online и Видевший. Анатолий Дьяченко

Анатолий Дьяченко.


 ... online
и
Видевший.

Театральная провокация
в 3-х частях.
(Эксперимент с экраном).




Действующие лица:

Прима 
Режиссёр
Актриса
Балетмейстер
Драматург
Суфлёр
Гримёрша
Чудо


Пролог.
Драматург: Всё началось с того, что мне позвонил режиссёр  (сын примы, которой  я написал когда-то бенефис, а он его поставил в академическом театре), и неожиданно заказал новую пьесу.
Для этого я приехал из другого государства, встретился с ним и услышал очень неожиданные установки. Он настаивал, чтобы пьеса была философской, почему-то  и зачем-то очень медлительной, "чтобы все в зале заснули". (Пауза).  Я решил, что он хочет так ввести зрителей в медитативное состояние, тем более, что, по его замыслу, оно должно быть поддержано  гигантскими монологами, непримиримым противником которых я являюсь. Монологи просил сделать по десять страниц, а всё действо на пять, шесть "или даже девять - десять часов". На мой вопрос, сможет ли выучить всё это его мама и другие звёзды, он твёрдо ответил, что мама смогла стать ему настоящим другом, поэтому он знает, что ей сейчас надо. Я поинтересовался темой и заказчик, задумавшись, сказал: "Да напиши о себе, (пауза) тебя здесь давно не было, (пауза) о нас, про нашу жизнь, (пауза) только чтобы было откровение". Вот и вся тема. (Пауза). Определились с большим гонораром,  говорю об этом не для жёлтой прессы, а чтобы подчеркнуть масштаб задуманного, потому что тут же всё было решено и с площадкой самой лучшей, и актёрами всем известными, и техническим оснащением на нескольких трейлерах, как у какой-нибудь крутой рок-группы и..., и я уехал исполнять.
Никто и никогда меня ещё так не прессовал, не торопил с заказом.
Но основная трудность заключалась в отсутствии темы, хотя и с жанром возникала эклектика. С одной стороны, это должна была быть публицистика, с другой - брутальная философия, а с третьей - религиозное прозрение.
Не буду описывать подробности творческого процесса, однако в результате умопомрачительных усилий я сходил туда, не знаю куда, и принёс то не знаю что. (Пауза). Заказчик показал пьесу приме и она согласилась играть, если я уберу все имена, поэтому их нет, а режиссёр начал разминать материал, но ... .

(От Автора.
Театр – модель мира. Первым об этом сказал я. На сцене экран, которым пользуются как выходом в другую реальность. Предполагается, что театр сам сделает съёмку, исходя из замысла режиссёра-постановщика, поэтому раскадровку, чтобы не перегружать текст, а также для сохранения общепринятого литературного вида не предлагаю. Кинопроизводство полностью отдаю на откуп театру.
Монологи, которые лягут в экранный видеоряд в конце первой части!, начале второй! и третьей!, (на остальной текст это требование не распространяется, его можно марать), редактуре не подлежат и выучиваются от начала до конца. Интерпретации в этих монологах не уместны.
Зато большую часть текста можно читать с листа.  Это оправдано приёмом.
Место действия и время значения не имеют, а конкретика - особого смысла. Автор).

