Война Судного Дня

Григорий Хайт
В тот день я, как обычно, торопился на войну. Нет, не настоящую. «Войной» или «военкой» у нас именовалась военная кафедра в университете, которую мы, студенты всех факультетов, должны были посещать раз в неделю. Что это была за война, я потом как-нибудь расскажу. Но сегодня я просто полушёл, полубежал, имея целью юркнуть в не очень заветную дверь до 8 часов утра — времени начала обучения военным искусствам советской эпохи. Тем не менее, пробегая мимо газетного киоска, я резко остановился. Краем глаза в витрине на выставленном на всеобщее обозрение сегодняшнем экземпляре газеты «Правда» я увидел удивительное название статьи, которое заставило меня резко затормозить. На первой передовой странице газеты чёрным по белому, не совсем аршинными, но солидного размера и толщины буквами было выведено «Приём в Кремле ослов Сирии и Египта».

Пиара тогда не существовало. Всё печатаемое было если не всегда правдой, тем не менее весьма серьёзным событием. Любопытства у меня всегда было хоть отбавляй. Поэтому я извлёк из кармана три копейки и обменял их на экземпляр заинтриговавшей меня газеты. Потом просто сунул газету в портфель-дипломат и уже галопом понёсся в сторону войны, нагоняя 15 секунд, потраченные на раздумья и товарообмен.

Читать газету на бегу я, конечно, не мог, но мыслить и рассуждать был в состоянии. Конечно, я уже давно привык к кренделям, выписываемым нашими политическими деятелями, но эта передавая статья явно ставила меня в тупик. Во-первых, при чём тут ослы к газете «Правда»? Подобные статьи-очерки о достижениях советских животноводов обычно ограничиваются страницами газеты «Труд» или чем-нибудь ещё более сельскохозяйственным. Во-вторых, при чём тут Кремль? Неужто наши плодородные кубанские и украинские пастбища настолько истощились, что единственное место, где ещё пока не стыдно пасти заграничных ослов, — это зелёные газоны за Кремлёвской стеной?

Тут я уже совсем припустился бежать, надеясь даже убить двух или трёх зайцев одновременно: не опоздать на войну, захватить место на галёрке — подальше от всех этих майоро-полковников, а также выкроить минутку на чтение этой интереснейшей статьи.

План сработал. Забравшись на галёрку, я развернул «Правду» и начал читать. Ну, во-первых, я тут же понял, что редколлегия самой важной в Советском Союзе газеты допустила непростительную опечатку. Естественно, ни о каких парнокопытных животных речь в статье не шла. Элементарно потерялась буква «п», в результате чего слово «послов» превратилось в неприятных животных — ослов. Конечно, это пахло для редакции серьёзными неприятностями. В добрые сталинские времена за подобные опечатки давали десять лет без права переписки. Сейчас, я думаю, все отделались лёгким насморком типа выговора без занесения.

Но дело не в том. Меня мало интересовала судьба редколлегии. Важно было другое. Оказывается, на Ближнем Востоке шла война. Две арабские страны в очередной раз напали на маленький Израиль. Ну а их послы прибыли в Москву с целью просить побольше оружия, ну и заодно обсудить послевоенный статус-кво, имея в виду, видимо, окончательное решение еврейского вопроса. На высшем уровне между всеми заинтересованными сторонами царило полное взаимопонимание, которое отразилось в совместном коммюнике, требующем, как обычно, обуздать израильского агрессора и приравнять сионистов к фашистам со всеми вытекающими.

Всё это было очень неприятным. Пятая графа моего паспорта давала о себе знать, и поэтому, как дисциплинированный болельщик, я тихо желал выигрыша своей команде и не хотел вступать в сводный хор братских советских народов. То есть настроение было испорчено вдвойне. Этой чёртовой войной-военкой и настоящей войной, в которой, судя по всему, израильским евреям приходилось худо.

