О.Б.В.М.
Уважаемый читатель, прежде чем мы заведём разговор о демонах, я предлагаю проговорить, о чём же, собственно говоря, эта книга. Изначальное или рабочее её название «Записки демонолога». С каким названием она попадёт к вам в руки - решительным образом неизвестно, потому как всё меняется в этом мире и не всегда благодаря нам.
У многих при слове «демонология» сразу представляются мрачные адепты в капюшонах, стоящие у кровавой пентаграммы и выкрикивающие имена демонов из черных фолиантов.
- Азазель, а-за-зэ-эль, сын мой!
Короче, как-то так. Действительность, описанная в этой книжке, является правдой без крупицы вымысла. Всё, что происходит на страницах этой книги, не имеет никакого отношения ни к фантастике, ни к мистике. Только жизнь, со всеми её чудесами и выебонами.
Поэтому, если Вы, мой уважаемый читатель, хотели почерпнуть из моих записок правила расчерчивания пентаграмм или ритуальные фразы на древнехалдейском, то говорю сразу – Вы ошиблись адресом. Просто поставьте книгу обратно на полку и обратите свой взгляд на труды Парацельса или на худой конец Папюса. Остальные же, столь отважные сколь и безумные, добро пожаловать в моё повествование.
Замерзают человечки на больных трамвайных стеклах
и вперёдсмотрящий видит лики дьявола в узорах…
Дом Кукол
Пожиратель плоти
Их было четверо. Во всяком случае, внутри пузатенького десантного самолета я видел три лица. Из нас я не знал никого. Даже себя. Понимание резануло острым ножом по напряжённым перед прыжком нервам. Прыжком? Ах да, мы сейчас будем прыгать вниз. В джунгли. В зеленую холмистую равнину из верхушек деревьев. Я не любил прыгать в джунгли, это было как-то связано с моим прошлым. Вот, кстати, это воспоминание было окрашено в странный оттенок. Прошлое у меня было насыщенным, вот только оно лежало по ту сторону белой стены, которая отделяла меня от Сейчас. А сейчас была тряска, кренящийся пол кабины под ногами, когда я, повинуясь знаку темнокожего громилы, шагнул к люку. Шагнул? Вот дьявол! Я ещё и всего лишь наблюдатель! Я не могу контролировать свои действия! Я страстно не хотел туда, вниз. Мне было страшно. Как всякий раз перед прыжком. Ага! Как всякий раз. Хорошо. Тогда не паникуй, ты же выжил прошлый раз, выживешь и сейчас. Скорее всего.
Ветки-листья-ветки-ветки, меня мотало как всегда на быстром марше, карабин почти не тянул в отличие от огромного чувства вины. Такого чувства, как будто ты возвращаешься назад, туда, где что-то сделал. Или не сделал? Зачем мне нужно туда, где я быть не хочу? Зачем мы каждый раз возвращаемся туда, где что-то пошло не так? Если я прав, сейчас я опять увижу что-то, что я не хочу видеть. Что-то, что сидит в моей голове так глубоко, как только я могу это запереть. И это автоматически означает, что всё это не..
- Твоя задача - снять часовых. - Темнокожий пристально смотрит на меня. Он Босс. Сегодня он босс. Мне страшно до усрачки, но я киваю молча. Я согласен. Часовые так часовые. Я не хочу убивать, но больше некому. Каждый должен делать своё дело. Я очень хочу, чтобы кто-то сделал это за меня. Я хочу соскочить с этого крючка. Последнее задание, Он всегда говорит, что это задание - последнее.
Парни курят на вышке. У них хорошие открытые лица. Им посрать на всех в этом краю. Я их понимаю. Я сам был таким же. Или нет? Нет, не помню. Чертовски хочется курить. Вот это да. Сейчас бы покурить. Я чуть меняю положение руки, поглаживая крайнего солдата риской прицела. В такой момент всегда чувствуешь себя рукой бога. Или дьявола, но какая разница. Когда ты держишь в прицеле чужую тёплую жизнь, сладко пульсирующую под холодным взглядом выверенного механизма, на совесть сработанного уважаемой фирмой. В момент когда тот, внизу, в сотнях метров от тебя, на том конце окулярного тоннеля ещё не знает, что будет через секунду. И, будем честны, уже и не узнает. Я жду. Жду, пока всё не начнётся. Ненавижу ждать. Хочется прикрыть глаза, и чтобы всё это было не со мной. С кем угодно, но не со мной. Вот бы сейчас покурить.