Первая часть.
Прима: (В ретро-микрофон). Жила была женщина. У неё были муж, сын и дочь. Женщина служила актрисой в театре, снималась в кино, в общем - любима и признана.  Суматоха не давала  остановиться и задуматься. Каждая ситуация отыгрывалась и тут же забывалась, потому что на её месте возникала новая. Вокруг крутились разные люди. Как водится, предавали, как бывает, вредили, а некоторые поражали преданностью и верностью. Может быть, подсознательно женщина сама создавала этот  цейтнот, чтобы проблемы не успевали за ней. Так прошло много лет. И однажды она себя спросила: А где же счастье? (Пауза). То самое, обыкновенное женское, тривиальное семейное, элементарное профессиональное, банальное человеческое и примитивное личное? Где? И вдруг оказалось, что  ответа, как и счастья, – нет. Нет.
(Выйдя из образа). Суфлёр комментирует, что я зажралась. (За кулису). Я слышу! (Пауза). Шепчет, что это наглость, потому что всё перечисленное и есть счастье. (За кулису). Что? (В зал). Стесняется.  Молодой ещё, относительно. Холостой кстати. Выйди покажись, может кому понравишься. Ну, выйди, выйди. Я серьёзно. (Вытаскивает его за руку).
(Суфлёр выходит и кланяется).
Наш суфлёр. Он должен мне подсказывать опорные фразы, если я вдруг что-нибудь забуду. Суфлёр, кстати, возрождающаяся профессия, потому что в современном театре не стало действия. Есть только тексты, которые не запомнишь, а актёры привыкли привязываться к физике. В нашем спектакле  ещё сложнее. Ребята придумали новую форму - “онлайн”. Так что суфлёр не просто подсказывает, но и отчасти сочиняет происходящее, как соббственно и все остальные. Поэтому мы долго подбирали кандидата на эту роль.  Можно суфлёр останется, чего его теперь прятать, пусть прямо так и работает? Сейчас же модно всё выставлять напоказ, демонстрировать кухню, …
Суфлёр: …нижнее бельё.
Прима: …нижнее…, (Суфлёру) что ты… (В зал) это он от себя. Смотри мне!
За теми кулисами у нас гримёр и одновременно костюмер. Ну, уж коль так всё пошло, выйди тоже. Давай,  смелее, застенчивая ты наша. Вот  она.
(Выходит Гримёрша, кланяется).
Почему гримёр и костюмер в одном лице? Так дешевле, а мы как все стараемся экономить. Находится она сразу за кулисами, потому что действие предполагает быстрое перевоплощение и переодевание.
Знаете, раз так уже начало повернулось, а теоретически может как угодно, мы сами не знаем, что ещё придётся говорить и  делать, то давайте изменим традиции и я не в конце,  а вначале представлю вам весь творческий коллектив. Согласны? Хорошо. (В зал). Это мой сын. Вот он в зале. Выходи сюда! Ну, давай, давай. Не доволен. (Режиссёру). Не только у вас,  у режиссёров, может быть “онлайн”, у нас  актёров тоже. Раньше это экспромтом называлось, а теперь придумали модное слово. (Режиссёру).  Давай, поднимайся. (В зал).  Сын постановщик, и мне, конечно, хочется, чтобы он состоялся,  чтобы его работа вам понравилась. С другой стороны счастье творческого человека очень зыбко.
(Выходит Режиссёр становится рядом с Примой).
Режиссёр: (Приме). Торопишься.
Прима: Ничего. (В зал). Мой сын! Я не желаю ему премий, потому что потом не можешь несколько лет ничего играть, писать и снимать. Ведь после  признания нужно  быть ещё лучше. А в тебе - то ничего не изменилось, но бомонд взваливает свои ожидания.  Или есть опасность почувствовать, что всё получил. (Режиссёру).  Он Поэт, пусть творит, творчество удерживает на Земле. Пусть моего сына охраняют цели, задачи, даже самые невероятные и нереальные.
Режиссёр: Спасибо.
Прима: А вот там, в конце зала, драматург… Где драматург, не вижу.., есть? Или он за кулисой? А, вот, драматург, которого мы попросили написать эту пьесу. (Выходит Драматург, кланяется, становится с другой стороны от Примы).
О драматурге хочется сказать… Во-первых, я уже играла в его пьесах....
Режиссёр: (Перебивая). Нет, не так.  Во-первых, он теперь иностранец и это важно для афиши.
Прима: А для меня, как для актрисы,  важен ролевой комфорт в его пьесах. Во-вторых, он много сделал для  драматургии и большинство современных авторов учились у него. Его приёмы растиражированы, его ходы перепевают новые поколения,  цитатами из его пьес подпитываются нынешние сочинители, его фирменные знаки украшают новый стиль.
Режиссёр: (Подхватывает). Автор Современной теории драматургии, родоначальник теории Игровой монодрамы, основоположник новой науки Гуманитарное моделирование,  кандидат филологических наук, драматург, режиссёр, актёр, композитор... (Драматургу) Что там ещё в Википедии?
Драматург: Достаточно.
Режиссёр: ... и просто интересный человек!!!
Суфлёр: Сама скромность.
(Все укоризненно посморели на Суфлёра).
Молчу, молчу.
Режиссёр: (О Суфлёре). Сама зависть.
Прима: Проехали.
Прима: В общем, почти все участники вам теперь известны. Есть ещё невестка. Но  предупреждаю, что она здесь работает по замыслу авторов проекта, а не потому, что я использовала служебное положение. Она поставила  пластику, но сегодня сидит дома с ребёнком. (За кулису). Что? (В зал). А нет, извините, не знала. (Балетмейстеру) Выходи! А с кем ты оставила?
Балетмейстер: (Выходя). С няней.
Прима: Ну, няня это громко сказано, няни у нас нет. Иногда просим соседку. Вот это моя невестка. Она училась во Франции и Англии, стажировалась в Америке, поставила много всякого, её жалует как публика, так и театральные критики.
(Пауза).
Вот этим коллективом мы  долго думали, о чем вам сказать  со сцены. Ведь если нечего, как  часто бывает в современном искусстве, то лучше на публику не выходить и время у людей не отнимать. Это только по форме наш спектакль, экспромт, извините - “онлайн”, а на самом деле мы обязаны знать куда идём. Сейчас считают, что искусство должно ставить вопросы, а не отвечать на них. Таким авторам нечего нам сказать. Поэтому мы решили, что будем верны учителям и традиции. Были варианты с лазерной техникой и выписанными из-за границы спецэффектами, но в конце концов решили, что я выхожу и говорю…
 Жила была женщина. У женщины были муж, сын и дочь. Муж умер не так давно, известный актёр, поэтому его с нами здесь нет, а то бы обязательно  принял участие.
Прошло много лет и она спросила, - а где же счастье? (Скороговоркой).  В общем мы решили, что пьеса должна быть о счастье. Только не расстраивайтесь вот так сразу. Не Бог весть какой замысел и задача не нова, и не нам чета люди брались за её решение, а счастья в мире с тех пор не прибавилось, и те, кто хотел осчастливить человечество, оказались в результате  самыми несчастными людьми. Но мы самонадеянно решили, что именно у нас получится, и именно мы должны дать универсальный рецепт, чтобы выходя из зала, вы почувствовали себя совершенно счастливыми. Наш спектакль  должен выплавить спасительную пилюлю.  Таких практических задач  в театре, по - моему,  ещё никогда никто  не ставил. Но! Но тут выяснилось что счастье у всех разное. (Обняла Балетмейстера).
Балетмейстер: Да. Счастье для актрисы, - это сыграть все роли на свете.
Драматург: А футболист мечтает забить все мячи, которые продаются в магазинах.
Режиссёр: Счастье - это отсутствие несчастья.
Прима: Я же догадываюсь, что счастливыми могут быть только эгоисты.
Режиссёр: Безусловно. Если один человек счастлив, значит, он  наверняка это сделал за счёт другого.
Прима: Ни один человек не считает себя абсолютно счастливым.
Суфлёр: Счастье невозможно.
(Пауза).
Режиссёр: (Уже делая шаги со сцены, но вернувшись к микрофону.) Согласен. Счастливы только идиоты.
Драматург: Все присутствующие стремятся к счастью, значит…
Режиссёр: Не все.
Драматург: Не все стремятся  или не все идиоты?
Прима: Мы вам не мешаем? (Придерживает собирающегося уйти Балетмейстера).
Режиссёр: Уходим.
Драматург: (Приме). Одну секунду.
Режиссёр: (Драматургу). Пошли в зал.
Драматург: Подожди, пусть меня зрители извинят, но это вопрос принципиальный…
Режиссёр: Они тебя, конечно, извинят, у нас публика благожелательная, но уже можно начинать. Говорю по секрету, уже можно на-чи-нать!
Драматург: А-а-а. Я понял. Но то, что я хочу сказать – важно для  самих зрителей, потому что их оглупляют.
Режиссёр: Программный монолог на десять страниц.
(Шумно влетает в зал, хлопает дверями, разбрасывает на зрителей вещи Актриса).
Актриса: Ой, простите ради бога, ради бога простите, пробки. Мама, извини, брательник-люблю. Балетмейстеров-целую. Всем привет.
Режиссёр: (Актрисе). Ра-но!
(Пауза).
Актриса: Рано?
(Пауза).
Извините. (Собирает вещи, уходит назад).
Драматург: Вот она имитация искусства! Современный театр ничего нового не производит, а тупо ворует старое, доброе и консервативное. Упрощает, выхолащивает, примитивизирует и преподносит под новыми именами.  “Новый формат” не отменяет владения ремеслом.  Торгуют со сцены задницами, а  проплаченные критики пишут заказухи в карманные издания, которые театры используют в рекламе как подтверждение качества. Публика театрально необразованна  и  не понимает, когда нужно хлопать, когда смеяться,  что хорошо,  что плохо. И так во всём. (Гром. Драматург поднял воротник, кто-то открыл зонтик). У меня один знакомый, бывший ректор института, защитил в семьдесят лет сразу докторскую диссертацию, минуя кандидатскую, по ещё ненаписанному им самим  произведению. А седовласые учёные за  бабки делали на защите умные лица и назвали всё это “самоидентификацией”. Но если у тебя проблемы с самоидентификацией, иди к врачу, а не в  науку.
Прима: И что?
Драматург: Защитился. Я после этого вообще потерял всякий интерес к  этой женщине.
Прима: Какой?
Драматург: Науке. На хрена, мне её двигать, если там такой идиот в докторах ходит. Правда потом его с должности сняли…
Режиссёр: Ты снял.
Драматург: Да, но  перед этим его президент страны двумя орденами наградил.
Суфлёр: Так вся эта государственность и функционирует.
Драматург: Потому что кругом суфлёры. Только там вы не отсюда представляетесь, а типа с других планет.
Суфлёр: Да вы антисуфлёр.
Драматург: К сожалению, да.
Режиссёр: Почему к сожалению?
Драматург: Моя трагедия в том, что я действительно не люблю суфлёров.
Суфлёр: Нас все не любят.
Режиссёр: Не подсказывай.
Балетмейстер: А в чём собственно трагедия?
Драматург: Трагедия в том, что я люблю суфлёрок. (Сверкнула молния).
Прима: Извините, вы уверены, что у нас всё правильно идёт?
Драматург: В афише “онлайн”.
Режиссёр:   “Онлайн”, но не твой.
Драматург: Та-да-да-дам! (Пауза). Понял?
Режиссёр: Понял. (В зал). В туалет без интриги не сходит.
Драматург:  (Приме). Вот, вы ездите туда. (Показал в неопределённом направлении). И что играете?
Прима: Себя.
Драматург: (В зал). Вот, видите? Заробитчанство.  Поэтому если вы (зрителям) туда поедете, с вами будет то же самое.
Режиссёр: А сам?
Драматург: А что сам.
Балетмейстер: Сам-то.
Драматург:  А что сам? Да. Я живу в самом центре столицы мира, преподаю в легендарном институте, веду семинар, защитил кандидатскую, написал докторскую, гражданин центрального административного округа, можно сказать профессиональный житель третьего Рима, дача на берегу океана,  иду в театрах, причём ничего для этого не делаю, пьесы сами крутятся, сын в бизнес-академии, казалось бы, должен быть счастлив, добился всего, чего только может желать гламурный  писатель.
(Пауза).
А счастья нет!
Режиссёр: А-а-а-а.
Прима:  Поняла. (Режиссёру). Это была  подводка.
Режиссёр: Сложный драматургический ход.
(Шумно влетает в зал Суфлёр в костюме Актрисы, хлопает дверями, разбрасывает на зрителей вещи согласно рисунка её роли).
Драматург: (Режиссёру). Что это такое?
Режиссёр: Понятия не имею. (Суфлёру). Ты чего?
Прима: (Суфлёру). А где...?
Суфлёр: Интервью даёт.
Режиссёр: Где?
Суфлёр: В фойе. (Драматургу). Ваши перехватили, не откажешь же.
Драматург: Мы начнём когда-нибудь?
Прима: (Режиссёру). Сходи, разберись. Это безобразие какое-то.
(Режиссёр уходит).
Суфлёр: (Драматургу). Кстати, да. Ты прав. Сплошь суфлёры.
Драматург: А я о чём. Столица суфлёров.
Суфлёр: Говорят красивый город стал.
Драматург: Ну, города нет. Это раньше он был началом всех начал, стартовой площадкой, откуда всё начиналось, открывались новые перспективы, горизонты, возможности.
Сегодня, это конец всего и всему.
Идя по трупам, наступая на горло собственной песне, теряя совесть и стыд,  люди достигают цели, занимают какие-то должностишки и тихо сидят на них до самого конца своей бессмысленной жизни, пока их не выносят с этих мест вперёд ногами.
Суфлёр: Да ладно.
Драматург: Ничего не происходит кроме ярморок мёда. Это при помощи телевидения и спецфильтров создаются толпы из десяти человек, большие залы из маленьких комнат, косноязычие и пустословие превращается  в связную речь. Монтаж, спецэффекты, линзы - вот секрет всех столичных успехов. Стагнация.
Но чтобы рубить бабло, нужно имитировать, и прорва чиновников, деятелей культуры и искусства, педагогов и научных работников, звёзд шоу-бизнеса с утра до ночи втирают, вешают лапшу, занимаются очковтирательством, пускают пыль в глаза, смещают акценты, подменяют ценности, выдают желаемое за действительное и уничтожают вокруг себя любых конкурентов, создавая эти самые пресловутые форматы  во всем. Если вам говорят, что вы не в формате, это значит, что вы не состоите в родственных и иных сношениях с форматодателем и на вашу беду  действительно талантливы. Поэтому составите  конкуренцию.
Объяснять, чем отличается их формат от халтуры, они не станут, потому что чтобы жить хорошо внутри Рима,  нужно иметь всех за его пределами.
Люди в столице калиброванное дерьмо. Мне  приходилось слышать, что это всё приезжие, а настоящие  - они умные, воспитанные, интеллигентные. Я прожил там больше двадцати лет  и ни одного того самого коренного так и не встретил. Только дворняжки во всех поколениях. Когда-то столица была началом , сегодня это финиш для исписавшихся извращенцев, где они могут получить как в Содоме и Гоморре всё, что пожелают. Я был там несчастен, счастлив, беден, богат, предан забвению, знаменит, но никогда не мог найти с этим городом  созвучия.
Я успокаивал себя тем, что настоящая столица где-то там. Просто я не знаю, где. Там, где я не бывал, в той стороне мегаполиса, в которую не хватило времени съездить, потому что  с утра и до вечера репетирую. Мне казалось, что где-то всё-таки есть другое.
Я сел в машину и сказал водителю,  “давай”. Мы исколесили все закоулки, и я лично вычёркивал из плана города районы, осмотренные улицы, но столицы так и не нашёл. Враги культуры, которые перепроектировали мегаполис, называющие себя  почему-то архитекторами, построили на месте древнего города дешёвые, каменные джунгли на манер американских небоскрёбов, но по проекту "Дом быта", только поставленного на попА. Неба не видно при том, что и оно всё равно серое. Прославленный метрополитен - дерьмо, дышать нечем,  эскалаторы не работают, в кассах сидят хамки, люди давятся в очередях, переходах, вагонах.  Под землёй стоят  в пробках тоннели, а  наверху  улицы. Вонь, гарь, смрад, дым, грязь, агрессия. Деревьев  в городе  нет, потому что они соли зимой мешают, и почему-то гибнут. Окна в центре слепые,  центр выселен. Город мёртвых, столица мёртвого государства. Но суфлёры зазывают туда лохов и наивные романтики, как мухи,  летят, на глянец рекламы, думая, что  это новая планета, а потом оказываются в западне, где их обирают до нитки набившиеся туда со всего мира проходимцы. Это лохотрон. (В зал). Не ездите  туда.  Кто уже купил билет, сразу после спектакля сдайте назад.
Суфлёр: А в афише написано, что редакция, точнее театр, может не разделять точку зрения своего автора?
(Пауза).
Прима: Ребята… Театр имеет право на откровения.
Суфлёр: Мне ваши откровения на фиг не нужны, извиняюсь, конечно, потому что передо мной после них  все двери закроются. У нас театр, а не ... и тут не политики, а актёры.
Режиссёр: (С портала). Вот за это, уважаемые зрители, я лично театр и актёров ненавижу. (Возвращается к микрофону). У меня часто спрашивают, почему я ничего не ставлю в последнее время. Да вот поэтому.  (Показал на Суфлёра). Про что ставить? Что ставить? С кем ставить?  О чём говорить?
Балетмейстер: (Неожиданно выскочив к микрофону) А вот мне в театре нравится публика!!
 (Вернулась на своё место. Раздались фонограммные аплодисменты).
Режиссёр: (Балетмейстеру). Ты хочешь получить приз зрительских симпатий?
Балетмейстер: ...
Режиссёр: Как я ненавижу это лицемерие!
(Полетели жёлтые листья).
У меня аллергия на запах кулис с детства. Я от бархата начинаю чихать, у меня идут слёзы, лицо покрывается пятнами, краснеют глаза и опухают губы.
Суфлёр: Передоз.
Режиссёр: С детства. Папа великий, мама великий, именно "великий", а не великая.
Прима: (В зал). Извините,  мы зарепетировались.
Драматург: Ну, (Приме), ну что вы, в самом деле?!
(Пауза).
(Пауза).
Прима: А что я такого сказала?
Драматург: Всё взяли и рассказали. Что же мы репетировали, если у нас “онлайн”?
Режиссёр: Действительно. Мама...
Прима: Ну, извините. Да никто ничего не заметил и не понял.
Драматург: Вся интрига рухнула. Теперь я буду делать вид, что сочиняю на ходу, в то время как уже всем понятно, что это такой драматургический приём и никакого экспромта нет?
Режиссёр: Благодаря народной приме модный обман провалился.
Прима: Всё! Хватит. Где ...,...
Режиссёр: Я сказал, но её невозможно оторвать.
Прима: Зовите её, что за наглость, уже во время спектакля интервью раздают.
Суфлёр: Хорошо, если откровенную сессию не устраивают.
Прима: (Режиссёру). Я ей дам сессию. Зови сестру. (Публике). Извините. Сейчас начнём.
Режиссёр: А почему я должен звать? Что за дискриминация? Вон (Показал на Драматурга) пусть сходит.
Балетмейстер: Он гость.
Режиссёр: Да я его ещё вот таким, в академическом театре ставил.
Суфлёр: Ой, да никто его не ставит, потому что он матом сочиняет.
Драматург: (Суфлёру). Это враги дописывают, чтобы меня скомпрометировать!
Режиссёр: Да об этом мире, только матом и можно. Построили социум, хоть на улицу не выходи.
Суфлёр: Мы вам революцию сделали, а вы страну сохранить не смогли.
Драматург: Мы вам страну отстроили, а вы опять революцию сделали.
Режиссёр: (Суфлёру). Частите.
(Шумно влетает в зал Актриса, хлопает дверями, разбрасывает на зрителей вещи Суфлёра, потому что он так и ходит в её костюме).
Актриса: Ой, простите ради бога, ради бога простите, пробка. Мама извини, брательник-люблю. Балетмейстеров-целую. Всем привет. Уважаемая публика извините. Ну, ничего не могла сделать, пробки, прошу прощения. 
(Со всеми обнимается, целуется, улыбается, кланяется, встаёт перед микрофоном, как отличница в хоре).
(Суфлёру). Ты куда вещи уволок, я пол часа ждала когда ты их вернёшь, балбес!! (Снимает с Суфлёра своё и возврщает его).
 Я готова!
Режиссёр: Нормально. Она готова.
Суфлер: Это типа того, что все остальные пока нет.
Режиссёр: Мы тут тянем резину, как можем развлекаем публику, Драматург уже новую пьесу прочитал, а она “готова”.
Драматург: Это потому что некоторые актёры…
Режиссёр: Сволочи!
Драматург: … работают в нескольких театрах одновременно…
Режиссёр: … а потом не успевают перебежать со спектакля на спектакль...
Драматург: …снимаются  в кино, на телевидении, записываются на радио…
Суфлёр: … и озвучивают рекламу.
Актриса: (Суфлёру). Я же позвонила, что опаздываю.
Суфлёр: Я тут же передал. Какие ко мне опять претензии?
Прима: А я начала  с конца, чтобы потянуть время.
Актриса: Напрасно, я бы как раз успела к своему выходу.
Режиссёр: А я и говорю Драматургу, что всё, пора заканчивать трёп, можно начинать, актриса на подходе, а он вкурился не оттащишь. А ты сестричка балованная…
Прима: Ну, всё, изничтожили. (Публике) Мы действительно задерживали начало спектакля, ждали актрису. (Актриса кланяется).
Актриса: Мне просто нравится моя работа...
Драматург: Забить все мячи, которые продаются в магазинах.
Актриса: Что это было?
Прима: Зависть.
Режиссёр: Ничуть, потому что если хочешь что-то сделать хорошо, чего-то достичь, то на этом нужно полностью сосредоточиться и всецело отдаться.
Актриса: Отдаться я знаю кому, поэтому  начнём.
(Уходит за кулису).
Режиссёр: (В рацию). Аплодисменты на уход актрисы.
(Раздаются аплодисменты).
(Драматургу). Начинаем?
Драматург: Пора.
(Суфлёр передаёт Приме лист).   
Прима: (По тексту). Не разборчиво. Очки есть…? Доча?!
Актриса: (Высунувшись из-за кулисы). У меня линзы.
Режиссёр: Мы начинаем.
Прима: (Читает с листа). Что такое “онлайн пьеса”?  “Он лайн пьеса”, это…
Режиссёр: Ты это уже сказала.
Суфлёр: Три раза.
Прима: (Прочитывает бегло с листа). ... которая пишется … на глазах у зрителей и тут же  исполняется. Вот здесь у нас есть микрофончики, показывает на ухо, извините, это ремарка (показывает на ухо), опять прокололась, через них мы слышим драматурга и режиссёра, которые сидят в разных местах и дают нам указания.
Режиссёр: Было.
Прима: ...новейшие технологии. Было. Придумал это наш... Было. ... парадоксальные ходы, которые сегодня вам и постараемся продемонстрировать. Книксен. (Делает поклон).
(Пауза).
И вот мы вместе с вами отправляемся на поиски счастья. Выхожу на авансцену.
Драматург: (Подсказывая). Вашего счастья!
Прима: Вашего счастья! (В зал). Сейчас мы настроимся - будет незаметно. (Продолжает).
Режиссёр: Выключите громкую связь.
Прима: Для начала давайте его позовём…. (Себе) Какие детки? 
Драматург: Работаем!
(Все пытаются завести  зал).
Прима: (Себе). Сколько лет работаю. (В зал). Счастье! Счасть-е! Вы-хо-ди! Ещё раз, счастье! (В зал). Вас не слышало. Три, четыре. Счастье, выходи! (В зал). Не выходит, но в ухе мне говорит, что оно готово и если вы отгадаете какое оно  и как  выглядит... Сынок, здесь всё в порядке?
Режиссёр: Мама, работай!
Прима: (Себе). Мама работай, мама работай.  (Читает с листа). А ведь,  правда! Как же мы зовём то, чего сами себе не представляем? (Себе.)  По ремарке иду в зал. Сказки какие-то, детские.
Драматург: И дети и взрослые живут в сказках.
Режиссёр: Без комментариев.
Прима: (В зал, зрителю). Девочка, ты каким видишь своё счастье?
…
Каким?
…
С конфетами!
Балетмейстер: (Читает). На тебе конфетку и будь счастлива. Бросает конфету. (Режиссёру). А где конфета?
Режиссёр: Нет конфеты. Актриса опоздала и не зарядила. Дальше.
Прима: А где мальчик?
Режиссёр: (Выходя на портал и помагая раскручивать аудиторию).   Прогуливает школу. Заболел.
Суфлёр: Ненадо детский труд эксплуатировать.
Прима: (Режисёру). А что мы вообще делаем?
Суфлёр: Счастье не пробегало?
Прима: А оно бегает?!
Режиссёр: Хватит прикалываться.
Суфлёр: Всё зависит от гонорара того, кто играет счастье.
Режиссёр: (Суфлёру). Ну вот зачем ты на бабки перевёл? Теперь я должен это отыгрывать.
Суфлёр: Извини.
Режиссёр: (В зал). Одна из моих бывших жён обходилась без денег и с меня их вообще не требовала. Потому что у меня их не было. Зато за ней бегали те, у кого они были. Я студент театрального, в голове пыль от кулис (чихнул) извините, я предупреждал, верил в то, что уже счастлив и поскольку сам испытывал это чувство, то считал, что его должны ощущать и все окружающие. Жена возвела аскетизм в стиль жизни. Но не прошло и  года, как она поменяла меня на богатство, которое ей с её слов никогда не нравилось, было совершенно чуждо и отвратительно. В общем поступила мужественно, через силу, преодолела себя и теперь мучается в роскоши. Поэтому  давайте спросим у счастья,  оно такое?!  Счастье ты такое?! (Прислушался, приложил руку к уху).  Нет, отвечает оно. (Всем).  Мы   ошиблись.
Прима: Счастье  купить нельзя. Это аксиома. (Возвращается из зала на сцену).
Суфлёр: Но, можно отнять.
Балетмейстер: Не слушайте дядю. Дядя плохой. Он циник и грубиян. Он специально пришёл к нам на праздник, чтобы испортить всем настроение и украсть …
Суфлёр: Смысл вашей жизни.
Балетмейстер: И если мы его не прогоним, он обязательно нашкодит.
Суфлёр: (Приме) Скажите, а это правда, что ваш сын всем своим жёнам оставлял  по квартире?
Прима: Да.
Суфлёр: А можно я женюсь на нём?
Режиссёр: Пошёл вон. 
(Суфлёр берёт сигареты, спички прикуривает и молча выходит).
Балетмейстер: (В зал). Дело не в количестве денег, и я вас уверяю, даже не в самом факте их наличия. (В пику). У одного (многозначительно) из моих мужей, денег было очень много. И я очень быстро к ним привыкла. Я их не замечала и перестала понимать. (В зал). Вы знаете, что такое не понимать деньги?
Так вот, я перестала понимать, что значит та сумма, которая у меня в руках, я полностью потеряла способность оценивать имеемые у меня средства.
Режиссёр: Но теперь тебе  легче?
Балетмейстер: Да, с тобой я пошла на поправку.  Но тогда, когда я перестала воспринимать деньги, счастье превратилось в сомнительные удовольствия.
Прима: ??!!
Балетмейстер: Ну, нажрёшься в хлам не какой-нибудь дряни…, а эксклюзива, а голова утром болит одинаково. Можете проверить. Сядешь за руль хорошей иномарки, а разобьёшь, как обыкновенную. Купишь  платье от кутюр, а прыгаешь как дура  перед  маленьким зеркалом в туалете.
Поэтому давайте спросим у счастья, может быть оно такое?
Суфлёр: (Подсказывает). Нет детки…
Прима: Извините, засмотрелась на экспромт. (В зал). … нет детки, поставим вопрос по-другому.
Представим, что ты слетал в космос, ты вылечила всех людей, а ты построил для них дома...?
Суфлёр: (Себе). А сам остался с голым задом...
Прима: (Зрителям) ... будете ли вы счастливы?
(Пауза).
(Пауза).
Странная пауза.
Суфлёр: Потому что счастье не в работе.
Прима: В работе радость от тактического успеха, а счастье,  это стратегия жизни.
У меня,  в отличие от некоторых, был единственный муж. Раньше считалось немодным, аморальным, зазорным переходить призовым кубком от одного к другому, и поэтому мы жили с ним до конца. Работа в нашей  жизни была всем, но отношения никогда не подменяла. Счастье возникало и уходило, снова возвращалось спонтанно из ничего. Счастье оказывалось следствием простейших механизмов. 
Актриса: (Романтично). Как пляжный роман на необитаемом берегу.
Суфлёр: Ты что горящие путёвки  рекламируешь?
Балетмейстер: (В зал). Дети, это злой дядя, и вы на него внимания не обращайте, он курит, пьёт, изменяет очередной жене и у него нет детей, потому что он вас совершенно не любит. А вы можете себе представить такого дядю, который не любит таких красивых, таких умных, таких воспитанных, таких ласковых и добрых детей??!!
Суфлёр: Людей!
Актриса: Ладно, давайте откровенно. Не будет у вас никакого счастья, потому что раз у меня так ни разу не было, то, и вы обойдётесь!
Прима: ?!
Актриса: Да, да, потому что счастья нет и  в любви! (В зал). Запомните! И не надо тешить себя иллюзиями. В лучшем случае ненавязчивое заболевание, в худшем - вы свой роман запомните на всю жизнь, и он будет рядом с вами всегда. Он будет хотеть того, этого, другого, третьего, дёргать  за палец или край юбки. Вы этого хотите?! Где же здесь счастье? Где оно? Счастье, бегом сюда, объяснись, что происходит, почему я должна за  минуту тебя расплачиваться всей своей жизнью и почему я и почему так дорого, по какому признаку ты подбираешь себе жертв, кто будет следующим и нельзя ли сначала предупреждать, чем всё это счастье закончится?! Выходи, я тебе так вмажу, я тебе, устрою, за всё то счастье, которым ты меня наградило!!
(Пауза).
Все: ???
Актриса: Сорвалась. Накипело.
Режиссёр: И вот когда мы перепробовали определения всех признаков счастья, которое прячется в той кулисе, давайте… (дирижирует) его уже вызовем окончательно.
Суфлёр: (В зал). Там нет никого. Никакого счастья там нет, потому что я там только что был, курил и отправлял естественные надобности. Вы за ними, дети, этих глупостей не повторяйте, потому что артисты и режиссёры не писают и не какают. Так вот, дети мои, я хочу раскрыть вам страшную тайну. Вы напрасно здесь что-то  звали, потому что счастье глухое. Вы знаете, сколько  дядь и тёть за время существования  земли просили его прийти, и вот им, и вот вам. Сколько ни орите. Потому что счастье ещё и  немое, а у этих прохвостов, которые меня злодеем выставляют, вообще нет никаких наушников в ушах и ничего они соответственно не слышат. Они вруны и обманщики. Их до революции вообще за церковной оградой хоронили.  Поэтому, если среди вас в зале есть кто-то, кто хочет стать артистом, то знайте, что когда вы вырастите, вы будете врать детям точно так же. Дядя Драматург предупреждал вас, что не надо никуда ездить, так вот дядя Суфлёр предупреждает вас, что не надо становиться актёрами.
Актриса: Идите  в суфлёры!
Суфлёр: Это всегда востребованная профессия.
Драматург: (Из за кулисы). Услуга!
Суфлёр: Да кто вы без нас?
Режиссёр: (Возмущённо). Какова ментальность? Его нет на сцене, но без него ничего  не произойдёт. Режиссёр считает, что  руководит спектаклем,  драматург обманывается, что задаёт сюжет, а суфлёр точно знает, что всем правит он.  Как он скажет, так актёр и повторит. Они так ловко облегчили нам жизнь, что мы перестали думать. А нам так удобно ни о чём не париться, даже текст учить не надо. В конце концов, нас отучили  мыслить, и мы оказались в их  безраздельной власти. Скажет тихо или промолчит и  спектакль в тухлых яйцах.
Но если провалится спектакль, то опозорятся актёры, а суфлёр, нет. Он ведь маленький человек, он не писал, не ставил, на сцену не выходил, но  всех дёргал за ниточки. Вот этой зависимостью суфлёры и питаются.
Суфлёр: (Приме) С вами, я спорить не буду из уважения к вашему статусу, но вот этим пацанам могу сказать, что в отличие от вас всех, включая и вашего автора,  знаю, что такое счастье, но ни-ко-му не ска-жу.  Ни-за-что!!
Балетмейстер: (По детски). Ни за что?
Суфлёр: Нет.
Актриса: (Наивно). Ни за что, ни за что?
Прима: Да он не знает.
Суфлёр: Знаю!
Прима: Да ничего ты не знаешь.
Суфлёр: Знаю, знаю!
Режиссёр: За дорого?
(Суфлёр присматривается к понравившимся деталям костюмов актёров, выискивая достойную плату для своего секрета. Снимает приглянувшееся и складывает в кучу).
Суфлёр: (Режиссёру). Но ведь и зрители это услышат?
Режиссёр: Конечно.
Суфлёр: Значит я могу и с них что-нибудь снять, они же тоже заинтересованы?
Прима: Зрителей лучше не трогать.
Суфлёр: Почему?
Прима: Зрители наш главный спонсор.
Суфлёр: Жаль, а то я уже присмотрел.
Актриса: Ну, так что такое счастье?
Суфлёр: Имейте ввиду я вас всех спасаю. Без меня вы бы сейчас просто облажались.
Режиссёр: Хорошо, хорошо.
Суфлёр: Ты понял, Драматург, твою работу делаю.
Драматург: ...
Суфлёр: Не, ну ты согласен? (Навешивает на себя, украшает себя отнятым у остальных).
Драматург: Ну, в общем да.
Суфлёр: Вот поэтому в следующий раз не надо гнать на суфлёров, потому что без нас вы ничто. Ясно?
Драматург: ...
Суфлёр: Ясно или нет?!
Драматург: Да.
Суфлёр: Вот так.
(Прихорашивается на паузе).
Прима: Ты скажешь или нет?!
(Пауза).
Актриса: Ну говори уже.
Суфлёр: Не надо меня подгонять. Выручаешь их, спасаешь, так они ещё и хамят.
(Пауза).
Режиссёр: Разводит. Не знает!
Суфлёр: Знаю!
Режиссёр: Спорим?
Суфлёр: На что?!!
Режиссёр: ...
Суфлёр: На всё!
Прима: На что на всё?
Суфлёр: У вас безвыходное положение. Либо вы мне отдаёте оставшиеся вещи, либо провал, потому что вам нечего сказать!! Понятно?!
Прима: ...
Актриса:....
Балетмейстер:...
Драматург:...
Режиссёр:...
Суфлёр: Ну?!
(Все,  помявшись, соглашаются и отдают ещё по какой-то детали костюма).
Режиссёр: Идёт? Говори.
Суфлёр: Сдаётесь?
Режиссёр: Да, всё сдаёмся, говори, что такое счастье!! Только не тяни резину.
Суфлёр: Как у него (показал на Драматурга) - так интрига, а как я - так резину тяну?!
Прима: Ну не придирайся к словам. Так что такое счастье?! Мы уже за него всё отдали!
(Пауза).
Суфлёр: (Осмотрев каждого ещё раз, но не найдя ничего привлекательного).  Хорошо. Внимание. (Пауза). Приготовились?
Режиссёр: Да говори уже.
Суфлёр: А ты на меня не ори. Мне все эти ваши побрякушки не очень-то и нужны, я больше на зрительские рассчитывал и вам отдаю счастье за бесценок.
(Пауза).
Прима: Ну, ты скажешь, что такое счастье или нет!?
Суфлёр: Только для вас. (Достал из-под зада книгу, читает). “Счастье это понятие морального сознания, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворённости условиями своего бытия”. (Пауза). Философский энциклопедический словарь.1983 год. (Захлопнул, взял в охапку вещи и пошёл за кулисы).
(Все отыгрывают растерянность и глупость, прикрывая оголившиеся места).
Драматург: Что за фигня?
Суфлёр: (Выходя "пустой" из-за кулисы). Зато время выиграли.
Драматург: И время и прибарахлились. (Всем). Я понял, в чём наша ошибка!!
...
Прима: (Саркастически). Прошла зима...
Драматург: Мы играем спектакль о счастье!
Режиссёр: Не может быть?
Драматург: Но у нас ничего не получается.
Суфлёр: У вас.
Драматург: А надо?! (Пауза). А надо играть о несчастье!!
Прима: Почему?
Драматург: Потому что человек никогда не поймёт своего счастья, пока его не потеряет!
Режиссёр: Подтверждаю.
Прима: Логично.
Драматург: Вот отнимите у детей любимые игрушки, и они заплачут. Отнимите у чиновников, наворованное, и несмотря на то, что  ещё много останется, они тоже почувствуют себя обворованными. Получается, что только лишившись счастья, мы понимаем, что оно было. Следовательно главная задача правителей сделать людей не счастливыми, а несчастными?
(Пауза).
Режиссёр: Логика железная. Если у нас всё время всё хорошо, мы начинаем искать проблемы, которые в муках преодолеваем и опять становимся счастливыми.
(Пауза).
Прима: Так что играть?
(Пауза).
Режиссёр: Мрак и ужас!
Балетмейстер: Они вокруг.
Актриса: Вы вгоните меня в депрессию.
Драматург: Почему? Жизнь стала намного лучше. Всё как в благополучных странах. Люди совершенно другие, респектабельные, вальяжные, уверенные  в завтрашнем дне.  Уже нет бабушек в потёртых на всех местах “котиковых шубках”,   клетчатых платках и  войлочных сапожках с кравчучками в руках…
Балетмейстер: (Перебивая). Они умерли.
(Пауза).
Прима: Да, печально.
Драматург: Я заставлю вас быть счастливыми!!
Режиссёр: О! Нужен тиран!
Суфлёр: Можно я!? (Тянет руку). Я вам устрою такую перестройку, секвестр, дефолт, ваучеризацию, деноминацию, монетизацию, рецессию, приватизацию, что ...!!
Балетмейстер: (Перебивая). Боже мой, оказывается, я уже столько лет счастлива и ничего об этом не знала!
Прима: (Балетмейстеру). Ну, ты-то ладно, а я?
Режиссёр: Ну, мы-то..., а они?  (Показал в зал).
Прима: Быть счастливым это значит остановиться.
Все:?
Прима: Услышать ветер, капли, шелест, шум …,  свет … и всё остальное, что у деловых людей называется пустой тратой времени или в крайнем случае шашлыками. Природа для них примитивна, они созидают другую материю, думают, что живую, но на самом деле мёртвую. Они ткут её каждый день из самих себя, из окружающих людей. Появляются новые никому не нужные услуги,  товары, глупый, но модный стиль, бессмысленные смыслы, на которые ещё нужно подсадить отупевшую целевую аудиторию. Но мы-то знаем, что это обман и узаконенное мошенничество.
(Драматург трогает воздух в разных местах).
Режиссёр: Ты что делаешь?
Драматург:  Однако счастья не возникло!! Мы его не воспроизвели. Почему не возникло счастье, если мы уже сыграли несчастье?! А?
(Пауза).
Суфлёр: Очень маленькое.
(Пауза).
Драматург: Было?!!
Суфлёр: Но очень маленькое.
Драматург: Но всё-таки было?!!
Суфлёр: Не буду обманывать, было.
Драматург: И когда?!!
Суфлёр: Когда я вошёл в роль диктатора. Но это так, совсем незначительно. Вот столько. Совсем мало. Вот, ничего. Пустяк. Ничего. Но приятно. Очень приятно из-за пустяка. Я внутренне порадовался. Не много, но сильно. Пустяковое счастье. Пустяшное. Но счастье. Если его отделить от всего мелкого, незначительного и посмотреть отдельно, чтобы не с чем было сравнить по величине, то оно может быть и большим. И если добавить немного воображения и яркости, то значительным. Поэтому в результате я испытал огромное счастье.
(Пауза).
Драматург: Понятно.
Режиссёр: Самообман.
Драматург: Закономерность рождения счастья какая-то другая и я пока не могу открыть его секрет. (Деловито уходит за кулису).
Балетмейстер: Я прилягу здесь, а то что-то себя плохо чувствую. Вот лафа играть в онлайновых спектаклях, что не делай, всё обосновано, всё оправдано.
Прима: Я тоже присяду.
Актриса: Если засну, разбудите, у меня одна с половиной реплики осталась.
Режиссёр: Полторы это называется. (Снимает туфли, обустраивается надолго).
(Вбегает Драматург с текстами).
Драматург: Я  понял, я всё понял!!!
Режиссёр: Заготовки?
Драматург: (Режиссёру). Ты счастлив?
Режиссёр: …
Драматург: (Актрисе). Ты? (Балетмейстеру) Ты?
Балетмейстер: …
Драматург: (Зрителю). Вы?
…
(Приме) Вы?
Прима: ?
Драматург: Как же  вы, “о! несчастные”, хотите сыграть счастливых людей? (Пауза). Вы поняли, в чём ваша ошибка?
Прима: Пока нет.
Драматург: Вы в принципе не годитесь на эти роли! Здесь должны быть счастливые, радостные, весёлые люди!
Прима: (Читает принесённый Драматургом текст). Где ты таких видел? Мир оказался иным. Я планировала одно, а получалось другое. Рассчитывала и ошибалась. Надеялась и не получала. Вся великая литература, культура, театр не смогли сделать человека лучше. Людей растлили и душестроительство нужно опять начинать заново. Я не уверена, что в очередной раз мой труд не будет напрасным. Что останется после меня? Сотни ролей, образов хороших людей. Таких, какими я хотела, чтобы они были?
(Пауза).
Но в первую очередь я волнуюсь какими будут сны моих детей? 
Актриса: (Читает с листа, тоже выйдя из образа). А я несчастна, потому что мне очень хочется жить так, как я не могу себе позволить.
Мне очень хочется сказать сокровенные слова, которые спасут мир, сделают его принципиально другим, но я не знаю этих слов, точнее я их чувствую, но не могу произнести. Вот. Сформулировала. Я несчастна от страха перед неизбежным. 
Балетмейстер: (Читает). Как-то я посетила развалины античного города и с удивлением заметила, что потеряла перспективу. Всё оказалось глупо на фоне развернувшейся у меня перед глазами трагедии веков. Кто были эти люди, сколько их здесь жило до нас. Но из сегодняшнего дня, нет и памяти о них. Цивилизации стёрты, культуры не сохранились, языки умерли, а вместе с ними и народы. Что будет потом, для меня не вопрос, а диагноз. Я сдаюсь без боя.
Режиссёр: (Заглядывает в текст). Я несчастен тем, что этот мир, мне совершенно не нужен. Такой - нет.  Одни хватаются за удовольствия, другие - за перспективы удовольствий.  Я ненавижу людей, которые самораспределили роли, но видно, что не тянут, фальшивят и лгут. Я перелопатил весь запад и восток, но придумать универсальные костыли так и не смог. Я бы с удовольствием понаставил здесь Будд и зажёг благовония, но счастья  нет и там. Там есть смирение перед тем, что счастье не возможно в принципе, и мы должны быть счастливы признанием самого этого факта  и тихо досуществовать в этой форме жизни. Поэтому я ограничился традиционной коробкой сцены и дал возможность всем говорить о том, о чём они думают. И оказалось, что все думают об одном и том же, и одинаково страдают от безысходности.
Суфлёр: (От себя, демонстративно отложив принесённый Драматургом текст). Я ничего не понимаю в этой жизни и не хочу понимать,  кто её придумал, зачем, пусть об этом вон Режиссёр думает. Я хочу иметь всё здесь и сейчас, и осчастливливать человечество мне на фиг надо. Я бы его ещё поимел, не к ночи будет сказано. Потому что люди дураки. Как жить дальше, я тоже знать не хочу и не очень на это рассчитываю. Я завтракаю, обедаю, этим делом (хлопнул себя по шее) и ужинаю.  Потом встаю ночью и полдничаю. В таком режиме я могу находиться  несколько недель. Потом капельница и всё сначала.  Жена ушла и хрен с ней, потому что под руку говорила. Чувствую я себя совершенно несчастным. Живу я плохо. Никто меня не любит.
Балетмейстер: Ну, хватит уже... Я от тебя и ушла потому что ты меня достал своим вечным стоном.
Суфлёр: Я никогда не был с тобой счастлив ни одной минуты.  Родился я сиротой, (плачет) я несчастен, несчастными были мои родители и все предки, однако это им не помешало во все времена сидеть в первых рядах. (В первые ряды). Суфлёрам привет.
Драматург: (Дописывая "на коленке"). Стоп!!!
Все:???
Драматург: Поздравьте меня!!!
(Все по очереди жмут ему руку).
Прима: А с чем мы тебя поздравили?
Актриса: Да?
(Пауза).
Драматург: Я всё понял. (Пауза). Проблема в том, что вы несчастные люди, которые,  не хотят быть счастливыми!
(Пауза).
(Пауза).
Ни в какую. Вы хотите быть несчастными, потому что так спокойнее, так легче. Клиника! (Даёт лист Приме).
Прима: (Читает). Несчастные люди больны. Видишь несчастного человека, вызывай ему скорую помощь, спасай его, потому что он ходит и разносит заразу. (Передаёт лист Суфлёру).
Суфлёр: (Читает). Чихают, кашляют, сморкаются в общественном транспорте прямо тебе в лицо своим несчастьем. Нет, чтобы отвернуться, прикрыться рукой, если уж платка нет, в конце концов, плюнуть на кого-нибудь другого, так нет несчастные выбирают именно меня, именно того, кто более всех культурно и умственно разбит, у кого иммунитет ослаблен, иммунодефицит, (всем) а говорят, что дефицит остался в прошлом. (передаёт лист Балетмейстеру).
Балетмейстер: (Читает). Вот, пожалуйста, общество другое, а проблемы те же. Лучше бы был дефицит всего другого, а иммунитет хороший, чем всего полно, а есть некому. Ведь есть же разные ещё до конца не изученные и даже неоткрытые заболевания? Боязнь счастья одно из них. (Передаёт лист Режиссёру).
Режиссёр: Вы главное не нервничайте, если заболевание неизвестно, то это вовсе не значит, что оно не лечится.
Драматург: Да люди, уже замордовали не одного руководителя государства своими болезненными капризами, а потом ещё обижаются, что наверху к нам плохо относятся. (Всем). Кто мы вообще такие? Возомнили себя подобиями Бога. Может быть тогда вы представите и Бога подобием себя?!
(Пауза).
 Так чего ж мы обижаемся, что Бог нам не помогает, если он является нашим подобием, а мы сами себе помочь не в состоянии? Чего мы хотим от подобного себе?
(Пауза).
(Пауза).
Режиссёр: Железная логика. Жаль, что я бросил пить.
Драматург: Человек-идиот.
Суфлёр: Согласен.
Драматург: Он даже не знает, сколько ему нужно счастья для полного счастья. (Пауза). Как вы можете получить столько, сколько не знаете? А как кто-то может вам дать то, чего вы сами не можете себе сформулировать?
(Пауза).
(Пауза).
Прима: Хватит. Ставьте актёрскую задачу.
Режиссёр: Играем желание стать счастливыми!
Актриса: И что?
Режиссёр: Идите и будьте счастливы!!
Балетмейстер: Куда?
Режиссёр: Бог нас сделал свободными, поэтому куда хотите.
(Пауза).
Прима: Страшно.
Актриса: А вдруг я выберу неправильное направление?
Режиссёр: Нужна храбрость! Чтобы быть счастливым, нужно быть храбрым! (Пауза). Становитесь вкруг! Расстояние по метру друг к другу спиной, и по моей команде идем вперёд, широко расставив руки. Кто первый почувствует, мы сориентируем  остальных. Пошли!
(Артисты на ощупь идут вперёд).
Режиссёр: Ну?
Драматург: (Приме). Как?
Прима: Пока ничего. Первый раз в жизни делаю осознанный шаг навстречу своему счастью.
Драматург: Вот видите.
Прима: Врагу не пожелаю.
Режиссёр:  Балетмейстер?
Балетмейстер: Лучше бы ничего не было. 
Режиссёр: Мы на верном пути.
Суфлёр: Есть признаки?
Режиссёр: Мизансцена выстроена правильно, поэтому счастье в наших руках.
Актриса: Справа как-то плотнее…
Суфлёр: Не надо меня лапать.
Актриса: Извини.  Вечно меня сносит... (пауза) на частности.
(Пауза).
Суфлёр: Если найду, я тебя прощу.
Режиссёр: (Суфлёру). Ну ты, если найдёшь, то сам ночью под одеялом съешь.
(Пауза).
Суфлёр: Как много полезных советов можно почерпнуть от недоброжелателей.
Балетмейстер: Есть!!Я на что-то наступила.
Режиссёр: Оно что, валяется под ногами?
Суфлёр: О...!!!
Режиссёр: Пи-и-и-и-и!
Суфлёр: ...ть!
Драматург: Ну теперь-то вы поверили, что это мне суфлёры матюки вписывают?
Режиссёр: (Актрисе). Так, что?
Актриса: Ни-че-го-шень-ки.