Потом громко хлопнула дверь, и на пороге появился полковник Крылов — наш командир, слуга царю-генсеку, отец солдатам-студентам. В руках у него были учебные пособия, которых сегодня оказалось вдвое больше, чем в обычные дни. В ту пору мы изучали какую-то важную секретную тему. Насколько я припоминаю, что-то типа «цевьё автомата Калашникова модернизированного». Эту вот настенную картину с тем самым секретным цевьём обычно и таскал наш военный преподаватель.

Сегодня же в дополнение к красочной картинке цевья полковник Крылов волок за собой какую-то карту. Дойдя до стола и выслушав доклад дежурного о том, сколько студентов-курсантов присутствует, сколько отсутствует, полковник Крылов начал занятие. Прежде всего он в очередной раз поразился тому, что таких идиотов как мы, которые даже строем ходить не могут, вообще держат в университете. Потом, удостоверившись в том, что эти идиоты, то бишь мы, ещё и не знают никаких политических новостей, сообщил, что его святая обязанность донести эти новости до нас и утрамбовать их в наши пустые головы. Потом он перешёл к главной теме.

О том, что на Ближнем Востоке разгорелась война, студенты нашей группы либо не знали, либо отнеслись к этому достаточно безразлично. Полковника же Крылова это событие почему-то серьёзно взволновало. Причём взволновало настолько, что он повесил только что принесённую карту Ближнего Востока на доску и сообщил нам, что изучение секретного цевья автомата Калашникова временно откладывается.

«Вместо этого — пояснил он, — мы будем изучать ход военных действий на Ближнем Востоке». «И это необычайно полезно, — вещал полковник Крылов, — поскольку мы обязаны не только познавать теорию, но также и по возможности практиковать наши знания на свежем материале». Народ сразу оживился. Проснулись даже завсегдатаи нашей галёрки.

После этого вступления, пользуясь красными и чёрными бумажками, которые он прикалывал к карте, полковник Крылов очертил линии фронтов, красноречиво описывая ход боевых действий. Наши (в понимании полковника Крылова) — красные бумажки — успешно наступали. Наши (в моём понимании) — чёрные бумажки — отступали, погибали, попадали в плен и кое-где бились до последнего.
 
Из рассказов полковника Крылова я также понял, что арабы вкупе с их главным другом, СССР, подошли к этой последней войне достаточно серьёзно. По всему Ближнему Востоку формировались и перебрасывались к линиям фронта новые военные подразделения — иракские, иорданские, ливийские, марокканские. Да и Советский Союз не сидел без дела. Старый верный кубинский друг Кастро по просьбе СССР выделил пару тысяч кубинских солдат. Советские военные корабли уже болтались в Средиземном море, а арабы, в соответствии с их излюбленной тактикой, прятались за их широкими бортами-спинами и палили в израильтян.

В общем, всё было очень кисло для нас. Зато очень радостно для полковника Крылова. К концу занятия он добавил, что мы встретимся через неделю и продолжим изучение боевых действий. «Если они, конечно, ещё будут продолжаться, — со смехом добавил он. — В крайнем случае, мы будем разбирать как бы историю и думать о послевоенном обустройстве Ближнего Востока».

Вернувшись домой и дождавшись девяти часов вечера, я подсел к транзисторному коротковолновому приёмнику, надеясь услышать «Голос Америки» и узнать хоть какую-то толику правды. Однако послушать и узнать что-либо было совершенно невозможно. Из динамиков радиоприемника лились треск и завывания, напоминающие пожарных со скорой помощью. Война шла на всех фронтах, в том числе информационных. Наши советские глушилки работали на двести процентов своей заводской мощности. Так что минут через пять я, отчаявшись, выключил приёмник, поняв, что теперь можно лишь пользоваться сарафанным еврейским радио.

