О статьях Сандра (“Русское богатство”, 1905, №6) и “Воспоминаниям уральца Ферапонта Илларионовича Толстова” (“Средняя Азия”, 1911, №7). История волнений в Уральском казачьем войске в 1874-75 годах. История исследований этих событий. Сравнение официальных версий событий, написанных войсковой администрацией и исследователем раскола В.Н. Витевским с анализом Сандра и воспоминаниями Ф.И. Толстова. Важность публикации этих двух работ.
Ключевые слова: Уральское Казачье войско, 1874 - 1875, Туркестан, Аму-Дарья, Сыр-Дарья, Казалинск, старообрядчество, “уходцы”.
Кто только не корректировал историю России. Хроники переписывались в угоду князьям и царям, каждое новое поколение историков редактировало труды предыдущих поколений, чтобы угодить новым политическим веяниям и государственным нуждам, например: то мы сами создали свою государственность, то нам её “варяги” подарили; то русская культура была разгромлена ордами монголо-татар, то не было никакого разгрома; то реформы патриарха Никона были прогрессивными и выдвинули Россию на международный уровень, а то его реформы способствовали разрушению национального единства и нанесли невосполнимый урон народному самосознанию... Беда даже не в том, что у разных людей есть разные мнения (это как раз было бы вполне нормально!), а в том, что правительства “корректировали” вещественные доказательства: на определённые документы накладывался гриф “секретно”, некоторые документы просто навсегда исчезали, а пасущиеся у государственной кормушки историки подыгрывали правительству. Когда не было целенаправленной фальсификации истории, в дело вступали невежество и безразличие к отечественной истории и культуре, вплоть до того, что монастырские библиотеки с ценнейшими рукописными книгами сжигались как ненужный хлам... В Советское время архивы опустошались с целью освободить полки для более “ценных” советских документов. Есть ли надежда, что традиция архивных “чисток” позади? И есть ли возможность хоть как-то восполнить пробелы в русской истории, образовавшиеся в результате систематического архивного вандализма? Одна из зияющих дыр в Российской истории - события 1874-1880-х годов в Уральском Казачьем Войске, и данная работа является попыткой воздать должное тем немногим, кто попытался восполнить информационный пробел, сознательно и планомерно созданный сначала - царским правительством, а затем - увеличенный историческими обстоятельствами последних полутора столетий.
Нельзя сказать, что события прошли совершенно незамеченными российской общественностью. Массовое и насильственное переселение нескольких тысяч людей не так-то легко скрыть. Разумеется, было и любопытство, и удивление, и желание понять подоплёку происходящего, однако удовлетворить такие желания было невозможно. Даже в разгар событий, т.е. в разгар так называемого “бунта” и массовых репрессий за участие в “бунте”, или в первые же годы сразу после роковых 1874-1875 годов, когда началось массовое выселение семей, мало кто знал, что именно происходит в УКВ, а тем более, почему. Большая часть документов, относящихся к тем событиям, пересылалась под грифом “Секретно”, и даже в зашифрованном виде; цензура не пропускала в печать никаких материалов о старообрядцах и бунтах; единственным печатным изданием, в котором публиковались хоть какие-то материалы по этой теме, были местные “Уральские Войсковые Ведомости”, в которых печатались списки казаков, исключённых из УКВ “за неподчинение Монаршей воле”. По тем опубликованным спискам, из войска было исключено и сослано в Туркестан 2086 человек. За что именно? В чём заключалось их “неподчинение”?