Прима:  Может счастье для избранных?
Суфлёр: Я бы знал.
(Пауза).
Балетмейстер: Я устала. Не нужно мне  счастье такой ценой.  Можно я сойду с дистанции?
Режиссёр: (Угрожающе).  Ты обязательно найдёшь своё счастье!!
Актриса: Вот!
(Все столпились вокруг Актрисы и тоже трогают воздух руками).
Показалось.
(Все расстроились).
Режиссёр: (Драматургу). А как такое может быть, счастье есть, но его нет?!
(Неожиданно раздаётся музыкальный удар, все валятся. Осматриваются. Пытаются осознать произошедшее).
Прима: (Вставая и отряхиваясь). Есть вопросы, которые лучше не задавать.
Режиссёр: Есть смыслы, которые лучше не понимать.
Балетмейстер: Мы не туда зашли.
Актриса: Есть истины, которые желательно не постигать.
Драматург: Непостижимая непостижимость.
Актриса: Может не у того спросили?
Суфлёр: Или не тот ответил.
Драматург: Или мы не поняли ответа?
Прима: Подъём. (Выпрямляясь). Уй!! (Ударилась головой о невидимую преграду).
(Все пытаются встать, но ударяются головой о нечто над ними и опять падают).
Драматург: Что такое?
(Пауза).
Режиссёр: Над нами?
Актриса: Не сдвигается.
Суфлёр: О счастья привалило!!
(Пауза).
(Пауза).
Всё: Ура!!!
Суфлёр: Тихо!!
(Пауза).
(Пауза).
Чёрт! Исчезло!!?
Актриса: (Суфлёру). Ты напугал его!
Балетмейстер: (Суфлёру). Как ты мог?
Прима: Ведь мы его так ждали?
Актриса: (Суфлёру). Всегда ты!
Суфлёр: А что я такого сказал?
Режиссёр: Не важно, что ты сказал, важно, что произошло.
Прима: Но вы поняли? Счастье-то возможно. Оно есть!
Балетмейстер: Может быть, оно отлетело и тут недалеко? Я схожу!
Драматург: Стой!
Балетмейстер: Что?
(Пауза).
Драматург: Давайте, сначала договоримся, о чём с ним говорить. Все осознают ответственность момента?!? (Пауза). Все понимают что им нужно? Не получится, как обычно?
Прима: А как обычно?
Актриса: (Приме). Как деньги, которых нет, и ты точно знаешь, на что потратишь, когда они появятся. А потом ты почему-то забываешь, на что они тебе были нужны и покупаешь то,  что потом некуда девать.
Балетмейстер: Я, например, не знаю, как моя дочь с этим счастьем разберётся, потому что у счастья,  как я поняла, есть два конца. То, что ты просишь и то, что получаешь вместе с ним в качестве сопутствующих товаров.
Прима: Я тоже сомневаюсь, что смогу выдержать столько, сколько хочу?
Драматург: Может мы попросим не для себя, а для других?
Актриса: Это выход.
Суфлёр: Вот не надо!! Я тут не для того жизнью рискую, чтобы потом кто-то жрал результаты моего непосильного труда. Я знаю, о чём попросить, но это коммерческая тайна. Просьба должна быть эксклюзивной, потому что если все попросят одно и то же, то его может не хватить.
Драматург: (Всем). Я понял!! 
Суфлёр: Опять?!
Драматург: Я понял. (Пауза). Вы все осознанно препятствуете своему счастью, поэтому, чтобы вы сыграли счастливых, вас нужно самих осчастливить.
Суфлёр: Согласен!
Драматург: Причём вне вашего желания.
Режиссёр: Искусственно оплодотворить?
Балетмейстер: Я готова.
Режиссёр: Не понял, жена?
Балетмейстер: Почему бы своё счастье не вырастить в пробирке и чтобы за тебя его тебе ещё и родили?
Режиссёр: Человечество охренело.
Суфлёр: А по-моему, это отличная новая услуга на рынке.
Драматург: Но у меня может ничего не получиться.
Суфлёр: Почему?
Драматург: Потому что у вас у всех в головах материальное, а материальное  счастья не приносит. (Пауза). Поэтому ваши просьбы отклонены.
(Все раздосадованы).
(Пауза).
Суфлёр: Шарлатанство какое-то.
Драматург: Если вы не можете отказаться от материального, то  попадёте в порочный круг и вместо душестроительства  будете соревноваться в накопительстве побрякушек различной величины и фактуры!
Суфлёр: Во кидалово. Так даже мы не можем. Наобещал счастья полные штаны, а сам и в трусы не насыпал.
Прима: (В ужасе). Тогда что мы тут вообще делаем, о чём рассказываем? О чём весь этот спектакль?
Суфлёр: Это история о том, как группа актёров играет поиски счастья.
Режиссёр: Собрались они, а..., а пьеса  не получается.
Драматург: Нет главного компонента!
Все: ??!
Драматург: Самого счастья.
Прима: (Безнадёжно). Так прошла зима. (Уходит за кулису и возвращается с чемоданом). Мы  приехали с гастролей.
Дочь беременна.
(Актриса надевает "пузо").
Суфлёр: Режиссёр полюбил меня, а  Балетмейстер  траву.
(Пауза).
Режиссёр: (Всем). Это что было?
Прима: Это мы придумали сами...
Актриса: На случай зависания  Драматурга.
(Все лениво идут по напрвлению к кулисе).
Драматург: Стоп!!!
Все: (Не оборачиваясь). Ага.
Драматург: Я серьёзно.
(Все лениво останавливаются).
Чудо! О чуде-то  никто из нас не подумал!!!
(Все заинтересованно возвращаются).
Прима: Мы как-то не привыкли мыслить в масштабе невозможного.
Драматург: Вот в этом наша ошибка!! (Рвёт листы с заготовленным текстом).
Режиссёр: Что, идём на чистый экспромт?
Прима:  Ружьё выстрелит? Само чудо будет?!
Все: ??!!
Прима: Потому что если не будет, то нам этого никто не простит.
Драматург: Будет!
Режиссёр: Мы его и в программке заявили.
Драматург: Должно быть!
Балетмейстер: Ну, вот начинает, уже должно.
Прима: Так оно будет? Людям ждать?
Драматург: Чудеса бывают!!
(Все поворачиваются и снова идут в направлении кулисы).
Драматург: Чтобы осчастливить большое количество людей, необходимо чудо!!! Счастье без чуда невозможно!
Люди становятся счастливыми, увидев невероятное, то что расширяет их сознание!   
Прима: Да, появляется надежда на спасение, на справедливость, на правду, на истину и вечные ценности, которым нужно следовать, чтобы оставаться частью Божественной материи.
Драматург: ??? (Записывает за всеми).
Режиссёр: Люди хотят, чтобы всё, что они  делают, было ненапрасным и кому-то во имя чего-то или кого-то нужным. Людям важны сверхцели для понимания своей значимости, смысла своего персонального существования.
Актриса: Нужна ясность, осмысленность, внятность. Тогда каждый будет готов положить жизнь за высшие ценности и пожертвовать собой.
Балетмейстер: Чудо взорвёт сознание и раскроет скрытые возможности, озарит наше пребывание на Земле.
Суфлёр: Аминь!
(Пауза).
Драматург: Отличный текст. Молодцы!
Прима: По-моему нас попёрло.
(Пауза).
Режиссёр: А может не надо показывать всем механизм счастья?
Драматург: Почему?
Балетмейстер: Может  он  как-то охраняется?
Суфлёр: Действительно. Зачем технологиями разбрасываться?
Драматург: Риск есть. Курвочкины обязательно сопрут, потому что Бог лишил их творческого начала. Могут только имитировать, компилировать, аранжировать. Они и постмодернизм придумали, чтобы выдать кражу чужих идей за свой творческий приём. Наша задача осчастливить человечество, а для этого без чуда никак.   
Прима: Но чудо нельзя объяснить.
Балетмейстер: Я не предполагала о его реальном существовании.
Режиссёр: А это как поставить.
Все: ???
Актриса: Если честно, то даже не мечтала.
Суфлёр: А мне нужно чудо, чтобы понять его механизм и воспроизводить ещё и ещё раз.
Драматург: Внимание! Ну-ка, каждый прямо сейчас загадайте что-то, а я попробую это исполнить.
(Пауза).
Суфлёр: До демонстрации фокусов дошёл. Где-то я тебя видел? Это не ты одним хлебом,  рыбой, из мёртвых,  бесов, нет?
(Пауза).
Я отказываюсь участвовать в этой религиозной акции категорически!
Драматург: Чудо произойдёт само!!
Суфлёр: Категорически согласен!
(Громко шепчет Актрисе). Будешь за мной, но никому ни слова.
Актриса: А в чём подвох?
Суфлёр: На все чудеса бабла может не хватить, а  вот  первые два  раза, наверняка, получатся, чтобы заманить в пирамиду остальных лохов.
(Прима).
Прима: Извините, что подслушала, но что это за очередь?
Режиссёр: Льготников. (Пристроился за Актрисой).
(Пауза).
(Пауза).
Прима: (Драматургу). Что-то случилось?
(Пауза).
Суфлёр: (Драматургу). Что не так?
(Пауза).
Драматург: Всё.
Суфлёр: Опаньки. Опять соскачил.
(Пауза).
Драматург: (Безнадёжно). Каждый человек сам творец своего счастья.
Суфлёр: И что?
Драматург: Поэтому катитесь вы.... (Собирает свои бумаги, выключает какие-то пульты на рабочем месте, делает несколько шагов в сторону кулисы).
(Пауза).
Прима: В Риме тебя боятся.
Драматург: ?
Прима: Бывший ректор сжёг своё кресло.
Драматург: ?
Прима: Я только что оттуда, вон чемодан.
Драматург: А какая мотивация?
Прима: Чтобы тебе не досталось.
Драматург: А институт?
Прима: Разрушил до основания.
Драматург: Зачем?
Прима: Чтобы никому не достался.
Драматург: А сам?
Прима: Скинул памятник Герцена, залез вместо него на постамент и кричит что он выдающийся деятель государства.
Драматург: Совсем из ума выжил.
Прима: Возраст.
Драматург: У него с детства комплекс неполноценности.
Прима: Он хотел сделать институт своим делом.
Драматург: Приватизировать?
Прима: Стырить.
Драматург: Классический плут. Надо добить. (Решительно хватает чемодан Примы, собираясь ехать). Сколько время?!
Прима: Весна.
Драматург: Уже?
Прима: Я вернулась с гастролей, дочь беременна, сын любит Суфлёра, невестка траву.
Драматург: А премьеры того, что я пишу, ещё не было?
Прима: Нет, ведь ты же ещё не написал.
(Пауза).
Я согласна на последний заход, хотя весь наш сегодняшний коллективный опыт подтверждает, что чудес не бывает.
(Пауза).
Драматург: Кто ещё так думает. Шаг вперёд.
(Все и сам Драматург делают шаг. Приме). Вы  деморализуете молодёжь и плохо на них влияете. Вместо того, чтобы первой построиться за своим счастьем, вы прячетесь, где-то за спинами и не проявляете никакой инициативы. А ты, (Режиссёру) достал со своей пьесой!! Ты что не знаешь, что я не пишу на заказ?!
Суфлёр: Не верю!!!
Драматург:  (Суфлёру). А ты что здесь  делаешь?
Суфлёр: Работаю.
Драматург: А на сцене нужно жить.
Суфлёр: А на что жить, если работы нет? (Показал на всех).
Прима: Можно я вас рассужу?
Драматург: Зачем,  сидите, отдыхайте, что вы нам тут скажете,  мы и так всё знаем. Вас вообще сюда для кассы пригласили. Текста минимум написали, чтобы вы не напрягались, сидите себе спокойно на авансцене, радуйте своим присутствием тех, кто пришёл посмотреть на прошлое. Но мешать нам своими  программными монологами не надо.  Всё. Новая жизнь, новые люди и имена, новые формы и противоположные содержания.   Ваше поколение проиграло.
Прима: Можно я от себя?
Драматург: Нет.
Прима: Но ведь это “онлайн”, мой “онлайн”. А вы мне не даёте слово. Кто вы такой, в конце концов, что приехали тут распоряжаться нашими судьбами, сочинять о нас какие-то небылицы, будто их и так мало ходит о нашей семье?
Драматург: Мне что сказали, то я и написал.
Режиссёр: Да, мама, так надо.
Прима: Да что это вообще за сюжет? Где история?
Драматург: Это история семьи, члены которой являются медийными лицами. В вашей семье не один заметный персонаж, а все в той или иной степени герои бульварной прессы.
Прима: (Драматургу). Не вам нас учить жить!
Суфлёр: Вот ты  мог бы Шекспира сыграть?
Драматург: А Шекспир смог бы на меня написать? (Пауза). А я написал, и вы  срываете аплодисменты. (Пошла фонограмма аплодисментов).
Актриса: Это потому, что мама играет в вашей пьесе!
Режиссёр: А я, её поставил!
Суфлёр: А я с этого даже ничего не поимел!
(Пауза).
(Пауза).
Балетмейстер: Мне кажется, что сама наша творческая задача не верна. Чудо не возможно в принципе его нет в природе, и всё находит свои объяснения. Ошибочен сам посыл. Желание благородное, но неосуществимое и не надо водить зрителй за нос.
(Пауза). 
Драматург: Да, чтобы создать чудо, надо быть Богом.
(Пауза).
Прима: Ну, вот...
(Пауза).
(Все собирают вещи, "сворачиваются").
Прима: Пути Господни не исповедимы.
(Пауза).
Режиссёр: Чудны дела твои, Господи.
Актриса: На всё Божья воля.
(Пауза).
Балетмейстер: Человек предполагает, а Бог располагает.
(Пауза).
Драматург: Н-да, нет пророка в своём отечестве.
Суфлёр: Потому что Чудо создаётся на небе, а не каким-то драматургом. Приехал .... А ты тут хлеб сеял, ты его растил? Ты с плакатами в руках эту страну защищал, на майдане мёрз?! А я даже простыл, понял. Насквозь простыл за нашу независимость. Город ему.., людей подменили, лица..., глаза..., небо.... А вот это видел? Всё здесь наше и всё давно навсегда забито. (Всем). Его надо нон грата, а вы его тексты учите. (Актёрам). Вы что не понимаете, что льёте воду на мельницу соседнего империализма?!
Все: ???
Суфлёр: Забыли, что империализм наш злейший враг?!
(Пауза).
Драматург: Да-а-а.
Суфлёр: Умничай, умничай.
Драматург: Чтобы людей изменить, необходимо чудо, а чтобы создать чудо, нужен Бог.
Суфлёр: (Драматургу).  Да этой мысли столько же лет сколько цивилизации!! Ничего, ничего, ну ничего не поимел. (Сплюнул).
Прима: (Драматургу). А я всенародная артистка опозорилась на публике? Вы нас уговорили принять участие в этой авантюре и вот теперь я точно вижу, что  вы ничего придумать не можете, выставили нас на посмешище!! (Публике). Извините меня ради всего святого, что я нервничаю, но мне крайне неудобно, что так всё вышло, что вы…, что мы…, что я…, в общем, извините нас, пожалуйста… (Вытирает слёзы. Драматургу). Я вам этого не прощу! Я уже и дочь отправила вокруг зала, чтобы сымитировать, будто она опоздала к началу, чтобы у вас ещё был какой-то десяток минут. А вы? (Пауза). Я думала, что у вас действительно есть какой-то план, наброски, рыба, а вы вообще не готовились!!
(Пауза).
Балетмейстер: (Драматургу).  Хороший экспромт, это отлично отрепетированная реприза!
Прима: Всё, ребята, мне пора, деньги вернёте сами. Уважаемая публика, прошу меня извинить. Не получилось. Может быть нужно было присматривать, контролировать молодёжь…
Драматург: Я предложил  Режиссёру ход, но он его отклонил.
Режиссёр: Потому что я предупредил заранее, что мама не играет паталогий и пороков.
Драматург: (Взрывается). Так, что она тогда играет?! Искусство  как раз и исследует пороки, отклонения, душевные болезни, грехопадения, потому что здоровый человек никому не интересен!!!
Балетмейстер: Значит, не нужно было браться!!
Суфлёр: Тихо!!!
(Пауза).
Все: ?!?!
Суфлёр: Тихо. Мы мешаем Драматургу, а у меня есть личная заинтересованность в том, чтобы ничего не возвращать зрителям.
(Пауза).
Актриса: Хапуга.
Прима: Может нам уйти?
Суфлёр: Туалет  по коридору за кулисой направо, слив не работает, лампочка перегорела, бумаги нет.
Прима: Жаль, что роли не написаны. (Уходя). Я бы вам что-нибудь ответила.
Суфлёр: А от себя никак?
(Пауза).
(Пауза).
А я могу станцевать.
Актриса: Прикольно. В таком спектакле я ещё никогда не работала. Бывало один модный режиссёр нагонит роту голых солдат или разденет всех зрителей ещё в фойе, сам пристаёт за кулисами к пожарным и показывает это публике через большой экран, но чтобы вот так мозгокрутничать с таким количеством людей, я даже нигде не читала.
Режиссёр: Завтра прочтёшь.
(Возвращается Прима).
Прима:  Так. (Пауза).
Все: ?!
Прима: Я беру всё в свои руки, выключаю этот чёртов микрофон (убирает из уха несуществующий микрофон) и расскажу без всякого там “онлайна”. А вы (Драматургу), свободны! Мы будем говорить о настоящей жизни, в которой нет места вашим драматургическим технологиям. Всё!(Собралась).
Когда муж умер, как я уже сказала,  проблемы легли на мои плечи. Сын - золотая молодёжь, пробовал всё на цвет, звук, запах и вкус. Он менял жён, а не любовниц, потому что я приучила его быть честным и  в результате, сколько раз он любил, столько женился. Сейчас в век разврата и узаконенного растления это выглядит глупо. Моего авторитета для него не хватало, а моих денег - на его игрушки и забавы. Он кутил и остановить его не могли ни мои слова, ни мои слёзы. 
Режиссёр: Извините, поскольку речь идёт обо мне….
Балетмейстер: Может не надо?
Режиссёр: Это будет лучше, чем жёлтая галиматья.
Прима: Ну, давай.
Режиссёр: Так вот меня действительно никто не мог остановить. Я путал время суток, пока неожиданно не проснулся лежащим на кровати, полностью одетым с бутылкой в одной руке и взведённым пистолетом  в другой. (Пауза). Вот тут я и подумал, что хватит.
Прима: В то время меня поддерживала дочь.
Актриса: (Входит беременная). Просто мама не знала, что скоро я тоже начну приносить сплошные неприятности.
Прима: (С претензией, имея в виду дочкин живот). Драматург!?
(Пауза).
(Пауза).
Драматург: Почему я?
Прима: Ну, вы же здесь пьесу писали?
Драматург: Вот ещё Суфлёр был.
Суфлер: Ну, конечно, опять суфлёры виноваты.
(Пауза).
Прима: Так чей это всё-таки ребёнок?
Актриса: (Умилённо). Мой.
Прима: (Актрисе). Какая прелесть. (Режиссёру). Сынок, а у тебя что?
Балетмейстер: Режиссёр полюбил Суфлёра.
Прима: (Балетмейстеру). А ты?
Балетмейстер: А я траву. (Чуть не упала со стула).
Прима: Ну и где во всём этом счастье??!
(Пауза).
Режиссёр: Вот в чём вопрос. Не в "быть или  не  быть", а в "где же счастье"? О! (Поднял палец вверх).
Драматург: Да-а-а.
Суфлёр: (Драматургу). Повторяешься.
Прима: Ладно. По-моему, счастье у вас получилось. (Имея в виду беременность).
(Драматург держит паузу).
Суфлёр: (Драматургу). Ты что текст забыл? На. (Протягивает лист).
(Пауза).
(Пауза).
Э! Ты чего?
(На текст).
Уже в открытую работаем.
Держи.
(Пауза).
Драматург: Нет, это из жизни.
Прима: Наконец-то. Вот и давайте из жизни! Наконец-то вы прекратили сочинять и моделировать! Свершилось!
Режиссёр: (Драматургу). Ну давай.
Драматург: Нужно подумать, сильно подумать, достойна ли ситуация  этого рассказа.
Прима: Ситуация безвыходная!!! Сообщаю вам по секрету!
Суфлёр: (Драматургу). Для тебя во всяком случае.
Балетмейстер: Да и для нас.
(Пауза).
Драматург: Я не уверен, что  об этом можно говорить. Я не знаю, закрыта эта тема или нет?
Актриса: Мы вам подскажем, если зрители к этому окажутся не готовы.
(Пауза).
Драматург: То ли это место и время?
Прима: Ну, вы же писали о наших переживаниях, давайте о своих.
Драматург: В том то и дело, что в таком случае мне нужно не писать, не сочинять, а как бы это точнее сказать, (пауза) разгласить.
Суфлёр: А  ты что под подпиской?
Прима: О, интрига!!
Балетмейстер: Да. Всем интересно. “Онлайн” в конце концов никто не отменял.
Режиссёр: (Драматургу). Если хочешь, я при постановке уберу все проговорки....
(Пауза).
Драматург: Это откровение.
Режиссёр: Так это то, что нам нужно!
(Пауза).
Драматург: Длинный монолог.
Режиссёр: Экранизируем! (В зал). Всем смотреть на экран, сейчас будет кино!
(Пауза).
Драматург: Я рискую.
Прима: Тогда не надо было собирать зрителей!!
(В зал). Давайте попросим нашего автора. Поаплодируем!
(Пауза).
Драматург:  Спасибо. Спасибо.
Суфлёр: Ну давай уже!!
Драматург: Это было так. (Пауза). Нет. (Пауза). Действия нет.
Суфлёр: Но откровение будет?!
(Пауза).
Драматург: Понимаете, … говорить об этом в таком месте как театр,…
Режиссёр: Это "само то" место. Просто все забыли для чего оно предназначено изначально.
Драматург: Ты считаешь?
Суфлёр: Мы все так считаем.
(Пауза).
Драматург: … я попробую. Я попробую почувствовать есть на это запрет или нет.
Суфлёр: Давай быстрее.
Драматург: Я не знаю, я должен это сказать или опережаю события, или это дано было мне лично?
Суфлёр: (Всем). А где его листы?
Драматург: Нет, нет это от меня. И я ещё по ходу взвешу стоит ли? (Вышел из образа).
Прима: Заинтриговал.
Режиссёр: Драматург.
Драматург: Хорошо. Наберитесь терпения.
(Драматург заходит за экран и возникает в кадре. Возможен закадровый голос, игровое кино, мультипликация, монолог на авансцене, если экрана нет. Возникает хроника реального места, выкрашенная в компьютере в цвета спектакля с лёгким графическим искажением).
Стремянный переулок. Четвёртый этаж. Квартира, которую я использую в качестве кабинета. Пишу в дневник размышления о том, что вокруг дерьмо. Такое себе думание в письменном виде.
И вот я проговариваю: что столица это такая рекламная замануха - обманка, что за этим ничего не стоит, имитация, что нельзя  давать ордена падлам, которых ты точно знаешь, как проходимцев и подонков, что тут никто ничего не  делает, все живут на аренду,  взятки, откаты и проценты, что есть такая мерзкая наднациональность - гражданин столицы и я теперь один из них. Дохожу  до фразы о том, что столица больше не стартовая площадка..., и внезапно, глубинно осознаю ...! Полный тупик!! И тут же в него попадаю, как в компьютерной игре!
Стены и потолок пошли всполохами света. Справа налево. Как зайчики от вращающегося дискотечного шара освещённого прожекторами под потолком танцпола. Понимаю, что это всё не может быть, но это происходит, происходит здесь и сейчас лично со мной.
Я физиологически ощущаю, что выхода нет. Начинаю мысленно метаться, как будто спасаюсь из  затопляемого фекалиями помещения и явственно понимаю, что если из столицы нет выхода ни в одну сторону, то, вероятно, остаётся верх - небо. И вдруг неожиданно, почувствовал, что меня поднимает ввысь. Перед моим внутренним взором появляется мужчина с обветренным но постоянно изменяющимся лицом. Волосы с проседью едва достают до плеч. Поджарый, атлетичный, телом похожий  на крыло ворона,  не смотря на неуловимый облик с  внятным взглядом и манит меня рукой. Я трезвый. Не обдолбанный, потому что не употреблял никогда. На улице вечер, сын в соседней комнате готовится к завтрашним занятиям.
Что происходит?! Паника, шок! Что творится?!
 За мужчиной мелкая река с каменистым берегом. Камни разные, но в основном не больше кирпича. Порода похожа на гранит. За рекой слегка выжженный  смешанный лес в основном из однобоких елей. А под, буквально, первой слева, в земле блестят и сияют на тусклом солнце изумруды.
Вдали, на горизонте низкие скалистые горы. Небо без единой тучки, бледно-голубое.  И вот этот человек машет мне рукой, мол, - иди сюда и улыбается.  Меня охватило оцепенение, но я неожиданно для самого себя, при этом с усилием, делаю шаг ему навстречу и выхожу, выхожу из себя, из кресла, из квартиры к чёртовой матери. Я-то думал, что он меня зовёт, чтобы показать какие-то богатства и собираюсь перейти на другую сторону реки. Но как только делаю несколько шагов,  оказываюсь над рекой и неожиданно вместе с этим мужчиной лечу вверх  по руслу против  течения. Летим быстро,  много петляем, потому что так течёт река, и мы  повторяем её изгибы. Летим так долго, что я успеваю призадуматься надо ли мне это, что будет дальше, не возникнет ли у меня проблем со здоровьем, с паспортным режимом, с судьбой? Однако полёт продолжается и продолжается, а меня в реале, как в самолёте всё вдавливает и вдавливает в кресло. Причём так, что я сам себе не хозяин.
Пролетев, как мне показалось, не сотни километров, а может быть по человеческим меркам несколько дней и ночей, мы очутились над большим  озером, окружённым высокими горами. Вода в озере  чистая и я специально на это обратил внимание. Несколько раз мужчина меня поддерживал, за локоть или то место, где он должен был бы быть у материального тела. Время шло и быстро и долго.
При этом я  чётко понимал, что сижу в кресле, однако тела у меня нет, я его никак не ощущаю, а  чувствую этим отсутствующим телом, что  так свободен в реальности, как не бывает, что весь собран как бы в верхней части груди, включая голову. Такой лёгкости и таких состояний я никогда до этого не переживал, не ощущал, ни от кого о них не слышал и сразу понял, что это совершенно новый для меня опыт. Стало очень страшно, потому что ситуация становилась серьёзной, контроль терялся. Я напугался и засомневался в целесообразности  полёта, а потом и вовсе откровенно запаниковал, стал притормаживать и одновременно  терять высоту, опускаясь ближе к воде. С удивлением увидел под собой очень крупную рыбу, которая, гоняясь за собственным хвостом, описывала туловищем знак бесконечности. Я точно понимал, что так она  удерживается на одном месте именно подо мной и её задача, как только я приближусь выпрыгнуть и меня съесть. Я ощутил эту опасность как реальную и подумал о том, что же будет с телом, оставшимся там, далеко дома, когда меня самого здесь проглотят? (Пауза). Неподдельный ужас охватил меня. Если представить себе гигантскую осетровую рыбу с несколько удлинённым туловищем и усами как у дракона с китайских гравюр, то это была она. Рыба ходила прямо подо мной, плавником вверх, поэтому других ракурсов я не видел и в критический момент, когда она подняла на меня глаза, был буквально выхвачен мужчиной под руку и мы  довольно резко, благодаря исключительно ему, потому что я был явным отягощением, пошли вверх. Озеро стало уменьшаться, а горы исчезать. Опять же, это заняло время, которое я заметил, прожил, осознал, ощутил, что для подъёма потребовались значительные усилия. Мозг работал на запредельных возможностях. Было очень страшно, но я подумал, что мне показывают какой-то выход из тупика, в который я попал в реале.
При этом я продолжаю находиться в двух измерениях. Я здесь, и там, все вижу, всё слышу, но не могу пошевелиться. Совсем не могу, потому что отключён от своей воли и захвачен другим, более сильным энергетическом потоком или полем. При этом состояние сверхприятное и не испытанное мной никогда ранее, не встречавшееся в чьих - либо описаниях. Это было состояние выключенной включённости или  комфортного заклинивания. Я специально не подбираю литературных слов, чтобы не ушли корневые  смыслы и острота переживаний.
В это время я смотрю в сторону зашторенного окна и полностью анализирую происходящее. Понимаю, что всё тело в зажиме, а  мы с сопровождающим меня мужчиной поднимаемся всё выше и как бы выныриваем  в другой мир и оказываемся в каком-то непонятно как организованном пространстве. С одной стороны, это облака и  небо, а с другой -  полукругом, чудесным образом сидят как в ток-шоу люди. Не до "потолка", а рядов семь восемь – один сектор – справа и примерно так же слева, а по центру проём со ступеньками и в этом проёме возникает то, что можно назвать, и принято называть словом Бог.
(Пауза).
Причем то, что это Он, я понял и сразу, и не сразу, потому что пришёл в полное замешательство. Лишь  для того чтобы быть вами понятым  на обычном языке, я прибегаю к простым словам, но они совершенно не передают ни цвета, ни ощущений. Это было, с большой буквы Абсолютное  сияние, которое я назвал “сяйво”, хотя такого слова до этого как бы не знал, но оно ближе всего по эмоциональной и ассоциативно-цветовой палитре. Сияние-пылание величиной с высокого человека. Не уверен, что постоянного роста, с угадывающимися сквозь языки и ослепление  контурами  тела. Руками, ногами, головой.  Но не потому, что я их видел, а потому что я хотел их разглядеть,  вглядывался и не исключено, что каждый в подобном случае видит то, что хочет, а не то, что есть на самом деле. Но в целом, мне казалось и подчёркиваю, только казалось, что это “сяйво”, если это не оскорбительно, за что я сразу же прошу прощения перед Ним, в своей основе  похоже на Того, которого мы называем сыном Бога. (Пауза). Мысленно я как бы спросил, Он ли это, спросил сам себя и тут же понял, что это само Высшее и Высшее приоткрылось для меня светлым с длинными русыми, гладкими, совершенно ухоженными волосами, скуластым лицом, совершенно стройным с соблюдением всех стандартов красоты, пропорций и гармонии молодым, переполненным внутренней энергией и светом телом, абсолютно  жизнерадостным “человеком” не более 45 лет. Хотя возраст этот был скорее не возрастом, а заданным энергетическим состоянием, которое как мне показалось, тоже может варьироваться и задаваться. Он был одет, но это опять же скорее моя фантазия и интуиция, чем факт в описании фасона реально виденной одежды. Он был “одет” во что-то традиционно светло-чистое и свободное.
 Вероятно, я был очень ошарашен и выглядел   опешившим, потому что все, и сопровождавший меня мужчина, так и  стоявший рядом справа от меня, и все присутствующие и Высшее очень доброжелательно и добродушно, как я никогда не слышал на земле, громко, продолжительно расхохотались и  долго не могли остановиться.
(Пауза).
Я тоже стал смеяться, пытаясь понять кто эти люди и сообразил, что это все мои родственники. Я стал искать глазами отца и увидел его почти в центре правого сектора. Мне показалось, что я там видел бабушку и кого-то ещё, кого не знал по именам, но понимал, что они свои и очень близкие. Отец тоже искренне хохотал, но все они смеялись так по-доброму и с  такой искренней симпатией, дружбой, сочувствием, что такого качества смеха я никогда, клянусь, а у меня хороший слух, я никогда на земле не слышал. Это был незнакомый для нас тембр. Все они были жизнерадостны настолько, насколько  вообще можно себе вообразить абсолютно, беспредельно счастливых людей. Я стеснительно, растерянно улыбнулся и ощутил себя  маленьким мальчиком, ребёнком. Я не задавал вопросы, как это принято на земле, и не получал ответов в прямом смысле слова, точно, как об этом говорят все контактёры. Но я мгновенно узнавал смысл, как только над ним задумывался.
Из увиденного мне стало ясно, что “смерти” нет, что Высшее и родственники смеются именно тому, что я не ожидал увидеть всех живыми, невредимыми и счастливыми. Они смеялись тому, что я испуган, тому, что думал так много о “смерти”,  боялся её, боролся с нею всякими приспособлениями, но не при каких обстоятельствах не ожидал открытия такой невероятной тайны.
Высшее тем временем сошло по ступенькам с соблюдением законов нашей динамики и гравитации, но не касаясь поверхности и в то же время двигаясь по пластическому рисунку, который мы  привыкли видеть на Земле. Высшее излучало такое энергетическое тепло, которое проникало сквозь меня. Высшее не грело, оно генерило неизвестную мне энергию, она не была энергией любви, это была энергия удовольствия. Я почти сразу понял, что Бог не есть любовь, это или плохой или даже вульгарный, извращённый перевод или толкование тех, кто сам не проникался, не просвечивался Высшим. Между нами происходил самый настоящий энергообмен. Ощущение было такое, что Его энергия идёт через меня поскольку на меня направлена, пронизывает насквозь и потом возвращается обратно к Высшему. Я понял, что все присутствующие как бы Его часть или даже Он Сам, потому что созвучность, соэнергетичность не вызывала сомнений. Но излучателем энергии был только Высший. Энергия была необъяснимой, никогда ранее мне не известной, сколько я  потом ни пытался подобрать слов для её определения. Но это категорически не была отеческая любовь, это было какое-то удовольствие познания, одновременно  интеллектуальное  и если очень примитивно сказать психофизиологическое, потому что если нирвана - вечное удовольствие, состояние непреходящего счастья, то это ближе всего к пережитому. Но я ловлю себя на мысли, что продолжаю сидеть  в кресле и громко, в голос смеяться, хотя на самом деле криво улыбаюсь на грани гримасы, понимая, что спасён, что мир  другой, но при этом совсем не такой, каким его нам описывают проповедники. Я смеялся над своими страхами, над глупостью, над самой ситуацией и наступившей разрядкой в размышлениях о жизни и всём, что с ней связано. Два разделённые мира слились в один монолитный и понятный, потому что это был сам Бог или, как мне показалось, правильным тогда  и сейчас - Высшее. Высшее по качеству всего. Абсолют абсолютов.
(Пауза).
Я продолжаю сидеть вдавленным в кресло, и улыбка застывает на моём лице, в моих глазах. Почти не управляя  и не владея собой ни в том, ни в этом измерении, я проникался  Высшей энергией и понимал что то, на что раньше у меня не было ответов, а многие вопросы я, вероятно, даже не мог сформулировать, теперь стало очевидным. Объём информации был цельным и внятным.
Так я понял, что Высшее не контролирует ситуацию на Земле и не присматривает за людьми, Высшее раз и навсегда по определению спасло всех, кто бы как ужасно и страшно не погибал, как бы не сетовал на отсутствие Божьей помощи, на несправедливость в мире он по определению уже спасён и не погибнет ни при каких обстоятельствах. Поэтому нет нужды  подстраховывать, и человек может быть самостоятелен до тех пор, пока сам не доведёт себя до полного земного изничтожения или не совершит роковую ошибку. Высшее не обращает внимания на наши страдания на земле, считая их нашими собственными делами, которые мы сами себе создаём, играя в социумные  игры. К социуму Высшее также не имеет никакого отношения, потому что его придумали сами люди в своих интересах, разделившись на моральных и аморальных, живя жизнью, к которой Высшее совершенно не причастно. Высшее сделало всех равно бессмертными, и Ему нет дела до того, кто в это верит, а кто нет, кто, что и как думает и делает.
Все как бы страшно не умирали и напоминаю, прежде всего из-за причин, зависящих  от себя лично, приведших в силу страстей и гордыни к трагическому исходу или травмам несовместимым с жизнью, всем без исключения открыт путь к Высшему как бессмертию. Поэтому зная, что смерти в Его Природе нет,  Высшее  индеферентно ко всему тому, что происходит на Земле.
Было смешно стоять идиотом после всех ужасов перед Высшим и смеяться над самим собой,  признавать собственную наивность, смущаться своей гордыни и напыщенности. Я спросил по поводу религий и мне ответили, и это был скорее ответ, чем понимание, что все, абсолютно все религии придуманы людьми и к Высшему не имеют никакого отношения, они придуманы в рамках  социума для удержания подконтрольного общества одними, используя глупость и труд других. Я уточнил по поводу любимого мной буддизма и с ужасным разочарованием, которое выбило из-под меня последние опоры, получил ответ, что и мой любимый буддизм такое же приспособление как все остальные религии и их церкви на Земле, не имеющие к Высшему никакого отношения. Мне было дано понять, что всё, чем занимаются люди, не имеет никакого смысла, что это лишь развлечение, придумывание досуга и работы, для того, чтобы как-то себя занять, привнести осмысленность в отведённое время пребывания на Земле и в социуме. Я понял, что нет жизни, нет “смерти”, нет дня и нет ночи, нет зимы и нет лета, нет жары и холода, времени и географии, все ведёт к одному и всё в одном. Никуда нельзя опоздать и ничто нельзя опередить. Идти некуда и незачем. Все дела бессмысленны. Никто  ничего не достигает, а играет в достижения, которые в конечном счёте опять же не имеют смысла. Я попытался посмотреть на Землю и понял, что легко проникаю сквозь пространство и преодолеваю расстояния. Ещё невероятнее было то, что я описал такое перемещение  в одной из своих пьес, но сделал это интуитивно и умозрительно. Каково же было теперь моё изумление, когда я оказался в состоянии  своих героев. В одно мгновение я завис под потолком вагона, следовавшего в мой город, ко мне на родину, и увидел разносящую чай проводницу, с которой и сам неоднократно ездил. Она как обычно шутила с пассажирами, я переместился почти к самому котлу для кипячения воды и прочувствовал ностальгию по путешествию в этом направлении, потом  поднялся вверх, оказался над Сибирью и уже видел Дальний Восток, и снова стало ясно, что мир един, географии нет, времени нет и я спросил сам себя, а что же мне теперь делать в этой жизни после того, как я узнал то, что узнал? В чём теперь заключается моя задача, сверхсмысл, миссия, если желание осчастливить человечество бессмысленно, куда же больше осчастливливать, если мы избавлены от смерти. Ну, испугался человек, ну замерло сердце, ну перенервничал, ну запаниковал в первую минуту и всё, и всё позади и вот ты спасён навсегда, среди своих, стоишь живой и невредимый. Чего после этого делать?!!
И тут я себя увидел в старой флотской шинели с  лицом юродивого, с палкой, без шапки, неопрятного, потому что незачем, потому что я не такой, каким меня видят и все не такие, какими их вижу я. И вот я хожу где-то в относительно небольшом городе опять же в тех краях, в которые меня выманил мужик, и это не первый и не последний город на моём пути, и рассказываю, что нет “смерти”.
А сам как опытный лектор думаю, что для проповеди этого материала, прости Господи, очень мало. Что это за проповедь на десять минут, что это за откровение  в один случай. Ну, расскажу я, что нет смерти, проиллюстрирую и все будут, конечно, прислушиваться,  но за спиной крутить у виска. А что я покажу милиционерам, ведь мне совершенно не нужен паспорт, трудовая книжка, дипломы о трёх высших образованиях, а зачем я столько учился и чему, если все эти знания  пустые, точнее их просто нет на фоне того, что я теперь знаю.  И самое главное. Что же мне теперь делать, ведь я понастроил, просчитал, составил графики, бизнес-планы, определил сроки? Что делать мне самому? Я уже дольше об этом рассказываю, чем всё это происходило, потому что время было спрессовано, и существовало параллельно, я на этом настаиваю, одновременно,  неразделённо, и контролировалось мной без малейшего труда.
Больше всего меня успокоило, что отец был весел, здоров, жизнерадостен, разговаривал с другими сидящими рядом, но тем не мене далековато, чтобы можно было понять о чём. Хотя по каким-то не объяснимым каналам я знал, что это дружественное обсуждение моего появления и моих реакций. Было ощущение, что отец не только не соскучился, а просто воспринимает происходящее вне времени  и пространства, и поэтому не расставался со мной ни на минуту,  ни на секунду, вообще никуда не девался и не уходил, мы виделись мгновение назад и вообще он в соседней комнате. Было впечатление, что даже время пребывания здесь не учитывается, и он встретил меня там, как если бы у нас не было жизни совместно прожитой на Земле. Не могу объяснить, чувствую, а  сформулировать не удаётся. Однако я  понимал, что он здесь,  а я оттуда. Понимаю, что это уже неземное мировосприятие, которое разрушает традиционные формы, контакты между людьми и предлагает новые мне пока не известные. То ли  потому, что я не среди них и не вижу себя и наш мир их глазами, не воспринимаю его оттуда сюда или наоборот уже воспринимаю?
Я испугался не столько мыслей, сколько того, что могу не суметь выйти из этого состояния и останусь в нём навсегда как погружённые, замкнувшиеся навечно в себя, прикованные к креслам-каталкам инвалиды. Я испугался, что ещё немного и сыну придётся вызывать  скорую, а когда приедут врачи, я опозорю его перед соседями своим странным видом,  понимаю, что не адекватен, хотя продолжаю сидеть в кресле в  зажатом состоянии, не чувствуя тела, понимаю, что мне больше не интересен институт, что я буду теперь говорить  студентам, чему учить? Испугался, что никому я не смогу ничего объяснить и мне не будут верить. Да и зачем мне бродить бессмысленно по Земле, рассказывая одну и ту же маленькую историю о встрече с Высшим? (Пауза). Я ощутил такую пустоту и стёртость всех мотиваций, стимулов и смыслов, что буквально не мог перепонять самого себя. (Пауза). И что же теперь делать, когда я всё это знаю! (Пауза). Я был уничтожен.
При этом я продолжал оказываться в тех местах, о которых думал. О чём думал, там и оказывался. Но меня самого никто не обнаруживал. После института и пролёта по его аудиториям, заглядывания в лица и глаза студентам, преподавателям я переместился в президентский кабинет. Президент был   смешной своей незащищённостью и неведением того, что я знаю, что я рядом, что я заглядываю в него и читаю. Мне показалась глупа  политика и общественная деятельность,  смешны те, кто ею занимаются. Символы, которыми  пытаются объединить народы, чтобы  потом столкнуть  лбами в очередных войнах и революциях неожиданно потеряли содержание.
Я спросил, что мне делать (пауза) и увидел изнутри маленькую, очень светлую выбеленную церковь без единой иконы. То, что было иконами, стояло на лавках, вдоль стен и это были нарисованные цветы, красивые натюрморты в окладах. К ним подошёл священник, лица которого я не разглядел и поправил одну из них. Он был в чёрной рясе, но внизу  рубашка без воротника. Вокруг шеи и по краю руковов вышит тонкий, но довольно весёлый и яркий узор. Я присмотрелся и понял, что он напоминает знаки, похожие на свастики-сварги.
 Откровенно говоря, эта тема мне не понравилась, и я дешифровал её, как необходимость обратиться к священнику или к священнику необычному, или не обычной религии, или им стать. Но я тут же отверг для себя этот вариант из-за неверия в попов, особенно после известия не  о божественной, а о человеческой природе церквей. 
Я позвал сына и  заметил, что меня ведёт. Да я сижу в кресле, но меня ведёт вправо, разворачивает голову, и я подчиняюсь этому зажиму, состоянию и понимаю, что должно быть плох. Пока сын подходил, я  уже произнёс, выдавил из себя сквозь малоподвижные губы, что по-моему, я сейчас видел Бога. Видел отца, его дедушку и что у дедушки всё хорошо, он отлично, замечательно себя чувствует и вообще не надо о нём переживать. Сын сказал, что я выгляжу каким-то обалдевшим. Я повторил  то, что пережил и то, что понял, и что  не могу выйти из состояния, в которое вошёл. Продолжая находиться в нем, я медленно встал с кресла и стал  переминаться с ноги на ногу,  не понимая, что же теперь со всем этим делать. Сын воспринял информацию как правдоподобную,  без всяких эмоций.
Я решил, что надо себя сохранить в здравом уме и ничего лучше не придумал, как попросил его сходить в магазин шаговой доступности за продуктами, а сам усилием воли стал перебирать бумаги, не понимая, что я делаю и зачем. Прошло время, но  не отпускало.
Сын быстро вернулся с батоном колбасы. Меня вело. Мной обуревали одновременно растерянность, страх, восторг и лёгкий ужас, а также преследовало полное непонимание того, что делать  сейчас, в жизни  и не только сегодня, но и вообще. Одновременно будоражила сама тайна и моя к ней причастность.
Я взял колбасу и, чувствуя, что всё больше  ухожу в себя, стал её пошло жрать, именно жрать, откусывая от батона, хотя есть совершенно не хотелось.
Очень, очень тяжело и не сразу по мере переключения организма с ума на желудок я стал возвращаться, хотя ощущение, что я в себя запихиваю что-то ненужное, инородное присутствовало и осознавалось чётко. Я бы даже сказал, что понимал происходящую ошибку, что я не прав, что я нарушаю какой-то посыл, что я выламываюсь из чего-то незакончившегося, и что я силой воли отдаляюсь от виденного. Я стал ощущать себя хуже и хуже, поднялось давление, болела голова, сдавливало грудь. Я предложил сыну выйти вместе со мной на улицу. Вышли, но я не прошёл и тридцати метров, как мне стало совсем скверно. По мобильнику позвонил знакомому врачу, тот ответил, что сегодня многие жаловались, потому что повысилось давление. Вернулись домой, я лёг на кровать, но  было всё хуже и хуже, как будто воспринятая энергия не находила себе выхода и разрывала меня изнутри. Пил корвалол, какие-то таблетки, но ничего не помогало. Теперь мне казалось, что источник находится вне меня.
(Пауза).
На завтра я оставался в лёгкой прострации, и так продолжалось два или три дня, пока я не поехал  по делам  на метро, и там, в метро, увидел реальность, которая от нас всех до сих пор скрыта.
Режиссёр: Стоп, стоп, стоп!
Драматург: ??
Режиссёр: Об этом во второй части!
Драматург: (С экрана). Сейчас самое важное.
Суфлёр:  Потом, потом. После антракта. Буфет тоже должен что-то заработать, да и всем нам пора перекусить.
Драматург: (Актёрам) Какой буфет? 
Суфлёр: Закон.
(Драматург сходит с экрана и Суфлёр его внимательно разглядывает пытаясь понять фокус и даже делает попытку зайти в кадр вместо него, исчезает за экраном, и не найдя входа, возвращается).
Драматург: Это я рассказываю про Закон.
Суфлёр: Антракт это закон театра.
Балетмейстер: Эх, на самом интересном, вот так всегда, (Актрисе) скажи?
Актриса: Ага. (В зал). Мы прервёмся на минутку, он не будет нам там ничего говорить, мы потом вместе с вами дослушаем. Я обещаю.
Прима: (В зал). Ничего не поделаешь, антракт.
Драматург:  Подождите. (В зал). Я обещаю, что все присутствующие поймут принцип, алгоритм, на котором работает счастье и смогут им воспользоваться самостоятельно.
Суфлёр: Рекламист.
Драматург: Я честно говорю. Я отвечаю за свои слова.
Режиссёр: Интрига на антракт.
(Все уходят).

