Парк имени 1-го Рая

Игорь Скориков
Каждый год первого мая открывался сезон в Парке имени 1-го Мая .   
Это был детский  рай!   
Советский  Диснейленд в Луганске!

Отдохнув после демонстрации, родители объявляли  поход  в Парк!  Это бывало и в другие дни, но помнилось ярче  на праздник. Тогда там были включены  все  радости жизни.  Родители , естественно, не могли материально обеспечить  всё в один день и поэтому я заранее "торговался". А 1-го мая было  из  чего  выбрать для торга.

Одевалось  самое лучшее.  Почему-то "самое  лучшее" по мнению  мамы  не  совпадало с  таким по  мнению папы, а обо  мне и  говорить нечего. Все жало  и  натирало, и сесть нигде нельзя, чтобы   "опять не влезть…"    Но  я  был  готов  стерпеть и не такое.   Даже борщ!   В фотоаппарат заряжалась пленка "Свема", аж на 64 кадра.

Шли всегда пешком.  Маршрут выбирался в зависимости от того, надо ли было перед посещением Рая зайти  в парикмахерскую.  Здесь командовала  мама.  Папе-то все равно, а меня начинало подбрасывать — как можно убивать время  на всякую глупость, когда в трех шагах  Парк!!!   Иногда все были подстрижены заранее и тогда  шли через Карла Маркса на Ленинскую. Это было хорошо, потому что в переулке  между ними  был тир.  Большие железные двери. Огромный  потолок.   Было похоже, как-будто перегородили арку между домами.   Запах оружия и  еще чего-то военного. Строгий дядька продает пульки. Тридцать штук — богатство. Папа "переламывает" воздушку, я вставляю пульку, целюсь недолго — рука начинает дрожать. Почти никогда не попадаю, тороплюсь  в Парк , не могу сосредоточиться. По пробкам на полу получается лучше. Меня хвалят и мне не нравится — что я маленький?!

Другой  маршрут  —  мимо дома  Васнёва, через переулок, где  у бабки покупали семки, на Карла Маркса возле ГАИ и потом на галдящую  Ленинскую.  Парикмахерская напротив кино "Комсомолец".  Очереди  за  билетами  в  предварительную  кассу  в три  ряда  выплескиваются на улицу. Внутри — три кассы в разноцветные залы,  —  крики, давка, смех,  визг  — ОЧЕРЕДЬ. Пацаны брали билет  в одной кассе  и после окончания фильма быстро "просачивались" в  зал  ожидания, и проходили на другой  фильм в другом, "зеленом" или "красном" зале.  Были герои, которым удавалось по нескольку раз на один билет посмотреть все кино,  пока их не ловила бабка-вахтер. У  меня получилось  пару раз, — удовольствие запредельное.  Ну а пролезть на  "До 16-ти!" — высший пилотаж !  Но  только ради пилотажа.  Смотреть там было почти всегда нечего. Скука.  То ли дело  — Фантомас.  В  четвертом или в пятом классах начиналась мода  на цветные пленки — кадры , вырезки из фильмов, которые мы выпрашивали  у киномехаников. Некоторые собирали  целые кляйстеры для марок  с этими вырезками. Обменивались. "Фантомас" - во главе рейтинга.

Парикмахерская — как  в тумане. Я уже   "обболванен"  и  не  дождусь момента, когда  же  мама высунет голову  из этой жужжащей штуки и мы  наконец-то пойдем.  Но все когда-то кончается , и вот мы уже  возле величественной гостиницы "Украина".     Я знаю, что ее строили пленные немцы и горжусь этим.  Возле  входа  ждет еще один "аттракцион" — большие  мраморные  шары, на  которые  льется  струйками вода.  Можно подставлять руки, вымыть липнущие  после  мороженного ладони,  погладить  шар, закрыть струйку , потом резко бросить и облить кого-нибудь из прохожих.

Напротив через дорогу  жужжащая, как улей  пивная. ОЧЕРЕДЬ — аж на улицу, в несколько хвостов-кругов. Без очереди - ничего. Пиво почти никто не  пьет, все  стоят  с банками, бидончиками, даже целлофановыми пакетами. Пива на всех не хватит.