Для небольшой группы лиц, заинтересованных в истории УКВ, будь то в связи с личными обстоятельствами, семейными узами или профессиональным интересом, существовала официальная версия событий, состряпанная в недрах Уральской администрации. Версия была такая... В марте 1874 года было опубликовано Новое Военное Положение для УКВ, цель которого была реорганизовать Уральское Казачье Войско в соответствии с современными военными реформами: ввести обязательную всеобщую мобилизацию, улучшить снаряжение, модернизировать обучение, укрепить дисциплину, демократизировать хозяйственное управление и дать войску другие, не менее полезные преимущества. Специфика УКВ заключалась в том, что в нём было сильно влияние раскольников, людей невежественных и консервативных, традиционно сопротивляющихся любым новшествам. Неудивительно, что когда Новое Военное Положение было напечатано, раскольники его не приняли. Они отказались служить в рамках нового положения, требовали возврата старых порядков, особенно старой системы наёма на службу. УКВ было обществом патриархальным, в нём большую роль играли старики. Они-то и начали разжигать волнения против Нового Военного Положения: провоцировали неподчинение непосредственному начальству, т.е. военным командирам, подбивали молодых казаков на массовый саботаж, создавали религиозную истерию, в результате которой казаки были готовы “умереть, но не погубить своих душенек”. В 1875 году старики подбили молодых казаков на массовый саботаж войсковых учений. Начальству ничего не оставалось как вести массовые аресты, чтобы прекратить бунт. В самом начале событий, в августе 1874 года, для проведения арестов на территорию войска ввели батальон солдат, но к тому времени упрямство и истерия в войске уже достигли таких пределов, что упорные казаки были готовы добровольно, без конвоя, идти в тюрьму, лишь бы “пострадать за веру”. Количество арестованных было таким огромным, что не было никакой возможности их расположить по тюремным помещениям и арестантским ротам, и администрации пришлось изыскивать альтернативные меры наказания. Так родилась идея ссылки непокорных казаков в Туркестанский край. Боевые действия по присоединению Туркестана были завершены в 1873 году (и кстати, Уральские казаки принимали активное участие в завоевании Туркестана), новые территории стали частью Российской империи, они были огромными и давали много возможностей расквартировать нежелательные элементы из России, к тому же эти территории нужно было русифицировать по возможности. Казаки, а вслед за ними и их семьи, были переселены в Туркестанскую область, сначала в Казалинск, а затем расселены в форт Перовск (ныне г. Кызыл-Орда), Аулие Ата (ныне г. Тараз), Нукус, Чимбай. Уральцы продолжали бессмысленное упрямство в местах ссылки, причём исключительно из религиозной вредности. Они отказались кооперировать с местными властями, отказывались работать, отказывались селиться в приготовленных для них домах, не хотели заботиться о своих семьях, на все увещевания начальства (например, вселиться в приготовленное помещение, чтобы семья, живущая на телеге, не мёрзла и не мокла - дело-то происходило глубокой осенью!) казаки отвечали, мол, на всё воля Божия, без неё (без Божьей воли, то есть) дети не умрут.
Изначально источниками сведений по событиям 1870-х годов в УКВ являлись администрации УКВ, Оренбургской губернии, к которой было приписано Уральское Казачье Войско, и Туркестанской губернии, в которую были сосланы казаки, а в наше время такими источниками служат архивы тех администраций, за исключением архива УКВ, который был утерян в 1919 году. Даже самые влиятельные люди в Российской империи, как, например, Л.Н. Толстой, не имели возможности расследовать Уральские события. Единственным доступным Толстому источником информации был Н.А. Крыжановский, генерал-губернатор Оренбургской губернии (к тому времени уже бывший), который был инициатором разгрома казачьего “бунта” и который не мог сказать ничего, кроме: “...ничего нельзя было поделать. Казаков нужно было наказать”.
