку.
-А я рад видеть Вас на Чукотской Земле. Вы мне показались знакомы, но только не могу припомнить, откуда я Вас знаю, - сказал мне мужчина в дорогом костюме.
-Меня все на районе знают и вообще знают, так что неудивительно, что Вы меня тоже знаете.
-Понятно. А зачем идёте в администрацию?
-У меня там работает знакомый – он Глава Чукотского АО по культуре.
-Удачи тебе.
-Вам тоже удачи.
Мы друг другу пожали руки, и я пошёл к администрации, а он к «Бентли», которая ждала его у выхода из здания администрации. За нами на крыльце администрации наблюдали охранник, дворник и уборщица.
Я прошёл мимо них, они бурно и, смеясь, обсуждали мою случайную встречу с мужчиной в шикарном костюме, который уже сел в «Бентли» и уехал.
-Ты хоть знаешь, кто это был? Кому ты руку пожал?, - спросил меня охранник.
-Ну кто?
-Ну, ты даёшь, брат. Это же сам бывший наш Губернатор.
-Ах, да. А я смотрю всё на него и думаю:»Лицо очень знакомое.» Да, это же Губернатор Чукотки, как я мог забыть? А почему я ему показался очень знакомым?
-Ну, этого мы не знаем. Это ты у него спроси.
-Так он сам не знает, только сказал, что мы знакомы.
-Значит, просто вам обоим бухать надо меньше, а то, наверное, на тусовке познакомились, поэтому помните, что знакомы, но не помните при каких обстоятельствах.
-Да, такое бывает.
-Вы в администрацию?
-Да.
-Проходите, пожалуйста.
Охранник мне открыл дверь и поклонялся. Я вошёл в администрацию. Позвонил Андрею Владимировичу и стал ждать его на первом этаже. Разглядывал доску почёта с передовиками оленеводства, народных промыслов, депутатами и другими чиновниками, потом разглядывал фотографии просторов тундры, нефтяных скважин, панораму Анадыря.
Я услышал чьи-то шаги. Спиной почувствовал, что ко мне идут двое. Я обернулся и увидел, что идёт Андрей Владимирович и целуется в губы с каким-то сероглазым парнем-блондином, который под два метра роста и широк в плечах, вообще богатырского склада тела. Даже мне этот парень понравился.
-Это хорошо. Значит, я не продам себя ему. Это хорошо. Очень хорошо, - подумал я про себя.
Андрей Владимирович с парнем подошёл ко мне.
-Здравствуй, Иван Сердерович. Знакомься, это Алексей – мой парень. Он работает помощником депутата Чукотской думы. Я, как его увидел, сразу влюбился в него.
-Я тоже, - подумал про себя и сказал, - очень рад за тебя. А как наша договорённость насчёт Анны Айон? Она в силе?
-Да, она в силе. Я переговорил с кое-какими людьми, и они сказали, что они пристроят её в Москве моей секретаршей.
-Очень хорошо. Спасибо Вам.
-Пожалуйста. Я только не могу понять, зачем ты ей решил помочь. Чувствую, что ты решил на такой шаг пойти, потому что любишь её.
-Честно, да. Она же тоже человек, почему с проституткой нельзя построить любви? Может, моя любовь поможет ей стать лучше и не быть там, где она сейчас. Вообще, любовь и жалость идут вместе. Вначале мне было жалко её, а потом я в неё ещё влюбился.
Потом я, Андрей Владимирович и его парень поехали в кафе, а поздно вечером опять пьяный я вернулся домой. Меня домой привели, так как я опять много выпил. Еле добрался до кровати, так как меня штормило из стороны в сторону, и я боялся куда-нибудь клюнуть лбом или носом, как это часто бывает, если много выпить.
Уже были 20-е числа августа, и настало время вернуться домой. Скоро надо было идти в школу. Я уже большой – иду в 11 класс, последний год, а потом взрослая жизнь. Я собрал все свои вещи и сувениры, которые купил здесь, Оксанка подарила мне на память фотоаппарат, на котором было много фоток, которые я сделал на Чукотке и на которых и я был. В том, числе и моё фото с Губернатором.
