И ещё один день жизни

Алма Джуманбаева
С рыбалки муж вернулся без улова, но в стельку пьяный. Клаву бросило в дрожь — захотелось прибить этого, вдруг сделавшегося ей на старости лет в тягость, человека. Но она сдержалась, сунула спиннинг в кладовку и, разбудив тумаками внука, села его кормить. Муж примостился было рядом на табурете, но не удержался, упал и, хрипло выругавшись, начал проклинать и её, и внука-шалопая, и уголовника-сына.

— Ничего, сейчас уйдём, а он проспится и отрезвеет, — утешая себя, проговорила Клава.

— А ты куда, баба? — встрепенулся дотоле равнодушно, по инерции жевавший вареники полусонный внук.

— Рыбы нет, так хоть ведро картошки снесу на базар, всё копейка в доме будет.

— А-а-а, — подозрительно оживились, заиграли зеленью глаза внука. На всякий случай, Клава решила проводить внука до школы. Вымахавший выше неё, шельма не боялся ни её кулаков, ни угроз сдать в спецшколу.

— Вечерком дам денег на компьютерный клуб, — не сдержалась Клава, увидев у порога школы грустные глаза Коленьки.

— Дай сейчас! — оживившись, потребовал внук.

— Нет, — сурово бросила Клава и, подхватив тяжёлое, килограммов на семь, ведро направилась к базару.

Картошка пошла быстро. Впрочем, Клава умела расхваливать свой товар — недаром дачница с опытом.

На пятый этаж она поднималась легко — мысли о спящем муже и холодном квасе бодрили. Но музыка из-за дверей заставила её насторожиться. Торопливо открыв замок, Клава ужаснулась увиденному. Внук с дедом на пару дымили дешёвой вонючей сигарой, разлёгшись на ковре перед телевизором. На диване, взобравшись своими грязными ногами, сидел соседский мальчишка и, поставив кастрюлю прямо на цветастую накидку, уплетал её вареники, запивая квасом. Увидев её, внук бессовестно-капризно заклянчил:

— Баба, дай на компьютер.

— Вот тебе компьютер! Опять сбежал из школы?! — выкрикнула женщина и изо всей силы, наотмашь, саданула его по лицу. Внук взревел, громко захлюпал носом. Соседский мальчишка опрометью бросился на улицу. Муж пьяно заулюлюкал ему вслед.

— Заткнись! — Клава схватила горшок с цветами и замахнулась на него. Муж трусливо прижался к дивану, обхватив руками своё худое тельце. Внук всё скулил, пытаясь вызвать в ней жалость.

— Умойся, паршивец! — прикрикнула на него Клава и одним рывком распахнула окно.

Июльское солнце обдало жаром, стало тоскливо до слёз, захотелось холодного ветра, одиночества, и больше ни о ком не заботиться, забыться, заснуть...

— Баба, дай на компьютер! — внук ласково приобнял её сзади. Женщина молча посмотрела в его беззаботно-зелёные глаза, на распухшую от удара губу и протянула несколько монет. Радостно подскочив, внук тут же умчался на улицу. Муж миролюбиво похрапывал на полу, у дивана, сиротливо обхватив свои ноги руками. Тихонько вынув сигарету из его рта, Клава пошла к зазвонившему телефону. Услышав знакомый голос учительницы, Клава напустила слезу в голос и протяжно, по-старушечьи, затянула:

— Беда случилась с Коленькой-то! Садился в автобус, кто-то толкнул сзади, и малыш всю губу расквасил. Завтра придёт в школу — сами увидите. А сегодня не пустила: явился домой зарёванный, в крови.

Положив трубку. Клава с достоинством хмыкнула и высоко подняв голову, прошагала на кухню — готовить квас.