Первым детальным расследованием этой темы стала книга В.Н. Витевского “Раскол в Уральском войске”, изданная в Казани в 1878 году. “Бунт” 1870-х был инициирован раскольниками, что совпадало с темой расследования, поэтому Витевский уделил событиям 1874-75 годов (самому бурному периоду) довольно много внимания. Тот факт, что у автора не было возможности посмотреть на описываемые события со стороны, оценить весь масштаб и значение происходившего, должен учитываться при оценке этой книги. Как умно написал Сергей Есенин: “Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии”. Именно “расстояния” у Витевского и не было. В момент написания книги события ещё развивались, ещё не закончились аресты казаков, массовая высылка семей была в самом разгаре. В.Н. Витевский имел возможность слышать мнения участников и наблюдателей событий, да и сам он был непосредственным наблюдателем. Будучи православным он, конечно, осуждал “раскол”. И разумеется, будучи православным, он не имел доступа к старообрядческим общинам, не имел глубокого знания старообрядческой доктрины, не общался со старообрядцами близко, и уж, конечно, не вел с ними религиозных бесед, потому что по законам Российской империи, старообрядец, который разговаривал о своей религии с не-старообрядцем, рассматривался как “совратитель” и подлежал уголовному наказанию. Зато Витевский имел доступ к войсковому архиву и имел возможность познакомиться с большим количеством документов, относящихся к “бунту” (по крайней мере, с теми, которые не были “секретными”). Впрочем, в предисловии к своей книге он признавался, что “архивные документы, послужившие основанием настоящаго очерка, настолько неполны...”(Витевский, стр. 3). Вторым важным источником сведений для Витевского служила местная газета “Уральские Войсковые Ведомости”. И архив войсковой канцелярии, и газета отражали официальную точку зрения, то есть официальную версию истории. Конечно, он не мог не попасть под влияние официальных документов, что необходимо учитывать при знакомстве с его мнением о “бунте” 1874 и 1875 годов. Вкратце его мнение таково: некоторые из казаков проявили открытое неповиновение Новому Военному Положению, что привело к печальным последствиям для всего войска. Неповиновение было “не чуждо влияния раскольников”, потому что это нечто уральской традиции. “Не ознакомившись должным образом с новым положением”, казаки начали придумывать глупости, о том что у них отнимут землю, всех девиц отправят в Англию на пароходе и прочие нелепые слухи (Витевский, стр. 203-204) . Так как число недовольных оказалось велико, “начальство стало требовать от казаков письменного обязательства в подчинении новому положению: многие не хотели и слышать о том”( Витевский, стр.204). Ситуация усугублялась отсутствием наказного атамана Н.А. Веревкина, и фанатизмом уральских женщин, которые подстрекали мужей и сыновей не повиноваться. Генерал-губернатор Н.А. Крыжановский вынужден был приехать из Оренбурга с батальоном солдат, чтобы навести порядок в войске. Казаки же, в свою очередь, послали ходоков к царю с прошением, “исполненным нелепых возражений и протестов против нового положения” (Витевский, стр. 205). Ходоков арестовали и судили. Всего же, по В.Н. Витевскому, в УКВ было арестовано и выслано в Туркестан 2000 человек, а те из них, которые были не способны к труду, “поселены в оренбургских крепостях с магометанским населением, некоторые же были высланы во внутренние губернии и обращены в крестьян” (Витевский, стр. 212). Меры эти “дали совершенно другой оборот делу: волнение стало утихать, умы успокоились, раскольники притихли, казаки одумались и мало помалу принялись за свои дела, которые были запущены” (стр. 214). Совсем недавно этот исторический труд был вторично опубликован издательством “Оптима” в г.Уральск, и стал более доступен для тех, кого интересует история Уральского Казачьего Войска и старообрядчества в УКВ.
С момента издания книги В.Н. Витевского было мало попыток взглянуть на события 1874-1875 гов с критической точки зрения. Вплоть до наших дней большинство исторических исследований (к сожалению, весьма немногочисленных) являются перепевами версии уральской администрации и Витевского. А между тем официальная версия полна несуразностей: некоторые из них видны самому неискушённому глазу, для того, чтобы заметить другие странности, нужно некоторое знание темы. Например, постороннему наблюдателю, может показаться убедительным утверждение, что консервативные раскольники протестовали исключительно из религиозного фанатизма. Однако знакомство со старообрядческими принципами и с текстом Нового Военного положения приводит к логичному вопросу: “А против чего могли возражать старообрядцы в этом положении?” Положение не затрагивало ни один из аспектов религии. Среди архивных документов мы можем найти копии прошений, написанных казаками. Первое прошение состояло преимущественно из экономических возражений, в связи с непродуманностью и финансовой нецелесообразностью предписанных законом изменений. Казаки предлагали приостановить закон, с целью его усовершенствования. С высоты нашего сегодняшнего знания истории мы может подтвердить, что казаки были правы: новое положение, действительно, разорило УКВ. Аналогичное положение было принято в 1875 году и для Донского Казачьего Войска. Напуганные разгромом УКВ, донские казаки не протестовали громко, однако на Дону произошёл точно такой же процесс разорения, и в 1898 году Донцы “всеподданейше” умоляли Государя Императора отменить Новое Военное Положение (Столетие Военного Министерства, стр. 155), что и было сделано после тщательного расследования финансовой деградации ДКВ за предыдущие два десятилетия. Впрочем, решение это сильно запоздало: экономику ДКВ (так же как и экономику УКВ) уже нельзя было спасти...