Человек смотрит на меня через стол. В его взгляде недоумение и ожидание. Я стряхиваю наваждение и понимаю, что опять заснул. Заснул, стоя в очереди. Зачем я тут? Опять эти сны, но никогда они не застигали меня посреди дня.
Я молча отхожу от прилавка и выхожу из магазина. Очередь за моей спиной недоуменно смотрит мне вслед. Я выхожу на улицу, и серая пелена утреннего тумана окутывает меня со всех сторон. Делаю глубокий вдох и выдох. Вот. Так значительно лучше. А можно ещё лучше - и я лезу в карман за сигаретами. Несколько затяжек, и меня отпускает. Что бы там ни случилось, ко мне это не имеет никакого отношения. Здесь я честный человек. Чудаковатый, но уважаемый. Второй чувствует моё состояние и не лезет близко. Это да. Это хорошо. В такие минуты лучше не надо. Он чувствует, когда может появиться работа, и старается держаться подальше. Не то чтобы он не любил работать, нет, работать он любит. Просто знает, что я не люблю его работу. Но тут уж ничего не попишешь. Я – Первый, а он - Второй. Так суждено и изменить это не возможно.
В поселке тихо. Тут всегда тихо по утрам. По утрам можно спать и ни о чем не думать. Кстати, за что там на меня так смотрели? Наверное, всё ещё не могут простить мне ту витрину. Ну, я был не виноват. Иногда на меня находит такое состояние, когда я чувствую, как устроен этот дерьмовый мир. В такие минуты меня лучше оставить в покое, последствия непредсказуемы. Даже Второй старается держаться в такие минуты подальше. Я в тот раз просто чуть-чуть не удержал контроль. Забавное ощущение, когда от твоих пальцев по стеклу бегут змейки трещин и стекло со звонко-сладким звуком рассыпается в миллиарды осколков, которые проваливаются куда-то Вниз.
Ну, блин… так бывает. Они это знают лучше меня. Я тут не первый охранник. Они уже видели с десяток. Ладно, до вечера работы не предвидится. Чем бы заняться, чтобы не спать?
Пойду я в обход. Обход – это как ритуал. Обойти территорию, пометить углы. Иногда жалею, что тут нет собак. Даже кошка спасла бы положение, хотя и редко какую заставишь шарахаться с тобой по кустам. У кошек чувство опасности и территории превалирует над дружбой. А вот собака - это да, это другое. Если ты – вожак, она пойдёт за тобой на край света, и плевать на все границы мира.
По узкой тропинке среди пыльного буро-зелёного бурьяна и недозревшего перекати-поля я спускаюсь к периметру и начинаю обход. Попыхивая сигареткой, я медленно бреду вдоль бетонной стены с проржавевшей колючкой поверху.
Какое дело ты бы ни делал, работа всегда успокаивает. Дорогу познает идущий. Чьи это слова? А впрочем, это не важно. Важно, что я иду по тропинке вдоль облезлой бетонной стены периметра. Бреду, пока не надоест, пока не закончится вторая сигарета.
Сигнал тревоги пришел под вечер со стороны пакгаузов. Я выскочил из сторожки, на ходу застегивая бушлат. Сегодня они начали раненько и борзенько, судя по отрывистым фразам в эфире. Задали сходу всем жару. Я почти пересёк площадь, когда заметил несоответствие. Я не чувствовал рядом Второго. Это было по меньшей мере странно. Второй в отличие от меня всё-таки демон, и звук битвы для него это как начало кормежки, которую он пропустить просто не в силах.
И если его вдруг нет рядом, это означает, что он на этом уровне, но где-то далеко.
Я резко остановился, крутанулся на каблуках и прислушался. Совсем рядом, за пакгаузами шла обычная в таких случаях возня, пролом, огонь, редкие выстрелы охраны. Так, это всё для виду, значит, прорыв где то в другом месте. И где нелёгкая носит Второго?