Рядом  с остановкой тетка продает газ-воду с сиропом в стеклянной колбе и маленьким замочком-краником, который хочется покрутить. Двойной , холодный, лимонный, колючий , пузырьковатый нектар с шипением за секунду  влетает в граненый стакан. Здесь-же квас из бочки и семечки.  С  балкона  ресторана   «Октябрь»  несется  хоровое —  "Не слышны  в  саду  даже шорохи-и-и !" Звенят бокалы.  На  все  это строго  взирает  серая  колоннада  Д/к  "Железнодорожников".  Здесь  Ваш покорный слуга в нежном возрасте сорвал   патриотический  спектакль "Всем  смертям  назло", крикнув  с  балкона сакраментальную фразу "Мама, а зачем  дядя тетю кусает?" В это время безрукий герой-шахтер и героиня изображали поцелуй под общие всхлипывания.

И, вот, во-от !

Мы  уже  у  железнодорожного перехода.   Головокружительный  запах  шпал! С него начиналась поездка на море. Запах ожидания чудес. Я  загадываю  желание, чтобы  сегодня  мне повезло  и  проезжал  поезд.  И он проезжает!.. Звонки звенят-разрываются, шлагбаум, толпа в предвкушении. Медленно и важно движется тепловоз. Близко, почти можно потрогать, пышет  жаром и смазкой.   Медленно  проплывает в окне  тепловоза  молодой  замасленный машинист, улыбается хихикающим девчатам. Дорога, железная  дорога… Неведомые края . Скоро наступит бесконечное лето и мечта превратится в евпаторийский  пляж.

Заходим  в  Парк  уже  вместе  с  толпой праздничных  первомайских  луганчан , луганчанок  и  луганчат. На  входе  разноцветная  импровизированная ярмарка. Помимо газ-воды, кваса и семечек  продают  сладкую  вату, пирожные, пирожки, ситро, мороженное, красных петушков на палочке, бутерброды, надувные шарики, маски, флажки  и крашеных под попугаев щеглов  в клетке. Конечно, тут-же, не сходя с места,  непременно нужно  узнать  свой  вес и рост,  и измерить силу  силомером.  "Папа — не подкачай! Жми-и-и!"

Счастливчики  уже  усажены  в  педальные  «Москвичи» и педалируют что есть мочи, забывая  о  руле и врезаясь в зазевавшихся теток.  Еще  есть лошади  с сиденьем  сзади, как на ипподроме, — они  тоже  с педалями  и  нравятся  маме,  а  я  хочу  на  машине, на  машине! Совсем  мальцов, пускающих слюни, таскают  за веревку, привязанную к рулю. Я  не  понимаю, зачем ИМ это, не  тратили бы папы деньги зря. Отдали бы  возможность тем, кто понимает  в педальном автоспорте.

Дальше  — три дороги.   Направо — комната смеха,  танцплощадка  и  летний  театр.   Налево — дом  с  игровыми  автоматами!  Таинственный, старинный дом с колоннами. Привет из прошлого века. И  прямо  —  памятник оленю с олененком, ручеек, самолеты, качели-карусели, в будущем  — автодром и зверинец.  Ближе  к выходу — кафе,  на выходе  — колесо  обозрения, которое все  называют "Чертово колесо".   Я долго его поэтому боялся. Потом  стал бояться по-другому, из-за высоты и потому, что оно останавливалось и дико скрипело.  Хотя  сверху было хорошо видно половину парка,  полноводную  Луганку  с  белым прогулочным катером и пивзавод из красного кирпича, хотелось скорее вниз, и только внизу переставало холодить внизу живота...

Когда  еще не было  игровых автоматов, путь  лежал  вначале  в  комнату  смеха.  Смеяться приходилось  через силу, потому что было положено. Деньги уплачены, и все смеялись. Больше  самой комнаты  нравилось  покупать  в кассе на улице  билеты  и  у входа  накалывать их на спицу, рядом  с вяжущей  на  спицах  бабулей. Сюда  очереди почти не было. В отличие от единственного туалета, работавшего  в  праздник  на  износ.   Он  и  сейчас  на  том же  месте в том же состоянии.