Что касается широко принятого мнения, что, якобы, уральские казаки устроили бунт исключительно из дремучего невежества и фанатизма, то оно настораживает даже без глубокого знакомства с историей описываемых событий. УКВ играло важную роль в военной мощи страны, поставляло полки для всех военных кампаний, не раз отмечалось за свои выдающиеся боевые качества. УКВ, также как и ДКВ, отличалось самодостаточностью, было экономически независимым, и тот факт, что старообрядцы составляли подавляющее большинство населения области, был положительным экономическим явлением. Старообрядцы всегда имели репутацию трудолюбивых и рачительных хозяев и самых надёжных налого-плательщиков. Ведение дел требует не только трудолюбия, но и сметки, и знаний, и дипломатических навыков. Трудно поверить, что несколько тысяч зажиточных людей, обладающих подобными личными качествами, вдруг ни с того ни с сего решили разорить себя, погубить свои семьи и стать мучениками. Здравый смысл подсказывает: если какие-то истории кажутся слишком странными, то скорее всего они или абсолютно лживы или очень сильно отредактированы. Остаётся лишь выяснить, что именно в них правда, и что именно отредактировано...
Выяснить, что же является правдой в истории Уральского Казачьего бунта в 1874-75 годах, нелегко. Всего лишь горстка любопытствующих исследователей занимается этой малоизученной темой. Документы, относящиеся к событиям в УКВ, в основном доступны в столичных и Оренбургском архивах, и большая часть этих документов является рапортами вышестоящему начальству, в которых можно найти приглаженную и напомаженную действительность, как её хотелось бы увидеть начальству. Внутренняя, войсковая, документация утеряна навсегда вместе с Уральским архивом. Для объективного понимания явлений следовало бы познакомиться с мнениями обеих сторон. В данном случае нам знакомо мнение местной администрации, ссылавшей казаков в Туркестан, а вот с мнением сосланных казаков историки мало знакомы. В архивах можно найти случайные копии с прошений казаков из Уральской области и Туркестанского края, посылаемых Царю, членам царской семьи и сенаторам на протяжении десятилетий. Царское правительство на эти прошения никак не реагировало, на том основании, что они подавались незаконно (казаки не имели права обращаться напрямую к царю или сенатору, поэтому за нарушение закона им добавляли сроки заключения), и видимо, историки игнорируют прошения казаков на том же основании. А между тем эти безграмотно составленные петиции полны многочисленных подробностей о том, как именно развивались события в Уральской области. К сожалению, лишь небольшие и разрозненные отрывки из тех прошений были опубликованы в некоторых исторических исследованиях, посвящённых этой теме. А между тем казаки очень хотели быть услышанными, хотели рассказать всему миру о беззакониях и терроре, которые были развязаны Уральской администрацией, и оправдать себя в глазах своего отечества.
