Баба Таня человек, как она говорит, обыкновенный. Ну это она так говорит.
Я,говорит, женьшина обыкновенная.
И свято, между прочим, в это верит. А вот в мое представление об "обыкновенных" людях баба Таня никак вмещаться не желает. Не влезает баба Таня, на мой взгляд, в это определение, а вся характеристика бабы Тани умещается в одно слово - неудобная. Неудобный она человек. Некомфортный... а местами и вовсе - травмоопасный.
Замуж ей удалось, на мой взгляд, выйти по причине неземной красоты и краткого периода от знакомства до свадьбы. Насчет красоты - абсолютно серьезно. Видала единственную сохранившуюся фотку. Выгоревшую, с обломанными уголками. На ней молодая, глазастая и грудастая Танька в ситцевой кофточке и мешковатой юбке, с русой, ужасающей толщины, косой и в шикарных, из валенок с обрезанными голенищами, чунях на босу ногу, смотрит на фотографа с подозрением и готовностью свое подозрение незамедлительно оформить в слова. Мутная, от времени совсем блеклая, карточка не в состоянии оказалась скрыть ни точеных икр, ни осиной талии, ни непримиримой "неудобности" характера Таньки. Именно она-то, карточка эта, с изображением бабы Тани в кофточке на босу ногу, и помогла мне хоть как-то определить собственное к ней отношение.
-Чай какой будешь? У меня всякой есь. Есь зеленый, есь с листом смородинным, есь с кардамоном вашим, простиоссподи.... - Баба Таня неодобрительно вздыхает и поджимает губы. - Как вы и пьете-то эту страсть только...
-Все равно, Татьяна Ивановна, какой дадите.
-Да я-то и воды бы пожалела, дак ить пойдешь по деревни трясти, што Самодова тебя чаем не напоила. Шаньги станешь, нет? Али токо пирожные жрешь?
-Стану шаньги - я давно привыкла к стилю общения бабы Тани. Раньше бы, пожалуй, от шанег отказалась. И, кстати, зря. Изумительные шаньги у бабы Тани.
-Ну дак уж конешно, рази откажуцца от шАнег-то. - и баба Таня выставляет блюдо с румяными, блестящими от масла боками и белоснежными островками сметаны сверху, шаньгами. - Жри, худОба. Скоро за наметЕльником не видать тебя будет.
Чайник у бабы Тани современный, иностранной фирмы, хромированный, с ярким огоньком, а ведерный самовар, который я помню по прошлым своим визитам к ней, куда-то убран с глаз. А заметив отсутствие самовара, я уже начинаю всматриваться в детали и невольно замечаю иные изменения. Прежние занавесочки, белые, с вышивкой "ришелье", собственноручной, бабы Таниной, работы, заменили покупные. Синтетические. И самотканые полосатые половики куда-то исчезли, а вместо них у порога лежит ворсистый лоскут из магазина, с кокетливым "wellcome" на зеленом фоне.
Нынче к бабе Тане гости редко заходят. А вот раньше, я помню, у нее частенько собирались деревенские. Может и пообщаться, и посудачить, но на мой взгляд, чисто для поругаться. Вот эти сборища меня всегда интересовали необыкновенно. Я, раскрыв рот, слушала и разглядывала участников, боясь напомнить о своем присутствии.
-Вам, бабам, токо бы начальство похуесосить. А как поработать, дак то рожает, то болеет, то обосралась, то взамуж пошла. - Машет рукой агроном или зоотехник, вечно я путаю это деревенское начальство между собой.
-Да сами-то работать не больно любите - не остается в долгу кто-то из баб - то пьяной, то похмельной, то с pizduлиной во всю рожу!
-Дак у их праздники кажну неделю - вступает другая - То майские, то Покров, то Паска, то именины. Не начались, дак наступают, они и жорут винишше-то покуда жонка за хебОтник не приволокёт домой.
И вот тут обязательно вступит баба Таня.
-Да хоть не врите всемА-то! ДАве Сысоев всю деревню оббЕгал, искал ково на дАльне отправить, никово не сыскал!
-Пошто не сыскал? Твой Женька-то поехал. - Робко оправдывается агрозоотехник.