Небо было пасмурно и хмуро, дождик неприятно моросил. Ветер с лимана холодом дул в лицо. Было такое впечатление, что Чукотка была расстроена, что я уезжаю с её земли, может быть, навсегда. Я с Оксанкой и её подругами стоял на пристани и ждал парома. Пришёл паром, мы заплатили паромщику деньги и уже через короткое время были в аэропорту. Я купил билет до Москвы и стал ждать время вылета.
Когда пришло время улетать, Оксанка обняла меня, и мы несколько минут стояли и целовались в губы, потом я пожал руки её подругам и сел в самолёт. Пограничник проверил мои документы и сказал с доброй ухмылкой:»До свидания, полярник!» Самолёт оторвался от земли, Анадырь быстро исчез из моего поля зрения, и понеслись просторы тундры, а я тихо под нос напевал чукотскую народную песню «Просторы тундры», а из глаз беззвучно лились слёзы. Мне хотелось открыть иллюминатор и спуститься вниз. Мне хотелось остаться на Чукотке, потому что мне не хотелось в Москву. На Чукотке у меня друзья, а в Москве есть Лешка и Стасик, которые постоянно издевались надо мной, есть родители, которые считают меня ребёнком, хотя мне это до печёнки надоело, а ещё меня безумно притянула Чукотка и вообще азиатский Север.
-Почему меня так притянула эта земля? Видимо, у меня точно есть северные корни, если я так полюбил эту скудную и суровую землю, так полюбил, что при расставании с ней у меня ноет сердце и текут слёзы. Прощай, Чукотка. Я люблю тебя, - думал я про себя.
Я не хотел, чтобы ко мне кто-то подсел в самолёте, я хотел сидеть один и, смотря в иллюминатор, плакать, расставаясь с красивой Чукотской землёй и своими друзьями, даже не знал с кем я не хотел больше расставаться – с холодной и скудной, но всё же, прекрасной землёй или со своими друзьями, которые были добрее и лучше москвичей. Со временем я устал от внутренней грусти и уснул.
Снилось мне, что я еду с Оксанкой и её подругами на снегоходе, впереди меня бежит моё стадо оленей. Вокруг только снежная пустыня, белая как простыня, на которой в детстве строил поселения и воображал северные широты, а вдали, словно игрушечные, были видны яранги. Мороз обжигает лицо. Чувствую, как под носом появляются сосульки, а солнце уже высоко светит, и хоть не греет ещё, но намекает – весна скоро придёт и снег растает и мороз уйдёт.
Вдруг сквозь сон я услышал голос стюардессы:»Мы прилетели. Мы уже в Москве.»
Я, взяв сумку с вещами и засунув зимние вещи в неё и второй свитер, сел в рейсовый автобус до метро Домодедовская, а в сердце всё ещё была грусть по Чукотке и чукотским друзьям, а в голове вертелось:»Чукотка, я люблю тебя. Ты прекрасна. Я хочу обратно.»
Я ехал в автобусе, видя подмосковные лесные просторы, но как закрывал глаза, перед мной возникали просторы суровой тундры. Я был в Москве, но сердце моё было на Чукотке.
-Это был самый интересный и незабываемый отдых в моей жизни, - думал я про себя.
Подъехали к метро Домодедовская. Я вышел из автобуса и поехал на метро. Менее часа пути, и я был дома, который казался мне Родиной до отъезда, а теперь мне казалась Родиной Чукотская Земля – ведь, Родина – там, где твоё сердце. Вокруг были родные места, в которых гулял 17 лет; люди, с которыми прожил уже 17 лет, но я ловил себя на том, что всё это чуждо, что я не понимаю мнение, серость и поступки окружающих, что мне даже чужды родные места. Вот есть чукотская пословица – моржи живут с моржами, а киты - с китами, а я, может быть, морж, который не понимает моржей и хочет жить с китами, потому что моржи ему чужды, также как и моржовый мир.