После двадцати лет терпеливых попыток достучаться до царя и правительства сотнями слёзных прошений казаки решились обратиться к новому методу: журналистике. Они пытались поделиться своими историями с прогрессивными журналистами, интересующимися судьбой изгнанников из УКВ. Однако журналистов, заинтересованных в рискованных и острых темах, было немного, и возможностей встретиться с казаками у таких журналистов было и того меньше. Как говорится, раз гора не пошла к Магомету, Магомет сам пошёл к горе: казаки сами начали писать письма в газеты и журналы. В результате появилась статья Сандра “Уральцы в Туркестанском крае”, напечатанная в “Русском Богатстве” в 1905 году. Автор, написавший статью, не рискнул подписаться своим именем по вполне понятным причинам. Удивительно то, что статья вообще увидела свет. Дореволюционная цензура исключительно редко пропускала в печать подобного рода материалы. Эта статья является первой попыткой объективного анализа событий тридцатилетней давности, сопоставляя мнения обеих сторон на основании личных заявлений полковника М.П. Темникова, атамана Уральского отдела УКВ, который приводил в исполнение приказы начальства по введению Нового Военного Положения, арестов казаков, обеспечение этапов и т.д., и на основании мнения сосланных казаков, почерпнутое из писем “уходцев”, присланных в редакцию журнала “Казачий Вестник”, который сам не решился опубликовать эти письма. Эта статья оказалась первым детальным обозрением Уральских событий 1870-х годов. Сандр проделал большую исследовательскую работу: прочитал книгу В.Н. Витевского, которая представлена читателям в обширных цитатах, подробно изучил мемуары полковника М.П. Темникова и письма “уходцев”. Вполне возможно, что Сандр проделал и большую архивную работу, потому что в его очерке речь идёт о конкретных и ключевых документах, которые, наверняка, хранились в архиве военного министерства. Сандр обнародовал тот факт, что первое прошение казаков против Нового Военного Положения было экономического характера, в деталях описал действия уральского начальства, стараясь быть как можно более нейтральным в подаче событий, однако, при всей своей объективности, он не мог удержаться от критических замечаний в адрес администрации. Даже самый объективный наблюдатель не может не признать, что многие действия местных администраций были актами самодурства и мракобесия. До сего дня статья Сандра является самым подробным отчётом о том, как развивались события в УКВ в 1874-80-х годах, и потому её информативное значение невозможно переоценить. К сожалению, доступ к этой статье ограничен в связи с редкостью и давностью издания, поэтому историки УКВ выиграли бы от вторичной публикация этой статьи. Я, в свою очередь, повторяю приём Сандра, и - как он наполнил свою статью цитатами из В.Н. Витевского - так и я привожу обширные выдержки из его статьи в своей книге.
----
Статья, написанная журналистом, отражает взгляд постороннего наблюдателя, который в равной степени пытается понять всех участников событий. Такой подход оправдан и нужен. Однако каждая из сторон, вовлечённых в конфликт, имеет право на выражение своего мнения в оригинальной, не отредактированной форме. Уральская администрация воспользовалась этим правом сполна. Надо полагать, осужденным казакам тоже хотелось сказать своё слово, высказать своё мнение, причём донести его до широкой аудиенции без искажений, без “объективных” поправок посторонних людей, пусть даже и доброжелательных, и прогрессивных, но всё-таки не переживших вопиющую несправедливость, через которую прошли “уходцы”. Обиженным казакам хотелось высказать СВОЁ мнение.
Написание статьи требует усилий, способностей, и что самое главное - навыков. Для малограмотных уральских казаков, лишь весьма поверхностно знакомых с русским правописанием (домашнее образование в старообрядческих семьях велось на церковно-славянском языке), даже написание коротенького прошения было трудной задачей. Старообрядцев, способных писать на более-менее понятном русском языке можно было пересчитать по пальцам. Что касается написания подробного повествования о событиях, затронувших тысячи людей и растянувшихся на десятилетия, то кто из уральских казаков был в состоянии проделать такую работу?
Долгое время считалось, что попытка написать подобное повествование была предпринята лишь однажды. Историю этой попытки описал в своих мемуарах “Идеалы и действительность” Уральский учёный Н.А. Бородин. В бытность его студентом, одному из университетских приятелей Н.А. Бородина, студенту Н.М. Лагашкину (тоже из уральцев), прислали из Туркестана посылку. Посылка была от “уходцев”, и содержала в себе замаскированную толстую рукопись, написанную “уставом”, то есть церковно-славянским стилем, содержание которой так увлекло студентов, что они загорелись желанием опубликовать эту повесть, чтобы “предать огласке возмутительные факты учинённого над уральцами насилия” (Бородин, стр.26). Текст был слегка отредактирован, переписан, озаглавлен “Судьбы Владычны” и предложен журналу “Дело”. Редакция этого журнала (впрочем, как и других) отказалась печатать этот текст под предлогом его литературных несовершенств и опасного содержания, уж слишком острым был этот текст, слишком взрывоопасным. После нескольких лет попыток пристроить куда-нибудь крамольное произведение, Лагашкин был вынужден уничтожить его из опасения полицейского обыска. Рукопись была навсегда потеряна, и считалось, что с нею вместе было потеряно и единственное свидетельство непосредственных участников и жертв событий 1870-х годов в УКВ.