Гнев саданул в виски, растекся из пальцев горячими струями воздуха. Я внезапно стал маленькой черной точкой на огромной равнине, она неслась вокруг меня в бешеном танце, а я то ли стоял в центре этого смерча, то ли парил сверху.
Короче, я раздвинул горизонт и глянул на все это с небес.
Второго зажали на той самой тропинке, которую я не прошел утром. Плевать на то, что она бесконечная. Я был должен учитывать возможность ловушки, а теперь лишь пожинаю плоды своей рассеянности.
Свернув то, что можно свернуть, я ринулся через площадь обратно. Но площадь на то и площадь, что она плоская и фактически не имеет складок, так что пришлось бежать ножками. А когда ты бежишь к готовой взорваться бомбе, ощущения всегда неприятны. Ты чувствуешь страх, раскаянье, долг и еще какую-то душевную дрянь. Которая всплывает из недр именно в этот, самый неподходящий момент.
Чем ближе я подбирался, тем острее чувствовал отчаянье Второго. Его зажали и фактически заваливали телами, пока он ещё держался, но я чуял, что это ненадолго. То, что мой Пожиратель Плоти ещё не сорвался и не начал эту плоть пожирать, было сродни чуду. Но это ненадолго. Он голоден, и жажда затмевает все доводы разума, или что там у него вместо этого самого разума. А я всё ещё был слишком далеко, чтобы помочь, но уже достаточно близко, чтобы…
Ах ты чёрт! Второй всё-таки тяпнул кого-то за палец и, естественно, отхватил руку по самое плечо. Это он может. А сейчас будет то, что следует, если…
Ох ты ж мать! Меня как будто ударили по лицу резиновой подушкой размером с дом. Время приостановилось, и начало плавно обтекать меня, как кисель. Кто бы ни задумал эту комбинацию, я ему аплодировал, он расставил ловушку, а я - попал. Огромный поток Силы хлестал в меня из Второго, и я впитывал её как губка воду. Накачанный таким потоком халявной, дурной мощи я был почти всемогущ и, следовательно, беспомощен. Любой мой жест, любая эмоция могла выпустить из меня Всепожирающее Пламя или ещё чего похуже. Залить огненной волной эту равнину до горизонта или тупо сложить вчетверо и отправить вслед за витриной. Я застыл, боясь пошевелиться, надеясь, что всё это дурной сон и он скоро завершится. Но они всё лезли и лезли. А Второй всё жрал и жрал. Только хруст стоял и летели сочные кровавые брызги. Губка во мне переполнялась Силой, та клокотала по венам, свивала огромные могучие кольца в моей груди, потрескивала искорками на кончиках пальцев. Чертовски захотелось, чтобы сейчас захотелось курить, но эти чувства были там, внизу, в том, кто ещё недавно был мной, а вокруг меня плавало плотное марево всемогущего разрушения и обречённости. Я резко выдохнул и принял свою судьбу. Будь что будет!
И за миг того, как огненная волна смешала с золой горизонт, я вдруг вспомнил, что меня зовут Браен.
Де монолог. Часть 1.
Я открыл глаза и сразу понял, что я не дома. Есть места, которые просто невозможно с чем- то спутать, даже если ты смотришь в точку на белом потолке. И дело тут не в том, что все потолки одинаковые. Нет одинаковых потолков. Дом - это не только потолок. Это масса мелочей и деталей, знакомых до боли.
Окай, давайте проведем первичный анализ и попробуем повертеть головой. Слева была стена, а справа я увидел шикарные черные кудри, разметавшиеся по подушке, и тут же почувствовал лёгкий укол сожаления, что у нас с ней ничего не было.
Н-да, не было и, по-видимому, уже не будет. Откуда я знаю эти вещи? Да чёрт его знает! Знаю, да и всё. Чувствую я их. Как тот парень из сна.
Я ещё раз посмотрел на неё. Она была притягательна и беззащитна в эти последние минуты утреннего сна. Захотелось протянуть к ней руки, обнять жадными пальцами в положенных местах и прижать к себе, впитывая тепло её тела. Однако сейчас всё это уже не имело никакого смысла, момент магии ушел, и утро раздробило его остатки сердитыми искрами с утренних троллейбусов.