Антракт.

Вторая часть.

(В конце антракта Прима, Режиссёр и Балетмейстер рассаживаются в зрительном зале и аплодисментами вызывают Драматурга).
Драматург:  Добрый вечер, уважаемая публика! Продолжаем наше представление, и пока ребята подтягиваются (Заметил актёров.) Вы уже здесь? (Зрителям), я как и обещал расскажу про  реальность, которая  от нас  скрыта,  а потом тут такое начнётся, что не до того будет.
И так, я остановился на том, что через несколько дней после встречи с Высшим поехал на метро, по делам. (Вошёл в экран). Точно помню, что пересел на кольцевой, а выходил как всегда.
Ловлю себя на том, что состояние какое-то непонятное. Что-то не то, а что не могу сообразить. Отрываю  взгляд от пола, смотрю на людей и вдруг вижу, что это не люди.
(Пауза).
Точнее это люди, но люди не люди. Решил, что мой взгляд упал на выходцев с юга и при не очень ярком освещении я заострил своё внимание на проявившихся  в их лицах звериных чертах. Ну, бывают такие индивиды, в облике которых просматривается схожесть с тем или иным животным. И вот я вижу, что справа сидят обезьяны, причём такие, каких не показывают в зоопарке и по телевизору в передачах о животных. Вижу своими глазами, что это сто процентов не люди-факт. Меня охватывает ужас, но сознание контролирую полностью. Смотрю на ближних ко мне женщин. Они разные по комплекции, социальному положению, но я понимаю, что они тоже не люди, а звери, на которых надеты одежды людей. Причём самое странное, что и в форме кистей рук, пальцев, ногтей я нахожу подтверждение того, что вижу на их мордах. Нет, они не волосатые, не скалят клыки, но кончики ушей, разрез глаз, профиль носа, лоб говорит о звероподобности тех, кто едет в этом вагоне. Чёрт, думаю я, сколько чурок понаехало, как в зверинце  еду. Переключаю внимание на  белую с виду девушку, стоящую передо мной и держащуюся за поручень, а сам думаю: ну хоть она-то, интересно, нормальная или тоже из них.  И  чуть не падаю от неожиданности, потому что девушка  услышала мои мысли. Она поворачивается ко мне лицом, и о, Боже, я  понимаю, что,  во-первых, она слышала всё, о чём я думал, и, во-вторых, у неё  абсолютно звериные черты лица, как у саблезубой белки. Не открывая рта, она ответила на мой главный вопрос: “Да, ты не ошибаешься, мы здесь все такие”.
 Смотрю на мужика, прислонившегося в дверях к поручню спиной и его взгляд, внешность опять подтверждает моё предположение. Он  тоже из другого, не из обезъяньего, как бабы, и не из птичьего, как девушки справа, а из какого-то другого вида самых обыкновенных образин.
 Спасаясь и ища на всякий случай помощи и поддержки, я посмотрел в другую сторону вагона и странным образом заметил, что вагон молчал, никто не разговаривал, а ведь это был едва ли не час пик. Все ехали сосредоточенно, кто-то делая вид, что спит, именно делая, кто-то просто ожидал команды, чтобы броситься и  разорвать меня, впиться мне в горло, сбросив с себя человеческую одежду, обнажив мускулистые волосатые мыщцы. И самое удивительное, что в вагоне не было детей. Я специально очень внимательно посмотрел. Ни одного, никакого возраста даже вездесущих тенейджеров.
Стоп, - сказал себе я, - это либо чертовщина и наваждение, или это ветка, по которой чурки кочуют на  свой рынок, хотя они ездят обычно рано утром, как вариант, поздно вечером и не в такой концентрации. Либо это какие-то инопланетяне, рядящиеся под людей, сели в один вагон, идущий на особый объект.Короче происки тайных мистических организаций. Поезд стал притормаживать и на промежуточной станции я буквально впился в лица входящих, чтобы найти у них спасение. Машинист тянул...
 На лбу выступил пот.  Я отчётливо понимал, что попал в вагон  сбежавших из какой-то секретной лаборатории мутантов. Я с нетерпением ждал остановки, чтобы в него вошло хотя бы несколько нормальных людей. Но каков был ужас, когда первые вошедшие и, как я понимал, находясь в здравом уме,  всё-таки случайные люди, оказались тоже животными в наших одеждах. Они не проявляли агрессии, но их глаза говорили, что они  знают то, о чём я думаю, понимают, кто они, что они не люди, что их много и что я не из них, что я человек, а они звери. (Пауза). Я сразу  классифицировал вошедших по таблице эволюции видов. У меня началась паника, охватил страх и я решил, что нужно во что бы то ни стало выйти из вагона, потому что в этом всё подстроено как-то специально, либо для того, чтобы я сошёл с ума, либо для того, чтобы меня похитить на другую планету, либо убить прямо здесь. Я смотрел по сторонам, скользил взглядом по лицам и продолжал убеждаться, что я прав и самое главное, что они все до одного ведут себя не как обычные коренные жители или гости столицы, а едут как бы куда-то на какую-то свою особую работу, например, в подземный центр и я здесь единственный, кто случайно, сдуру вскочил  в этот спецпоезд.  Более того,  эта мысль подтверждалась тем, что из вагона никто не выходил. И вот долгожданная остановка. Из последних сил демонстрируя полное спокойствие выхожу из вагона и сразу смотрю по сторонам. Смотрю и понимаю, что на этой многолюдной станции нет людей, что все находящиеся, разговаривающие между собой, идущие, стоящие, это животные в нашей одежде, осознаю, что людей давно нет. Глаза у меня буквально вылезли от не поддельного удивления и вдруг замечаю, что слева,  идёт священник или монах, маленький, ниже меня, худой, буквально измождённый, с бурыми кругами вокруг не выспавшихся страшно - страшно уставших, воспалённых от бессонницы  глаз. (Пауза). И я заглядываю ему в эти глаза и мысленно, но так мысленно, что сам слышу свой вопрос в собственной голове,  с трепетом,  в  смятении спрашиваю: "Это правда, они не люди, все люди животные, людей нет, мне это не кажется?!"
Монах смотрит мне в глаза в полный контакт и отвечает: "Да".
(Пауза).
(Пауза).
Монах проходит в одну сторону, я в другую и вдруг ... (пауза), монах-то с абсолютно человеческим лицом, он-то совершенно не похож на окружающих нас с ним монстров, которые красятся, украшают себя как люди макияжем, чтобы на самом деле скрыть своё звериное нутро и выглядеть, как мы. Я резко перевёл взгляд на окружающих, подумав, что священник снял наваждение, (пауза) но вокруг были звери. И тут я рванул как в прериях. Взлетел по эскалатору и вылетел в самом центре. (Пауза). Неожиданно  перестал бояться. Просто  шёл по джунглям, разглядывая экзотических тварей, сравнивая их между собой, систематизируя в рода, виды, подвиды и думал, как долго сохранится у меня такое восприятие мира, ведь не может же быть, чтобы на земле или даже в целой столице мира всех людей осталось я, да замученный священник? Ещё несколько дней я отчётливо видел, кто есть кто, но потом стал с этим бороться. Я сказал сам себе, что категорически не хочу об этом знать, потому что мне так неудобно: мешает, вызывает дискомфорт и я не готов идти дальше по этому Пути, что мне нужно время, чтобы осмыслить всё случившееся, я боюсь идти дальше.
(Переход с экрана).
Через пятнадцать, если брать дорогу, часов я был на другой стороне океана.
(Пауза).
Мало того, что Высшее разрешило на Земле всё и только контролирует самый последний этап перехода в новый мир, так ещё и люди оказывается не люди, а звери. Так кого я хочу осчастливить, за кого собирался положить жизнь, кого спасти -  хищных, подлых, коварных тварей?
Так вот почему здесь нет Бога, так вот почему здесь происходят запредельные по зверскости дела и им никто не противостоит, и никого от них не спасает, потому что спасать некого. Мы, животные, придумавшие, что нас зовут людьми, мы живём в джунглях городов, а думаем, что наши предки давно вышли из леса и спустились с гор. Мы придумываем себе смысл существования, потому что Высшим он для нас не предполагается. Ведь мы как были, так и остались зверьём.
 Однако, подумал я, чем же животные, которых мы считаем ниже себя, отличаются от нас? И вдруг понял - ничем, и они нас в отличие от нас самих видят как раз собой, такими, как они сами,  но только замотанных в тряпки. В ком из нас больше Бога - подумал я и понял - нет, не то что вы ждёте, что мол в собаках, кошках, золотых рыбках его больше, я понял, что Бог в нас есть. И эта часть Бога в  нас  называется нами совестью. Чем больше совести, тем больше у тебя прав быть человеком и наоборот. Заглушить совесть, значит стать зверем, но совесть не убиенна. Мы можем игнорировать голос  Высшего, но потом совесть обязательно просыпается, рано или поздно, и присутствует до полного самоуничтожения особи. Значит в нас. Животные от угрызений совести с собой не кончают.
(Отчётливый голос из глубины сцены).
Актёр: Да, ты Его знаешь!!
(Музыка).
(Пауза).
Драматург:?!?
(Пауза).
(Пауза).
Актриса: Папа!
(Пауза).
(Музыка).
(Актриса, Прима, Режиссёр и Балетмейстер машинально устремляются на сцену).
Прима: Что это?
(Падает в обморок).
Режиссёр: …
Балетмейстер: Здравствуйте…
Актриса: Это же папа?
(Пауза).
Режиссёр: (Драматургу). Голограмма?
Балетмейстер: (Над Примой).  Дайте нашатыря! Нужна помощь!
Режиссёр: Папа!
Актриса: Папа!!
(Бросилась к отцу и за метр до него остановилась).
Прима: Не надо ничего, мне лучше. Что это?
Актриса: Папа, это ты?!
Режиссёр: Папа?!
Актёр: Это я.
Актриса: Папа!
(Целует его, обнимает).
Режиссёр: Я не верю своим глазам, но не чувствую никакого подвоха. (Драматургу) Это правда?! 
Драматург: Я здесь не при чём.
Прима: Что-то мне опять….
Актёр: (Приме). Не вставай.
(Актёр идёт к жене, обнимает её).
Прима: Тёплый.
Режиссёр: Папа.
Актёр: Ну иди, обнимемся, сын.
Режиссёр: Что творится? (Обнимает отца, жмёт руку). Щас я соображу, а то  завис.
Актёр: Бывает.
Актриса: Папа, папочка, ты живой, я всегда знала, я была уверена, я чувствовала.
Режиссёр: Я ошарашен. Я вынужден признать свою растерянность. Но это ты. И я не пью с тех самых пор, ну ты знаешь.
Актёр: Молодец. Держись.
Режиссёр: И это не галлюцинация? Это все видят или только я?
Драматург: По-моему все?
Режиссёр: Папа!
(Обнял его, плачет).
Актриса: Папа…
Прима: (Актёру).  Я ничего не понимаю.
Актёр: Как ты?
Прима: Лежу на полу.
Актёр: Всё очень хорошо, не плачьте, что вы, что вы, ну что вы. Костюм испортите. Я здесь, мы вместе и всегда будем.
Прима: Но это… это не значит, что мы все умерли или ты вымысел драматурга?
Актёр: Нет. Ты же видишь, что нет.
Прима: Да. Но я не понимаю.
Актёр: А ты не понимай.
Режиссёр: (В зал). Может быть, произошло второе пришествие, а мы тут сидим?
Актёр:  Я первая ласточка.
Драматург: Здравствуйте.
Актёр: Привет.
Балетмейстер: Здравствуйте.
Актёр: Я…
Балетмейстер: Я знаю. Балетмейстер, точнее жена вашего сына.
Актёр:  Знаю.
Актриса: Я боюсь.
Актёр: Чего?
Актриса: Что всё сейчас закончится.
Актёр: Нет, доча, нет.
Актриса: И мне это не снится?
Актёр: Нет, не снится.
Актриса: Теперь мне  плохо.
Актёр: Но, но, но, но. Не падать. Держи себя в руках. Сын, придержи сестру.
Прима: Это не чертовщина?
Актёр: Нет, ты же по-прежнему не играешь паталогий и пороков, какая у тебя может быть чертовщина.
Прима: Бывает.
Актёр: …
Прима: Уже бывает.
Актёр: Давайте сядем что ли? Успокаиваемся. Я знал, что вот так получится. Даже боялся. Ещё раздумывал идти или нет.
Актриса: Конечно, идти, конечно, идти. (Целует отца).
Актёр: Видишь, как всем плохо.
Прима: Ну, знаешь…
Балетмейстер: Вы же первый, поэтому…
Режиссёр: Так, что произошло? Какие-то сенсации в мире?
Актёр: Никаких сенсаций. Частный случай.
Прима: Но ведь это невероятно?
Актёр:  Это факт.
Режиссёр: Что завтра будет, что завтра будет, что будет.
Прима: Так как к этому относиться? Мне не хватает мозгов, я не могу дать оценку.
Актёр: Ты счастлива?
Прима: Да.
Актёр: (Дочери и сыну). А вы?
Актриса: Конечно.
Режиссёр: О чём ты спрашиваешь?
Прима: Но мне дурно и не по себе.
Актёр: К этому надо привыкнуть.
Драматург: Осознать.
Актёр: Привыкните. (Приме). Помнишь, как после похоронок?
Прима: То другое. А тут…
Актёр: Ну вот. Отец приехал, дети в шоке, жена в ужасе. Отличный приём. А вы ещё хотите, чтобы кто-то последовал моему примеру.
Актриса: Нет, нет, нет. Ты неправильно понял. Мы сейчас придём в себя, и всё будет хорошо.
Актёр: Ну, молодец, дочка. Папина дочка.
Прима: Да, мы сейчас. Вот уже что-то проясняется.
Актёр: (Сыну). Принеси маме стул.
Режиссёр: Вот, садись. (Помогает матери сесть). Чёрт побери. Это ж какая-то совершенно другая жизнь? (В зал). Вы это осознаёте или это ... (Актёру). И всё-таки я не понимаю…
(Режиссёр падает со стула, теряет сознание, к нему бежит Балетмейстер).
Актёр: Ничего, ничего.
Балетмейстер: Вы думаете? Может врача?
Актёр: Пусть отрегулируется сам.
Прима: Так ты как,  сколько здесь пробудешь, Господи, что я спрашиваю, (Обнимает мужа). Это ты?
Актёр: Конечно я.
Прима: Ты, это же ты. Это ты!
Актёр: Конечно я.
Прима: Скажи, что это ты.
Актёр: Ну, я это я.
Прима: Нет.  Мне снова плохо. Сердце.
(Актёр достаёт фляжку. Даёт понюхать жене, Прима вздрогнула).
Это что?
Актёр: Ты мне с собой сунула в последний момент.
Прима: Что-то я оказалась совсем слаба, надо же на стол собрать…
Актёр: Мы в театре.
Прима: Да?
Актёр: На сцене.
Прима: А как так получилось?
Актёр: Чудеса бывают.
Прима: Уже вижу.
Актёр: А веришь?
Прима: Теперь да? Так что делать, что я сейчас должна делать?
Актёр: Ничего, играй спектакль.
Прима: А ты?
Актёр: И я.
Прима: То есть дальше мы играем вместе?
Актёр: Да.
Прима: А живём?
Актёр: В каком смысле?
Прима: Ну…не могу сформулировать.
Актриса: Мама хочет спросить, пойдёшь ли ты после спектакля домой?
Актёр: Конечно.
Режиссёр: Повтори, пожалуйста, ещё раз.
Актёр: (На слезе). После спектакля я пойду домой.
Драматург: Извините меня.
Актёр: Тебе не за что извиняться.
Драматург: Возможно, я не должен был вторгаться в вашу личную жизнь, соваться не в своё дело, ворошить прошлое, касаться святого.
Прима: Ты написал провокацию и естественно, что все в некотором замешательстве.
Актёр:  Мы и сами не знаем, как к этому относиться. (Плачет).
Актриса: Папа, не плачь. Всё хорошо. Мы вместе.
Актёр: Я даже не рассчитывал.
Драматург: Я понимаю, что это может быть цинично, но, тем не менее, вы уже здесь и я прошу вас сказать несколько слов. Вы  должны рассказать как там, что вообще происходит в этом мироздании. Нам нужно откровение. Я обещал публике показать механизм счастья.  Ведь если вы не расскажете об этом механизме, его же никто, кроме вас, не знает и все опять останутся несчастными и причём навсегда. Когда ещё кто-нибудь осмелится  приоткрыть занавес. Извините, я понимаю, что у вас нет времени и вообще не для того происходят чудеса, чтобы праздно проводить время в кругу семьи, простите, что-то я не то сказал. Мысли путаются.
Актёр: Да ты не волнуйся.
Драматург: Вы бы не могли, нет, я не прошу вас, ничего играть не надо, это было бы пошло. Я это сейчас понимаю. Вы бы не могли просто прочитать страницу любого текста.
Актёр: Любого?
Драматург: Совершенно. Ведь  мы не предполагали, и я не писал вам роль. 
Актёр: Давай.
Драматург: Спасибо. (Скороговоркой).  Собственно в чём суть происходящего...
Актёр: Я в курсе, онлайн.
 (Входит Суфлёр, дожёвывая и вытирая рукавом рот).
Суфлёр: Извините пробки в буфете. (Хлопнул себя по шее тыльной стороной ладони). О,  (Актёру) чудо, приветик!
Режиссёр: Я бы попросил без фамильярности.
Суфлёр: ?
Режиссёр: Во-первых,  это мой отец, а во-вторых, соблюдай дистанцию.
Суфлёр: Ну, понятно. Вон Драматург по пьесе твоя мать.
Актриса: Это наш отец.
Суфлёр: Ну, я уже понял!
Балетмейстер: Ты ничего не понял.
Режиссёр: Это …
Суфлёр: Да сколько можно повторять. Я что американец? (Актёру). Из какого театра, коллега?
Драматург: Уймись, это  тот, о ком ты думаешь собственной персоной.
Суфлёр: Ну, ты не это, а…? Похож, похож спору нет. Этот, как его, звезда наша?! Младший, старший?! А, да, старший умер.
Актёр: …
Суфлёр: Но в любом случае, конечно, это ход. Ход. (Жмёт руку Драматургу). Вынужден признать. У кого слямзил? Молодец!
Актриса: Спасибо. (Целует Драматурга).
Драматург: Да я здесь не при чём. Извините, если что-то не так, но мне  тоже кажется, что вам должно быть приятно встретить (Приме) своего мужа, детям отца, а зрителям звезду кинематографа, да и просто хорошего, сильного настоящего человека.
Актриса: Нет, если бы ты предупредил, было бы легче, а так это жестоко.
Драматург: Я хотел обойтись своими силами, но … Получился запрещённый приём.
Режиссёр: Ну, ты мастер скандала, тебе и карты в руки, я к тебе потому и обратился.
Актёр: Главное, что вы счастливы.
Режиссёр: Мы ошарашены.
Актёр: (Драматургу). Это было для всех слишком неожиданно.Нужно переварить. Но в любом случае спасибо. (Протягивает Драматургу руку).
Суфлёр: (Актёру).Так ты у кого работаешь? Или тебя этот (показывает на Драматурга) с собой привёз?
Прима: Это настоящий …
Суфлёр: (Хватает бумаги. Вчитывается). Ну вот, чудо. Я и говорю, что чудо. Появляется известный артист, звезда и легенда кино…
Режиссёр: Следи за губами. Это мой и моей сестры отец и муж …. (Показал на Приму).
Суфлёр: Сюрприз удался. Поздравляю. Впечатляет.
Актриса: Ну, его.
Суфлёр: Что значит, ну  его. Я профессиональный человек, я в ..., где только не бухал. Вот у меня написано. Появление Чуда. Отыгрыш всеми его появления. Игра счастья. И я всё это сыграл, а теперь вы меня чем-то опять грузите и хотите, чтобы я поверил в абсурд? (Драматургу) Я правильно понял?
Драматург: Да.
Суфлёр: О! То есть это настоящий…?
Драматург: Да.
Суфлёр: (Громким шёпотом). Ты изменил сценарий?
Режиссёр: Тебе же сказали яснее ясного.
Суфлёр: Вот я этого не люблю. Не люблю я, когда актёры умничают и хотят кого-то сделать глупее себя. Поэтому я пресекаю эту актёрскую разводку, которую вы потом будете на всех пьянках пересказывать всю свою никчемную оставшуюся жизнь, как облажали меня на глазах у публики. Я что дурак? Законы физики ещё никто не отменял. Всё я закрываю эту тему! Я говорю, что это актёр. Я вам не поверил! Поняли? Все запомнили? И когда будете трепать свои актёрские байки, то рассказывайте, что хотели развести, да не вышло, потому что я оказался умнее вас. И это я вам слова подсказываю, а не вы мне!!
Актёр: Я ...
Суфлёр: (Актёру). Ваши документы?!
Драматург: Мы что в столице мира?!
Суфлёр: (В зал). Уважаемые, не дадим себя обдурить, (Актёру) документы, прошу!
Актёр: Меня все знают.
Суфлёр: Меня тоже. Особенно в районе, где забегаловка у рынка, вообще каждая пивная муха. Документы. (Актёрам). Вы на принцип пошли и я тоже. Давайте, давайте сорвём всё из-за вашей идиотской шутки, давайте. Я спрашиваю, это артист? (Приме) Так?
Прима: Нет.
Суфлёр: (Актрисе) ?
Актриса: Нет.
Режиссёр: Пошёл вон.
Суфлёр: (Драматургу) !?
Драматург: Он.
Суфлёр: У замордованного Балетмейстера не интересуюсь, она против вас,  волков, пойти не посмеет. Поэтому, исходя из того, что я не собираюсь быть дураком, (Актёру) прошу вас, уважаемый, показать свои документы, чтобы убедить меня неверующего ни в бога, ни в чёрта в том, что воскресение началось именно с вас. Только сразу договариваемся, что вы не рассказываете, что вам чужды законы материального мира и Там у вас всё по-другому, что паспорт это рудимент архаичного строя, договорились? И так, я говорю, ваши документики, а вы мне раз, их и показываете?
Режиссёр: А кто ты такой?
Актриса: Да?
Балетмейстер: Действительно!?
Прима: Ещё не хватало.
Драматург: Не наглей!
Суфлёр: Молодцы, отлично отрепетировали, а я что на этом прогоне  не был? А точно я же на халтуру… Молодцы. Мне понравилось, сразу горой и достоверно. А ещё раз можете? (Актёру) Ваши документики!
Актёр: Пошёл ты, знаешь куда!!?
(Пауза).
(Пауза).
Суфлёр: (Растерялся, осел, посмотрел на публику, потом на Актёра. Обошёл Актёра, вглядываясь в лицо, в глаза. Отпрянул в смущении. Пауза).  Мне стыдно признаться, но я в замешательстве. Я знаю, теперь вы не упустите случая растрепаться, что почти заставили меня поверить в вашу разводку. (Залу). Это кто? (Пауза). Это …? (Пауза). Он? (Пауза). Нет? (Пуза). Да? (Пауза). Так да или нет? (Пауза). Нет, о чём я спрашиваю, чего я позорюсь, ну, конечно, нет! Вы меня подставили, чуть не убедили, гады. Пройдохи, сволочи, не вы (Приме), это я о собирательном образе артиста. Чуть не внушили. (Ещё раз приближается к Актёру, едва не обнюхивает). Вот, гады, а? Не верю!!! (Пауза). Так вы вернулись?
Актёр: Я никуда и не уходил.
Суфлёр: Да что вы говорите?
Актёр: Факт.
Суфлёр: Мы просто вас не видели. Так?
Режиссёр: Отстань!
Актриса: Отвали!
Балетмейстер: Проехали.
Прима: Всё!
Драматург: Закончили!
Суфлёр: А я не начинал, поэтому кто начал, тот и заканчивает. Вы настаиваете, что это ваш отец и муж собственной персоной и это не просто театральное чудо, а чудо настоящее, объяснить которое сами не можете?
Все: Да!
Суфлёр: (Актёру).  И как?
Актёр: Может врезать ему?
Суфлёр: А вы уверены, что вам это можно?
Актёр: Уверен. (Решительно двинулся на Суфлёра).
Суфлёр: Помогите. Спасите! Убивают, прямо на авансцене, на глазах у сотен зрителей при художественном освещении. Всё! Всё! Я знаю, что меня убедит.
Меня с детства пучит вопрос. Если вы отвечаете правильно, точнее убедительно, потому что ответа я сам не знаю - я верю, если нет, вы меня тупо имеете. Спрашиваю, если человек убивает, ворует, прелюбодействует, пьянствует, что будет там?
Актёр: Ничего.
Суфлёр:?!
Актёр: …
Суфлёр: ??
Актёр:!
Суфлёр: Совсем ничего?
Актёр: Совершенно.
Суфлёр: Так, что можно всё это делать?
Актёр: Можно.
Суфлёр: И мне за это ничего не будет?
Актёр: Нет.
Суфлёр: Совсем ничего?
Актёр: Абсолютно.
Суфлёр: То есть вы хотите сказать, что если я буду всех мочить, грабить и насиловать, мне за это ничего не будет.
Актёр: Нет.
Суфлёр: И вы настаиваете, что меня не распнут на страшном суде?
Актёр: Нет.
Суфлёр: А сам суд будет?
Актёр: Нет.
Суфлёр: Не верю, нам тут всю жизнь впаривают расплату за грехи, а этого нет?
Актёр: Нет.
Суфлёр: Вообще нет?
Актёр: Нет.
Суфлёр: Подождите, значит я могу быть каким угодно, вести себя как мне вздумается, нарушать все законы и мне за это ничего?
Актёр: Да.
Суфлёр: Получается, что между грешником и праведником нет никакой разницы?
Актёр: Никакой.
Суфлёр: Вот те на? (Артистам). Ну что, придурки? Получили? Что нажрались своих проповедей? Что попостились, пособлюдали заветы. Тьфу, на вас на всех. Презираю, раньше презирал, а теперь и вовсе ненавижу. Всех, без исключения. (Актёру). А я могу взять гранату и бросить в зрительный зал, например?
Актёр: Это твоё решение.
Суфлёр: Но я же не буду за него отвечать?
Актёр: Нет.
Суфлёр: Класс! Класс! (В зал). Вы слышите, какой класс. Я вас сейчас буду немножко рэзать. Ха-ха-ха. (Актёру). И Бог мне за это ничего не сделает?
Актёр: Нет.
Суфлёр: (Берёт бутафорскую гранату). Вот граната. Я её бросаю. Я бросаю гранату, погибнут десятки людей. Бросать? Я брошу. Раз ничего меня не останавливает, я кидаю. Считаю до трёх. Раз, два, три! Бросаю. (Бросил). Взрыв, крики, стоны, скорые помощи, я в телевизоре и на первых полосах газет?
Актёр: Да.
Суфлёр: Ну, чудеса, ну чудеса!? (Драматургу) Ты всё-таки сотворил чудо. Ну, ты дал. Ты смотри, чудо действительно произошло.
Актриса: Чудо в том, что он вернул нам отца.
Суфлёр: Заткнись, а? Чё ты в чудесах понимаешь? Чё ты тут воще? То, что вернулся твой папа для меня лично никакого значения не имеет. Это чудо для тебя лично и таких, как ты сентиментальных девушек. Чудо в том, что нет наказания ни за что, чудо в том, что я могу быть полной мразью и, как все, буду жить вечно, всегда. Я мразь, а на меня распространяется всё то же, что и на святошу. И никто мне там слова не скажет и ничего мне за всё нагаженное здесь не будет. Понимаешь? Ни-че-го! (Актёру). И как это произойдёт? Я покидаю тело, вокруг мрак и холод,  поднимаюсь всё выше и выше и что дальше…, лечу я, лечу, ну? Долго мне лететь? Я никого не вижу.
Актёр: Естественно.
Суфлёр: Почему?
Актёр: Потому что Бог не вышел  тебе навстречу.
(Пауза).
Суфлёр: И что?
Актёр: И ничего.
Суфлёр: Вообще ничего?
Актёр: Вообще.
Суфлёр: И что мне делать?
Актёр: Не знаю, это твоё решение.
Суфлёр: Так я же…? Я же..? Меня же…? Как же..?
Актёр: Да.
Суфлёр: И что?
Актёр: Ничего.
Суфлёр: Так что со мной будет?
Режиссёр: (Суфлёру). И будешь ты болтаться как говно в проруби.
Суфлёр:??!
(Пауза).
(Пауза).
Актёр: ….
Суфлёр: И сколько?
Драматург: Всю свою никчемную вечную жизнь.
(Пауза).
Суфлёр: (В зал). Реквизит верните из зала, пожалуйста, будьте добры. Не надо, ничего, я сам. Не утруждайте себя. Сидите, сидите, я сам подойду. Спасибо большое. Признателен,  благодарен.  Целую ручки. Зрители наши главные спонсоры и критики. Всё для людей и ради людей. С уважением и любовью к людям, во имя человечества, для того, чтобы его, вас всех осчастливить, я готов на любые самопожертвования, хоть вот на гранате подорвусь, хотите? Всё, что угодно, для вас всё, что ни попросите. (Заискивая, Актёру). Простите, а какие у вас творческие планы, планы на будущее?
Актриса: Да что ты пристал?
Режиссёр: Иди, покури.
Прима: Бессовестный!
Драматург: Тебя много!
Суфлёр: Ты на свои монологи посмотри.
Балетмейстер: Достал.
Суфлёр: Я не понял, если у нас творческая встреча с живым  артистом, извините, язык не поворачивается назвать, то я не понял, почему я не могу задать вопрос? (Спустился в зал. Из зала). Это неуважение к публике, между прочим, (зрителям) правда, товарищи, господа?
Актёр: Ты уверен, что хочешь услышать? 
Суфлёр: Ну, это очевидно будет очередная версия победы добра над нами. Вас над злом. Месть за Христа, который был на самом деле из ваших.
Актёр: Как-то раз, (Суфлёру) сынок, мы с друзьями говорили о Родине. И страна у каждого оказалась своя.
Я вспоминал гору, нависшую как цунами над селом, гигантские дубы над очерэтом хат, разбитую грунтовую дорогу с бельмами луж, верёвки с детским бельём, растянутые между деревьями, нескладные сараи позапрошлых веков, колодец с неземной водой, велосипед, прислонённый к выбеленной стенке, отсутствие заборов и изгородей вокруг огородов и палисадников, потому что прямо во двор подступал лиман, который нас кормил рыбой и её можно было поменять на всё остальное. Если взобраться на гору и сесть на гигантский спиленный ствол дерева, лежащий в качестве лавки под торцевой стеной сельского магазина, то открывалась за горизонтом, особенно в хорошую погоду даже  Саванна.
Суфлёр: В Африке?
Актёр: Да. Продавщица жалилась, наливала всем и одалживала. Зимой топила печку и напрасно ждала покупателей, потому что магазин стоял для одного села на горе, а для верхнего на дальнем краю поля и дойти туда в плохую погоду было невозможно.
Суфлёр: Нет, вы мне по существу ответьте, что вы тут начинаете индийские танцы петь?
Актёр: Другой рассказывал о низине, которая постоянно заливалась водой и поэтому всё село разделяли валы, по холмам  были протоптаны тропинки  и по ним  ездили на раскуроченных машинах. Огороды освобождались ближе к лету и резиновые сапоги становились самой любимой обувью, потому что в них можно было ходить среди плавающей в траве рыбы.
Суфлёр: Ну это, “мова – мать языков руських”?
Прима: (Суфлёру). Помолчи.
Режиссёр: (Суфлёру). Ты, чё?
Актёр: Третий говорил, что Родину отличает по воздуху и настаивал, что в иных странах, бывало, слышал на многолюдных перекрёстках принесённую ветром нашу песню.
Мы тогда играли в  кино, были состоявшимися людьми, но далёкими от популярности артистов мыльных сериалов и нам было что терять. После третьей решили, что с этого момента всё, что сыграет каждый из нас, будет только на родном языке. И хоть было это после третьей и наутро могли всё забыть или сделать вид, что забыли - все трое сдержали слово.
Суфлёр: Ну, понятно.
Актёр: Наша страна, сынок, это аномальная зона, учёные ещё скажут свое слово, но как аномалия, она одних притягивает, восстанавливает и даёт силы, а у врага отнимает. Потом здесь найдут силовые потоки,  разгадают ауры ложбин, и отсутствие гравитации  васильковых полей,  невесомость нескольких в зависимости от времени года неб и солнц,  мистику рек,  и космос ночных озёр с беззвучием  тёплого снега,  объяснят пробуждающие сознание запахи  распаханной  земли. В нас есть всё, и всё находит свой отклик, и всё вмещается и становится нами.  Всё наше и всё мы,  и мы чувствуем этот мiр своим. Мы дети Природы.
Суфлёр: И вы хотите сказать, что так, как вы, может каждый?
Актёр: Но не хочет.
Суфлёр: Вы хотите сказать, что никто оттуда не хочет сюда?
Актёр: Ты же видишь, что никого нет.
(Пауза).
(Пауза).
Суфлёр: М-да. 
Актриса: Я как-то об этом раньше не задумывалась.
Балетмейстер: Ничего себе.
Прима: Даже возразить нечем.
Суфлёр: Я в это, вот в это, вот конкретно в это, никогда, никогда, никогда не поверю.
Актёр:  Здесь все мыслят одинаково. Друзья, Высшее это универсальный мир,  в котором царит бесконечное счастье, но здесь есть подлые и хитрые, простые и честные. Как правило, подлые и хитрые наследственно  порочны и для удовлетворения  им нужны деньги, которые они отнимают у  чистых. А чистым проще уступить, чем мараться. Войны и революции. Чтобы их избежать, нужны самоограничение и разумная достаточность, а патологически порочные  сами никогда не откажутся от удовольствий. Там это понимают и знают все. Нужно быть глупцом, чтобы, попробовав Высшего, захотеть низшего - вернуться назад.
(Пауза).
Актриса: Но мы же страдаем, ждём, мучаемся, переживаем. Мы-то не знаем ничего этого. Это ведь жестоко?
Актёр: От неверия. Мир создан счастливым, но  подлые никогда не дадут нам покоя.
Суфлёр: Но если всех оставить в покое, то  не будет прогресса, он остановится?
Актёр: Услуги это не прогресс.
Суфлёр: Чего же человек себе ищет трудности?
Актёр: Человек ищет трудности для того, чтобы у него не осталось времени ждать “смерти”, которой, если бы он осмелился подумать, не нашёл.
Суфлёр: Она есть. Я точно знаю, что смерть есть и хватит здесь вешать про всякую лабуду! Вы что хотите, чтобы все после спектакля перевешались в жажде вашей вечной жизни?! Мой бог говорит мне, что я смертен.
Актёр: Значит у нас разные боги.
Суфлёр: Прекрати!!!
Актриса: (Суфлёру). Ты что так говоришь?
Режиссёр: (Суфлёру). Как ты смеешь?
Прима: (Суфлёру). Следи за словами.
Суфлёр: Я не хочу этого слышать, потому что ваша вечная жизнь после всего, что я сделал, мне не нужна!!! Я хочу тихо и спокойно сдохнуть, и чтобы меня не стало. Раз меня не встретят. Не стало нигде, никак, никогда и навсегда. Потому что я не хочу и не буду нести никакой ответственности за …  (Берёт пистолет и стреляется).
Актёр: (Подбежал к суфлёру, приложил ухо к груди). Не дышит. Мобильник! (Зрителям). Дайте мобильник!
Балетмейстер: Пульса нет. Вот дурак. Я же сказала, что простила его за всё. Дайте мобильник!?
Прима: Все в гримёрке оставили.
Актёр: (В зал). Телефон есть? Быстро.  Алло!? Как там набирать, скорую наберите, серьёзно наберите. Что с пистолетом, что за пистолет? Что такое, я ничего не понимаю, ещё не хватало кого-нибудь убить. (Взял телефон у зрителя). Алло!? Скорая?! Алло?! Звоните на скорую, все звоните, чего сидите, закрывайте занавес, всё!!
Суфлёр: Где я?!
Все:??
(Пауза).
Режиссёр: В аду.
Суфлёр: Я уже отделился и теперь буду  говорить, но меня никто не будет слышать?
Актёр: Чёрт. Напугал.
Суфлёр: (Трогает затылок). Кровь! (Актёру, голосом умирающего). Теперь-то, ты мне можешь признаться, из какого ты театра? Ну не ври, скажи, ведь ты обыкновенный актёр? Ну, ведь так? Не смотри на зрителей, труп в спектакле уже есть, им больше ничего  не нужно. Страха, крови, смеха, слёз. Так ты актёр? Наклонись к уху и скажи мне шёпотом, если не хочешь разрушать интригу.
(Актёр наклоняется и шепчет).
Прима: (Осматривает голову Суфлёра). Царапина.
Актёр: По касательной. А откуда боевой пистолет?
Режиссёр: Это тот, с которым я очнулся  в руке.
Актриса: Я, наверно, перепутала, когда заряжала реквизит.
Режиссёр:  Я тебе с детства говорю не трогать без разрешения чужие вещи!! Вечно после тебя ничего не найдёшь!
Прима: Не кричи на сестру!!
Актёр: Не ори на сына!!!
(Пауза).
Актриса: Не шумите!!
Суфлёр: ( Вставая, как ни в чём не бывало. В зал). Актёр! Я же говорил. Он мне сам сказал. Из первых уст. Вот только что. Вы же видели. Актёр. Никакой не этот, точнее не тот, а актёр. Сволочи. Развели - таки. Теперь во всех кофейнях будут рассказывать в лицах, что я лоханулся. (Всем). Ну что же вы такие мелкие, такие никакие? Что вам за удовольствие  людей дурить? Актёр - его величество. Актёр!!! Да какое вы величество, так жалкие марионетки, шуты, снегурочки хреновы, морозы пьяные, снежинки непохмелённые. Вот и всё, что вы можете. Вы все играете один длинный детский утренник. Несчастные вы люди.
Актёр: Мы все говорили честно. Я актёр.
Суфлёр: Ну вот.
Прима: И я актриса.
Актриса: И я.
Режиссёр: Я тоже.
Драматург: И я.
Суфлёр: (Драматургу) Ну они - то ладно, но ты - то?
Актёр: Мы все актёры.
Суфлёр: А, это в смысле весь мир... и так далее? Это понятно? (Актёру) Но ты не …?
Актёр: Да, я не ….
Прима: Я не ….
Актриса: И я не …
Режиссёр: И я ...
Балетмейстер: Я тоже.
Драматург: И я как бы я.
Суфлёр: А я?
Актёр: И ты. (На зал.) И они.
Суфлёр: Что, и они? То есть вы не вы, я не я, и они не они?
Актёр: Я играю …
Суфлёр: Вот!! Ну, наконец-то. Ты играешь его!
Прима: Я играю его жену.
Режиссёр: Я их сына.
Актриса: Я  дочь и сестру.
Балетмейстер: Я жену сына.
Драматург: Я себя  и Приму.
Суфлёр: А я?
Прима: Ты Суфлёра,  бывшего мужа Балетмейстера, мента, но это дальше.
Суфлёр: А зрители?
Режиссёр: Тоже.
Суфлёр: То есть вы подводите к тому, что не только актёры вруны и лжецы, но и все.
Актёр: Все кого-то играют.
Прима: И как правило по несколько ролей сразу.
Драматург: И по несколько пьес за жизнь.
Режиссёр: И по несколько жизней в одной.
Актриса: Но всегда в одних и тех же декорациях.
Суфлёр: Земля, Луна, Солнце, вот это?
Балетмейстер: Декорации в голове.
Суфлёр: Не надо меня путать. (Актёру). Мы живы или мертвы?
Актёр: А вот это определить нельзя, потому что мы и мертвы, и живы, и живы, и мертвы,  где явь и навь, не поменялись ли понятия местами, никто уже давно не знает. Сегодня принято считать так, а как завтра? Все мы играем  имена, фамилии, звания, должности, социальные статусы, возраст и даже то, что мы называем смертью и то, что рождением.
Суфлёр: Ну, это не он. (Приме). Не ваш… Он бы так не стал говорить.
Режиссёр: Это другой …
Суфлёр: Перерождённый?
Прима: Перевоплощённый.
Суфлёр: Так вы не он?
Актёр: Нет, моя жена, сын, дочь, все не те, кем себя называем. Мы играем  их роли. (Вгляделся в лица. Испугался).
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
Суфлёр: Где я?
Драматург: В театре Бога.
(Музыка).
Суфлёр: И что он сейчас к нам выйдет?
(Входит Гримёрша в костюме фантомного бога. Может быть для величественности на скрытых ходулях).
Суфлёр: (Падает на колени, крестится). Господи! (Режиссёру). Это кто?!
Режиссёр: ?!!
Суфлёр: Тьфу, тьфу, тьфу, чур не я. С косой примерещилась. (Сообразил, что к чему).
Замордовали. Просто, ни одного живого места на теле не оставили. (Встаёт, отряхивается).
Гримёрша: Всё. Это конец!
Прима: Не поняла?
(Все переглядываются).
Гримёрша: (Микшированным голосом). Занавес! Вы и так сказали много лишнего, поэтому на этой сентиментальной фразе я данным мне  правом  закрываю  ваш спектакль!!
Актёр: Я не понял?
Гримёрша: А что тут не понимать? Вам разрешили порассуждать о причинах несчастья в человеческом обществе?
Все: Да.
Гримёрша:  Всё!
(Пауза).
Прима: Мы так не договаривались.
Гримёрша: Мне лучше знать, как мы договаривались и о чём. Всё!
Драматург: Но вот у меня лицензия и согласно этой бумаги…
Гримёрша: (Разрывая лицензию). Согласно этой бумаге вы вообще не имели права затрагивать тему Бога. У вас без конца все виноваты. Сами своими делами занимайтесь, сами свои проблемы решайте, а лучше их не создавайте и не парьте другим мозги. (Актёру). Вас нет.
Актёр: Куда это нет? Куда это я так ушёл, что со мной такого плохого случилось, если я бессмертен и бессмертен не просто так, а в Высшем? Кто дал право нести и городить, весь этот бред?
Гримёрша: (Актёру). Иди в храм, читай мои священные тексты и поминай усопших!
Актёр: Да, кто дал право церкви поминать, якобы усопшего, если никто не может быть забыт и не исчезает из единого мира. Куда идти, если уходить некуда - мир он и есть мир. Посмотрите на эти... Какой в них Бог, от лица какого Бога они говорят, чему они могут научить и что они вообще знают, что пережили в Боге лично и можно ли себе представить, чтобы Бог захотел иметь с ними хоть какое-то дело? Никогда. Сколько можно обслуживать воров и загонять людей в рабство, сколько можно устраивать из Высшего мракобесие. Церкви не дают энергию, религия не служит Высшему, она лижет задницы обычным хапугам на земле. Она обслуживает то дерьмо в социуме, которое должно быть истреблено физически.
Гримёрша: За-пре-щаю!!
Режиссёр: (Гримёрше). Подождите, давайте не будем горячиться, мы подвели зрителя к самому важному и пообещали, что раскроем главную интригу.
Гримёрша: В другой жизни.
Актриса: Ну, пожалуйста, мы же не можем дальше выполнить свою миссию.
Гримёрша: Значит эта миссия не ваша.
Балетмейстер: Но позвольте...
Гримёрша: (Перебивая).  И не подумаю.
Суфлёр: Так!! (Фантомному богу -Гримёрше).  Извините, что я вмешиваюсь, а что тут происходит? (Приме). Какая лицензия, какая миссия, о чём речь? (Драматургу). Куда вы меня втянули?
Драматург: Сам слышишь. (Указал на  Фантомного бога - Гримёршу) Чтобы говорить от лица Бога, якобы нужно разрешение.
Суфлёр: А у вас его нет?!
Драматург: А кто знал?
Суфлёр: Ну, я попал. Предупреждать надо было, что тут  так всё серьёзно, а вы, видимо, за риск платить не хотели, вот и скрыли, а меня ещё крохобором выставляете.
Актёр: (Фантомному богу - Гримёрше). Так что конкретно от нас сейчас требуется?
Гримёрша: Новое разрешение!
Драматург: А старого мало?
Гримёрша: Это обыкновенная, а нужна суперлицензия.
Драматург: Почему?
Гримёрша: Потому что вы перешли  дозволенную черту!!
(Пауза).
Суфлёр: (Фантомному богу - Гримёрше). А в чём разница, кроме цены, конечно?
Гримёрша: Суперлицензия, это разрешение сказать истину от лица Бога!!
Суфлёр: Опа!  А свобода слова, равенство, братство, что уже отменены?
Режиссёр: (Фантомному богу - Гримёрше). Может быть, мы как-то этот вопрос решим?
Актёр: Что вы перед какой-то Гримёршей объясняетесь?
Суфлёр: Это необычная Гримёрша. Она перегримировывает в новые рождения, даёт новые лица и судьбы. (Заискивая).
Отличная тема. Телефончик?
Гримёрша: Не спасёт!
Суфлёр: У меня есть несколько девушек, с которыми я бы ни за что не хотел встретиться, теперь их стало на одну больше.
Гримёрша: Придётся.
Суфлёр: И что никаких вариантов?  Подождите,  надо узнать, кто у нас там (Показал на небо) есть? В зале, дайте телефончик, свой, в гримоуборной забыл, чтобы деньги не тратить. Вообще это должен оплачивать театр, как расходный реквизит.  (По телефону). Алло?! Опа! В онлайне телефоны что не работают?
Гримёрша: Мы не подключили к себе ваши коммуникационные сети и роуминга здесь нет.
Актёр: Вот в этом и вся проблема. Вы разорвали связь между нами.
Гримёрша: Я не поняла? Вы-то чего возмущаетесь? Мы и так для вас исключение сделали.
Прима: Да нет, мы вам очень благодарны...
Актриса: Признательны.
Режиссёр: Даже я, хотя театр…
Гримёрша: Вы ненавидите обычный, а наш, это театр Бога, поэтому поосторожней с мыслями.
Балетмейстер: Но это  что - калька с социума, какой-то там чиновник без взятки не хочет подписывать землеотвод? Какая на фиг ещё суперлицензия? Вы какому богу служите, девушка?
Гримёрша: Ну, я тебя загримирую, ну ты у меня …!
Балетмейстер: Я не бунтую, а прошу разъяснить, почему там, где должно быть всё идеально, такой же бардак, как и здесь?
Гримёрша: Потому что по образу и подобию.
Суфлёр: А приёмные дни когда?
Гримёрша: Вам ещё рано.
Суфлёр: Вы ответьте на поставленный вопрос, потому что как мы бога придумали, так мы его и передумаем. Вы меня поняли? Нам нужен такой бог, который нам удобен. (Всем). Так что нам там нужно?
Гримёрша: Вы тут не нарывайтесь, потому что на курорт можете потом и не попасть, а заночевать в вечной мерзлоте на несколько десятков миллионов лет. И пекла у меня попробуете, и полного одиночества и  такой же тишины. Я вас научу социум любить. А вы, (Актёру) на место и без разговоров.
Актёр: Подождите! (Всем). Я такого не знаю.  Такое  невозможно по определению! Мы или не туда попали, либо эта баба не оттуда.
Гримёрша: Всё, в аду тебе гореть, доигрался, допрыгался. Бог вас накажет!!
Прима: Что она говорит?!
Режиссёр: Да кто это, в конце концов?
Драматург: Что за чертовщина?!
Балетмейстер: Возмутительно.
Актриса: Черноротая какая-то.
Актёр: Давайте разберёмся.
Гримёрша: А нечего тут разбираться. Всё. Конец, собирайте свои манатки, ваш спектакль закончен! Закрывайте занавес!
(Занавес закрывается).
Прима: Стоп!!
 (Занавес остановился).
Откройте!
(Занавес вернулся в прежнее положение).
Не имеете права!
Гримёрша: Ещё как имею. (Световикам). Вырубай!
(Погас свет).
Режиссёр: Включить, кто здесь режиссёр?!
(Включился свет).
Гримёрша: Я помощник  самого главного режиссёра!
Актёр: Мы подчиняемся не режиссёрам, их много, а Творцу! Смекаешь разницу?!
Гримёрша: Слушай сюда! Если я говорю выключить и закончить, то выключить и закончить.
(Свет погас).
Режиссёр: А я режиссёр конкретно этого спектакля. Включить!
(Свет включился. Всем.)
И больше эту дуру не слушать.
Актёр: Это какой-то подвох.
Драматург: Я этого не писал, это не моя драматургия. Спектакль идёт по совершенно другому сценарию.
Актёр: Провокация.