-Ну, всё сейчас будет разнос от родителей, что я так долго был на отдыхе, и что я так одет. А если родители узнают, почему и как я оказался на Чукотке, то могут и ввести какое-нибудь наказание. Готовься. Может быть, мне придётся сказать с трапа самолёта:»Здравствуй, Чукотка! Я вернулся.», - и остаться там навсегда, - подумал я про себя, стоя у двери родной квартиры.
Я нажал звонок. Послышались шаги. «Наверное, мамины.», - подумал я про себя. Дверь открыла моя мама – женщина лет 45-ти с белой кожей и чуть узкими глазами на лице со следами азиатских предков.
-Привет, мама, - сказал я с виноватым видом и, думая, что сейчас меня будут ругать.
-Привет, сыночек. Как отдохнул?
-Хорошо, только, мама, пожалуйста, не ругай меня. Я был не в Подмосковье с другом, а на Чукотке у друзей из Интернета. Я туда поехал, боясь, что начнётся война. Извините, что я спасал свою шкуру и так уехал от вас. Извините, я – сволочь, - слёзы накатывали на меня. Хотелось заплакать и встать на колени.
-Мы тебя извиняем. Мы тебя любим, и не будем ругать. Просто больше не поступай так.
-Хорошо, мамочка любимая моя.
Вообще страх, что меня сурово наругают за что-то родители, наверное, оттого, что он передался мне от мамы, так как её отец ругал за любую провинность и, даже, бил. У неё был постоянно страх, что отец её наругает и изобьёт. Отсюда, наверное, этот страх у меня.
Разобрал вещи, достал сувениры и маме подарил металлические серьги (серьги мне подарила Оксанка, сказала, чтобы я их подарил кому-нибудь из женского пола), сделанные в стиле северных азиатских народов.
Потом я рассказывал несколько дней впечатления от поездки на Чукотку, а закончил рассказ о своих впечатлениях показом фотографий, которые были на фотоаппарате.
Я написал Оксанке:»Привет. Я уже приехал. Добрался хорошо. Очень скучаю по вам и Чукотской Земле. Мне очень понравилось у вас.» Оксанка написала:»Мы тоже скучаем. Приезжай ещё к нам. Мы будем очень рады.»
Наступило 1 сентября. Я встретился со своими одноклассниками Лёхой и Стасиком.
-Привет, ботан!, - сказал мне Лёха с издёвкой в улыбке.
-Привет. Я не ботан, меня вообще-то Иван Сердерович зовут.
-Ах, вот как.
-Да, вот так.
-Как лето провёл?
-Да лучше всех прошлых. Интересно отдохнул. На Чукотку ездил.
-О_о, ребят, слушайте – наш ботан ездил на Чукотку с тупорылыми чукчами общаться. Конечно, если нормальные девушки не дают, то, может, чукчанская уродина даст. Ну как, дала тебе чукчанская уродина?
-Они там не уроды и поумнее вас всех будут. У меня есть фотографии, посмотрите. Чукотские девушки очень красивы.
Я достал из сумки фотоаппарат, одноклассники столпились около меня, а я им показывал фотографии и рассказывал. Все говорили:»Какая красота. Хоть скудная природа, но как красива эта скудость.» Потом показал фото Оксанки и её подруг.
-Какие красивые. Ты хоть одну из них оттрахал?, - спросил меня Стасик.
-Ну, да. Ту, которая блондиночка с большими грудями. Оксанку.
-Ну, ты молоток. Мы от тебя такого не ожидали. Молоток, Иван Сердерович.
-Смотрите дальше. Там я ещё больший молоток.
Увидели фотографии, где я с Главой Комитета по культуре Чукотского АО, и ещё несколько моих фото с Губернатором.
-Ну, нехера себе! Ты отжёг, братан. С такими людьми сфоткаться.