Я выбрался из-под тёплого одеяла и в срочном порядке, дрожа от холода, залез в свои вещи. Судя по виду вещей, я вчера добирался сюда сложными путями и будет лишним обозначать тот факт, что в конце дороги был-таки «в говно». Не знаю, о чём она подумала, когда не только впустила, но и не выгнала. Это при том, что у нас с ней ничего нет. Ну, во всяком случае, ничего такого, о чём потом жалеешь. Личностные отношения - они такие… странные, и иногда – очень.
Пока я тупил и философствовал, у неё прозвонил будильник, и с третьего раза она с видимой неохотой выползла из кровати. Стандартный утренний моцион.
Обычно я люблю смотреть на то, как женщина одевается и наводит красоту. Хоть их это всю дорогу и бесит. А мне интересно смотреть, как она из милого пушистого заспанного существа несложными отработанными движениями превращается в боевую машину экономических прерий или покорительницу внешних миров.
Однако сегодня не тот случай, я не познал её до дна, если можно так сказать, и по большому счёту не имею на неё никаких прав, которые даёт даже самый дурацкий поцелуй в дёсны. Мне от неё ничего не нужно, и она это знает. Мы с ней это когда-то выясняли. И, кажется, не один раз. Потому я отвёл глаза и уткнулся в кружку с кофе.
Она жила на шестом. Как я вчера запёрся сюда, когда толком не мог ходить, да ещё с велосипедом? Впрочем, неважно. Я был одержим демоном, а в таких случаях многое неясно, хотя и воспринимается как само собой разумеющееся. Наверное, потому я и поехал к ней, что она одна из немногих, кто умеет «почесать моих демонов за ушком». Почему-то на неё эта дрянь не работает. Это редкость. Была еще одна, но ничто не вечно.
Расставанье самый грустный повод…
Вот, кстати, я помню, что шёл от нее по мосту, внизу текла река, а я вспоминал вчерашнюю ночь и не мог избавиться от ощущения, что я что-то упустил и не расслышал из того, что пыталась шепнуть мне полночь. И ещё было ощущение, что мы видимся в последний раз, во всяком случае, на этом витке жизни.
А тут еще этот сон! Меня всегда пугали резкие реалистичные сны, адская боязнь однажды не проснуться. Хорошо, что я завязал с наркотиками, собственно говоря, даже толком не начав. Именно поэтому. Я иногда и так вижу такие вещи, что хочется проснуться не в себе, а в ком угодно в этой сраной вселенной, включая последнего облезлого воробья. Чтобы свести к минимуму контакты с изнанкой.
Идёшь ты, бывало, по улице, а тебе навстречу человек без лица. То есть голова есть и уши торчат задорно, а лица на нём нет. Как манекен для шляпы - болванка болванкой. Вот, думаешь, напасть какая! Вроде же и не пил ничего. Обернёшься посмотришь ему вслед – человек как человек со спины. Как к такому относиться? Как к автомобилю чудному какому-нибудь, промелькнуло что-то перед глазами, да и хрен бы с ним. Лишь бы близко не подходил. Как калека какой-то – может, он и не заразный, а брезгливость какая-то появляется всё равно.
Однако что-то делать надо, и бороться с этой расхлябанностью в сознании. Нужно что-нибудь перехватить до вечера. А это значит – нужно идти в «Викинг». Есть такое злачное место. Для тех, кто разбирается, конечно.
Диалоги с Князем.
Никак не могу уловить тот момент, когда он приходит. Вроде только что никого не было рядом. Ну, точнее как никого, был бармен через стойку, были две какие-то невнятные полузнакомые девочки неинтересного вида. Был бокал, который я крутил в руках и думал – что же я всё-таки хочу и на что мне сегодня хватит, а если не хватит, то нальют мне в долг или нет? Так я сидел в тусклом желтом свете фонарей и размышлял за это дело, в сотый раз пересчитывая бутылки в баре, и думал: чего же это я всё-таки хочу, как внезапно я вижу его, уже устраивающегося рядом, с бокалом вискаря, в котором медленно тают кусочки льда. Сегодня он был в белом костюме, как будто заскочил в бар после какой-то деловой встречи (а может и вправду заскочил после встречи). Он, как обычно жизнерадостно, звякнул своим бокалом о мой.