                Танцплощадка. Тогда еще рва  с водой вокруг не было, а  был  красивый кованый забор обросший диким  виноградом. Мы, еще совсем зеленые, прибегали  на  танцы . Танцы  нам  были  не  нужны, а была  нужна  драка.  Мы  за ней наблюдали  из-за  этого заборчика. Дрались из-за девушек наши с "Красной", "Камброд", и солдаты-срочники из танковой дивизии. Иногда летчики, курсанты -"ваушники". Лица разбивались бляхами ремней, драка на танцах была в моде. В ней  все  понимали и "разбор полетов" потом продолжался  несколько дней во дворах. Намечалась следующая вылазка.  Между  прочим,  на  нашей  танцплощадке  пел  на  танцах  САМ  Владимир Кузьмин. Наш земляк.  Была  такая легенда.

Позади  танцплощадки  был летний  театр.  Работал  как театр он редко , в основном как кинотеатр.  Однажды  с родителями я был на  таком-себе концерте киноартистов. Увидел  на сцене живого сипящего М. Боярского . Но главное — живых и всеми любимых Неуловимых — Даньку, Валерку и Яшку-цыгана.  Данька  рассказал, как он на съемках выпрыгнул из окна  мимо лошади, которая отошла, и повредил спину, но Лютого догнал. Валерка поправлял очки. Яшка-цыган играл, пел и танцевал. Полубоги.

Наступало время  качелей — каруселей.   Опять очередь  в кассу и заветный билетик. На  крусели было здорово, можно было раскручивать себя за цепи и вращаться вокруг оси, в то время как карусель неслась по кругу. Карусельщик бегал  следом  и грозился ссадить.  А на лодочках меня в дошкольном  возрасте тошнило. Было стыдно и страшно. Мама говорила, что я сильно бледнел, но с лодочки не  слазил. Как-же, ведь  заплачено.   Мама упрашивала лодочника и он с недовольным лицом подходил и начинал потихоньку тянуть ручку на себя. Из пола поднимался тормоз — доска, покрытая железом,  и лодка дергалась, останавливалась. Мама вытирала меня мокрым платком, а я жалел, что согласился  съесть борщ.   

Попить воды в Парке можно было  из фонтанчиков, правда, опять отстояв  небольшую очередь. В  эмалированных чашках  фонтанчиков  плавали черешни, просыпанные после мойки.  Иногда  приезжал  "Луна-парк" — заезжие аттракционы  из Польши и Югославии. Заграница! Размер очередей  увеличивался  раз в десять.  Начали появляться автодромы  с  машинками, которые  были прицеплены металлической  штангой  к сетке над головой.  Пацанами мы бегали на эти автодромы и бесконечно клянчили у родителей деньги, - это было сумасшествие. Машинки из-за границы снились. Каждый мечтал иметь такую, но дома, и чтоб на электромоторчике. Все аттракционы  и качели блестели такими красками  и заграничными лампочками, которые казались нереальными на фоне нашей заборной зеленки.  Призами за попадание  в тире  были ЖЕВАЧКИ!  И они иногда  были  в  виде  СИГАРЕТ! С "неземным" фруктовкусом. Обладатель такого приза  мог неделю откусывать от сигареты и жевать, благоухая буржуйским ароматом.

                                                Где-то  в начале  семидесятых  в  Парке  появилось  то, что  затмило  своим  сиянием  автодром  с машинками  и  "Луна-парки" с жевачками.  Слева  от   центрального  входа  всегда  было красивое  здание в старорусском стиле. Я думал, что  в таких домах жили помещики и фабриканты,  которые и угнетали крестьян и рабочих. И еще я думал, что хорошо сделали крестьяне и рабочие, что отобрали у них эти красивые  дома и сделали из них Парк 1-го Мая.  В здании располагалось что-то наподобие администрации. 