Балетмейстер:  Давай, (Гримёрше) собирай свои визажистские чемоданчики и вали.
Режиссёр: Пока я, тебе  грим не наложил!!
Суфлёр: (Всем). Тихо, тихо, тихо. Простите, а почему опять нет демократии? Пришла девушка, от имени бога, вашего бога, сказала, что пора закругляться, что далеко зашли, что так далеко ходить бог не разрешает и может дать по попе.  А вы вместо того, чтобы сказать ей спасибо, набросились как некультурные, не воспитанные и грозите физической расправой. И всё за то, что девушка по неопытности приняла вас за добропорядочных и глубоко верующих людей.
Драматург: Мы и есть такие, но хотелось бы понять, какого бога она представляет?
Гримёрша: Бог один!
Суфлёр: Это правда.
Гримёрша: … Бог един!
Актёр: Да, это так, но почему он у нас с вами такой разный?
Гримёрша: Всё! В карцер!!
(Все встали на защиту Актёра).
Суфлёр: (Гримёрше). Ну, зачем такие крайности. Что нет каких-то более гуманных методов удушения?
Все:??
Суфлёр: (Всем). Ну, ладно, ладно, раскалываюсь, это я вам в отместку придумал своего бога. (Показал на Гримёршу). Ну, должен же я был как-то вам отомстить за  то, что вы меня осмеяли.
(Гримёрше) Спасибо, дорогая. (Чмокнул Гримёршу).
Всё. Инцидент исчерпан. Один - один.
(Пауза).
Прима: Но вы нас унизили, вы попытались отнять у нас Бога?! Тем более мой муж и отец моих детей, как видите, настоящий. Разве можно смеяться над святым? Я ошиблась, это я виновата, пригласив вас в этот проект.
Суфлёр: (Себе). Ну, это как посмотреть.
Прима: Что?
Суфлёр: Ничего, проехали.
Режиссёр: (Приме). А мы тебе, что все говорили?
Прима:  … Хотелось помочь … Он был так жалок. С его слов, его преследовали одни несчастья.
Суфлёр: То-то, я чувствую весь спектакль к себе какое-то враждебное отношение.
Все:??
Суфлёр: Хорошо. Колюсь. Да, я придумал вам бога и молитесь вы хрен знает кому: фетишу, марионетке, и если присмотреться, то ваш бог похож на меня, чтобы вы его боялись и безропотно делали то, что он скажет, а то, что он должен вам сказать, ему  нашепчу я - суфлёр.
Драматург: Нет. Мой опыт позволяет настаивать, что ваш бог и Высшее  это не одно и то же.
Гримёрша: Так и есть, это наш коварный план, и мы его реализовали. Мы увели вас от того, что вы называете Высшим и заменили его собой. Это ловушка и вы в ней. Все видели, как вы тряслись, проседали, дрожали, потели, краснели, бледнели от страха, когда я вас пугала карами небесными. Вы генетически завязаны на нас, и вы боитесь не Его (показала вверх), а нас, потому что ваш бог это и есть мы.
Суфлёр: Теперь понимаете, кто здесь главный артист, а кто дураки? Теперь вы поняли, стадо баранов,  что незаметно для себя заблудились, и поэтому я должен вас остановить? Это вы думаете, что взяли меня в проект, а на самом деле это я его организовал и всё это время контролировал, чтобы вернуть свою бывшую жену, потому что она уже может получить при разводе от вас сполна. (Балетмейстеру). Привет, дорогая!
Прима: Какой ужас.
Суфлёр: (Приме). Вы знаете своего продюсера?
Прима: Нас обещали представить после спектакля.
Суфлёр: Знакомьтесь, это я!
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
Все: ???
Суфлёр: И все вы у меня  тут! (Поднял над головой бумаги. Приме). Ну, с мужем вашим накладка вышла, но мы её завуалируем, дезавуируем, развезём демагогию, дискредитацию, диффомацию, абструкцию и диструкцию, придумаем ещё несколько десятков слов, которые все будут значить одно, что такого чуда не бывает, его не может быть, потому что не может быть ни-ког-да!!
Актёр: Но я есть и это факт.
Гримёрша: Наша наука не подтвердит, а наши люди в вашей науке не смогут это доказать.
Актёр: А почему вы этому препятствуете?
Суфлёр: Потому что наш бог этого не может. Наш бог это мы, а мы чудеса не ждём, а сами их производим, чудим по полной..., но такого не можем. Поэтому нельзя.
Режиссёр: Значит твоя задача увести нас от истины, чтобы нам не открылось настоящее положение вещей и мы не могли испытать счастья?
Суфлёр: Да.
Режиссёр: Потому что понимание своего бессмертия,  осмысленности мироздания и себя в нём, присутствие  Высшего, его Воли и царящий в мiре Закон сделают нас неподвластными тебе?
Суфлёр: Да.
Актриса: Окажется, что нам не нужны суфлёры?!
Балетмейстер: Что суфлёры говорят неправду?
Прима: Мы поймём, что мы можем легко без вас обойтись, потому что текст роли каждого внутри нас и не требует подсказки, толкования, редактуры, интерпретации?
Суфлёр: (Гримёрше). Ответь им.
Гримёрша: Да.
Драматург: (Суфлёру и Гримёрше). В результате вашего обмана возникла ошибка. Целая цивилизация на протяжении тысячелетий шла в сторону от Высшего на свет ложного бога. Я назвал это культурологической погрешностью. (Всем). Мы в западне и нам нужно искать выход к Высшему.
(Погас свет).
Режиссёр: Началось. Пойду в рубку к осветителям.
Актёр:  Саботаж.
Прима: Вредительство.
Актриса: (Режиссёру). А ты в микрофон скажи.
Режиссёр: (В микрофон). Эй! Оп-па. Отключён.
Балетмейстер: ( В зал). Посветите мобильниками у кого есть, а то страшно.
Актриса: А где эта сумасшедшая?
Балетмейстер: Гримёрша?
Актриса: Куда она делась? Кто её в проект привёл? Откуда она взялась?
Драматург: Суфлёр.
Актёр: Понятно.
Прима: (Кричит). Ну что там, сынок?
(Пауза).
Актёр: У меня тут свечечка от одного мероприятия осталась. Ну-ка, у кого спички есть? (Достаёт поминальную свечу).
Актриса: В  сумке. (Берёт сумку брата-Режиссёра).
Драматург: И пистолет достань на всякий случай.
Прима: Где Суфлёр?
Суфлёр: (Голос из динамиков). Я здесь. Сдавайтесь. Западня сработала. Вы в нашем мистическом театре, я прикидывался, что не понимаю, где нахожусь и чем занимаюсь, но теперь готов снять маску. Вы попали! У вас нет социума, потому что он мой, и нет бога, потому что это я. Я социумный бог, а вы мои рабы! Вы видите, как темно? Вы думаете, что так темно везде? Нет так темно в ваших головах. Потому что мне нужны тёмные люди, боязливые, набожные, чтобы  ими было легко управлять. Чтобы они не верили в свои силы, а рассчитывали только на мои. Вы пришли в конец своего сознания. Так выглядит ад! 
(Ветер, все ёжатся и жмутся друг к другу).
Суфлёр:  (Выходя у них из-за спины в чём-то изощрённом и потрясающем воображение). Ну как, дети Солнца? Нравится? Вы не можете понять, есть ли на свете день и есть ли ночь, есть ли низ и верх, жизнь и смерть. (Приме). Страшно?
(Пауза).
Прима: Да.
Суфлёр: В этом и состояла наша задача - создать вам ужас, но не где-то там на небе или под землёй, а в ваших собственных головах. (Балетмейстеру). Ты можешь себе представить, что где-то весело и светло?
Балетмейстер: (Согревая руки). Нет.
Суфлёр: Вот видишь? А это не так. Но если в твоём сознании темень, тебе кажется, что темень везде. А на самом деле свет есть, но он в других мозгах. Всё в человеке. Всё в тебе. И это значит, что я решил главную задачу, я завёл вас в тупик, из которого вы никогда не выйдете. Вы и помрёте, (Актёру) тёмными (Актрисе) и детям передадите свои страхи  передо мной, (Балетмейстеру)  свою беспросветность и ограниченность, (Приме) как её передали вам.
Прима: Я этого не потерплю! Ты знаешь, кто я?!
Суфлёр: Вы  терпите во всех поколениях. Даже придумали, что вы самый терпеливый народ.
А может просто трусливый? А?!
Актёр: Не гневи Бога.
Суфлёр: Так это же я и есть. Стадо моё!! На колени!!
(Пауза).
Прима: Никогда.
Суфлёр: Все сначала говорят никогда, а когда когда, тогда тогда.
Гримёрша: (Входя в костюме подстать Суфлёру). Я же вас предупреждала, что кара за ваши слова и дела ляжет  на ваших детей…
Актёр: (Перебивая). Брехня.
Суфлёр: …и внуков. (Актёру). А если скажете ещё хоть  слово, то я передам вас следующим суфлёрам, которые вами, лохами, будут править до седьмого колена. Итак: раз, два, досчитываю до трех… Видите, как дрожите, как страшно, как не хочется, как не верится, но ну его  …. Лучше встать, а потом гордо подняться и сказать, что мы никого не боимся и земля вертится.  Но встать. И так!? (Приме). Встаём. (Актёру). А вы чего? Все встаём или вам безразлична …?
Драматург: Ты действуешь запрещёнными методами.
Суфлёр: Кем? Кем запрещёнными, мальчик, покажи? Кто мне это запретил - Бог, какой-то другой бог? Какая-то  высшая сила? Нет. Эта сила на меня не распространяется. Я служу не ей.
Гримёрша:  Мы служим.
Суфлёр: (Обнял Гримёршу).  И вот те рабочие сцены, которые закрыли вам все двери, и те гардеробщицы, которые подпёрли выходы  швабрами, и электрики и звуковики, они служат мне, а не вам. Моему богу, а не вашему. Вы живёте и думаете, что свободны, что вокруг вас обслуживающий персонал, а потом обслуживающий персонал, благодаря нам становится  випперсоналом, а вы оказываетесь здесь. В ж..... И нет вам выхода из этого состояния, во веки ваших сраных веков!!!
(Пауза).
Прима: Я так понимаю, что в театре бунт.
Гримёрша: Переворот.
Актёр: Фарс. Я видел и то и другое, и могу подтвердить, что в реальности ничего этого нет.
Драматург: Как же вы? Ведь вы должны были  понять, отличить истинное от подлога?
Актёр:  Потому у меня и сохранилась эта свечка, что она мне там не потребовалась, там Свет.
Гримёрша: Тихо, тихо, не надо тут сочинять. Вы были под эфиром, у вас была потеря крови, галлюцинации и поэтому никакого такого света вы не видели и не могли видеть.
Суфлёр: Это светилось в вашей собственной голове от лекарств, кислородного голодания или повышенного давления. Сегодня многие жаловались. Так что не надо здесь разводить антинаучные дебаты. Наши учёные в вашей науке всегда докажут, что кроме этой тьмы у вас нет никакой перспективы, и в этой тьме, только мы, по вашей просьбе, и то, если вы будете на коленях, можем соблаговолить включить немного электричества.
Гримёрша: Становитесь,  и забудем об этом инциденте, мы даже разрешим вам восславить в  третьей части нашего, простите вашего бога. И это предложение действительно только один раз.
(Пауза).
Суфлёр: (Всем). Да или нет?
(Пауза).
Все:??!!
Суфлёр: (В микрофон). Убейте его. (Выстрел). Вот видите. Наказание неотвратимо. (Приме). Вашего сына нет.
Прима: Что, что, что!??
Актриса: Да  вы…
Драматург: Подонок!
Актёр: (Суфлёру). Ты так не шути! Сынок!!!
Балетмейстер: Если с ним действительно что-то случилось, то ты его просто преступно убил из ревности.
Суфлёр: (Балетмейстеру). А я тебя предупреждал, чтобы ты не уходила.
Драматург: И какое в этом высшее наказание, это чистой воды криминал.
Гримёрша:  Да.  По предварительному сговору, отстегнув вашим ментам и породнившись с вашими прокурорами, коррумпировав ваших судей и скупив ваших политиков. Но вы это должны понимать, как Божественное проклятие, мы вам обещали, вот оно!
Актёр: Сын! Сынок!!
Прима: Сыночек!
Актриса: Ау!!
Балетмейстер: Ты нас слышишь?!!
Драматург: Я этого не писал!
(Прима взрывается).
Прима: Да я вам сейчас тут всем такой театр устрою, я вам такого сейчас наиграю, что вы будете в оркестровой яме валяться. А ну быстро сюда моего сына! Придурки хреновы, нашли над чем шутить. Я женщина суеверная и  любого порву до основания. А ну быстро сюда. Сынок!!
Суфлёр: Его нет.
Актёр: Я тебе сейчас дам, нет. Ты сейчас у меня будешь под колосниками болтаться. А ну включи свет, придурок!! Пока я тебя с собой на тот свет не забрал!
Суфлёр: Его больше нет, смиритесь.
Актриса: Где же он?
Суфлёр: Его убили монтировщики за бутылку водки.
Прима: Не верю!
Балетмейстер: Да они всегда трудящихся против аристократии настраивают и их руками уничтожают, а потом занимают освободившееся место, и мочат самих трудящихся. Он сам мне рассказывал.
Прима: Монтировщики!? Эй?
Актёр: Есть кто-нибудь?
Гримёрша: Да полный зал.
Прима: Где работники театра? Подойдите, пожалуйста, сюда!
Суфлёр: Зачем обострять ситуацию. Вы что не понимаете, что для нас принципиально, чтобы вы  стояли на коленях. Если вы не встанете  и не попросите нас о пощаде, мы пойдём дальше. (Маниакально смотрит на Актрису).
(Выстрел. Включается свет, входит Режиссёр, падает Суфлёр, Режиссёр по-ковбойски проворачивает пистолет  в руке и засовывает за пояс).
Режиссёр: Это мы пойдём дальше. Что там по нашей пьесе?
(Все бросаются к нему).
Актёр: (Сыну). Ты нормально?
Режиссёр: На понт  взять хотели.
Балетмейстер: Как всегда.
Суфлёр: (Вставая). Ну, вот зачем? Зачем  всех учить этому фокусу? Это же не честно. Знаешь - молчи, пользуйся, потому что если будут знать все, то на всех не хватит. А теперь подняли все ручки, потому что ты стрелял из бутафорского, а я,  грохну из (Режиссёру) твоего  настоящего.
(Пауза).
Актёр: (Всем). Ладно вы, но как я попал?
Гримёрша: Потому что связался с глупыми людьми и стал мыслить, как они, наивно и романтично.
Актёр: (Гримёрше). Но вы-то меня по своей бухгалтерии знаете?
Гримёрша: У нас двойная бухгалтерия.
Актёр: Извините за простодушие.
Режиссёр: Потому что бог двойной.
Драматург: На этой разнице между мифологическим  и Высшим это жульё и зарабатывает.
Суфлёр: Разговорчики. И ручки, ручки! Вы видите, сколько уже было выстрелов, а ни одного трупа, поэтому вот, вот кто-то из вас им окажется. А как же? Мы же не можем столько водить зрителя за нос.
Драматург: Я всё понял!
Суфлёр: Тебе уже никто не верит.
Драматург: Наша задача  уничтожить культурологического бога!
(Пауза).
Балетмейстер: И тогда мы спасём человечество!
Актриса: И сделаем всех счастливыми!
Актёр: А как? Как это сделать?
Суфлёр: Эй, подпольщики, катакомбники, раскольники! Последний раз предупреждаю. Вы и так поняли слишком много лишнего, поэтому живыми не выйдете.
Драматург: Я точно знаю, что нужно сделать!
Все: ??
Драматург: Я  лич-но не ве-рю в фан-том-но-го бо-га!!
Актёр: А я подтверждаю, что Высшее другое!
Режиссёр: Я тоже так считаю!
Прима: Присоединяюсь!
Актриса: Согласна!
Балетмейстер: Абсолютно!
(Пауза).
(Пауза).
Гримёрша: И что?
Балетмейстер: Ничего. Мы  уничтожили вашего культурологического монстра.
Суфлёр: Так вот же я.
Драматург: В себе уничтожили.
Суфлёр: Как это вы меня уничтожили?
Актёр: Ты фантом.
Суфлёр: От такого слышу.
Прима: Ещё и хам.
Драматург: Жалкое подобие, дешёвая подделка, имитация и ложь.
Актриса: Да!
Балетмейстер: (Суфлёру). Я всегда тебе говорила.
(Пауза).
Гримёрша: Ну, это разоблачение не имеет значения, потому что сейчас вас всех не станет.
Драматург: Драматургия такова, что если мы не верим, то выходим из-под влияния твоего бога и оказываемся в другом измерении, где все эти штучки не стреляют.
Суфлёр: Что, да я, да мы, да вас всех сейчас, молчать, я сказал!!
Драматург: Пошёл вон!
Прима: Иди, кури.
Режиссёр: Пока я не поставил сценический бой по твоей ликвидации. Мы тебя отвергли и уничтожили в голове, поэтому ты просто свободен.
Актёр: Исчезни, парень.
Суфлёр: Я бог! Бог! Вы не имеете права!
(Все расходятся).
 Я вас, вас всех! Стоять, бояться! Стоять - я сказал! Буду стрелять. Раз, два, три.
(Пистолет  выстреливает конфетти. Включается свет).
Прима: Вот это да.
Актёр: Восторг.
Прима: И это всё, что от нас требовалось?
Актриса: Можете думать, что хотите, но мне стало намного легче и, по-моему, я счастлива.
Драматург: Похоже.
Балетмейстер: Всё гениальное слишком просто.
Суфлёр: Вот, гады, взяли и убили.  (Берёт сигареты, спички, прикуривает и уходит. Приме).
Вы не видели, там лампочку вкрутили в туалете?
Все: Пошёл ты…
Гримёрша: (Елейно) А мне что делать?
Режиссёр: Посвети ему.
Гримёрша: Так я не нужна?
(Все набрали в лёгкие воздуха, чтобы послать и её , но Гримёрша уже исчезла за кулисой).
Прима: А рецидивы бывают?
(Все в замешательстве).
Драматург: Да, если не устранить возникшую из-за веры в ложные цели и символы культурологическую погрешность.
Актриса:  И как?
Балетмейстер: Что погрешность, а что нет?
Актёр: Расстояние от Высшего до ложного.
Прима: Получается угол.
Актриса: И столько в этом углу всякой всячины.
Балетмейстер: Ещё со школы.
Драматург: С детства.
Актёр: С библейских времён.
Прима: Тут работы не на один спектакль.
Режиссёр: Ни на одну жизнь.
Актёр: На одну, но потом главное не попадаться в плен привычных иллюзий.
Прима: Как?
Режиссёр: Мозги нужно постоянно прочищать, а ещё не давать в них гадить.
Прима: Значит, задача отделять зёрна от плевел?
Режиссёр: Задача послать на хрен всю фальсифицированную суфлёрами и гримёрами культурологию.
Балетмейстер: Поди разберись с таким объёмом информации.
Актёр: А по-моему, всё очень просто. Первое! Нужно перевернуть знаки на противоположные.
Прима: Второе! Вернуть себе свои лица. Давайте, (Драматургу), поменяемся костюмами, чтобы стать теми, кто мы есть на самом деле.
(Все переодеваются).
Актриса: Ещё нужно смотреть рекламу и делать всё наоборот.
Балетмейстер: Включать телевизор без звука.
Режиссёр: Читать книжки без света.
Драматург:  Помнить, что всё захвачено суфлёрами!
Актёр: Уже?
Драматург: Да.
Актёр: Так быстро? Ещё недавно... . Неужели всё так запущено?
Драматург: Да.
Актёр: Что вообще тут происходит?
Драматург: Рим оккупирован, они крадут или скупают за дёшево, ещё на подъезде к кольцевой у приезжих производителей их интеллектуальный товар,  присваивают себе и перепродают по более высоким ценам. Для них важно, чтобы как можно больше дураков везло свои инновации и деньги на их базар. Столица это атака ложного мира. Мы же не ходим за духовностью в бордель?
Режиссёр: Вообще не ходим.
Все: ?
Режиссёр: В бордель.
Драматург: Если кто-то говорит, что ему нравится третий Рим, то это значит, что он любит свою память о прошлой Родине, которой давно нет. А у того, кто говорит, что любит нынешнюю столицу, проблемы с художественным вкусом, эстетикой и общим уровнем культуры.
Актёр: Много строят?
Драматург: Риму нужны рабы и не только строительных специальностей, он импотент во всём, он  вампир. Больше всего на свете я ненавижу строителей, ...
Суфлёр: (Из-за кулисы). Нас все не любят.
Драматург: ... точнее говоря придурков, которые почему-то называют себя строителями. Они всегда  разрушают гораздо лучшее, чем потом построят. Ведь то, что нужно человеку, он  может сделать без них и их разрушительной техники, а если для строительства необходимы гигантские механизмы, значит это  нужно не человеку, а зверю, живущему в нём.
Режиссёр: Согласен. Счастье в социуме невозможно, потому что социум задаёт такие стандарты, которые не позволяют счастью в них существовать. Счастье в стороне, в лузерах, в сбитых лётчиках, в идиотах и городских сумасшедших. Но всё перевёрнуто суфлёрами и каждый счастливый человек, по версии социума, неудачник, зато каждый социумный, якобы успешный, мутант, из последних сил лыбится, играя роль счастливчика, даже если ему плохо.
Прима: (Актёру). Кстати, ты, знаешь, что о тебе написали критики?
Актёр: Нет, я не читал.
Прима: Ты не так играл, не так видел мир и не так его понимал. Был внутренне настолько целостен и монолитен, что другим на твоём фоне это грозило катастрофой. Ты находил в себе силы быть собой. Даже не силы, а отвагу. Не то, чтобы у тебя не было слабостей, но даже слабости в результате проявляли твою волю. Ты сын этой земли и в неё ушёл. (Срывается). Нет, это невозможно. Это нужно вывернуть себя наизнанку. Это надо ходить на руках. Это я даже не знаю, к какому врачу и какому Богу. Умом я понимаю, что выгляжу сумасшедшей, но душой  чувствую, что мозги примитивны, хотя, человечество так любит ими восторгаться, сравнивать с компьютерами. Земля родит новых талантливых людей и в каждом из них будет частичка моего мужа. Извини, но мне так легче. Ты  выбрал для себя эту роль. Или сыграл порученную Высшим. Но сейчас мне кажется, что ты сам написал её, и  исполнил как всё, что  делал, с полной отдачей. Извини, потому что я не понимаю, как говорить с двумя мирами одновременно.
(Пауза).
Драматург: Молча.
(Пауза).
Актёр: (Драматургу). А как ты-то  попал к суфлёрам, я тебя помню, ты же нормальный был?
Драматург: Напоили …
Актёр: О-о-о-о. Методы не меняются.
Драматург: Первый тост выпил гражданином великого государства, а очнулся  с видом на Колизей, с другим паспортом и ромеем.
(Пауза).
Актёр: Подлая месть.
Актриса: (Драматургу). Я тебе так сочувствую.
Балетмейстер: Лучше бы они меня напоили.
Режиссёр: Прекрати сдаваться!
Балетмейстер: Всё равно мы не знаем, как быть, куда идти, что твоя столица тупик, что наша. Одно и тоже.
Актёр: К сожалению, без нас у них нет прошлого, а у нас  без них нет будущего.
Актриса: Почему?
Актёр: Уехали, а культуру оставили.
Режиссёр: Вот, вот поэтому нам надо играть. На нас вся надежда! Сегодня удерживающие-мы!
Прима: Да. Надо играть дальше. Вне зависимости от сертификата или чего там?
Драматург: Суперлицензия.
Режиссёр: Надо делать своё дело ради него самого.
Актёр: Всё равно по этическим соображениям нужно спросить разрешение у того, от лица которого мы собираемся доиграть спектакль. В противном случае, последствия непредсказуемы.
Все:??
Актёр: Тем более, что мы собираемся говорить о самом Высшем. Есть этика. Мораль и нравственность никто не отменил, я надеюсь?
Балетмейстер: Может помолиться?!
Актриса: Или позвать?
Режиссёр: Принести  жертву!?
Прима: Суфлёра!
Суфлёр: (Выглядывая из-за кулисы). Я всё слышу.
Актёр: Предлагаю делегировать меня.
(Пауза).
Актриса: Это не опасно?
Актёр: Для меня в меньшей степени, чем для кого бы то ни было. То, что делаем мы,  впервые и это переход на какой-то другой уровень.
Балетмейстер: Правильно.
Режиссёр: Хоть я и не суеверный, но  тоже согласен. (Отцу). Только с тобой, папа, расставаться не хочется.
Актёр: Я быстро. Туда и обратно.
(Входит Суфлёр).
Суфлёр: Туда-то туда, а вот обратно не факт.
(Из другой кулисы  опять выходит одетая в ещё более изощрённый наряд бога Гримёрша).
Гримёрша: (Голосом Деда мороза на детском утреннике). Если соберётся вас двое, я буду между вами!!
Прима: Нет! Это богохульство!
Актёр: (О Суфлёре и Гримёрше). Они не понимают. У них одна программа.
Гримёрша: Я пришёл сказать, что вы должны слушать суфлёра, потому что суфлёры избранная мной профессия людям которой я повелеваю всем подсказывать, всех поучать и править  миром от моего макияжа.
(Пауза).
Актёр: (Гримёрше). Опять самодеятельность какая-то.
Режиссёр: Детский сад.
Актриса: (Гримёрше) У тебя нос отклеился.
Балетмейстер: И кеды торчат.
Суфлёр: Ты погляди, ты погляди на них. Да бог, да будет вам известно, может придти в любом обличье.
Драматург: Но не в этом.
Гримёрша: Почему это? Чем это я тебе не нравлюсь?
Суфлёр: На фигуру посмотри: нога, грудь, живот? Ты в женщинах ничего не понимаешь. (Драматургу). Берите с Режиссёром одну на двоих, так и быть уступаю. (Пауза). О, чёрт!
Балетмейстер: Сутенёр!
Суфлёр: Да это моя фамилия! И так, вы все сейчас видели настоящее чудо!! Бог, ваш бог вселился в простую гримёршу и повелел вам слушать меня, а я суфлёр по рождению, говорю вам, что вы не можете вякать от лица Высшего.
Актёр: Почему?
Суфлёр: Потому что я вам  это категорически запрещаю!
Актёр:  Не будем терять время.
Балетмейстер: (О Суфлёре). Он всё время гонит одно и то же.
Актёр: Я пошёл.
Суфлёр: Нет! Нельзя! Я имею право вмешиваться в ход истории. И сейчас я… (видя, что на него никто не смотрит и не обращает внимание) согласен с тем, чтобы вы, артист, играющий сами знаете кого, сходили по своим делам, но потом сразу же явились ко мне и сообщили о результатах. Вы меня поняли? Вижу, что поняли. Хорошо. Идите.
(Все игнорируют Суфлёра).
Актёр: (Приме) Я быстро.
Актриса: Ты обещаешь вернуться?
Актёр: Да.
Прима: Теперь я верю.
Актриса: Повтори ещё раз, что сразу после спектакля ты пойдёшь домой.
Актёр: (На слезе). Сразу после спектакля я пойду домой. Встретимся в реальности.
(Уходит).
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
Драматург: Но это не мой сценарий!?
Суфлёр: И не мой!?
Прима: (Осознав). Что? Реальность? А мы где? (Драматургу). Что я слышала?! Я не поняла, мы где? Значит нам надо куда-то идти? Куда?
Драматург: Я не знаю.
Прима: (Драматургу).  Что значит не знаю? А кто знает? Верните нас в реальность! Мы же разминёмся.
(Пауза).
Актриса: Мы должны выйти навстречу нашему отцу.
Прима: В жизнь!
Суфлёр: А чем вам тут не нравится?
Прима: Я не могу здесь больше находиться!! Мне плохо.
Суфлёр: Я сам заложник этой ситуации.
Прима: (Драматургу). А вы о чём думаете?
Драматург: Я не знаю этого Пути.
Режиссёр: Странно. Если раньше я считал, что всё крутится по драматургии суфлёров, то теперь она и не их, и не наша?
Прима: Тогда чья? 
Актриса: Мамо, дэ мы?
Суфлёр: Если не в моём, то в театре бога. Альтернативы нет.
Прима: Мы актёры в театре Бога?
Суфлёр: Ну что вы, вы его рабы.
Актриса: Я знаю выход. О чём говоришь, то и материализуется, о чём думаешь туда и попадаешь, поэтому чтобы вернуться в реальность, нужно говорить  о  жизни. (Драматургу) Вы придумали, что-нибудь на этот случай?
Драматург: Нет. Все заготовки кончились.
Прима: Тогда поторопитесь, потому что мы спешим. Вы нас сюда завели, вы и выводите. (Приме плохо).
Драматург: И что я должен?
Балетмейстер: Давайте быстрее, нам всем здесь всё хуже и хуже.
Драматург: Я без понятия что  говорить!
Актриса: Что хотите!
Балетмейстер: Ну давайте быстрее.
Драматург: Что быстрее, мне надо подумать.
Режиссёр: В том-то и дело, что если ты опять что-нибудь сочинишь, то мы тут и останемся, поэтому дорасскажи свою историю.
Прима: В этом будет, по крайней мере, какая-то логика.
Драматург: …
Актриса: Что было после встречи с Высшим и зверинцем в метро?
Прима: Так, я загибаюсь.
Драматрург: (Приме). Раньше вы не жаловались!
Прима: (Драматургу). Я терпела!! Вас!
Актриса: (Драматургу). Давай быстрей.
Драматург: Что быстрее, куда быстрее, я не знаю, у меня нет историй, я не запоминаю анекдотов.
Прима: Мне плохо.
Актриса: Мама, всё. Это болезнь роста. Сейчас станет легче. (Драматургу). Просто расскажите, что было после встречи с Высшим? Это по теме.
Драматург: (Скороговоркой и с некоторым раздражением). Ничего!
Актриса: Этого мало. Расскажите маме сказку.
Драматург: О Боже, ну это совсем не мой профиль.
Режиссёр: Хорошо. Что ты начал делать, после всего того, что с тобой случилось?
(Пауза).
Прима: (Драматургу). Говорите и мы последуем за вами.
Драматург: Хотел пойти в церковь.
Актриса: И что? (Приме). Терпи, мама.
Драматург: Еле себя сдерживал.
Актриса: Зачем?
(Берёт Драматурга за руку, ведёт к экрану и вталкивает в кадр).
Драматург: Потому что церкви в округе были одна у вокзала, другая ещё кривее и обе между улиц, в водовороте движения и  казалось, что в таких местах не может быть Бога. Правда я не был ни в одной из них, имея большие сомнения по поводу священников в целом. В общем эти две я отмёл сразу, но убеждал себя, что попы могут быть и продвинутыми. Однако, в голову лезли: картавый бухарь режиссёр,  театральный художник женатый несколько раз и тоже осанившийся, сокурсник, переждавший лихие времена в монахах, бросив пару семей с детьми, а потом перешедший в церковь другой юрисдикции и, став большим начальником, оборонщик-электронщик, муж моей коллеги, который обматушковал  её так, что у той съехала крыша на почве религии. Были и другие примеры, и в каждом случае работник культа меня не устраивал.
Режиссёр: (Продолжая рассказ Драматурга). И вот я размышлял, а где гарантия, что  священник, к которому я приду, не окажется бывшим пропагандистом, ментом или завхозом? (Входит в экран).
Прима: (Режиссёру). А ты  откуда знаешь?
(Пауза).
Режиссёр: А действительно? (Пауза). Откуда я это знаю? (Драматургу). Ты ведь мне об этом никогда не рассказывал.
(Пауза).
Драматург: ?
Режиссёр: Странно.
Драматург: Очень.
Режиссёр: Значит об этом знает всё небо. Ведь Небо знает всё?
Балетмейстер: Ага, значит, на небе все всё знают? (За Драматурга, продолжая рассказ). Я понимал, что батюшками не рождаются и это меня тормозило больше всего. Я представлял  реакцию абстрактного священника и искал, искал, искал своего. Но все храмы меня отталкивали, люди туда входившие повергали в уныние. И вот однажды я решил прогуляться по набережной столичной реки. Хотелось показать сыну интересный дом рядом с мостом. Неожиданно я, сто раз пробегавший там кроссы, вдруг увидел монастырь. Когда-то там был  НИИ, потом вернули церкви и в результате появилась патриаршья библиотека с храмом. Зашли. Атмосфера неплохая. Икон на стенах мало и стены просто побелены. В алтарной части лавки на них  иконы. Всё почти как  в том путешествии к Высшему. Это меня укрепило.
Драматург: Ничего себе. Получается, что Небо знает всё в таких подробностях?
Режиссёр: Интересный эффект.
Драматург: Действительно, оказывается я и о вас знаю всё и тоже могу рассказать.
Прима: Спасибо вы это уже сделали.
Суфлёр: (Выглядывая из-за кулисы). Да они просто текст Драматурга выучили.  (Зрителям). Не верьте им!
Актриса: (Не обращая внимания на Суфлёра, продолжает историю от Драматурга). Я стал ходить на службы, (Входит в экран) что пугало прихожан, интеллигентов в первом поколении парадийно изображающих из себя  римлян. (В зал, о феномене доступности общей информации). Действительно работает.
Драматург: ?!
Актриса: (От лица Драматурга). Батюшек оказалось четыре, и один аж из самой Англии, но с нашими корнями, закончивший Оксфорд, женившийся на местной и осевший по месту её жительства. Четвёртый, самый главный, бывал редко, на исповеди не ходил. Два оставшихся производили неубедительное впечатление. Один в прошлом мог быть маляром, штукатуром, второй молодой, очкастый - маменькиным сынком. Я ходил на службы утром и вечером, стоял от начала до конца, крестился, ставил свечки, уступал место священнику, когда он обходил храм с кадилом, расспрашивал о качестве служителей прихожан и сотрудников церковной лавки, изображавших руководство приходского масштаба.
К удивлению наткнулся на вывеску, что это место и церковь относятся к моему бывшему району, где я когда-то был прописан и с которым у меня  война на почве разоблачения криминалитета в тамошней ментовке. Как-то я не сообразил, что если подняться в гору, то через десяток минут выйдешь именно к ним...
Прима: (Перебивая). Вроде полегчало.
(Пауза).
Режиссёр: Значит мы на верном пути.
Драматург: Может ну его на фиг?
Режиссёр: Продолжаем.
Прима: Ну-ка я попробую. (От Драматурга). В общем, убедительней всех казался англичанин, потому что он был похож на  университетского профессора в нашей рясе. (В зал). Ух ты! Получилось.
Драматург:?!
Прима: Здорово. (Драматургу). Так и есть?
Драматург: Да. Но может быть на кого-нибудь другого перейдём?
Прима: Нет, нет. Зачем. О других зритель уже достаточно знает.
Драматург: Вы считаете?
Прима: Конечно. (Мстительно). Продолжаю.(Входит в экран). Однако я понимал, что нет никакой гарантии, что он весь из себя научно остепенённый, может оказаться банальным сотрудником разведки, а я, как дурак, пойду ему рассказывать то, что страшнее секрета атомной бомбы. Да и поймёт ли? Говорит с акцентом, может и соображает так же. В общем я ходил, вглядывался в поповские лица, глаза и расстраивался, не находя в них огня и блеска.
Вероятно, напугал.
Через неделю  вокруг меня по дороге к храму замелькали машины с мигалками и молодыми подонками - ментами. Подонками, потому что молодой мент в столице уже чувствует свою полную безнаказанность и это прёт с его розовосвинячего пятачкового рыльца, на котором он пытается играть  плохо проглядываемыми из-под  жирка желваками. Откровенно говоря, тогда у меня в голове ничего с прошлым не связалось, хотя  вторым мистическим приветом после лавок и стен, оказалась сокурсница по дневной аспирантуре, у которой я  иногда что-то списывал, приезжая из древней столицы в нынешнюю специально для этого немного раньше. Мне не понравилось, что девушка здесь работает пономарём. Хотя вспомнил, что с десяток лет назад она говорила мне об этой церкви. Но я напрочь забыл.
Режиссёр: (Продолжает приём). Третьим мистическим явлением оказалось явление на службу бывшего мужа моей бывшей жены. Да, да. (Указал на Драматурга). Было?
Драматург: Да, но давайте об этом не будем.
Режиссёр: Отчего же. (Продолжает тему). ...бывшего мужа моей бывшей жены, достаточно крутоватого, бандитствующего при очень серьёзной страховой компании, являясь в ней едва ли не первым лицом.
Драматург: Да?
Всё: ???
Драматург: Я  не знал.
Режиссёр: (От Драматурга). Я вышел вперёд   к алтарю, а потом решил перейти в конец, так сказать, зала. Смотрю в проёме стоит, опёршись плечом о стену, какой-то мужик лет сорока  в белом свитере,  каких-то местных штанах и макасинах. Ну, стоит и стоит, мало ли тут ходит. Но так стоять, в такой позе, в таком месте, как на панели мог себе позволить только человек, считающий себя особенным. Странно, подумал я, видимо это или совсем новичок или с явным пренебрежением к вере и собравшимся. За моей спиной он перешёл и встал справа на одной линии. Периферическим зрением я увидел, что меня жрут глазами. Это показалось странным, малоприятным и мешающим раствориться в  хоре, кстати не плохом, но поющем для себя, как впрочем и моя соаспирантка и как кем-то помазанные и даже библиотечно продвинутые  батюшки. Я не знаю, какой веры бывший муж моей бывшей жены, но стоял он, скрестив руки на груди,  так что они оказались на животе. Может быть, он прикрывал чакру, поскольку с юности увлекался Кастанедой, а может  просто игнорировал церковный устав, и проявлял свой национальный, агрессивный либерализм. Тем не менее, через некоторое время, а оно действительно замерло, меня озарило, что это он, это он!! Бывший муж моей бывшей жены!
Драматург: Фантастика!
Балетмейстер: Тот самый, который послал ментовню за ней в погоню. Как раз этих самых, которых я пытался спасти от систематического нарушения закона и Конституции. Интересно, что развелись они ещё до моей встречи с ней. Менты нагло припёрлись в институт показали наложившему в штаны ректору, (Драматургу) которого ты потом снял и который теперь твой завкафедрой, бумажку, подписанную помощником дежурного  по  району... Ни фигасе, у вас там бардачина!
Все: ???
Балетместер: Это я от себя. ... подписанную помощником дежурного по району, а не прокурором, как положено, и забрали все  документы из отдела кадров, в том числе любительские фотографии с разных фестивалей (Драматургу) с твоим крупным планом у самого обгадившегося ректора. Он отлично понимал, что вслед за ментярами нарушил все законы, но сделал это не без удовольствия, испытывая зависть к твоей карьере, научным  работам и пьесам. Когда ты вошёл к нему,....
Драматург: Ты и это видишь?
Балетмейстер: Скорее, знаю. Когда ты вошёл к нему, он   встал из ректорского кресла навстречу и сказал:  ...
Драматург: "Я своих, не выдаю, но приходила милиция и забрала твоё личное дело. Причём, - фотографии выбирали с крупным планом. Ты понимаешь кому они могут быть нужны?".
Балетмейстер: Намекнул он на киллера. По поводу  говна-ректора,  всё понятно и не о нём речь. Речь о том, что рядом с тобой в церкви стоял человек, который   неоднократно обещал тебя физически уничтожить, а однажды, только случай спас тебя от этого.
Драматург:  Нет, нет. Об этом не надо.
Актриса: Надо, надо. Нам интересно.
Балетмейстер: Жизнь всегда богаче любой фантазии.
Драматург: Я против!
Прима: (Сочувственно). Исукусство требует  от тебя новых жертв.
Режиссёр: (От Драматурга). Так вот, я  стою и думаю, что, несмотря на весь свой пофигизм к месту действия бывший муж моей бывшей жены вряд ли начнёт тут поножовщину. Да, он, конечно, перепродавал с бандюками машины,  и были у него в связи с этим  проблемы, но, как известно, сегодня функцию бандитов на себя взяли его менты, поэтому  отличить в столице одних от других  невозможно. Как будто вся ментовка работает под прикрытием.
Актриса: (Продолжая приём). Что делать? Стою, жду, крещусь, кошу глазами и делаю вид, что ничего не вижу, не замечаю и не понимаю. Всё-таки со времени уже моего развода, с нашей с ним  бывшей женой прошло четыре года и с тех пор я её не видел. Стою и думаю, может быть с ней что - то произошло, а меня  подозревают, но не решаются спросить? Долго  мы так стояли. Убедившись, что я не знаю его в лицо, бывший родственник прошёл мимо, заглядывая мне в глаза, как я священникам. В последний момент его что-то очень насторожило и мне показалось, испугало. То  ли он  в профиль увидел мою прокачанную грудь, то ли золотую цепь, оставшуюся со времён холодной войны или что-то ещё, однако он насторожился, отвёл глаза, взглянул ещё раз и хотел было выйти вон, но неожиданно повернулся и подошёл к алтарю. Стал неумело во всё туловище креститься, но без энтузиазма и фанатизма, а так вальяжно как подписывает бумажки, сидя в большом кожаном кресле. Больше он на меня внимания не обращал, а я решил, что пора уходить огородами. На обратном пути меня обогнала всё та же машина с ментовскими молокососами, и  когда они поравнялись, я увидел, что рядом с водителем сидит тот самый опер нанятый бывшим, чтобы выкрасть мои документы и собрать компромат. Это был старлей, тот самый племянник, целого ментовского генерала, теперь ещё и депутата. Брат этого генерала  и отец  опера, в этом же ОВД работал водителем.
Драматург: И вот он-то и был  киллером!
Все: ??? 
Драматург: Я бегу... (Хотел рассказать сам).
Балетмейстер: (Перебивая). Бегу я. Осень. Листья. Слева гора с деревьями, и где - то шумит проспект. Справа – река. Далеко впереди идёт пожилая пара. Сзади безлюдно. И вдруг по откосу сбегает прямо по грязи седой до париковой желтизны и с такими же прокуренными усами мужик лет пятидесяти пяти, метр семьдесят роста, с лицом отставного кэгэбиста – полевика, в кожаной турецкой куртке первых челночных рейсов, в такой же кепке с обеими руками в карманах. Он оказывается сразу за спиной прошедшей пары,  а до меня метров двадцать. Но даже отсюда я вижу,  что в руках, которые седой продолжает держать в куртке, он что - то сжимает и что именно легко читается по фактуре достаточно тонкой кожи. Он смотрит то на меня, то вверх на гору, то на спины медленно удаляющихся, не видящих нас пенсионеров.
И тут я делаю то, чему учили, хотя применить тактику  возможность не представлялась.
Драматург: Я, уже пробежавший не меньше десяти километров...
Балетмейстер: ... и еле поднимающийся вверх, мгновенно принял решение не срываться в деревья, не прыгать на край набережной через кусты,  не спасаться вплавь, не разворачиваться назад, потому что поздно и через  натянувшуюся кожу карманов угадываются стволы  пистолетов, а из-за манжета торчит потёртая затворная рама.
Режиссёр: (Перебивая). Ускоряюсь, набегаю и втыкаюсь плечом в  этого мужика, который вопреки всякой логике продолжает держать руки  в  куртке. Я  нагло врезаюсь в него,  он уклоняется, развернувшись ко мне боком,  чтобы избежать  столкновения в лоб, смотрит вверх на гору как бы ожидая чьей-то команды, потом измеряет расстояние до идущей впереди пары, я набегаю и мгновенно оказываюсь  за ним. В несколько шагов нагоняю пенсионеров, шныряю между ними, а сам думаю, выстрелит в спину или не захочет валить свидетелей? Секунда, две, три, четыре, пять и я уже за поворотом.
Прима: (С азартом перехватывая и поддерживая игру). Наша бывшая жена от него и ушла, потому что боялась ответственности как соучастница, свидетель переговоров и сделок. Ему было нужно её контролировать, чтобы молчала и далеко не отползала . Надо отдать ей должное, что уже в первый вечер нашего знакомства на мой вопрос, а кто бывший муж, она ответила: ...
Актриса: ..."Да так бандитик, сейчас допивает ящик водки, который ему  две недели назад подарил один из первых олигархов", назвавший  её в честь себя и она действительно некоторое время была на высоте, пока он не разорился до продажи собсвенного имени в качестве торговой марки, а сам  канул в небытие, где и повстречался...
Драматург: ... с бывшим мужем моей бывшей жены...
Балетмейстер:.. подарив ящик-заначку  за разработку очередной афёры.
Прима: Так вот бывший её как раз допивал,  пока его уже бывшая жена охмуряла будущего меня. Потом то же самое ...
Драматург: (Перебивая). Так!! Достаточно! В общем рассказать про встречу с Высшим священникам мне так и не удалось, и я  решил, что  значит так надо.
Ну а теперь, когда я полностью очистил себя с вашей помощью от культурологической погрешности, я готов назвать  все вещи в этом мире своими именами и закрыть тему.
(В зале появляются две кучи мусора в милицейских фуражках. Это переодетые Суфлёр и Гримёрша. Они показывают детские рисунки - портреты на опознание).
Суфлёр:  (Зрителям). Уважаемые, помогите следствию! Кто сколько может!
Гримёрша: Необходимо опознание.
Суфлёр: Вы вот этого человека не видели?
…
А вы?
…
Гримёрша: (Зрителям). Посмотрите внимательно.
…
Ещё внимательней.
…
А то пойдёте как соучастники.
…
Режиссёр: (Драматургу). Тихо!! В зале менты, шухер. (В зал). Продолжение  в третьей части. (Актёрам). Быстро закрываем занавес.
Актриса: Но папа ведь  ещё не пришёл?!
Прима: Нехорошо получится. Отец вернётся, а занавес закрыт.
Балетмейстер: Как дом на замке, в котором ты жил.
Режиссёр: Пусть занавес останется открытым. Все уходим. (Громким шёпотом зрителям). Антракт. (Прима, Режиссёр, Балетмейстер и Драматург уходят через экран).
(Суфлёр и Гримёрша выходят на сцену).
Суфлёр: (В зал) Правопорядку нужна ваша помощь.
Гримёрша: Разыскивается группа преступников.
Суфлёр: Вы все проходите как свидетели. Поэтому никому никуда не расходиться.
Гримёрша: Всё перекрыто. Одежда в гардеробе выдаваться не будет.
Суфлёр: Сейчас освобождаем место преступления, выходим не толкаемся, не создаём давку, после чего вы все будете вызваны звонками для участия в следственных мероприятиях. Пока идёт обыск, просим вас покинуть помещение!  (Гримёрше). Посмотри за кулисами. Ты справа, я слева.
(Суфлёр и Гримёрша уходят за кулисы).