- Салют, брат!
- И тебе хорошего вечера.
- На чём мы с тобой прошлый раз остановились?
- На магах.
- Ну, с магами более или менее всё понятно, если мир – это программа, то должны быть программисты. Или те, кто себя таковыми считает. Обычно именно их и зовут магами. Проблема только в том, что мир – это не программа, её нельзя хакнуть как матрицу. А уж управлять ею – если кто и решится, то главное – не привлекать внимание санитаров, и делать это тихо, – тут он засмеялся и прихлебнул виски.
- Не смешно, это слишком бородатый анекдот.
- Тем не менее, он достаточно чётко отражает ситуацию.
- Подожди, ты хочешь сказать, что все великие маги – это шарлатаны?
- По большей части, все они – великие артисты. А насчет магии – и да, и нет. Магия есть, ею можно пользоваться, но возможность управлять ею – чертовски спорная штука. Ближайшая аналогия здесь – пивной кран, который ты сверлишь взглядом сейчас, и хочешь, чтоб пиво незаметно перетекло к тебе в кружку. Это сложный путь, гораздо проще – взять и незаметно налить. Или просто заплатить бармену стольник. – Он вынул из чёрного кожаного портмоне измочаленную сторублёвую купюру и протянул бармену. – Налей страждущему, а то он не слушает.
- Неправда, я слушаю. Просто ты говоришь вещи давно известные. Атеисты это говорят уже третий век.
- Я не говорю, что это невозможно, просто затраты энергии несоразмерны результату для большинства желаний.
Точнее даже не для выполнения, а для формы выполнения. Это как в системе ТРИЗ, ты о ней слышал, я знаю. Ты страстно хочешь научиться пускать огненные шары, чтобы наносить ущерб крепости противника, но настоящий маг сделает так, что крепость сгорит от уголька, выпавшего из жаровни часового. А в твоём случае, что бы воплотить огненный шар, тебе потребуется половина энергии этого мира и чудовищное насилие над реальностью, что несомненно вернётся к тебе таким «откатом», что думаю это будет последнее твоё желание. (Хотя, я думаю, мало кому по силам даже попытаться так изнасиловать природу). Большинство магических действий выглядит «не так», как мы себе это представляем. А всё то, что пишут в книжках – это красивая брехня для отвода глаз. Единственное, для чего пригодны эти книги, это для придания определенного заряда нашему сознанию, смещения, так сказать, точки сборки. Чем больше в округе смещённых сознанием людей, тем проще реализовать некоторые способы влияния. Так сказать, обратная зависимость.
- Подожди, - я сделал большой глоток и посмотрел на него через стакан, – то есть ты хочешь сказать, что люди изучают магию, пытаясь получить власть над миром, но становятся лишь материалом?
- Не материалом, а скорее проводниками. Их сознание готово для использования теми, кто умеет это делать. Человек, который не верит в потустороннее, гораздо более сложен для воздействия чего бы там ни было.
- А что касается меня? Как ты думаешь, я хороший проводник? – Я поднял бокал на уровень глаз и посмотрел на своего собеседника. Некоторые исчезают после такого использования оптического прицела, однако Князю это не повредило. – На что я похож? На медный кабель или на гвоздь?
- Проводник-то ты хороший, и похож, наверное, даже на оптический кабель, только замкнутый на восьмерку, то есть на самого себя. Так что толку от тебя немного. Но ты не расстраивайся, дураков вообще хватает, поэтому ты как минимум не одинок.
- Ну, за дураков! – и мы немедленно выпили.
Де монолог. Часть 2.
Сознание вернулось неожиданно. Оно всегда так. Может быть, демон вышел покурить, и я проснулся, а может быть, ему просто стало интересно, как я буду разруливать очередную задачку, куда он загнал мое бренное тело.