Однако, как недавно выяснилось, авторы рукописи, присланной студенту Лагашкину, были не единственными писателями в среде сосланных “уходцев”. “Воспоминания уральца Ферапонта Илларионовича Толстова”, напечатанные в Ташкентском журнале “Средняя Азия” в 1911 году, это ещё один (и к сожалению, пока - единственный!) живой голос человека, прошедшего через все этапы террора и беззакония, развязанного в УКВ в 1870-е годы. Целое столетие голос этот был затерян в библиотечных хранилищах; почти никто и не знал про эти мемуары. Журнал “Средняя Азия” имел настолько короткую жизнь, что не попал почти ни в какие каталоги российских дореволюционных периодических изданий. Надо полагать, публикация неугодных правительству материалов дорого обошлась редакторам и учредителям журнала. Копий журнала не сохранилось почти нигде даже в Средней Азии, не говоря уже за её пределами. То, что у меня появилась возможность познакомиться с этой работой, - редкостная милость судьбы. Голос “уходца” прорвался к нам сквозь века, царскую цензуру, войны, революции и развал двух великих держав: Российской империи и Советского Союза. Такие подарки в исследовательской работе случаются очень редко, и оттого эта находка особенно ценна.
Ферапонту Илларионовичу было уже под 70, когда его мемуары были опубликованы. 36 лет прошло с момента его ареста и высылки из родного УКВ. За эти годы ему довелось пережить немало испытаний, включая оскорбления, пытки, многократную разлуку с семьёй, нелегальное путешествие в Петербург, полтора года заключения в холодном карцере, каторжный труд, несколько исключительно длинных и изнурительных этапов. Его 60-летнего отца Лариона Тимофеевича отправили в ссылку в Оренбургскую губернию, нищенствовать среди мусульман. Два года спустя его мать Александра Прокопьевна и 17-летняя сестра Анна были отправлены вслед за отцом. Жена Ферапонта, Матрёна, несколько лет жила с детьми в Антоновском форпосте станицы Сахарновской без поддержки семьи и мужа, и скорее всего, тоже дошла до самого бедственного положения, пока её не угнали вместе с другими семьями в Казалинск, где её бедствия не прекратились, и где уже не было её мужа, которого сослали в очередной раз, на этот раз в Омск. Довелось Ферапонту встретить немало начальников, распоряжавшихся судьбой осужденных, а также немало и собратьев по несчастью, таких же как и он “уходцев”. Поражает то, насколько точны его воспоминания о тех, уже далёких, событиях, и как мало внимания он уделяет своим собственным бедам. Ферапонт Илларионович старался проявить государственное мышление в своих мемуарах, и писал о том, что, с его точки зрения, имело государственное значение, то есть о казаках, которые играли важную роль в военной мощи страны. Страдания, выпавшие на долю гражданского населения: жён, матерей и детей, - обозначены лишь пунктирно, к сожалению.