-Вот-вот. Я же говорил, что я ещё более молоток.
Так меня мои враги зауважали и превратились в моих как бы друзей. Как бы друзей по моему мнению, то есть они воспринимали меня как друга, а я в глубине души просто никак не воспринимал их.
Лёха и Стасик ещё пытались раз сделать гадость мне – вынудили меня принести эскимосский мяч, я принёс, они его изрезали перочинными ножиками и бросили в помойку. Через месяц у Лёхи обнаружили проблемы с сердцем и даже делали операцию. После чего они просили у меня прощения, а я им сказал:»Это тебя так эскимосский мяч наказал, так как этот мяч у эскимосов и чукчей – символ солнца. Ты его порезал и выкинул, вот солнце решило тебя тоже выкинуть из жизни, и поэтому у тебя обнаружились проблемы с сердцем.»
Больше они меня не обижали.
Где-то в октябре мне позвонила Анна Апанаут.
-Привет, мой сладкий. Спасибо тебе за помощь. Я теперь не работаю на этой мерзкой работе, то есть я теперь не проститутка. Я теперь работаю в Министерстве культуры помощницей главы одного из комитетов и учусь заочно в институте. Ты как свободен? Может встретимся в кафе Жан-Жак на улице Толстого?
-Я свободен. Я очень хочу с тобой встретиться. Я очень соскучился по тебе.
-До встречи, милый.
-До встречи, солнышко.
Я пришёл в кафе. Кафе было оформлено во французском стиле, также как и одноимённое кафе в Париже. В основном, в этом кафе собирались люди творческих профессий, представители среднего класса, продвинутые чиновники либеральных взглядов или просто те, которые гонятся за модой и богатая молодёжь.
Анна Апанаут сидела за столиком. Увидев меня, она мне улыбнулась. Я подошёл к ней. Сели за столик. Подошёл официант. Мы у него заказали курицу, тушёную в красном вине, утиную ножку с овощами, стейк, а на десерт мусс из творожного сыра с вишней и по два круассана. Из напитков заказали красное сухое вино Петрюс Помроль 1994 года разлива и элитный зелёный чай на десерт.
Мы выпили за встречу. Начав пить бокал вина, я почувствовал не сравнимый ни с каким другим вином вкус и послевкусие. Это было самое вкусное вино из тех, которые мне довелось до этого пробовать. Закусил вино куском курицы.
-Как твои родные?, - спросил я её.
-Родные тоже в Москве. Нам дали две большие квартиры. В одной я живу, а в другой родные. Живём очень хорошо. Постоянно ходим по ресторанам, тусовкам, культурным мероприятиям. Видел красный спортивный Mercedez рядом с кафе?
-Да.
-Это моя ласточка. Я её купила в конце прошлого месяца.
В кафе зашёл погреться бомж. Он был одет в потёртую дублёнку, грязные и порванные джинсы, а на ногах у него были валенки. Его не хотели пускать, но Анна позвала его за наш столик. Он подошёл к нам. Она его угостила вином и остатками еды. Она о нём заботилась, так как сама ещё недавно жила практически в таких же условиях, что он. Оказалось, что Анна его пытается продвинуть, так как он хорошо рисует. Он работал художником на Арбате, а одевался так из эпатажа и, чтобы пробудить в людях милосердие к бездомным.
Вечером, ближе к ночи, мы все вышли из кафе, пошли гулять по Бульварному Кольцу, потом поехали в клуб, а поздно ночью я был дома.
С Анной я встречался целый год, а потом у неё появился парень её возраста, и мы медленно стали расходиться в разные стороны. Что касается художника, который рядился в бомжа, то он теперь стал очень известный и его работы выставлялись даже в известных европейских художественных галереях.
С Оксанкой и её подругами ещё общался в течение 2 лет, а потом наши пути в жизни тоже разошлись, в том числе и из-за отказа Андрею Владимировичу работать в Министерстве культуры, потому что посчитал, что мне важнее получить образование.