Антракт.

(Актёры в антракте снова меняются костюмами, чтобы в третьей части представить факт перерождения, как случившееся с ними, независимо от  них и незаметно для них самих самым чудесным образом).


Третья часть.

Актёр: (Входит, осматривается). Странно. Э!? А-у!!
(Пауза).
(Включается  луч света и ведёт его).
Живые есть? (Пауза). Вопрос не корректен.
(Стучит кулаком по сцене).
(Пауза).
 Есть кто? 
(Музыкальный ответ).
(Топает ногой).
Гм-гм?!
(Музыкальный ответ).
(Пауза).
 Это я!
 (Музыкальный ответ).
Мне нужен тот, кто принимает решения!
 (Музыкальный ответ).
Я правильно попал?
(Музыкальный ответ).
Это Вы?
(Музыкальный ответ).
Вы лично?
(Музыкальный ответ).
Счастлив Вас видеть.
(Музыкальный ответ).
Спасибо. Очень приятно.
(Музыкальный вопрос).
Да ничего,  слава Вам.
(Музыкальная реплика).
Ну, да, ну, да.
(Музыкальная фраза).
Передам, обязательно передам. 
(Музыкальный вопрос).
Я пришёл взять разрешение…
(Музыкальный ответ).
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
Я понял так, что можно?
(Музыкальный ответ).
Спасибо. Спасибо большое.
(Музыкальный ответ).
То есть мы можем начинать?
(Музыкальный ответ).
Спасибо. Но это ведь…
(Музыкальная реплика).
Вы уверены, что все к этому готовы?
(Музыкальный ответ).
Понял.
(Музыкальное продолжение).
 Понятно. Я обязательно передам им всё, о чём Вы сказали.
(Музыкальный ответ).
Спасибо. Спасибо…, (ком к горлу) спасибо. (Заплакал. Скупо по-мужски).
(Музыка).
Да, нет. Спасибо.
(Музыка).
За то, что Вы есть. (Плачет). Не могу,… вот... (Достал из кармана свечку), а …, не могу. 
(Музыка).
Удивительно, что люди…
(Музыка).
В них?
(Музыка).
Я так и думал.
(Музыка).
Мы будем первыми?
(Музыка).
Вдохновляет.
(Музыка).
Спасибо.
(Музыка).
За доверие.
(Музыка).
Домой.
(Музыка).
Да.
(Музыка).
Спасибо большое. (Удаляющаяся музыка). Спа-си-бо! Спаси..бо!!
(Пауза).
Каждый раз, когда я, как мне кажется, окончательно понимаю законы мира, он раскрывается новыми окнами. (В зал). Вы, наверное, тоже не верите, что я настоящий, что вернулся и что это возможно? (Пауза). Знаю, сам такой. (В микрофон). Но сейчас я вам скажу то, после чего вы захотите ущипнуть себя за щёку. Мы….
(Микрофон выключается).
Раз, раз, раз...?
Что случилось?
(Пауза).
(Входит Драматург).
Драматург: Вы здесь?
(Драматурга выхватывает и ведёт другой прожектор).
Актёр: (Драматургу). С микрофоном беда.
Драматург: Весь спектакль глючит. Как результат? Вы были?
Актёр: Отлично.
Драматург: Высшее с нами?
Актёр: Сейчас и здесь.
Драматург: То есть вы никуда не ходили?
Актёр: Нет.
Драматург:  Я Так и думал.
Актёр: Но Так  не делал?
Драматург: Да.
Актёр: Я тоже. Главное, что ты это понял.
Драматург: Всё равно все люди не живут, а мучаются.
Актёр: Они не верят в очевидные вещи и убеждены в ложных? Будешь?
Драматург: Что?
Актёр: (Достаёт фляжку) 
Драматург: Не. Мне ещё поквитаться надо.
Актёр: (Делая глоток).  За очередные ментовские пакости?
Драмтург: Здесь как в рентгенкабинете?
(Входит Прима. Поцеловала Актёра).
Прима: (Актёру). Я очень переживала. (Драматургу). Кому вы тут мстите? Не помешала?
Драматург: Да, есть на свете .....
Прима: (Драматургу). Вы всё таки решились!
(Пауза).
Драматург: ??? Ах, да.
(Пауза).
Тут же все всё знают.
Да. А что остаётся делать, эти мрази уже сюда пришли. Вы сами видели. Нам даже пришлось раньше времени сворачивать вторую часть и козьими тропами уходить на антракт?
Прима: Считаете, что эти клоуны разыскивают вас?
Драматург: Уверен.
Прима: Хм.
Актёр:  Он ушёл от жены,...
Прима: Я-то знаю...
Актёр: А-а, да.
Прима: Но зрители-то не в курсе.
Актёр: (Драматургу) И правильно сделал, что ушёл, она тебе изменяла как собственно всем.
Прима: (Смеётся). Весело получилось.
Драматург: Может вы что-то другое считали, потому что лично я в этой истории ничего весёлого не вижу.
Актёр: Ну, это про то, как ты бросил квартиры на присмотр соседей и временно поселился у своего профессора в пустующей пригородной однушке?
Драматург: Да. И что тут весёлого?
Прима: Ну как что. И вот, в десятом часу утра, когда все  хачики, снимавшие остальное жильё в подъезде, ушли торговать на рынок, в дверь раздался стук. Стук был настойчивый и наглый.
Драматург:? Очень весело.
Актёр: (Приме). Ему как человеку творческому,...
Прима: (Перебивая и указывая на зал). Им рассказывай.
Актёр: (В зал). Ему как человеку творческому привыкшему вставать поздно, это не понравилось. (Кому-то в первых рядах). Будешь? (Предлагает выпить из фляги). Как знаешь.
(Актёр и Драматург говорят на перебой).
Драматург: Во-первых, громко,..
Актёр:.. во-вторых, нагло и в третьих, ...
Драматург: .. как к себе домой, причём, в нетрезвом виде. Тихонько подхожу и смотрю в глазок.
Актёр: А там два мента в форме.
Прима: ?
Драматург: Да, да. Вот таких мента. (Вошёл в экран). Настоящих, откормленных, сытых, лоснящихся. Ключом стучат по металлической части замка. Сказать, что стук громкий и противный это ничего не сказать. Тональность, как пустым тазом по цементу. Снова и снова стук. Без боязни, без стеснения, без деликатности, без такта, по-хозяйски. Потом кулаком в дверь, а через минуту ногами. Причём один стоит лицом к глазку, а второй - спиной к квартире направо. Таким образом, соседка, если и захочет что-то увидеть, то только спину, и из других квартир тоже.  Поматерились, выкрикнули, что милиция. Снова постучали. Один другому: “Вот, сука, не открывает”. Ушли.
Прима: Только в кино видела. И то в ненашем.
Драматург: Я  решил, что инцидент исчерпан и пошёл досыпать, как вдруг в дверном замке зашебуршали. Такого я не мог ожидать. Меня на мгновение парализовало. Но возня была столь техничной, что я почувствовал, как дверь открывается. Подбежал, посмотрел в глазок. Два мужика помельче, опять же ментовской наружности ковыряются ключами, подбирая их из связки. (Вышел из кадра).
Прима: Ни фига себе.
Драматург: Клянусь. Звоню в их милицию, рассказываю, а дежурный мне отвечает, что послать некого все  в разъезде. Это при том, что от городской ментовки до этого дома идти три минуты пешком в прямом смысле, вокруг слоняются бездельники с лампасами. (Вошёл в кадр).
Ключи подобрали минуты за полторы. Причём так ловко и так быстро, что я еле успел ухватиться за холодное железо. А замок такой старенький с языком, который ходит туда-сюда, полностью, насквозь высовывается из корпуса вправо-влево. Я  упёр большой палец правой руки в язык замка с наружной стороны и несмотря на то, что в этот период активно качался и чувствовал себя довольно мощным, едва смог удержать нажимом всей  руки.
Актёр: А ты правша?
Драматург: Да, и  давил сильной рукой. Тем не менее язык, на моих глазах, вопреки всем законам физики и логики проворачивался и буквально уже выходил на позицию открытой двери. Мужик в вязаной шапочке посмотрел на глазок и сказал второму: “Не понимаю. Или замок заржавел или внутри кто-то есть и держит”. Так и сказал, слово в слово и снова посмотрел на глазок. А я  на него в этот же глазок с другой стороны. (Выходит из кадра). Бегом звоню в милицию, а там ментовское чмо отвечает то же самое. Я  объясняю, что ломятся в квартиру, рассказываю про ментов, про взломщиков, а дежурный этак шутливо отвечает, что у него никого нет. (Вошёл в кадр).
В это время в замке стали ковыряться ещё агрессивней и крутить то одним, то другим ключом. Я рванул и еле-еле успел подскочить к двери, потому что замок уже был открыт полностью - они просто не успели толкнуть дверь. Двумя большими пальцами обеих рук с трудом вернул язык, в исходное положение. Мент с нескрываемым удивлением, но без тени смущения посмотрел на глазок, на связку и предпринял истеричную попытку вскрытия. Я держу уже посиневшими пальцами с глубокими вмятинами на коже. Возникла пауза.
Прима:  Мент растерялся.
Актёр: Забавно.
Драматург: Озернулся и стал спускаться. (Вышел из кадра). Я снова звоню в ментовку и мне снова отвечает тот же голос, что как только будут люди,  он тут же пришлёт. Я объясняю, что хорошо бы поймать пока лезут, но мне  весело рассказывают, что людей нет. А я точно знаю, что у этого чма несколько человек охраны, помощник, водители и  всегда свора шляющихся бездельников. (Вошёл в кадр).
Досадуя, что можно было поймать взломщиков и милиция как всегда в моей жизни оказалась полным дерьмом, я решил, что всё кончилось и в ужасе от происшедшего, обессиленный и потрясённый рухнул на кровать.
И тут вновь началось ковыряние, причём вскрывали чем-то грубым и мощным.
Еле добежал до дверей, упёрся до боли во всех мускулах, потому что мужик работал такими большими и длинными отмычками,  что та часть, которую он держал в руке, была  видна мне в глазок.
Прима: Вот нахалы.
Актёр: Преступники.
Драматург: Он снова посмотрел на меня сковозь дверь, вытащил другую отмычку и так её повернул, что я едва не крякнул от боли, поскольку мне не хватало рычага  противодействия. Теперь уже в панике, понимая, что это не просто воры, а что-то другое, (Вышел из кадра) я снова схватился за телефон и стал звонить в милицию. А там всё тот же дежурный, всё те же обещания. (Вошёл в кадр).
В этот момент ковыряния в замке достигли своего апогея и стало понятно, что взломщика просто профессионально заело,...
Актёр: Ещё бы.
Драматург: ... как это он, уважающий себя мент-медвежатник, не может справиться с  замком примитивнейшей конструкции. Он буквально повис  на гигантской отмычке, потом стал толкать всем корпусом так, что мне пришлось упереться в режиме домкрата.  А дверь фанерная, оббита рваным дермантином.
Мент с ещё большим недоумением посмотрел на глазок, на дверь, отшатнулся, что-то окончательно сообразив, наклонил голову вниз и довольно быстро стал спускаться и по-военному чётко докладывать по телефону, что в квартире кто-то есть.
Прима: Прокололись.
Драматург: Только теперь я окончательно понял, что это не воры. (Вышел из кадра).
Актёр: Воры бы в квартиру с такой дверью даже бы не полезли.
Драматург: Бегом звоню дежурному и рассказываю все по порядку, в деталях, с передачей прямой речи и описанием взломщиков. Дежурный ответил, что поскольку уже всё кончилось, то лучше бы мне подойти к участковому и написать заявление.  В этот момент дверь начали ломать ломом, ...
Прима: Ничего себе.
Драматург: ...который в народе  называют фомкой. Это последнее, что я успел сказать менту, потому что бросился в  коридор. (Вошёл в кадр). Уперся,  меняя точки приложения силы, скользя по крашеному полу.... (пауза) и через две минуты медвежатник сдался.
Он был  раздавлен. У него было лицо человека, на моих глазах лищающегося рассудка, потому что причин не вскрыть такую хлипкую дверь, с таким дореволюционным замком у него не было. Он это отчётливо соображал, но только не понимал, почему не может взломать. Мент долго смотрелся в глазок, потом недоверчиво потолкал ходящую ходуном дверь, как бы проверяя свои мысли, ударил несколько раз ногой и, окончательно убедившись, что за ней кто-то есть, резко поднял воротник, и быстро сбежал по ступенькам. (Пауза). Я в шоке стоял в продуваемом сквозь дверные щели коридоре. Была зима.
Прима: Вот это да.
Драматург: Я никогда ещё не видел своими глазами тайные методы работы органов.
Актёр: В той жизни тоже.
Драматург: Когда я опомнился, то снова позвонил дежурному  и всё дорассказал. Он ещё раз предложил написать заявление участковому. Я спросил, а как же грязные следы на площадке от посыпанного землёй перед домом снега, отпечатки пальцев рук и ботинок на дверях, в конце концов следы на самом снегу,  но получил ответ, что воровства много и по отпечаткам всё равно никого не поймать. Я охренел.
Актёр: Фантастика.
Прима: Я в замешательстве.
Драматург: А я всегда остаюсь в замешательстве после контактов с ментами, но на этот раз они превзошли все мои самые смелые ожидания. Несмотря на то, что прошло  сорок пять минут от первого моего звонка до последнего, дежурный мент всё так же ссылался на отсутствие личного состава. (Вышел из экрана).
Я прождал до вечера, до темноты, но никто не пришёл. И тут у меня связалось окончательно. Менты никак  не могли так быстро спуститься ...
Актёр: Конечно.
Драматург: ... с четвёртого этажа и значит взломщики однозначно были их людьми и они между собой или кем-то ещё  созванивались  по телефону. Я решил больше о себе не напоминать, чтобы эти падлы не приехали на ночь глядя. У меня не было никаких сомнений, что это дело рук всё тех же персонажей.
Актёр: Из предыдущей истории?
Драматург: Да. Ведь предупреждали меня, что если пожалуюсь, то они будут мстить своими ментовскими методами. А я дал телеграмму их министру.
Прима: И что?
Драматург: Когда на следующий день отнёс заявление, его не хотели принимать, потом регистрировать, а когда зарегистрировали, то сделали это, глядя на меня со смехом, как на душевнобольного. Знаете, сидят за перегородкой такие вечные харявые, от слова харя, бабы...
Актёр: Помню таких.
Драматург: ...бабы из ментовской канцелярии, от которых веет знанием чужих тайн и надменным ехидством. Мусор - подполковник, щёлкая каблуками, лизал мне зад,  располагал к себе, выуживал обо мне информацию, объяснял, что в районе много убийств, что сотрудники не успевают есть и спать,  мечутся с происшествия на происшествие, что они несчастные и бедные, готовы придти по форме прямо сегодня и принести свои извинения. Обратите внимание - "принести извинения".  Мусор сказал, что дежурный уже снят и  переведён с понижением на другую должность в другую местность.
Назвал фамилии приходивших мусоров, которые оказались офицерами убойного отдела.
Актёр: Ни хрена себе.
Драматург: Не больше - не меньше. Капитан и целый майор. Это при том, что у них полно убийств.
Подполковник признал, что они были и что сами с ними разберутся. Я отказался  принять их дома, потому что они и прошлый раз приходили по форме и это ни о чём не говорит. Не смогли грохнуть вчера, так я их должен сам впустить сегодня? Мусор попросил неделю для проведения служебного расследования.
Актёр: Верить мусорам - последнее дело.
Драматург: Это моя фраза.
Актёр: Извини, она висела в воздухе.
Драматург: Мусора, конечно, понимают, что уже никогда не станут милиционерами и очень хотят быть хотя бы ментами, но они, мусора, и ежедневным трудом на свой карман это доказывают.
Актёр: Это точно.
Драматург: А я честный торжествовал и ходил с гордо поднятой головой.
Прима: Наивный.
Драматург: Было понятно, что возможна ещё более жёсткая месть, новый наезд, но я чувствовал, что не облажался,  и оказался готов даже к такой форсмажорной ситуации. Я выиграл. На этом этапе, я переиграл старших офицеров убойного отдела. Это чего-то да стоило на фоне всеобщего гражданско-либерального тупого повиновения и пассива. (Вошёл в экран).
 Через неделю в назначенное время подполковник был неузнаваем,...
Актёр: Лицемеры.
Драматург: ... официален и высокомерен: “милиционеры”, как он их назвал, действительно  были, но они  совершали плановый обход. И это, напомню, старшие офицеры убойного отдела, у которых нет времени пИсать и какать, потому что они мечутся между происшествиями,  это те самые из убойного отдела, на которых каждый день валятся трупы и  у них бедных ни выходных, ни  отпусков. Так вот полковничий мусор сказал, что  менты были, но в дверь не ломились и ничего не открывали. Точка.
(Пауза).
Актёр: От суки!
Прима и Драматург: Мусор мусору в глаз не попадёт.
Драматург: Я понял, что за этим может последовать, что угодно, тут же сориентировался и сказал мусоровозу, что не жажду крови, но в случае чего могу доказать обратное. Оказалось, что крови менты не боятся, потому что по их версии ничего не было. Совсем.
(Пауза).
Актёр и Прима: Дурака из тебя начали делать.
Драматург: И тут я догадался, что меня будут подгонять под белую горячку или сумасшедшего.  Я понял, что в очередной раз теряю лицо.  Причём, в очередной раз из-за  мусоров. Мерзких мусоров, на которых клейма негде ставить.
Потом я консультировался со специалистами, адвокатом,... (пауза) которому ответили,
Актёр, Прима, Драматург: ...что от тебя /меня, вообще заявления не пос-ту-па-ло...
(Пауза).
Драматург:... и стало ясно, что старшие офицеры из убойного отдела просто так, чтобы посмотреть нет ли там случайно трупов, в квартиру не лезут. А если уж лезут, то трупы там обязательно находят.
Я предал историю огласке, но в соседнем подъезде жила толстая суфлёрша, которая в прошлом была вечным прокурором этого городка, а прямо напротив снимал квартиру молодой прокурорчик, сожительствующий с её дочкой.  Суфлёрша сидела с бабушками на лавке и лепила из меня образ врага, которому по белке привиделись менты, ломающие его дверь. Спасла соседка справа, подтвердившая  мне, что всё видела.
Прима: Молодец.
Актёр: Но когда я, спустя время, поделился произошедшим с профессором, хозяином квартиры,  и тот переспросил соседку, она запуганно проговорила ментовскую версию.
Прима: Человек слаб. 
Драматург: Спецы подсказали, что меня либо хотят грохнуть силами убойного отдела, либо под видом ментов планировали произвести несанкционированный обыск, как вариант что-то подбросить, на крайняк сделать шизофреником, чтобы всю правду, озвученную мной впредь,  можно было представлять бредом сумасшедшего. (Сошёл с экрана).
Актёр: Эх. (Драматургу). Чтобы почувствовать себя счастливым, нужно послушать тебя.
Прима: (Драматургу). Не переживайте, Высшее накажет.
Драматург: Нет.
Прима: Если вы простите, да ещё и помолитесь за них, то Он (показала вверх) обязательно накажет, потому что таким образом поймёт, что вы передоверяете Ему решение их судеб.
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
Ну?
Драматург: А можно ещё раз?
Прима: Если вы простите, да ещё и помолитесь за  врагов своих, то Высшее обязательно накажет их, потому что таким образом поймёт, что вы передоверяете Ему решение их судеб.
(Пауза).
(Пауза).
Драматург: Вы уверены?
Прима: Да.
(Пауза).
Драматург: Хорошо. Молюсь!!
(Пауза).
Актёр: Ну и славно.
Прима: Гори они ясным пламенем.
Актёр: Наливай!
(Звонок мобильного телефона у Драматурга).
Драматург: (Оправдываясь). Извините, в антракте взял на всякий случай, чтобы у зрителей не клянчить, если что. (В телефон).
Да, слушаю.
…
Кто?
…
Прекращено?
…
(Приме и Актёру). Дело по моей жалобе против этех ментов прекращено.
Актёр:?
Прима:?
Драматург: (В телефон).
А почему?
…
…
…
(Пауза).
(Пауза).
(Растерянно выключает мобильник).
Актёр: Что?
(Пауза).
Прима: Что? Странный звонок.
Актёр: Да. Не дешифруется?
Драматург: Майор-начальник убойного отдела, его зам-капитан и подполковник начальник штаба, а также дежурный по ОВД и зампрокурора  час назад заживо сгорели на трассе при подъезде к столице.
Прима:?
Актёр:?
Драматург: ДТП.
(Пауза).
(Все встают).
(Пауза).
А как же несоответствие?
Актёр: Разница во времени. (Откручивает крышку фляги).
Прима: (Актёру).  Я поддержу тебе компанию.
Актёр: Не чокаясь.
Драматург: !!!???
Прима: О мёртвых либо хорошо… (Отпивает).
Драматург: Ничего.
Актёр: Правду.
Драматург: Да в общем-то я их простил.
Прима: Теперь спасти хочешь?
Актёр: (О Приме). Ведьма.
Прима: (Глотнув). Ух! Ничего себе.
Актёр: А то.
(Актёр, Прима, Драматург в нерешительности  продолжают стоять).
Актёр: В ногах правды нет.
(Долгая пауза).
Спасаемся, ребята, ибо трезвеем.
(Пускают фляжку по кругу).
(Приме). А чего ты не спрашиваешь, как я сходил?
Прима: (Драматургу). Поддерживаю онлайн.
Актёр: Вот за это!
Драматург: Мы и за встречу, за знакомство не выпили.
Прима: Да и встречу не организовали.
Актёр: Успеем. Теперь всегда. Будьмо!
Прима: Ты знаешь, всё время хотела сказать, да не успела.
Актёр: Я знаю.
Прима: На всякий случай прямо сейчас. Ну, на всякий случай, потому что тогда я не смогла. Я хочу, чтобы ты знал - я стыжусь откровенных сцен в тех фильмах, в которых снималась. Благодарна тебе, что в компаниях или в присутствии родственников, знакомых, когда мы смотрели их по телевизору, ты всегда отвлекал внимание  на себя. Я ведь тебе не изменяла, и ты, как актёр, всегда понимал, что это игра, но сейчас мне стыдно даже за игру.
Актёр: Не стоит.
Прима: Мне жаль, что иногда приходилось уезжать, когда ты требовал моей поддержки, моих сил и чувств. Но ты ведь понимал, что так надо, что это жестокая реальность, что иначе нельзя.
Актёр: Тогда бытовые неурядицы в каждой конкретной ситуации казались непреодолимыми конфликтами.
Прима: Поэтому я зацикливалась на работе, пряталась в ней и выныривала на бытовом уровне, когда всё заканчивалось.
Актёр: Я это понимал.
Прима: Я не знаю хорошо или плохо, слабость или мудрость, но  меня  это спасало, спасало мне жизнь. Почти всех моих обидчиков давно нет.
Актёр: Там я их тоже не встречал.
(Пауза).
Прима: Да? Я не вижу в этом кары и не жаждала отмщения, потому что тогда пришлось бы носить в себе их оскорбления и обиды, а я махала рукой.
Драматург: Хороший метод.
Прима: Я понимала свою значимость и знала свою миссию, поэтому как солдат беспрекословно её выполняю до сих пор и не обсуждаю приказы Сверху, а тянусь насколько мне позволяет здоровье, стойко переношу тяготы на этом Пути.
Актёр: Не грей.
(Прима делает глоток, морщится).
Прима: С выдержкой. (Делает глоток).
Актёр: С Богом! (Пригубил).
(Входит Режиссёр).
Режиссёр:  А вдохнуть этого снадобья можно?
Актёр: Торопись.
Режиссёр: (Отцу). Мы решили на малом семейном совете, что тебя отпускать  больше не будем.
Актёр:  Я не о себе, а о содержимом, которое скоро кончится.
Режиссёр: (Вдыхает запах  из фляги). Странный.
Прима: Не земной. (Актёру). Извини.
Актёр: Пригодилось. Жаль, что одна....
Режиссёр: Неужели больше никому....
Прима: (Перебивая. Сыну). Как не стыдно.
Режиссёр:  (Приме). Стыдно. Только не за себя.  Я стыжусь за всё человечество. Мне стыдно, что я имею к нему отношение.
Актёр: Они просто не верят. (Пауза).
Прима: Ты же видишь, как это тяжело.
Актёр: Это реальность.
Режиссёр: Разница между реальностью и фантазиями людей с каждым годом, десятилетием, столетием увеличивается и превращается в тысячелетия мракобесия.  Новые и новые поколения, приходя на смену друг другу, продолжают видеть мир в искажённом виде глазами своих предков. Это называется традицией. Но каждое последующее поколение не постигает Высшее своим собственным умом,  не анализирует ошибки предшественников, а повторяет их.
Актёр: Что ты предлагаешь?
Режиссёр: Должен наступить разрыв. Когда-то с кого-то должна начаться новая эра в видении реальности.
(Пауза).
Актёр: Будьмо! (Отпивает).
(Входит Балетмейстер).
Балетмейстер: (Актёру). Извините, если помешала, но я бы хотела…не нахожу слова.
Режиссёр: Исповедаться?
Балетмейстер: Да. Я бы хотела, потому что выходила замуж за вашего сына, когда вас уже ... (Осеклась).
Актёр: Бывает.
Балетмейстер: Извините, что-то не то сказала. Получается неправильно, но если не в режиме онлайн, а как обычно, то вас уже не было. Ну, то есть понятно, что были, но просто вас никто не видел. Точнее видел, может быть ваш сын, кто-то ещё - я нет. Но теперь и я вас вижу, только не понимаю, где онлайн, а где правда? Не то сказала.
Актёр: Правда это то, что принято в обществе считать правильным в конкретный момент его развития, а реальность она такая, какая есть вне зависимости от конъюнктуры.
Драматург: Реальность важнее правды?
Актёр: Это парадоксально, но факт. Только реальность и есть настоящая правда.
Балетмейстер: Я все равно ничего не поняла, но хотела бы... Точнее я бы не хотела, чтобы вы думали, что я вышла замуж за вашего сына по расчёту. Вы мне верите?
Актёр: Мой сын всегда был подвижником, а выйти замуж за подвижника, это не получить что-то, а на многое себя обречь.
Балетмейстер: Спасибо.
Актёр: С Богом.
Актриса: (Входит, присаживается рядом с отцом). Папа, ты уже здесь? (Обнимает отца). Мне без тебя плохо. Холодно и навсегда неуютно. Я хочу к тебе.
Актёр: Ну, вот ещё, что за глупости. (Поднял флягу). Будешь?
Актриса: Почки.
Актёр: Займись немедленно. Мы всегда вместе и я бы сказал, что несравнимо больше, чем раньше.
Актриса: Но почему мы не видим других?
Актёр: Опять не верим.
Актриса: То есть, если я поверю в вечную жизнь, то увижу всех, когда - либо умерших?
Актёр: Как меня.
Актриса: Но как же мы увидели тебя, если в это пока не верим?
Актёр: (Указывая на Драматурга). Он поверил.
Драматург: Увидел Его (показал вверх), а потом поверил.
Актриса:  Я крещёная, а чувствую себя полной дурой.
Режиссёр: Все люди блондинки.
Актёр: К делу. Я вестник, который принёс хорошую новость! Нам есть что сказать зрителю. Но театр Высшего это не наш театр и не в исполнении нашей труппы, театр Высшего (в зал) это вы, ваш театр, вы сами. Поэтому мне нужны два желающих из зала, точнее из жизни.
(Из зала выходят переодетые и загримированные до мгновенно распознаваемой "неузнаваемости" Суфлёр и Гримёрша).
Суфлёр: Мы здесь.…
Гримёрша: Мы тоже.
Актёр: Прошу вас.
Суфлёр: Я стесняюсь. А вдруг у меня не получится.
Гримёрша: Я тоже никогда не была на сцене.
Актёр: Сейчас у вас есть возможность почувствовать себя счастливыми.
Прима: Хотите?
Суфлёр: Очень.
Гримёрша: Ага.
Балетмейстер:  (Узнавая в вышедших Суфлёра и Гримёршу). Да это же...?
Актёр:  Вы находитесь в таком месте, где нужно сознаться в своих плохих поступках.
Балетмейстер: Это же наши  злодеи?!
Актриса: Папа,  к нам снова кого-то  подослали?
Режиссёр: Все люди одинаковые.
Актёр: (Суфёру и Гримёрше). Назовите свои недостатки и с этих пор не совершайте ошибок.
Суфлёр: И что?
Гримёрша: Да?
Актёр: Вы услышите музыку.
Суфлёр: Музыка!
(Звучит какофония).
Актриса: Это не та …
Гримёрша: Музыка!
(Звучит техно).
Балетмейстер: Нет.
Суфлёр: Я не понял?
Актёр: Божественная.
Суфлёр: КлассИк, что ли?
Прима: Теперь и мне  кажется, что это подсада.  (В зал). Я права?!
Режиссёр: Как с детьми?
Прима: Потому что их дурят как маленьких. (В зал). Кто это??!!
(Пауза).
Гримёрша: Ну ладно, ладно разоблачили.
Суфлёр: (В зал). Смотрите, мы вам ещё припомним это предательство общечеловеческих ценностей.
Драматург: (Гримёрше и Суфлёру). Что себе позволяете? (В зал). Страждущие!!?
Гримёрша: (Перебивая, Драматургу).  Ой, перестань. Кого ты хочешь спасти? Этих кичливых зазнаек? Ты сошёл с ума. Им это не нужно. Они всем довольны. Им смешны твои страдания ради них,  они примитивны.
Драматург: Прорвёмся. (Пытается продолжить обращение). Бессмертные!!!
(Выключился микрофон. Суфлёр и Гримёрша разгримировываются). 
Суфлёр: (Грубо затыкает рот Драматургу, защёлкивает у него на руках наручники). Хватит!
Драматург: М-м-м-м.
Суфлёр: (Драматургу). Теперь слушай!
Прима: Что вы делаете?!
Гримёрша: (Растерявшимся актёрам). Все слушайте!!
Да я плохая девочка и сделала много таких же дел. Это я спала с царями и влияла на принимаемые ими решения, это я казнила народы, это я легла под князя и крестила язычников, это меня прятали сербы во время той войны, а я сбросила на них  ракеты в этой, я шептала по ночам  меченному,  наливала беспалому, это я ещё в миллионах пока не проявленных гримёрш влияния вершу историю. (Драматургу). Тебе достаточно  этого признания? Но я ни в  чём не раскаиваюсь,  и  всякий раз, сделав гадость, испытываю счастье.
(Драматург мычит, пытается высвободиться).
Ты арестован. Без права переписки, света, цвета и воздуха.
Суфлёр: (Драматургу). Это я поселился среди народов, это я втёрся к ним в доверие,  подкладывал под них жён и дочерей,  разлагал полисы, требуя свободы, равенства и братства с элитой, к которой не имел отношения. Я стравливал   плебс с властью, устраивал войны и революции, находясь по разные стороны фронта, одновременно кредитуя  тех и других , и с обеих сторон собирая дань. Я правлю миром, а не  Высшее, и живу я по своим законам, а вам, дуралеям, проповедую третьи. Так где же счастье? Где счастье, обещанное мне за признание своей вины? Счастье?! Дайте мне его! Где оно?!
Прима: (Суфлёру и Гримёрше). Если это не по пьесе, то вы заигрались. Мы  пошли вам навстречу, пригласили вас к себе,  а вы…
Суфлёр:  Вы хотели, чтобы я был счастлив. Так вот, я счастлив. Вам удалось осчастливить суфлёров. У меня получилось. (Показывает бумаги).
Актриса: Наши документы!
Прима: Вы украли  наш проект?
Суфлёр: Мы вас дружественно поглотили.
Режиссёр: Не подавитесь?
Гримёрша: Мы поглощаем государства и народы, не то, что какие-то там антрепризы.
Актёр: Зачем вам этот спектакль?
Суфлёр: Вы говорите на запрещённые темы. Я же вас предупреждал, что  нужна бумага.
Все: Мы её получили.
Суфлёр: Я её выдаю. Понимаете, я. Не кто-то где-то, а  я.  Вы разрушаете миропорядок. Вы раскачиваете основы социума. Вы ставите под удар мой план мирового господства. Идёте против течения.
Балетмейстер: Ты так и не обратился к врачу?
Прима: (Суфлёру). Так ты за чьи права? За лифтёров, вахтёров, гримёров, рабочих сцены или за администраторов, директоров, продюсеров?
Гримёрша: Нам плевать на  права, мы их используем, как инструмент для достижения собственных целей. Мы защитники любых прав, потому что это даёт нам возможность находиться  в оппозиции к любой власти.
Прима: Зачем?
Суфлёр: Банк снимается в момент уничтожения каждого нового правительства. Потому что сколько бы и каких бы их не пришло туда (показал вверх), мы окажемся в каждом кресле. Как только мы  теряем власть, как только у нас её вырывают из рук,  мы сами возглавляем переворот и снова захватываем ту же самую власть только уже под другими знамёнами. И снова пользуемся правом первой ночи. Ничем другим мы  заниматься не можем. Но  для того, чтобы о нас не думали, как о ворах, мы активно изображаем из себя талантливых и тратим на это большие деньги, правда, опять  ваши. И когда встаёт вопрос, почему у нас всё, а у вас как всегда, вам в голову приходит то, что мы в неё вбили - мы умны. А вся умность заключается в том, что мы умеем между собой договориться.
Актёр: Мы тоже.
Суфлёр: Нет. Вы не можете объединиться, потому что пытаетесь собраться вокруг идеи, а мы объединяемся вокруг бабла.
Актёр: Это общак?
Суфлёр: Это, ништяк. (Гримёрше по поводу Драматурга). Уводи! (Остальным). И поскольку вам отсюда не выбраться, то я раскрою самую страшную тайну. Вы думаете, что на свете есть два народа (пауза), а их всегда три.
(Гримёрша выталкивает Драматурга за кулисы, за ними следует Суфлёр и тут же незаметно возвращается, крадётся, прячется за декорациями, подслушивает).
(Пауза).
Актёр: И тем не менее он исповедался.
Прима: Но не раскаялся.
Балетмейстер: (Оглядываясь по стронам). Ирреальность какая-то.
Актриса: Неужели мы в нашем веке?
Прима: Абсурд.
Режиссёр: Управляемый.
Актёр: Может выйти из игры и просто дать по морде?
Режиссёр: Это не наша пьеса.
Прима: Подтверждаю.
Актриса: Почему мы просто так отдали Драматурга?
Актёр: Как всегда растерялись от их наглости.
Прима: На их стороне реальность. Суфлёр прав.
Актриса: Почему?
Балетмейстер: Потому что реальность создают они.
Актриса: А что нам мешает создать свою?
Балетмейстер: Действительно. Они возвращаются и бац,  в другую реальность.
Актёр: Чуждую им!
Прима: И чем она будет отличаться?
(Пауза).
Режиссёр: В ней не будет места стяжательству и взяточничеству. Они нам предлагают продаться, а мы у них не берём и соответственно ничего не обязаны для них делать.
Актёр: Тем более противозаконного.
Режиссёр: Они не могут  ни с кем из нас договориться и соответственно решить свои  дела.
Актёр:  Тогда они попытаются войти с нами в родственные отношения.
Балетмейстер: Уже были.
Актриса: Мы откажемся.
Режиссёр: Значит, они не смогут на нас влиять, находясь рядом,  шантажировать общими детьми и имуществом.
Балетмейстер: Но они могут предложить столько денег, что от них нельзя будет отказаться?
Актриса: Нужно сделать так, чтобы у них не было таких денег. Чтобы они не могли их получить.
Актёр: Соберут  по копейке и  получат  миллион.
Актриса: Но мы-то его не берём!
Балетмейстер: И пусть со своим миллионом...!
Актриса: Точно. Тихо, чтобы он ничего не услышал.  Крепиться и не попадать от них в зависимость, это всё, что нам остаётся.
(Сзади возникает Суфлёр).
Режиссёр: Нужно убить в себе потребителя. Осознать, что нам больше ничего не надо.
Суфлёр: А чего вы хотите?
(Все вздрагивают).
Актёр: Возвращения  здравого смысла.
Режиссёр: Реальности.
Суфлёр: Реальности?! Ишь, чего захотели? Реальность им подавай. А вы за неё кровь проливали, вы за неё в тюрьмах сидели. Да и потом, зачем вам реальность? Грязь, мусор, ветер в лицо, тучи на голову, снег скользкий, кашель, метро, давка, насморк, грипп, никаких чудес не просто нет, но и не предвидится. Вам это нужно? Никакой эстетики и рифмы?
Актёр: Какая бы она ни была, но это наша реальность, а вы её у нас украли.
Суфлёр: Серьёзное заявление и ты, привидение, за него ответишь в нашем суде, а не в своём.
(Хватает Актёра и тянет из круга).
Актриса: Не трогайте папу!
Прима: (Суфлёру). Убери руки!
Балетмейстер: (Суфлёру). Пошёл вон!
Режиссёр: (Суфлёру). Щас в морду дам! Раз, два, три!
Суфлёр: Ой, ой, ой.  Все трясёмся. (Балетмейстеру) Кстати, а ну-ка голову в профиль.
Балетмейстер: А что?
Суфлёр: Тихо.
Балетмейстер: В чём дело?
Суфлёр: Не может быть?!
Балетмейстер: Что такое?
Суфлёр: Не может быть?!
Балетмейстер: В чём дело?
Суфлёр: Вот это да?
Балетмейстер: Да что такое?
Суфлёр: Кто бы мог подумать? Столько жили…
Балетмейстер: Что ты имеешь в виду?
Суфлёр: Поздравляю.
Балетмейстер: С чем?
Суфлёр: Мы же свои люди. Ты не знала?  Что ты так напряглась? Не надо этого стесняться, четверть суфлёрской крови ещё никому не мешала.
Балетмейстер: У меня вся кровь балетмейстерская понятно?
Режиссёр: (Суфлёру). Ты это на что намекаешь?
Суфлёр: Я констатирую, что у твоей жены есть суфлёрская кровь и непонятно, чего она так защищает людей с актёрской мочёй в жилах.
Актриса: Ты чего на личности переходишь?
Прима: Провоцирует.
Актёр: Нет подожди…!!
Суфлёр: (В зал). Зацепило.
Актёр: Ты хочешь сказать, что во мне ...
Суфлёр: Ну, тебя вообще нет. Ты мираж, глюк и игра воображения, в которую всех ввёл ваш драмадел. А мы реальные, понимаешь? Вы - нет, а мы - да.
(Режиссёр, бьёт Суфлёра, Суфлёр падает).
Суфлёр: Ты что? Как ты посмел? Ты меня ударил! Ты за это ответишь!
Режиссёр:  Я проверил, действительно ли мы воображаемые, а ты реальный.
Суфлёр: Можете бежать, прятаться, куда хотите. Забивайтесь в щели, ваше время пошло.
Актёр: Мы никуда не побежим, потому что на своей земле, под своим небом и хотим сказать правду своему народу.
Суфлёр: Есть правда и правда, которую говорить нельзя.
Режиссёр: Правда на то и правда.
Суфлёр: Нет, правда регулируется, и делаю это я. Я смотрящий  в вашей труппе в этом районе на этой территории за реальной ситуацией.
Поэтому вы (Балетмейстеру), девушка, можете выйти. Балетмейстеры  наши люди. Да и бутафоры у тебя в роду были, ты мне когда-то сама рассказывала?
Балетмейстер: Да, мама.
Суфлёр: (Перезаряжая пистолет. Балетмейстеру). Выходи, чего тебе голову под пулю подставлять из-за случайной половой связи? (Показал на Режиссёра).
Режиссёр: (Балетмейстеру). Стой!
Суфлёр: (Балетмейстеру). Что ты мучаешься с этими неудачниками? Ты что хочешь, чтобы и внуки твои жили, как они? А ведь будут. Ты хочешь, чтобы они дохли в нищете и бесславии? Мы же их всех замолчим, как бы они ни были талантливы. Спрашиваю в последний раз, ты этого хочешь?
Балетмейстер: Нет.
Суфлёр: Выходи.
Прима: Стой!
Суфлёр: Что вы на неё давите своим авторитетом, дайте человеку свободу выбора, (Балетмейстеру) Ты хочешь жить нормальной  жизнью, тем более что всего один раз и забудь все эти  вечные сказки. Драматургу их оставь.
(Пауза).
Режиссёр: Ты посмотри, она задумалась?!
Актриса: (Балетмейстеру). Ты что, мы же договорились?
Балетмейстер: Но я же не беру деньги?
Актёр: Это хуже.
Суфлёр: Не слушай их, они зашорены, отстали, а ты новый человек, ты выбрала пепси. Ты же светлый ангел, а они мракобесы, ты посмотри, как они на тебя рычат. Они же твои враги. Что у них в глазах?! Они готовы тебя убить. Изничтожить.
Актёр: Если предаст..., всё.
Суфлёр: Видишь, они даже не понимают, что ты спасаешь их будущее. Они готовы погибнуть сами и тащат за собой  собственных внуков, твоих детей.
Прима: Неправда!
Суфлёр: (Балетмейстеру). Что у тебя может быть с ними общего?
Актриса: Ничего святого.
Суфлёр: Они же тебе уже никогда не простят этой актёрской паузы, у вас уже никогда не будет прежних отношений. Всё, теперь вы разные люди!
