Братан

Владимир Кочерженко
               
               

     Вот, скажем, отрыбачили вы утреннюю зорьку, смотали удочки, запихнули щедрый улов в рюкзак и в утомленно-счастливом состоянии духа и родного, горячо любимого организма, направляетесь домой. Вокруг сплошная лепота и благолепие среды обитания.
     Так-то вот и порхал я однажды по свеженькой стежке. Боясь ненароком оступиться и помять какую-нибудь травинку или, паче того, букашку раздавить.  В садочке у меня штук на двадцать карасей в полторы-две ладошки и пяток солидных ротанов. Короче, полный набор для самоуважения.
Иду, значит, я  и вдруг вижу поперек стежки шланг! Черный такой, блестящий, похоже, совсем новенький. И диаметр подходящий для держателя удочки. Ну, думаю себе, везет рабу Божию Владимиру нынче: намеревался держатель изолентой обмотать, а тут вот оно – готовое решение проблемы! Наклоняюсь, а шланг возьми и шевельнись!
     Естественно, я подпрыгнул вверх всеми своими конечностями одновременно и, взвизгнув, шлепнулся на задницу. Батюшки-светы, да ведь это уж! Во, блин малиновый, перепугу-то сколько! Все древние инстинкты во мне разом заговорили, все мои прапрапращуры, наверное, где-то там, в немыслимом и непознанном далеке, вздрогнули со страху перед гадами ползучими, змеями страшными и зело борзыми. А я-то сам, пень бестолковый, будто ужиков никогда не видел, будто девчонок ими в школе и на танцах не пугал!
Но этот всем ужам уж! Метра полтора в длину, три пальца в диаметре, на головке двойная, восьмеркой  , золотая корона. Сразу понятно, крутой мужик, красавец. У самочек не корона, а подобие ожерелья, и цвет не такой яркий и броский, как у самца.
     Приглядываюсь внимательней: вот оно в чем дело! Бедолага схарчил, видимо, огромную лягушищу или карася и совсем обезножил, вернее, обездвижел  аккурат поперек тропки. Беру его в руки, оглядываюсь. Есть! На росной траве еле заметная ниточка следа, ведущая к холмику метрах в десяти от тропки.  Холмик рукотворный: то ли траншею когда-то рыли, то ли окопчик с войны сохранился, хоть и оплывший со временем, но угадываемый. Значит, домик у моего нового знакомца именно в этом сухом холмике, поскольку ужи предпочитают сухие и теплые места для своего обитания. Вероятно, по контрасту: охотятся в воде – живут в тепле и сухости.
     Иду. Братан – такое имя я ему придумал на ходу – висит шлангом на моей руке и не шевелится. Я уж не говорю – извивается! Куда ему с переполненным брюхом…Однако мог бы и хвостом хотя бы пару-тройку раз дернуть, а он висит себе и висит…
     Нашел я все-таки норку моего новообретенного приятеля. Еле нашел, ибо он, как любой хозяйственный и бережливый мужик,  замаскировал ее разными веточками-травинками. Опустил я его у входа, погладил чуть шершавую, на удивление теплую кожу и решил подождать, покуда он уберется в свою хатку.
    Убрался! А потом? Хотите верьте, хотите не верьте, высунул из норки свою изящную головку и несколько раз лизнул мою ладонь раздвоенным язычком. Нежно так лизнул, едва касаясь кожи. И такая вдруг снизошла на меня благодать, что не передашь никакими словами. Такие вот дела, любезные мои господа!