Практически каждое из заявлений Ф.И. Толстова может быть подтверждено архивными документами: где, кто, когда и кем был арестован, какой начальник посетил осужденных в том или ином населённом пункте, кто из офицеров сопровождал тот или иной этап, имена ссыльных и их места жительства в УКВ, - память ни разу не подвела Ферапонта Илларионовича. Некоторая хронологическая неточность есть в процитированном прошении, которое Ф.И. Толстов и П. А. Чаганов доставили в Петербург в 1877 году, однако нет никаких доказательств, что именно Толстов его писал, он его лишь цитирует. Да и неточности в датах относятся только к тем событиям, описанным в прошении, в которых сам Ф.И. Толстов принимать участия не мог, а потому эти фрагменты должны были быть написаны кем-то ещё. Например, он не участвовал в написании самого первого прошения, поданного казаками Ботовым и Кирпичниковым летом 1874 года, поэтому кто-то другой, из коллектива авторов этого прошения, несколько “запутался” в хронологии событий 1874 года. Поражает и то, что его воспоминания полны статистических данных об осужденных: сколько всего было сослано казаков, и из каких именно разрядов. Царское правительство таких сведений не имело, потому что никто не хотел знать, сколько именно людей было выслано из УКВ в нарушение законов Российской империи. Круглая цифра 2000 или 2500 сосланных, которой привычно оперируют историки с лёгкой руки Уральской администрации, исключительно занижена. “Воспоминания уральца” дают нам самый аккуратный из всех имеющихся на сегодняшний день отчётов о потерях УКВ в личном составе в результате репрессий 1874-1880-х годов. Подобная работа по сбору сведений о всех осужденных не могла быть проведена одним человеком: сосланные казаки были разбросаны по всей Российской империи от Якутии до Каракалпакии, многие погибли ещё в самом начале событий, многие умерли или погибли в течение тридцати лет. Несомненно, что цифры, приведённые в воспоминаниях Ф.И. Толстова, являются результатом систематического сбора информации, который вели сосланные казаки во всех (или многих) местах ссылки на протяжении десятилетий. Из воспоминаний Ф.И. Толстова мы знаем, что казаки десятилетиями добивались суда над ними, потому что все они были высланы в Туркестан и лишены казачьего звания без суда и следствия, а значит и без вины (и архивные материалы предоставляют тому массу доказательств), и надо полагать, в ожидании этого желанного суда казаки копили материалы для своей защиты. Суд так и не состоялся... А вот материалы, собранные для того суда, наверняка были использованы Ферапонтом Илларионовичем в его воспоминаниях. Из биографии Ф.И. Толстова можно предположить, что он был активным участником сопротивления (не даром же его избрали ходоком к царю в 1877 году!), одним из самых информированных среди сосланных уральцев, и потому его повесть о событиях в УКВ является живительным глотком информации в удушающей атмосфере дезинформации, сформировавшейся за почти полтора столетия.
Публикация этих двух совершенно забытых исторических свидетельств о давно прошедших событиях послужила бы делу восстановления правдивой истории нашего отечества. Истории, не мотивированной нашими политическими пристрастиями и нашим сегодняшним пониманием того, что полезно помнить и какие страницы истории лучше всего забыть. Каждое из событий, каким бы незначительным или неприятным оно могло показаться кому-то, является звеном в цепи других событий. Всё, что происходит в жизни, является результатом длинной цепи предшествующих событий, и становится фундаментом для новой цепи событий. Вычеркни одно звено из истории - и множество последующих событий становятся непонятными, или бывают поняты превратно. Многовековая Российская традиция подтасовки исторических фактов ведёт к искажённому, мелкому, сиюминутному пониманию истории, и соответственно, к мелкому и искажённому пониманию нас самих как продукта нашей истории. В ряду политически мотивированных исторических исследований работы Сандра и Ф.И. Толстова освещают запутанный и мало изученный период в истории Уральского Казачьего войска и Российской империи, и могут стать толчком для новых исторических исследований одного из самых больших преступлений Российской империи по отношению к своему народу, если найдётся хоть одно заинтересованное издательство.
Библиография:
Бородин Н.А. Идеалы и действительность. Сорок лет жизни и работы рядового интеллигента (1879-1919), репринт. Москва, 2009, Государственная Публичная Историческая Библиотека России.
Витевский В.Н. Раскол в Уральском Войске и отношение к нему духовной и военногражданской власти в конце XVIII и в XIX в. Казань, Типография Императорскаго Университета, 1878.
Столетие Военного Министерства. 1802-1902. Воинская повинность казачьих войск. Исторический очерк. Составитель Никольский А.И. С.-Петербург, 1907.