Актёр: (Балетмейстеру). Опомнись, включи мозги, осознай ситуацию, возьми её под свой полный, личный контроль.
Суфлёр: (Балетмейстеру). Да в конце концов, пусть в тебе взыграет кровь! Сделай этот шаг навстречу перспективам и новым возможностям. Сделай  сейчас, здесь, когда у тебя есть выбор между опостылевшим прошлым и  будущим от кутюр, в котором ты сможешь блистать, ставить оперы, купаться в немыслимых гонорарах, тёплых океанах, иметь острова,  яхты в разных портах и самое главное - откроешь  мир для своих детей. Ты готова!? Я знаю, что ты готова сделать этот шаг к свету. Иди! Мы же свои люди!
Все: Стой!!
Суфлёр: Иди!
Все: Стой!
Суфлёр: Дети!
Всё: Стой!
Суфлёр: Перспективы!
Всё: Стой!
Суфлёр: Последний шанс!
(Балетмейстер, едва не упав вперёд, делает шаг. Хочет вернуться, но Суфлёр хватает её за руку и отталкивает в сторону).
Суфлёр: Всё, всё, всё. Ты наша. Ты в безопасном, укромном месте. Здесь тебе будет уютно и комфортно, не придётся думать о хлебе, твои дети получат манну небесную. (Актрисе) А ты-то чего там забыла?
Аткриса: Это моя семья!
Суфлёр: Ты заблуждаешься. Ты приёмная дочь, спроси у них.
Прима: Что за бред!?
Актёр: Ты что себе позволяешь, сопляк?!
Режиссёр: (Суфлёру). Ты что несёшь?!
Суфлёр: Да ладно вам, она уже взрослая. Пора раскрыть карты. (Актрисе). Посмотри на внешнее сходство. Оно минимально, а дети твои  похожи на совершенно других дедушку и бабушку, которых ты не знаешь.
Актёр: Она похожа на родителей жены.
Прима: Да!
Суфлёр: Не будьте такими наивными, проведите экспертизу, побойтесь своего Бога, что вы врёте подкидышу и сироте, разве это порядочно? Вы же сторонники морали и нравственности. Но только на словах! А на самом деле  вы лжецы. (Актрисе). Девочка ты моя, ты что не видишь, что им нечего ответить?
Прима: Нам нечего сказать, потому что мы не ожидали такого хамства.
Суфлёр: Просто на этот раз прав я. (Режиссёру). А ты был маленький, болел, ничего не помнишь. Находился в специализированном интернате  без гарантии на выздоровление. Поэтому они и взяли девочку из детского дома. 
Режиссёр: Ты перешёл границу.
Актриса: Ты лжёшь!!
Прима: У меня нет слов.
Актёр: Пора убивать.
Режиссёр: Можно я?!
Суфлёр: Да ладно вам. Я, конечно, понимаю, что вы привыкли, что к вашей, так сказать, семье относятся с почтением, но при ближайшем рассмотрении выясняются вот такие неприятные факты. (Актрисе). Не теряй времени, глупышка, ну будешь им присылать на бананы в благодарность за то, что они к тебе относились как к своей. Но это же не значит, что ты должна на них работать всю жизнь? Так можно и свою  не прожить. Ты же не предаёшь их, ты просто становишься самостоятельной. Им, конечно, хочется, чтобы тайна сохранилась, но вы сами вынудили меня раскрыть её. Вы все. Но может это и к лучшему. Может быть это провидение, знак свыше?
Прима: Да это враньё! (Актрисе). Не слушай его! Ты же понимаешь, что он вбивает между нами клин?!
Актёр: Он разделяет и ослабляет нас.
Суфлёр: Да кому вы нужны, (Актёру) я только хотел сказать вам, уважаемый, что у вашего сына все проблемы со здоровьем потому, что он не ваш.
Прима: Как ты смеешь?!
Суфлёр: Смею и ещё как, свобода. Мы, суфлёры, за неё знаете, сколько ваших жизней положили? Много. Очень много.
Актёр: Заткнись!
Суфлёр: Не надо мне рот затыкать. Вы же уважаемый человек, героев  всяких играли, а на поверку слабак. Не можете, оказывается, держать  удар.  Подумаешь, измена жены, кому они только не изменяли? Вот что значит иллюзия кино и театра. (В зал). В жизни друзья  все не такие.  Вы уже было обрадовались, что нашли нравственные ориентиры и следуете за ними, а выясняется очередной обман. Обыкновенная семья со своими скелетами. (Актрисе). Девочка моя, не теряй времени, следуй за мной. Я слышал, как они пугали тебя подкупом. Я не дам тебе денег, но я дам тебе возможность самореализоваться, забить все футбольные мечи, которые продаются во всех супермаркетах мира. При твоём таланте, которым как ты понимаешь, этим людям не обязана, ты улучшишь сама своё материальное положение и выплатишь им все свои моральные долги. Смелее! Им нечего сказать.
Прима: Я убью тебя. (Бросается на Суфлёра).
Суфлёр: (Уклоняясь). Это не демократично,  противозаконно, вы же интеллигентный, цивилизованный человек. (Актрисе). Не век же тебе жить с родителями, тем более приёмными. Решайся!
Прима: Пустите!
Режиссёр: (Приме). Он специально провоцирует, будет потом себя несколько лет пиарить, что судится с тобой.
Суфлёр: А вы, (Приме), не переживайте, потому что на съёмках ваш муж спал с другими.
Актёр: (Оседает).
Прима: (Актёру). Что такое?
Актёр: Сердце.
Суфлёр: Какое сердце, ты же фантом, значит у тебя фантомные боли. Хватит тут играть на публику и вызывать жалость. (В зал). Это он специально делает, чтобы всем показать, как его при жизни затравили суфлёры. Да кому он был нужен. Он уже тогда своё отыграл. (Актёру). Поэтому не надо создавать рекламный повод. Не надо.  Все мы грамотные. Грешили, значит грешили, сознайтесь, покайтесь и идите себе с богом туда, откуда пришли и не баламутьте тут всем мозги, якобы чудом своего появления. Ничего это, якобы чудо, зрителям не принесло, кроме как расстройство нервной системы. Заканчивайте эту комедию, заканчивайте. Всё равно вам никто не поверит. (Режиссёру). Иди сюда, я тебе покажу столько травы, что не только тебе, но и детям твоим хватит. Иди не бойся. Ты будешь косить её и мечтать о новых спектаклях. Строить планы вместе с женой. (Указывая на Балетмейстера). Она тебя ждёт. Зачем тебе старики? Откажись от их имени, оно тебе мешает, они тебя затмевают, ты находишься в их тени, все тебя с ними сравнивают. Иди к жене. Я отдаю её тебе, от себя отрываю в который раз.
Вы придумаете себе другой мир там, где сами захотите. По траве будут бегать твои босоногие дети, над ними светить твоё солнце, они смогут дышать твоим воздухом и это будет ваш мир. Не с эфимерным отцом и уставшей матерью, а с люминисцентными облаками, смеющимися цветами и танцующими коровами. (Балетмейстеру). Забирай его! (Балетмейстер берёт Режиссёра за руку и как загипнотизированного уводит в сторону).
(Актрисе). Чего оторопела? Нет вашей семьи, всё распалось. Нет! Ты хочешь пожалеть маму? Но она не твоя.  Смелее! С каждым шагом твоя жизнь и жизнь твоих детей будет обретать новый  смысл. Ты берёшь ситуацию в свои руки, а не следуешь по течению за приёмными родителями.
(Выводит Актрису из круга).
Прима: Это неправда. У нас не было приёмных детей и сына мы никогда не сдавали в интернат и я не изменяла и муж тоже. У нас была замечательная семья.
Гримёрша: Вот именно, что была.
(Пауза).
Прима: Так что я опять одна?
Суфлёр: Добро снова проиграло.
(Входит Драматург с прикованной к руке отопительной батареей).
Драматург: Нет!
(Пауза).
Все: !!??
Суфлёр: А это ещё что за андроид?
Гримерша: Я его приковала.
Суфлёр: А надо было прибить гвоздями.
Прима: (Режиссёру, Актрисе, Балетмейстеру, Драматургу). Дети, вас обманывают! Не верьте ему!
Суфлёр: Есть такие родители, которые не просто хотят самореализоваться за счёт детей, не только на них заработать, но и эгоистично держат при себе. Им наплевать, что у вас своя жизнь, миссия, задачи, цели, что вы пришли в мир со своей программой. Им на это наплевать, для них главное, чтобы вы были рядом. И вот перед вами, как ни прискорбно, такой случай.
Прима: Я знаю, как коварны подлецы, поэтому все родители переживают за своих детей. Я не дам тебе уничтожить нашу семью! Я не позволю тебе в неё вмешиваться!
Суфлёр: Поздно.
Прима: В каком смысле?
Суфлёр: (Актрисе). Придётся раскрыть карты.
Актриса: Нет!!!
Прима: Я не поняла?
(Пауза).
Суфлёр: Мы родственники.
Прима: Дочь!
Драматург: По моему сценарию, я …?
Гримёрша: А по нашему, я становлюсь твоей женой, но это чуть позже.
Драматург: Когда?
Гримёрша: В следующей пьесе.
Актриса: (О Суфлёре). Он изменил сценарий.
Суфлёр: (Актрисе). Ну, я думаю, что мы не станем выносить сор из избы, (Приме) это всё наше семейное…
Гримёрша: Внутрисемейное. (Вешается на Драматурга).
Драматург: (Суфлёру). Мы не будем играть по твоему сценарию!
Актёр: Не будем. (Встаёт. Идёт к Суфлёру).
Суфлёр: Но, но! Только без рук!
Актёр: (Берёт его за горло). Слушай сюда! Я долго терпел твою ложь, но видит Бог, я возьму этот грех, Господи, запиши на мой счёт, потому что я заберу это брехливое существо с собой в могилу.
Суфлёр: О! проговорился. (Зрителям). Я вас всех предупреждал, а вы им поверили.
Актёр: Ты, подонок, осмелился нас оболгать. Я убью тебя прямо сейчас.
Суфлёр: При свидетелях?
Актёр: Перед лицом Бога! Да будет так!
Актриса: Папа!!
Актёр: ?
Актриса: Не надо, папа, ты не знаешь, тебя в это время  с нами не было, дело в том, что у меня от него ребёнок.
Актёр: Нет у  тебя от него никакого ребёнка. Я видел, как он подсыпал тебе  снотворного. А ребёнок у тебя от него (Показал на Драматурга). А с этим у тебя ничего не было. Пока, ты спала, он шманал по тумбочкам, сервантам и шкафам. Искал бумаги.
(Сдавливая Суфлёру горло). Так?
Суфлёр: Так, так.
Актёр: Что ещё ты делал гадкого и мерзкого?
Прима: Признавайся?!
Суфлёр: Хорошо, хорошо. Дайте дохнуть.
Актёр: Говори!!
Суфлёр: Это я довел ситуацию до того, что ваш сын проснулся со взведённым пистолетом в руке. Ещё тогда, помните, когда к вам пришла маленькая девочка и сказала, что она поклонница вашей жены, а потом стала второй женой вашего сына и слупила с вас квартиру в центре, так это моя сестра.
Прима: Вы что всю жизнь вокруг нас…?
(Актёр отпускает Суфлёра).
Гримёрша: Мы там, где деньги.
Суфлёр: (Что-то ищет  в бумагах). А все ваши деньги у нас. Вот, вот, наконец-то нашёл то, что искал.  (Показывает договор). Одно слово,  и я вас подставлю. Видите здесь вы расписались на пустом бланке?
Прима: Но я рассчитывала на честность, на порядочность.
Суфлёр: (Режиссёру). А ты и вовсе не посмотрел под чем?
Режиссёр: Вот сволочь!
Суфлёр: (Балетмейстеру). Ты сделала на меня доверенность и упустила, что она генеральная.
Балетмейстер: ?
Суфлёр: (Драматургу). А ты передал мне все авторские права.
Драматург: Нет.
Суфлёр: Не мне лично, но я их перекупил.
(Пауза).
(Пауза).
Актриса: И что теперь?
Суфлёр: Теперь и это шоу и все вы принадлежите мне.
Все: ?!
Суфлёр: Поэтому играть будете по моему сюжету. А по нему с гастролей приезжает  Прима …
Дочь беременна, сын в траве, муж на небе, а тебя, драматург, уже забыли наконец-то по моему звонку в институте. Твой семинар расформировали и взял его, твой враг – бывший ректор, который, конечно, не драматург, не писатель, а имитатор и поэтому справится. А я, чтобы тебе было ещё больнее, сделаю так, чтобы он не только вёл твой семинар, но и  преподавал по твоей же методике, которую сам всегда отрицал. А-ха-ха-ха-ха. Смешной у меня смех?
Драматург: Мерзкий.
Суфлёр: Так вот, он выдаст твоё за своё.  А суфлёрка, руководившая параллельным семинаром, доставшимся ей по наследству,  действительно не написавшая ни одной пьесы в жизни и пролезшая в руководители  через ширинку, уже в своём институте искусствоведения выпустила книжку по твоей теории драматургии, но под своим именем. А-ха?! А наш невыговаривающий пол-алфавита драматург, певец, чтец и на дуде игрец, да со следами деградации на роже, уже сфотографировался под афишей твоего центра, как у своего. Не знал?! Даже пучеглазый с харей откровенного дебила сделал твой бренд своим,  побрил голову как ты и сыграл все твои роли.
Драматург:?!!
Суфлёр: Как? А? (Драматургу). Всё, ты уничтожен. Мы тебя продублировали. Эй!? Ты кто?!
Драматург: ...
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
Суфлёр: Потому что мы не просто уничтожаем, а унижаем. Я счастлив. Много ли нам, суфлёрам, нужно для счастья.
(Пауза).
Прима: Неужели ничего нельзя сделать?
Суфлёр: Вы делаете деньги на вечных человеческих ценностях, а я на вечных человеческих пороках. Вам не нравится, но публика, ваша публика, платит. Порнография под видом эротики, наркомания как стиль жизни, отупляющие электронные барабаны с  ритмизованными помехами в эфире вместо мелодии. Я побеждаю, потому что грех сладок и не требует напряжения сил.
Прима: Я знаю, кто ты.
Суфлёр: Меня знают все.
Актриса: А где же твоё рыло?
Суфлёр: Но ведь и ты сегодня без крыльев..
Балетмейстер: Но если мы в театре Высшего, как здесь может быть чёрт??!
Суфлёр: Прошу прощения, чёрт это вот. (Показал на Гримёршу, которая присела в приветствии). А что касается Высшего, то я не  в Его театре. В Его театре вы, а я в  вас.
Актриса: Это как у моей кошки глисты? (Пауза). Какая гадость.
Суфлёр: Вы хотите меня оскорбить? Но этим вы унижаете  себя. Я-то и есть вы, а вот Он (показал вверх) иногда у нас гостит.
Драматург: Но сегодня-то мы у Него?
Суфлёр: Его заслуга в том, что Он вас за всё прощает. Я не знаю, слабость это или сила?
Прима: Сила. Чтобы простить, нужно великодушие, великая душа.
Балетмейстер: (Суфлёру). Тебе  не понять.
Суфлёр: Мне? А в чём вы меня собственно обвиняете? Вы считаете, что это я вас стравил, внушил вам злые мысли? Да?
Актриса: А как иначе?
Суфлёр: Нет. Я озвучил ваши. Это те черви, которые точили вас и я проявил их. Не я вас делаю плохими, вы такие по своей природе. Природа человека не божественна, как вы себе льстите, а звериная.
Режиссёр: Как  себе льстишь ты.
Суфлёр: А сейчас…  (Приме). Ну, подумаешь вышла … и что-то  рассказала, а вот если её раздели, да при том, что она сторонится порока и паталогий, это скандал, а скандал это касса, а касса это дома, машины, дорогие проститутки – счастье! Раз, два, три!
(Пугает, что выстрелит в Режиссёра).
Прима: Не смей, мерзавец.
Суфлёр: Двигай костями. (В зал). Сейчас будет ню.
Прима: ( Переигрывая). Это останется на твоей совести.
Суфлёр: У меня её нет.
Прима: Медленно или быстро?
Суфлёр: Мне всё равно, важен факт унижения.
Актриса: Мама, не надо.
Балетмейстер: Давайте я.
Суфлёр: Тебя я уже видел.
(Пауза).
Прима: Ты сам этого хотел.
Суфлёр: Да, да сам, что расписку написать, чтоб ты мужу показала? (Актёру). Ничего личного.
Прима: Хорошо!
(Прима резко сбрасывает одежду под барабанную дробь и оказывается, что это Драматург. Помните, переодевание в антракте?)
(Пауза).
(Пауза).
Актёр: (Аплодируя). Меня эта сцена прошибла. (Поцеловал Приму).
Прима: А меня повеселила. (Поцеловала Актёра).
(Пауза).
(Пауза).
Суфлёр: Я не понял, вы, что поменяли пол? А где Прима?
Драматург: Наверное, это я.
Суфлёр: Что значит, наверное?! Что происходит?!
Прима: Сама не понимаю. Мы же переоделись и должны быть сами собой?
Суфлёр: А ну определитесь, кто из вас кто? Вы что, актёришки, в антракте  специально поменялись, чтобы снова надо мной посмеяться? Надо мной, над генеральным продюсером, решили потешится за мои деньги?!
Актриса: Как же это произошло?
Суфлёр: Хватит прикидываться!
Балетмейстер: Мы стали самими собой? (Ощупывает себя).
Режиссёр: По нашему сценарию мы играем друг друга.
Суфлёр: Вы опять разводите?!
Драматург: (Суфлёру). Подожди, дай разобраться.
Суфлёр: Если вы меня обманите, я вас уничтожу!!
Гримёрша: Так!
Суфлёр: Что?
Гримёрша: При всей моей ненависти к правде я вынуждена признать, что была с ними весь перерыв и они  не переодевались.
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
Суфлёр: Так что, чудо?! Очередное чудо?! Взрослые люди не замечают, как становятся совершенно другими?! У баб отросло, у мужиков отвалилось, а они и не заметили. Это что, такое бывает?!
(Музыкальный аккорд и всполохи света).
Суфлёр: ( Инстинктивно крестится). Все слышали, или это у меня?
Прима: Для тебя.
Актриса: Определённо.
Балетмейстер: Вне сомнения.
Суфлёр: Опять? Опять думаете меня запугать и выставить на посмешище, но я уже тоже другой. И я не боюсь ни вас, ни вашего Высшего. (Вверх). Ну, где ты там? Я тебя жду!
Актёр:  Заслужить надо.
Суфлёр: Ещё один. Чудо. Ой-ля-ля. Чудеса, чудеса кругом. Мёртвые воскресают, живые перерождаются в собственных телах и все счастливы.
Драматург: Оппа! Так это же  то, что мы искали!
Прима: Да.
Режиссёр: Похоже.
Актриса: А ведь точно.
Балетмейстер: Ес!
Актёр: Значит это возможно!!
Суфлёр:  Молчать! Ни слова больше, ни одного слова. Концлагерь!
Гримёрша: Отошли от проволоки. Кто приблизится,  будет расстрелян на месте.
Суфлёр: План каторжных работ, эти декорации поменять на эти.
Гримёрша: Для каждого времени своя сценография.
Суфлёр: Никаких контактов с внешним миром. Завтра построим бетонную стену и будем вас немножко дрессировать подачей воды, электроэнергии, газа, продовольствия и медикаментов.
Актриса: За что?
Балетмейстер: Чего они хотят?
Прима: Чего они боятся?
Режиссёр: Действия.
Актёр:  Затыкают нам рот сочинёнными против нас законами и собранным на нас компроматом.
Прима: (Драматургу). Ты успел записать?
Суфлёр: Что записать? Кого записать?!
Драматург: Как смог.
Суфлёр: Что вы затеяли?
Прима: (В зал). Люди! Не за себя прошу, возьмите наши тексты, пожалуйста!
Актёр: (В зал). Уважаемые!? То, что здесь написано, надо сохранить во что бы то ни стало!
Режиссёр: Здесь важная информация!
Актриса: Вы не сможете быть счастливы, если этого не узнаете...
Балетмейстер: (Перебивая). Или вы будете тёмными или возьмёте реальность в свои руки!
Суфлёр: Что за базар? Я не понял? У нас тут, что свобода слова, печати, гласность какая-то развелась? Это всё давно кончилось и существовало ровно столько, чтобы мы могли оклеветать предыдущую власть и присвоить себе новую. (Гримёрше). А ты чего стоишь как манекен на вышке. Ещё раз допустишь мятеж, там же окажешься.
Гримёрша: (Актёрам). Так, отошли все. Быстро! Бегом отошли, говорю.
Драматург: (В зал). Товарищи, господа, среди вас есть хоть один порядочный человек?
Прима: Честный, просто честный?
Актриса: Подойдите, мы вам просунем под проволоку или перебросим очень важную информацию.
(Пауза).
Балетмейстер: Они думают, что мы шутим.
Драматург: Мы не шутим!
Суфлёр: Заткнитесь!
Актриса: Вы должны это прочитать!
Актёр: (Зрителю). Мужчина, не бойтесь, сколько можно бояться, подойдите, возьмите текст. Зачитайте его или просто отдайте тем, кто осмелится сказать вслух.
Драматург: Женщина! Да, вы. Да не поворачивайтесь, я вам говорю. Я переброшу несколько листов, а вы их озвучите. Хорошо? (О Суфлёре и Гримёрше). Эти вас не тронут. Они боятся народа.
Прима: У вас не будет никаких проблем. Здесь написана реальность, которую должны знать все, чтобы стать счастливыми.
Актёр: (Зрителям). Да что ж вы прилипли? Не позорьте род человеческий, подойдите, это  важно, это вас спасёт!
(Прима передаёт листок одному из зрителей, Актёр перебрасывает в партер, Актриса катнула скомканные в шар листы по авансцене в зрительный зал).
Суфлёр: Что происходит? В чём дело? Что за контакты? (Гримёрше) Я тебя предупреждал?
Гимёрша: Ага мой фюрер!
Суфлёр: Сдай оружие! Ты арестована и сдохнешь в бараке на общих основаниях. (На ухо). Будешь доносить о всех планах и заговорах. Вперед!
Гримёрша: (Деланно причитая). Ой, на что ты меня  посадил. Ой, что же я теперь буду делать без сауны, массажа, наращивания ногтей по субботам, а так же тренировки внутренних половых органов три раза в неделю и так да-ле-е?
Суфлёр: "Так далее" будешь делать. (Вталкивает Гримёршу к остальным).
Актриса: (Сочувственно). Что он с тобой...?
Балетмейстер: (Сострадательно). Как посмел?
Драматург: (С пониманием). Видишь, как с такими иметь дело.
Актёр: (С жалостью). Ну не расстраивайся. Всё будет хорошо. Выберемся.
Гримёрша: А как?
Актриса: Мы передали реальность на волю.
Балетмейстер: Люди её узнают.
Прима: Реальность откроет им глаза, они придут нам на помощь и освободят.
Гримёрша: Ой, я забыла...!
Прима: Что такое?
Гримёрша: ... на воле свою косметичку оставила, а там и стринги и контрацепция, ой верните мне, (Суфлёру) господин комендант, предметы личной гигиены, а то рожу на зоне.
Суфлёр: Быстро!
(Гримёрша подходит к Суфлёру).
Гримёрша: (На ухо Суфлёру). Они собираются использовать зрителей. Теперь реальность у них. (Показала в зал).
Суфлёр: Откуда?
Гримёрша: Передали весточками.
Суфлёр: Расстрелять, всех расстрелять!
Гримёрша: Какой смысл? Правда ушла в народ.
Суфлёр: Народ расстрелять!
Гримёрша: Как?
Суфлёр: Всех к чёртовой матери. Всех до одного. Всех носителей этой самой .....
Гримёрша: Божественной?
Суфлёр: Да! Потому что монополия на Правду должна быть только у нас. Понятно?
Гримёрша: Да.
Суфлёр: Действуй!
Гримёрша: Стрелять?
Суфлёр: (На ухо, громким шепотом). Ты что, дура? Скрытно надо.
Гримёрша: Ты сказал, что ...
Суфлёр: Это я напугал.
Гримёрша: Блефуем?
Суфлёр: Берём на понт. Подавляем волю к сопротивлению.
Гримёрша: Так что делать?
Суфлёр: Как обычно.
Гримёрша: (Суфлёру). Понятно. (Зрителям). Уважаемые зрители, у вас  бумаги, которые администрация  просит  вернуть.
Суфлёр: Настоятельно рекомендует вернуть.
Гримёрша: Да, настоятельно рекомендует. По недоразумению документы нашего колизея оказались в клетках с животными, ну а звери, хоть мы и научили их ходить на двух ногах, ничего не понимают, потому что твари. Пожалуйста, положите то, что к вам попало на край сцены! Выход в город закрыт, эскалатор не работает, пользуйтесь другими ветками метрополитена!
Суфлёр: Ты что несёшь?
Гримёрша: Тьфу черт, это у меня с предыдущей работы выскочило.
Прима: (Зрителям). Прячьте!
Драматург: Не сдавайтесь!
Актёр: Передавайте друг другу!
Балетмейстер: Родственникам!
Режиссёр: Знакомым!
Актриса: Детям!
Драматург: Внукам!
Суфлёр: (В зал). Ну и что?
Гримёрша: Молчат. (В зал). Господа. Повторяю ещё раз. К вам по случайности попала документация нашего зверинца, которая носит конфиденциальный характер. Просьба вернуть.
Суфлёр: Ну?
Гримёрша: Не шелохнулись. Граждане! У вас  документы, содержащие коммерческую тайну. (Суфлёру). Как об стенку. (В зал). Просьба вернуть за вознаграждение.
Суфлёр: Ты чего, дура?
Гримёрша: Почему?
Суфлёр: Какое такое вознаграждение? Из своих отдашь!
Гримёрша: Это обман!
Суфлёр: Тогда не ори  об этом так громко. (В зал). Граждане, верните за премиальные эти грязные бумажонки. Зачем вам проблемы? В противном случае, мы будем вынуждены вас арестовать и  посадить. Вам это надо? Вы что хотите быть вместе с этими четвероногими (показал на актёров) и есть с ними из одной миски? Отдайте, по-хорошему!
(Пауза).
Гримёрша: Вознаграждение увеличивается.
Суфлёр: Увеличивается?
Гримёрша: Всё равно никого нет. Сами получим.
Суфлёр: Отличный бизнес.
Гримёрша: Как говорят у нас на новой родине. Сенкью вери мач.
Суфлёр: Ты посмотри. Ну что ни одного предателя нет?
Гримёрша: Зачем вам эти бумажки? Что вы будете с ними делать? Они вам совершенно не нужны.
Суфлёр: Только неприятностей огребёте. Вер-ни-те!
(Пауза).
(Пауза).
Так всё, меня это достало. Я иду сам.
Гримёрша: (Взал). Руки на колени! Всем руки на колени, бумаги не прятать, друг другу не передавать!!
(Суфлёр и Гримёрша пытаются изъять бумаги,  а артисты подсказывают зрителям, что нужно делать, как и куда передать).
 Суфлёр: (Утомившись). Ладно. Не очень-то и хотелось. Там всё равно галиматья всякая. Да и не поймёте вы ничего. Это не для средних умов. (Гримёрше) Правда?
Гримёрша: Конечно. Можете смотреть!
Суфлёр: (Бьёт её под дых локтём). Ты что несёшь, какой смотреть? Они сначала посмотрят, а потом цитировать начнут.
Актёр: (Зрителям). Вы видите, чего они больше всего боятся?!
Прима: Так  делайте это!
Режиссёр: Прочтите вслух громко на весь зал!
Актриса: Этим вы всех спасёте!
Драматург: Их волшебство действует до тех пор, пока вы боитесь и разобщены! Передавайте друг другу!
Прима: Прочтите у кого что написано?
Актёр: Помогите нам!
Балетмейстер: Помогите, пожалуйста!
Актриса: Мы же у вас не  денег просим, а за вас страдаем.
Режиссёр: Вон там, в проходе, стоит микрофон. Читайте в него, чтобы  слышали  все.
Прима: Пожалуйста, мы вас очень просим. Я лично вас прошу! Помогите, прочтите вслух то, что написано в этих бумагах.
Драматург: Это должен знать каждый!
Гримёрша: Что делать?
Суфлёр: (В зал). Всё вывернем, извратим, оболжём и оклевещем!! Подведём под статью!
(Пауза).
(Пауза).
Суфлёр: А-а-а. Боятся.
Гримёрша: Управлять такими одно удовольствие.
Суфлёр: Дикари!
Гримёрша: Язычники!
Суфлёр: Трусы!
Гримёрша: Рабы!
Суфлёр: О, кто-то сдвинулся. (В зал). Смотри, тебя бог накажет! Ох, накажет! (Гримёрше). Видела? Назад попятился. А-ха-ха!
Гримёрша: (Актёрам). Сидеть вам тут, ребята, до скончания века.
Суфлёр: А всё потому, что не хотите жить в мире.
Актёр: В рабстве!!
Суфлёр: Ох-ох-ох. С каких это пор? Вон посмотрите на зал. Они боятся подать голос, шевельнуться. Вы думаете они терпеливы?
Гримёрша: Да это мы вам внушили, чтобы вы нас терпели!
Суфлёр: (Гримёрше). А вот это можно было и не говорить. (В зал). Ну, так что? Есть желающие озвучить правду, истину, реальную картину мира? Не вижу?!
Гримёрша: Не слышу?!
Суфлёр: Га-га-га! Как мы их запугали!?
Гримёрша: Генетически.
Суфлёр: Ну что, лохи?
Гримёрша: (В зал). Вольница?! Герои!
(Пауза).
Суфлёр:  Ты смотри сдвинулись.
(Пошёл 1-й зритель).
Суфлёр: О, пошёл, пошёл, пошёл. Молодец. Да, ладно, можешь сидеть. Оставайся на месте.
Гримёрша: Да он в туалет.
Суфлёр: А-а-а. Иди, иди.
(Пауза).
Гримёрша: Ты смотри к микрофону подходит.
Суфлёр: Хочет спросить как туда пройти-и-и-и-хи-хи-хи!!
Гримёрша: Как ты талантливо смеёшься.
Суфлёр: Умно. Главное умно.
Гримёрша: Талантливо.
Суфлёр: О! (В зал). Вы не обижайтесь, говорите, что хотите, толку-то всё равно не будет.
Гримёрша: Это такой ход драматургический. Читали на афише “про-во-ка-ци-я”?!
Суфлёр: Шутка!
Драматург: (В зал). Неправда!
Прима: Они лгут, читайте!!
Актёр: Читайте, это важно!
Актриса: Не слушайте их!
Гримёрша: Они провокаторы, экстремисты!
Прима: Не дайте убить Правду!
Суфлёр: Что вы орёте, как на митинге!? Ну, хотите читать, читайте.  Тоже мне разорались. Ничего там особенного нет. Я сам это писал. (Гримёрше). Если не можешь изменить факт-интепретируй его.
Гримёрша: Это как?!
Суфлёр: Демагогия!!
Гримёрша: Тогда не так громко. (Оглядывается, услышали или нет).
Суфлёр: А ты думаешь они понимают эти слова? Мы их для того и внедрили вместо прежних, чтобы в их головах была каша. Подмена смыслов.
(1-й зритель из зала читает в микрофон. Суфлёр и Гримёрша комментируют, отпускают колкости, издеваясь над текстом и зрителем).
1-й зритель:  Сейчас я вам скажу то, после чего вы захотите ущипнуть себя за щёку.
Актёр: Это мой текст.
Суфлёр: (Зрителю). Подойди, я тебя ущипну ещё за что-нибудь.
Гримёрша: А я укушу.
Актёр: Не слушайте их. Они специально сбивают, оглупляют, высмеивают, стебутся, дискредитируют.
1-й зритель: Смерти нет! Мы само Высшее и есть. Персонификация существует только на Земле. Все возвращаются в Высшее как в исходное состояние. Возникает состояние незнакомого удовольствия. Сознание перехватывается более сильным источником энергии и переподчиняется ему.
Суфлёр: Ну, конечно.
1-й зритель: Вас ведёт. Вырываться из  навязанного потока  не хочется, потому что вместе с ним испытываешь  ранее  не переживаемый интеллектуальный восторг. 
Гримёрша: О чём он говорит?
Суфлёр: Он бредит.
1-й зритель: Ваше сознание подключается к единому источнику и  прежний мир становится  посторонним, безразличным. Проникающее тепло  даёт ощущение  полной защищённости и искренности чувств. Ближе всего к нему нега, но мощная принудительная нега. Через чувства происходит передача всех смыслов одновременно, а тот мир мгновенно перевешивает этот и тут же становится целым. Они видят нас. Постижение  мироздания длится секунды, тогда как здесь за это время проходят вечности. Поэтому даже если кто-то там сохранил в себе мотивацию для контакта с прежним и решил вернуться, говорить ему уже не с кем. Вечность мгновенна, а время вечно.
Суфлёр: Стоп! (Гримёрше). Дай ручку. (Записывает). Вечность мгновенна, а время вечно. (Гримёрше). На, дома осознаешь и мне расскажешь.
Гримёрша: Зачем?
Суфлёр: (Ткнул её в бок). Отличный афоризм, продадим.
Актёр: Это не  афоризм, это истина!
Суфлёр: (Гримёрше). Истина всегда должна быть у нас, а у них  только её  интерпретация. (В зал). Следующий!
Гримёрша: Ты смотри, герои пошли.
Суфлёр: Мы вас всех фотографируем. Досье собираем.
2-й зритель: Триединство мира в триединстве Высшего. Всепроникающий дух времени, сверхинтеллектуальная энергия пространства и Сын, как возможность материализации и действия самого Высшего.
Суфлёр: Вот, чёрт! Мало того, что они разоблачили нашего бога и пришли напрямую к своему, мало того, что им  известен секрет о том, что они наплевательски бессмертны, так теперь ещё они укрепятся в своей вере!!
Гримёрша: И что здесь такого?
Суфлёр:  То, что мы  это скрывали от них  тысячелетиями!
Драматург: (Зрителю). Не останавливайтесь, читайте подряд, они специально отвлекают ваше внимание!
Суфлёр: (Драматургу). Ну зачем наговаривать на добрых людей? Нам всё это тоже интересно (Гримёрше) правда? Это же всё из нашей личной переписки "ВКонтакте".
Гримёрша: Шо?
Суфлёр: (Ткнул локтем её в бок). Не “шо”! Претензии можем предъявить. По судам затаскать. Типа - у нас украли. Плагиат!
Гримёрша: Супер. А-ха-ха-ха.
Суфлёр: Какой у тебя приятный смех.
Гримёрша: Талантливый?
Суфлёр: Гениальный!
2-зритель: Мы все попадаем при рождении в готовые ситуации, наследуем родительский семейный уклад, политические предпочтения, этику, философию, религию, национальность, земли и территории, вышедшие когда-то из воды. Потом   переигрываем во все социумные игры и наконец понимаем, что это мы берём взятки, это нас можно купить, это мы слабы, гнилы и продажны. Это мы потеряли национальный иммунитет, а затем  государство. Это мы не боролись с болезнями в себе, нам не хватило совести, чести, достоинства, а микробы всегда были и будут. Мы  лелеяли в себе пороки и они нас одолели.
Драматург:  (Зрителям). Сейчас важное!
3-й зритель: Мы проснулись, но своего врага так и не распознали, потому что его от нас прячут, замещают, спасают и нам опять непонятна история болезни. Случившееся кажется досадной случайностью, недоразумением. А  это значит, что мы не сделали выводов и подобное может произойти с нами ещё столько раз, сколько враг захочет нас использовать. Может быть в следующем поколении, когда  все успеют подзабыть, как это было сейчас. Расскажите своим детям и пусть продолжают войну. Вся жизнь война! Она больше не объявляется, но в результате наших поражений наши дети окажутся рабами. У войн за освобождение  своей земли  и чувство собственного достоинства –  лимитов нет.
Суфлёр: Я этого не слышал. (Заткнул уши). А если я этого не слышал, то этого не было.
Гримёрша: (Закрыла ладонями глаза). В упор не видела, а голоса разные меня с детства преследуют. У меня и таблетки от них есть. Вот.
Суфлёр: Пусть докажут, что всё это с ними действительно произошло.
Гримёрша: Игнор!
Суфлёр: Абструкция!
Гримёрша: Диффомация! Террористы!
Суфлёр: Экстремисты! 
Гримёрша: Пидорасы!!
(Пауза).
Суфлёр: Это не отсюда.
Гримёрша: Нет?
Суфлёр: Это наши. (Ткнул её локтем. В зал). Извините, продолжайте. Продолжайте. Очень интересно вас послушать.
3-й зритель: Гм, гм. Меня слышно?
Прима, Актриса, Балетмейстер: Да, да, да!
3-й зритель: Человек, который должен спастись, потому и не слышит советы близких, не воспринимает опыт других,  что должен быть наказан  за себя, и либо погибнуть, либо стать другим. Спасение - сугубо индивидуально. Тем, что мы за кого-то страдаем, мы его балуем, снимаем с него ответственность, перекладываем её на себя и тем самым позволяем грешнику оставаться прежним. Но  в прежнем виде он ущербен.
Суфлёр: Ой-ой-ой. Старые сказки о сверхчеловеке - падающего толкни.
Балетмейстер: (Суфлёру) Не мешай! (3-му зрителю). Говорите, не обращайте внимания.
Драматург:  (З-му зрителю).  Время уходит. Решительней!
3-й зритель: В мире побеждают адепты более агрессивных религий, а мы исповедуем собственную жертвенность. В таком случае нас должно защищать государство, а оно всех сдало.
Суфлёр: Ну вот, как всегда. Начали за наше здравие, а всё равно поставили свечки за свой упокой.
Актриса: Кстати. Как можно ставить свечки за упокой, если на другой половине этого же храма тебе говорят, что человек бессмертен и его душа вечна.
Прима: Это предательство наших предков!
Актёр: Они здесь, они рядом с нами, а вы их оплакиваете!
Балетмейстер: Нас разделяют. По какому праву нас разрывают, если мир един?!
Режиссёр: Да образование загадило мозги. Все открытия цивилизации поместятся в тонкую ученическую тетрадку, а остальное это  интерпретации и комментарии к ним.
Драмтург: Вы не слышите предков, потому что вам внушили, что они мертвы.
Режиссёр: Христос показал не фокус воскрешения, он продемонстрировал механизм бессмертия и думал, что сделает нас счастливыми. Но власть переистолковала всё так, что он оказался единственным воскресшим.
Актёр: Так,  как Христос, может каждый из здесь сидящих. Прямо здесь и сейчас, а никогда - нибудь в мифологическом будущем.
Суфлёр: Так! Закрыли рты, зверюги! (Гримёрше). Не кормить их сегодня.
Гримёрша: Да я и завтра не буду.
4-й зритель: Запомните и передайте детям, а они своим, что мир не устроен особым образом,  мир подстроен особым образом.
(Актёры договаривают последние слова вместе со зрителем и видят, как самовозгорается свеча Актёра. Возникает и увеличивается круг света, звучит Высокая музыка. Аплодисменты чуду. Общее ура и ликование. Стрельба из пальцев вверх очередями и одиночными как при победе над врагом. Актёры, “освобождаясь”,  выходят на авансцену).
Суфлёр: По какому праву?
Гримёрша: Прекратить!
Суфлёр: Молчать!
Гримёрша: Все по камерам!
(Их никто не слушает).
Суфлёр: Это наезд на демократические свободы!
Гримёрша: Что делать?
Суфлёр: После спектакля дадим друг другу по морде…
Гримёрша: (перебивая) ... снимем побои..
Суфлёр: ..  подадим на них в суд  и …
Вместе: …слупим бабки!!
(Хлопнули "по рукам").
Суфлёр и Гримёрша: Смешно мы смеёмся!
Суфлёр: Смешно извлекаем прибыль.
Прима: Ну вот и наступила реальность. (В зал). Все существа на земле - актёры театра Бога. Род каждого жив в Высшем. Так было и при язычниках, и сейчас, и будет. Таков Закон. А религиозная форма придумана людьми для улучшения качества жизни одних за счёт других. Бог вездесущ, Он в нас, Он и есть мы, мы и есть Он. И когда мы понимаем, что социум - тупик, не умершие  спускаются  к нам,  а мы  поднимаемся вверх и действие продолжается по ту сторону нашего с вами добра и зла. (В зал) Спасибо!!  А эта самовозгоревшаяся свеча символизирует прозрение и проявление Высшего в каждом из нас!
Актёр: (В зал). Спасибо. Мы верили в вас!
Драматург: Мы вместе!
Режиссёр: Правда победила!!
Балетмейстер: Истина восторжествовала!
Актриса: Реальность наша!!
Все: Ура!!!
Драматург: Так это же мой финал?! Узнаю свой сценарий.
Режиссёр: А я режиссуру!
Прима: А я себя.
Актриса: Чувствую гравитацию.
Балетмейстер: Землю. (Глубоко вдыхает воздух).
Драматург: Мы вернулись!
Все: Ура!!!
(Незаметно для всех уходит Актёр. Как возник, так и исчез).
(Гримёрша и Суфлёр,  быстро сориентировались, переориентировались в ситуации, и как ни в чём не бывало кричат "ура" громче всех). 
Суфлёр: Браво! Я знал, что у вас всё получится!
Гримёрша: Я тоже. Ура!
Суфлёр: Слава нам!
Режиссёр: Давайте начнём спектакль, по-моему всем стало понятно и как играть, и как жить. Начали!
(Пауза).
Начали,  что тянем?!
Суфлёр: Извините (Копается в бумагах). Сейчас, я сейчас. Текст затерялся.
(Пауза).
Драматург: Не найдут.
Актриса: (Суфлёру). Да тебя за такое бог накажет!
Суфлёр: Договоримся.
Режиссёр: Да что такое?
Суфлёр: Я потерял …
Гримёрша: (Всем). Но как же вы теперь будете играть, если потерялась пьеса? (Прячет рукопись под костюм).
Прима: Ничего страшного. Всё равно нельзя прожить жизнь по сценарию. Наши глупости и необдуманные поступки постоянно предлагают  новые обстоятельства, на которые мы должны ответить работой над ошибками.
Жила была женщина…
Режиссёр: Она пережила не одну тяжелую зиму…
Драматург: …  и целую совестливую жизнь.
Балетмейстер: Однажды она спросила себя …
Суфлёр: Так что же такое счастье?
Гримёрша: Счастье онлайн?
Прима: Это театр Высшего в реальном времени.
А счастье,  это когда ты знаешь, что Высшее обязательно выйдет к тебе навстречу,
 и после  Спектакля ты обязательно вернёшься  Домой.
(Музыкальный ответ. Свет. Закрывается занавес. На поклонах Актёра  не оказывается. Это видно зрителям, потому что место, где он стоял,  в ряду других – пусто. Все кланяются, как ни в чем не бывало).