-А кабы ево дома не было? Он те чо? Подрядилси в отпуску кажной дырке затычкой быть? Все хороши! Один в казёнку бегат два раза в день, другИ в район покатили за обновами. Я пойду в правление, да их ишшо отъебушу за то, что аванец выдали посередь самой уборки!
Приходит сын бабы Тани, Женька. Молчаливый и хмурый мужик. Он хорошо и крепко пахнет лошадями или чем-то таким, что я, городская жительница, определить не могу, и, на всякий случай, радуюсь своему невежеству. На моей памяти Женька рот открывал пожалуй раза два. Один раз сказал "Да", на вопрос бабы Тани будет ли он щи, а на другой вопрос, вернется ли он к жене Ленке, он сказал "Нет". И все. Вопрос был исчерпан. Бабка Таня только рукой махнула.
Женька неторопливо снимает ватник, (грязные сапоги уже сняты в сенях и по бабкиным полосатым половикам он ступает в серых, из овечьей шерсти, носках), и принимается шумно умываться у рукомойника. Все замолкают и следят за этими его обстоятельными действиями, будто что-то важное совершает Женька. Он приглаживает торчащие волосы и усаживается за стол, и принимается за еду. Кисти у него красные, застывшие на ветру, пальцы и ногти потемневшие навсегда от чего-то связанного с работой, о чем я, снова, стараюсь не думать, потому что мне неуютно в теплой и чистой этой горнице вспоминать о стылой грязи под тележными колесами, о навозе и болезни какой-нибудь Зорьки. Мне хорошо у горячей печи и славно пахнет здесь вареной в чугунке, в печи, картошкой, и вечер уже заглядывает в окна....
Когда Женька начинает есть, присутствующие деликатно отводят глаза и начинают снова свой разговор-ругань.
-Ивановна, ты завтра-то не сбЕгашь ли к племзаводским, не спросишь у их машины до обеда? Мне-то не дадут...
-Да я-то сбегаю, чо не сбегать, а ты пошто их стесняисси? Тебя эдак кажна кура лапами загребет! Што и за начальсьтво пошлО, токо винишше жрать, боле ничо не могут.
Зооагроном стыдливо смотрит в пол и молчит.
Запросто может забежать к бабе Тане управляющий местным отделением племзавода.
-Татьяна Ивановна, ты на собрание прИйдешь?
-Чево я там не видала? Будете друга-дружку нахваливать, а я молчи!
-Да собрание по соревнованию, мы тебя в президиум посадим.
-По какому соревнованию? Ты бы соревнование объявил, кто больше тебя жонок оттоптал! Докуда ишшо на твое blyadство я смотрять буду?
-Татьяна Ивановна, начальство приедет, ты уж там не позорь отделение.
-Мне чо позорить, сами себя позорите. Даве твоя фефёла-ветеринарша телят упустила. Каки-таки уколы наделала, што пятерых закопали?
-Ивановна, ну што ты начинаешь опять? Разобрались уже...
Татьяна Ивановна машет на него рукой, поди, дескать. И управляющий уходит, оглядываясь, уверенный, что на собрание она придет, а вот насчет того, что промолчит, совсем управляющий не уверен. Совсем...
Я не помню, чтобы баба Таня кого-то хвалила. И вот что странно. Обычно, с такими вот, вечно всем недовольными, людьми, я как-то не общаюсь. Не могу на физическом уровне. А тут... сижу, смеюсь над тем, как она в хвост и гриву ругает телевизор за какие-то новости. Ужасаюсь вместе с ней невиданному росту преступности, возмущаюсь очередным беспределом или бюрократизмом... и чувствую себя совершенно в своей тарелке. В тарелке с ароматными, бабы Таниными, шаньгами...
Забегаю перед отъездом.
-До свидания, баба Таня. В следующий раз приеду - забегу.
-Дак ты ездишь раз в пятилетку! Вдругурядь приедешь, я, быват, помру уж!
Я улыбаюсь шутке, а внутренне пугаюсь. Понятия не имею, сколько лет бабе Тане ....
-Беги, ростыка! Уедет твой мужик-от без тебя, останесси тута коровам хвосты крутить, а он себе другу найдет. - Подумав добавляет. - Быват хоть получше тебя найдется какая-нибудь. Не така кулёма...
Она смотрит в окно избы, когда я сажусь в машину. Я машу ей рукой.... Ты уж, баба Таня, не помирай. Хоть до следующего моего приезда....