Неделя прошла в некотором беспокойстве, хотя потихоньку становилось понятным, что ничего сверхъестественного и неожиданного там не происходило. Трудно поверить, но на этот раз я ждал следующей военки, надеясь, что даже враки полковника Крылова принесут хоть какую-то толику информации. Полковник Крылов нас не подвёл. Своё обещание он сдержал и, вновь вывесив карту Ближнего Востока, сосредоточился на коллизиях войны и боевых действий. Собственно, как я уже знал, за неделю ничего не произошло. «Наши» красные бумажки полковника Крылова остались примерно на тех же местах. А «наши» чёрные бумажки если и подвинулись, то совсем на чуть-чуть, демонстрируя, что война становится больше позиционной, и арабскую лавину всё же удалось остановить. Полковник же Крылов имел на эту задержку своё достаточно логичное объяснение: нужно переправить через Суэцкий канал тысячи танков и артиллерию, запастись горючим и провизией перед решающим броском на Тель-Авив. «Переться через Синайскую пустыню — это вам не хрен собачий», — популярно пояснил он нам.

Были, правда, тут некие неприятные, с его точки зрения, недоразумения. Во-первых, израильтяне потопили советское так называемое торговое судно. То есть некий советский корабль, заполненный до краёв матрёшками с хохломой, а также командой коробейников, тихонько пилил себе в Дамаск на ярмарку. А тут его ни с того ни с сего злобные сионисты пустили на дно. Во-вторых, те же евреи разбомбили советский культурный центр, лишив сирийцев возможности танцевать кадриль под балалайку.
Ну и самым неприятным было то, что арабские самолеты, управляемые советскими инструкторами-советниками, начали сыпаться с неба как спелые груши. Израильтяне, как выяснилось, умели неплохо летать на своих «Миражах» и «Фантомах».

Впрочем, все эти досадные недоразумения, по мнению товарища полковника, были временным явлением, что в конце концов учтётся в Тель-Авиве во время окончательного решения еврейского вопроса. На третью военку я уже пришёл хорошо подготовленным. Часть глушилок, вероятно, от нещадной эксплуатации поломалась, и теперь сквозь гул и треск можно было разобрать половину слов. Теперь я уже точно знал, что израильские танки, ударив в стык между египетскими армиями, добрались до Суэцкого канала, захватили переправы и теперь с боями расширяют плацдарм. По сарафанному радио даже ходили слухи, что во время захвата переправ хитрые евреи, дабы сбить с толку доверчивых арабов, использовали трофейные советские танки с предыдущей шестидневной войны.

Полковнику Крылову тоже не терпелось поделиться своими мыслями и наблюдениями. Поэтому ровно в 8 часов утра он пулей влетел в аудиторию и, повесив на доску карту Ближнего Востока, начал резво пришпиливать красные и чёрные бумажки. Наконец рекогносцировка была завершена. «Наши» красные бумажки полковника Крылова торчали всё там же, на восточном берегу Суэцкого канала, упершись в частокол «наших» чёрных бумажек. На западном берегу надулся чёрный пузырь с узенькой горловиной, пересекающий Суэцкий канал. Справа и слева от горловины громоздились горы красных бумажек.

Как опытный военачальник, полковник Крылов узрел всё это безобразие и, приговаривая «а они ещё считают себя умными» и «не зря они в Самарканде прятались», начал пояснять, что израильтяне сами себя загнали в ловушку на западном берегу. Достаточно нескольких ударов египетских армий, чтобы перерезать эту горловину и отрезать передовые части от израильской земли, после чего там их уже можно будет душить голыми руками.

Все эти рассуждения меня слегка насторожили, хотя я и прекрасно понимал, что в израильском генштабе понимают немножко больше, чем на нашей военной кафедре. Ещё через неделю я шёл на военку как на праздник. Я уже прекрасно знал, что там, на Ближнем Востоке, произошло. «Голос Америки» глушить перестали. Из динамиков транзистора лилась кристально чистая речь. Теперь «Голос Америки» можно было слушать как программу «Время». Вероятно, советские глушилки в срочном порядке перебрасывались на Ближний Восток. Выиграть настоящую войну не получалось, поэтому арабские вожди вместе с их верным советским другом решили победить в войне информационной. Во всяком случае, простые арабы, не имея доступа ни к каким новостям, кроме местных, арабских, полагали, что их войска уже берут Тель-Авив. Советские же люди остались без прикрытия мощных глушилок и теперь могли беспрепятственно слушать американские новости.