Я лежал на постели, курил кальян, и смотрел сериальчик, и в целом всё было зашибись, если бы сбоку не лежала какая-то незнакомая деваха. Я, в принципе, толерантный человек, но незнакомых людей переношу плохо. Особенно когда не помню, было у меня с ними или нет и откуда они вообще взялись.
Я пощупал девицу за подробности, на что она прореагировала бурно - оделась и сбежала. Философски рассудив, что и чёрт бы с ней, я пошёл за опохмелом. И по дороге понял, что вчера изменил любимой девушке, и теперь она меня скорее всего не простит, так что спокойной жизни мне в ближайшее время не светит. Нет, поймите меня правильно. Можно, конечно можно и нужно не говорить с барышнями за такие случайности, куда тебя загнал внутренний ходок. Но я не могу. Не могу, не умею и не хочу учиться врать. Пусть я лучше буду одиноким уебаном, чем честным вралем. Не люблю врать. Мне от этого аж как-то нехорошо. Да и вообще ситуация в целом рядовая, я так с одной девицей из Челябинска познакомился. Приехал в гости к друзьям, хлопнул водки с мороза и, кажется, пошёл спать, во всяком случае, ничего не помню, прихожу в себя – грязно ебусь! Вот же, думаю, чертяка, подвёл мое бренное тело под монастырь, ну ладно, я и за себя пару раз кинул, потом всё же имя спросил из вежливости - ничо, девка оказалась адекватная, до сих пор общаемся, хотя и в основном вербально.
Хотя что-то в этом, если разобраться, всё-таки есть. Я не знаю, как Он с ними обращается и где их берёт, но девки в основном не жалуются. Я за себя могу сказать, что в целом не великий герой-любовник, неинтересно мне это просто. А вот ему интересно. Очень ему интересно кого-нибудь за попу прижать и затрахать наглухо. Жать, давить, подчинять, проламывая слабое сопротивление.
Хотя, рассуждая отвлечённо, по нам же видно, что мы её не на концерт лютневой музыки тащим. Что нас объединяет – всегда играем в открытую. Не хотела бы – не дала, или дала по морде. Даже его проймёт, я так думаю. Ладно, бог бы с ним и с ними, а у меня пока по плану похмелье.
Похмелье – это да-а-а. Это вам не фунт изюму, это утро, которое начинается с того, что ты как ненормальный человек почему-то проснулся, когда все твои товарищи ещё дрыхнут без задних ног. И тут вопрос в том, что есть в холодильнике и по столам. Вот если заканчивали водкой – то эта тёплая гадость вызывает только однозначный рвотный рефлекс. А если кто-то из нас или посторонний заныкал в холодильнике бутылку пиваса – вот это совсем другой разговор, лишь бы с утра было не на работу. Работа - это плохо: голова не варит, и всю дорогу хочется спать и грязно ****ься. Вот без всяких там мур-мур-мур, а жёстко брать за волосы и трахать. С периодичностью.
Аж голова кругом идёт, как хочется, и думать ни о чём не можешь кроме как о том, как тебе её хочется развернуть и трахнуть, а кто она, в общем-то, не важно. Совсем. Чувствуешь себя раненым животным, хочется залезть в логово и выть на пропавшую луну. Спать, бухать и ****ься. Всё. А надо работать, думать, что-то делать. Хорошо, если в этот момент ты не головой работаешь, потому как становишься в основном чучелом работника. Вот он вроде ты и сидишь, и нет тебя. Сидит какое-то чмо с глазами, смотрит в монитор – а выхлопа ноль.
Хорошо, когда на вольных хлебах, можно хрен забить на планы и сходить до магазину. За пивом. Оно не то что бы помогает, оно скорее приводит в состояние, когда всё размягчается внутри и вокруг тебя, острые углы сглаживаются, похоть отступает на пару шагов назад, и в этот момент нужно постараться заснуть, иначе эта легкая завеса спадет, и похмелье навалится на тебя всей своей тушей. Тогда выход один – валяться на диване и смотреть сериальчики, лучше уже те, которые видел. Под них спиться лучше, хотя какой там сон? Так – забытье; главное, дожить до вечера и тогда уже выспаться по-настоящему. Сон – это великое благо. Иногда.