Эпилог.

(Открывается занавес.)
Прима: Всем спасибо.
Драматург: По-моему склеилось.
Режиссёр: По крайней мере мы ответили на вопрос.
Драматург: (Режиссёру). Ты сейчас куда?
Режиссёр: Я умру так и не успев поставить этот спектакль.
Драматург: (Приме). А у вас какие планы?
Прима: Стану Героем своей страны.
Драматург: Ух ты, поздравляю.
Прима: Спасибо.
Суфлёр: Присоединяюсь.
Гримёрша: Восторгаюсь.
Режиссёр: Здорово.
Актриса: Очень за тебя рада.
Балетмейстер: Браво!
Прима: Спасибо, но это мало что изменит...
(Пауза).
Драматург: Разве? Такие события должны полностью поменять вашу жизнь.
Прима: Да нет. Буду жить в деревне, носить траур, писать мемуары, встречаться со зрителями. Как-то так.
Актриса: (Драматургу). Ты остаёшься?
Драматург: Нет. Здесь тоже и те же, что и там. (Показал на Суфлёра и Гримёршу).
Балетмейстер: В город славы?
Драматург: Да, ну что вы. Такого города давно нет. Название опозорено и его надо переименовать в Воровской анклав.
Режиссёр: Так всё плохо?
Драматург: Каждая следующая администрация преступней предыдущей, хотя кажется, что хуже некуда. Круговая порука, клановость, семейственность, взяточничество, саботаж, бездеятельность, профнепригодность чиновников на всех уровнях.
Чиновники - враги нашего города. Раньше бы таких руководителей ссадили с поезда на дальних подступах и в город бы даже не пустили.
Суфлёр: Так он всё-таки чей?
Драматург: (Суфлёру). Ваш. Рим терпит ворьё в надежде, что оно хоть как-то будет соблюдать их интересы, а ваши закрывают глаза на беззаконие своих проходимцев, чтобы те не продались Риму. Местные подонки, пользуясь ситуацией, двух маток сосут и беспредельничают.
Прима: А как же пресловутый патриотизм?
Драматург: Дух города убит. Его имитируют два раза в год: предательство 9 Мая и День загубленного флота.
(Суфлёр пафосно надевает бескозырку с гвардейской лентой, а Гримёрша пилотку).
Это богохульство! (Срывает с них головные уборы).
Прима: Так плохо?
Драматург: Если бы сейчас погибшие за город встали из могил, то они повернули бы оружие против нынешних жителей.
Режиссёр: Там что-нибудь ещё работает?
Драматург: Градообразующие предприятия - засиженные мухами, грязные, вонючие наливайки, принадлежащие продажным депутатам и чиновникам. В них же вместе с тараканами кормятся все силовики.
Режиссёр: Наверх пишут, но верха нет.
Драматург: Да.
Прима: (Перебивая). Пожелаем твоему городу ...
Драматург: Хорошего цунами.
(Суфлёр и Гримёрша надевают балаклавы и каски "вежливых людей").
(Пауза).
Что это такое?
Гримёрша: Зелёные человечки.
Прима: Ну, это мы вымараем.
Суфлёр: Нет.
Прима: Кто из нас герой?!
Суфлёр: А героям сюда! (Показал на экран).
Актриса: На поклоны?
Суфлёр: В бой!
Прима: Куда?
Суфлёр: Проходите, проходите.
Режиссёр: (Суфлёру). Ты ничего не путаешь?
Суфлёр: Всё по сценарию. Все проходите. (Подталкивает всех в экран. Драматургу). А вы останьтесь. (Гримёрша выводит Драматурга на авансцену).
(На экране баррикады Майдана. Прима, Актриса, Режиссёр, Балетмейстер с повязками "Правого сектора" бросают бутылки с зажигательной смесью).
Драматург: Что происходит?
Гримёрша: Чумашествие!
Драматург: (Тем, кто на экране). Вы куда бросаете?! Эй! (Пригибается, уворачивается). Прекратите!!
Гримёрша: Это тебя спасёт. (Надевает Драматургу шлем беркутовца).
(На экране кадры с горящим беркутовцем).
Драматург: Прекратите! Что вы делаете?! Прекратите! (Дублирует действия и движения беркутовца. Сбрасывает шлем, пытается себя потушить).
Суфлёр: (Тем, кто на экране). Давай, давай! Ещё! Подбрось жару! Слава героям!!
Прима, Актриса, Режиссёр, Балетмейстер: Смерть врагам!!!
Драматург:
(Пауза).
(Пауза).
(Пауза).
(Вытаскивает из бескозырки гвардейскую ленточку, прикалывает её на грудь, надевает пилотку, поднимает бравую руку вверх).
Огонь!!!
(Раскаты бесовского хохота в исполнении Суфлёра и Гримёрши).


Занавес.