Так что я был неплохо подготовлен для прослушивания бредней полковника Крылова. Полковник Крылов, судя по всему, тоже был подготовлен хорошо. Во всяком случае, он вывесил на доску учебное пособие «цевьё автомата Калашникова» и сообщил, что мы сильно отстали в изучении очень важного материала, а к Ближнему Востоку вернёмся к концу занятия. Минут за пятнадцать до конца он нехотя вывесил карту Ближнего Востока, на которой уже были видны серьёзные изменения. Та самая узкая горловина, которую так мечтал перерезать товарищ полковник, серьёзно расширилась. Чёрный пузырь на западном берегу растёкся по всему берегу Суэцкого канала, а какие-то чёрные израильские пальцы алчно устремились к Каиру. Красные бумажки с другой стороны канала метались, в панике наезжая друг на друга. Катастрофа египетских армий была видна невооруженным взглядом. Тем не менее полковник Крылов не терял присутствия духа. Он говорил, что надо учить уроки Великой Отечественной войны. Формировать заградотряды, расстреливать трусов и дезертиров, а если нет патронов, то подымать войска в штыковую атаку.

Беда или, наоборот, счастье арабов было в том, что их главным вождём был Гамаль Абдэль Насэр, а не товарищ Гамаль Абдэль Сталин. А нынешний лидер Анвар Садат вообще никаким авторитетом не пользовался. Кроме того, чтобы поднять солдат в штыковую атаку с криками «За Родину! За Гамаль Абдэль Сталина!», нужно перед атакой споить каждому бойцу стакан водки для храбрости. А арабы, вот незадача, водку не пьют. Так что идеи нашего полковника падали на явно не благодатную почву. Впрочем, полковник Крылов продолжал теоретизировать уже на мировом стратегическом уровне. Если пожертвовать десятью арабами на войне или просто так, в мирное время, чтобы убить одного еврея, то при статистике 300 миллионов арабов и 5 миллионов евреев получится превосходный результат — 250 миллионов арабов и ноль евреев.

Бред нашего полковника прервала трель звонка. Уже больше не обещая дальнейшего разбора ближневосточной войны, полковник Крылов скомандовал: «Встать! Смирно! Занятие окончено! Разойтись!».

Жизнь, между тем, входила в своё обычное русло. Ослы Сирии и Египта опять посетили Кремль. Об этом опять же сообщила газета «Правда», на этот раз почему-то назвав их послами. В очередном коммюнике весь прогрессивный мир требовал осудить зверства израильской военщины. Глушилки вернули на место, и теперь каждое слово «Голоса Америки» сопровождалось треском и воем. Египетские солдаты дивизиями и поодиночке сдавались в плен — в надежде получить стакан воды и калорийный завтрак. Советская пресса переориентировалась с битвы за Синай на битву за гниющий урожай. Короче, все стало как всегда.

На очередной военке я увидел вывешенную на доске картину современного художника-сержанта Репина с названием «Цевьё автомата Калашникова модернизированного». Полковник Крылов, водя указкой по картине, нудным голосом описывал выемки, щёлочки, винтики и шпунтики того самого секретного цевья. Позади тихо, без храпа, с открытыми глазами спали завсегдатаи галёрки.

Занятие уже подходило к концу, но мне ужасно хотелось в последний разок полюбоваться на карту Ближнего Востока и услышать комментарии полковника Крылова на этот счёт. Поэтому выждав, когда товарищ полковник остановится перевести дух, я спросил: «Товарищ полковник, а мы будем сегодня обсуждать итоги войны на Ближнем Востоке?». Полковник Крылов смерил меня ненавидящим взглядом и произнес: «Студент Хайт! Прекратить сионистскую пропаганду!».

Не знаю почему, но в этот момент мне очень захотелось уехать подальше от семьи братских советских народов.

P.S.
Через некоторое время братские советские народы разбежались в разные стороны и принялись тузить друг друга так, что только щепки летят. Так что оказалось, в своём желании я был не одинок.