                Сюда чья-то светлая  голова  завезла  и поставила на двух  этажах  ИГРОВЫЕ АВТОМАТЫ!  "Всего" за 50 копеек (булка  хлеба — 26 копеек), счастливчик  мог  в течение одной  минуты , глядя  в  перископ, посылать торпеды и они плыли  и взрывали плывущие корабли. Все  было как настоящее, звуки выстрелов  и взрывов, пламя и щелчки затворов.  Казалось, были даже слышны крики матросов и запах пороха.  На  табло высвечивалось количество торпед и потопленных кораблей  с их описанием.  Еще  можно было  охотиться  в джунглях  и  стрелять  из  винтовки  в  скачущих и бегущих диких животных.  При попадании они  издавали похожие звуки.  Время и цены те-же. Еще можно было управлять самолетом  при помощи ручек и кнопок , а внутри автомата была иллюзия пространства , можно было провести самолет даже под мостом, как Чкалов. Были еще луноход и скачки.    Можно было посидеть в трясущемся и дымящем паровозе и на наклоняющейся утке. Это - для малышни. А на  втором  этаже  опять же всего за 50 копеек была халява.  При помощи кнопок  к какой-то безделушке подводился кран-щуп и можно было захватить ее, и она  становилась твоей.  Ходили слухи, что однажды одному мальчику это удалось три раза. Все   сверкало невиданными огнями и звучало райскими звуками.  Играла  зарубежная эстрада.    Для  свидания  с прекрасными автоматами хилялись уроки.  В дневниках появлялись пары и трояки. Карманы родителей стали стремительно  тощать,  и отощали бы совсем , если бы это разорение  не прикрыли.  Почему — никто не знает. Мы не знали. Огорчались страшно.

Перед зданием на аллее красовался бюстик  Пушкина. Напротив него скамейка.  В специальных застекленных  рамках  — свежие  газеты "Труд", "Известия" в развороте   для  приобщения  к  новостям. Самую, что ни на есть, правду сообщала газета "Правда".

Ближе к выходу  из  Парка  были  самолеты. Два аттракциона. Один  самолет  летал горизонтально,   другой  выделывал мертвую петлю, как в "Ну Погоди".  Самолеты  были огромные и мне казалось, что они настоящие. Обшитые серебристым металлом с красными звездами на крыльях, они ревели так , что рядом зеваки глохли на время.  Аттракцион был только для взрослых.  Особенно  вертикальный.  Но, как-то, мама провела  меня на горизонтальный, наверное классе в шестом — седьмом.  Я  пожалел  об этом  почти сразу же. Кроме сумасшедшего грохота было  еще кое-что.  Из удовольствия полет, секунд через десять, превратился  в  пытку.  Центробежная  сила  так прижала  все туловище  к низу, что казалось рука  весит как гиря,  а ноги — как телеграфные столбы. Голову поднять было невозможно вообще.  Я испугался не на шутку. Когда мы слезли  с самолета,  мама стала  ругать на чем свет  стоит мужика, что продал билеты и не предупредил о перегрузках.   Тот  только хохотал в ответ.

В кафе мы ходили редко, наверное потому, что оно было почти у выхода , а денег оставалось  только  на Чертово колесо. Но иногда  папа пил бутылочное пиво из красивого тонкостенного стакана, может ел раков, не помню. Но они там были, как и креветки.  Мне  полагалось ситро и пирожное. Чаще - мороженное  в  железной мисочке  на ножке  с орехами и шоколадом.  Почему-то все  я  съесть никогда не  мог. Наверное, давили  изнутри пузырьки ситро.

Ну  вот, теперь  еще  каких-то полчаса в очереди за билетом,  и мы  уже  над Луганкой, и Парк уплывает вниз. Чертово колесо скрипит и останавливается, когда мы на  самом верху. Я жмусь к маме. Она  крепко  держит меня обеими руками и я понимаю, что нет такой силы, которая могла бы разжать эти руки.  От  пивзавода  вкусно  пахнет хлебом и суслом. Хочется есть. Хочется вниз. Хочется  на  мост к Луганке.

С  моста хорошо видно белоснежный  прогулочный  катерок.   Играет музыка  и народ  с  маленькой  пристани  загружается в катер.  Мне  ни  разу  не  удалось уговорить маму с папой на это. Не знаю, почему. Может  они, родившиеся и прожившие  все детство и юность в деревне, боялись  корабля? Скорее всего, при подходе к пристани уже кончались скромные средства. На  лодке  папа, правда, катал  меня  в  Парке  Горького. Здорово  было, я  тогда научился грести. С моста  еще можно было  побросать  в  воду  камешки, которые  набирал  по пути. 

Солнце уже садилось за Камброд.

Мы садились в трамвай и грохотали по рельсам через мост, над свистящими поездами, вверх-вверх, домой на Красную площадь,  в наш главный дом №1. 
И в моих детских снах потом долго плыл пароходом по ласковой Луганке благословенный, чудесный Парк имени 1-го Мая.