Лабиринт
Я честно не помнил, я это или не я. Я даже не помнил, как я сюда попал. Я, собственно, ничего не помнил. Для меня реальность началась с холодного отрезвляющего тычка дулом автомата под ребра. Была боль и был страх. Меня давно, а возможно, никогда не тыкали в бок оружием. Но я сразу понял, что это значит. Они что-то хотят от меня. Они. Нечеткие фигуры в сером. Голова была какая-то странная, не как с похмелья, а как будто меня вырубили чем-то потяжелее, сверху вниз. Я ощупал голову, нашел шишку за ухом и успокоился. Ну, то есть мне было, конечно, страшно. Страх смерти и все такое, но я хотя бы понял, как я сюда попал. Кто я такой, я как обычно не помнил, но это не так страшно. Я это я. Всё логично, а вот дулом автомата в ребра это больно, и… они чего-то от меня хотят.
- Нам нужна книга. Тебе нужна жизнь. Найдешь книгу – получишь жизнь. Ты понимаешь? – Голос был неживой, с какими-то механическими обертонами, и исходил из железной коробки на поясе у одной из фигур в шинели.
- Вы кто? Какая ещё книга? Что я здесь… - тут меня прервали, довольно бесцеремонно приложив мордой об камень стены. Чёрт! Камень был шершавый и твердый. Кто-то когда-то здорово постарался, выложив стены каменной кладкой. Причём видно, что кто-то строил этот тоннель. Лишь приложившись к нему всей плоскостью лица я понял, что мы именно в тоннеле, в жёлтых отблесках масляных фонарей я увидел и свод, и стены из того же пористого серого камня. Убейте меня – я не знаю, как он называется. Да и вообще кто я, и что я здесь делаю.
- Покажи нам, где лежит книга, и будешь жить! – опять пролаял тот же голос из коробки на поясе главного. Я уже понял, что он – главный. Чего уж тут не понять? Кто командует – тот и главный.
Меня вздёрнули на ноги и повели вперёд. Во тьму, разгоняемую жёлтыми лучами масляных фонарей. Такие обычно используют шахтёры. Эта мысль пришла откуда-то сбоку и очень не вовремя. Потому что мне было страшно. Я очень боялся этих фигур, я очень боялся смерти. Я ощущал себя игрушкой в руках высших сил, и не было мне спасения, потому что я реально не знал, что им от меня надо. И как мне вывернуться из этой ситуации. Меня держали плотно. Справа и слева было по солдату, сзади ощущалось движение ещё нескольких. Когда я уставал и замедлялся - автоматное дуло придавало мне сил и страха. О, как мне было страшно! СТРАШНО.
А сами-то? Что бы вы делали, оказавшись в подземном лабиринте с отрядом маньяков, которые считают, что вы им должны какую-то вещь, про которую вы и слыхом не слыхивали?
Страх тёк по венам и холодил кончики пальцев и ступни босых ног на земляном полу. Мне было стыдно и страшно, стыдно меньше, но страшно это да. Я шёл как баран на бойню. Я знал, что мне нечего им сказать. А значит, они это тоже скоро поймут и… финал легко представим. А мне очень-очень хотелось жить, если бы я знал, кого я могу предать – я бы предал. Продал бы за лишний глоток воздуха, за возможность уйти отсюда, сломленным, раздавленным… но живым. Господи всемогущий, как я хотел жить! Просто жить и быть живым! Это же величайшее благо и счастье, столь мало ценимое большинством смертных! Мы все упёрлись в материальные блага, в квартиры, машины, вещи и прочую требуху, совершенно забыв о том, какое же это сладкое слово – жизнь! Жить назло всем и всему, дышать свободно, полной грудью!
Хрясь! Я замедлил шаг, предавшись мечтам о свободе, и получил подачу с приклада и потом от камня стены. Бдя, до чего же больно! Но даже больно не так, как страшно. Я ведь даже говорить с ними боюсь, как будто у каждого из них встроенный генератор страха, да и вообще, с чего я взял что они – люди? Они наводили на меня ужас, и я даже не мог разглядеть их лиц, как будто смотришь на мир без очков, да-да-да, расфокусированным зрением, и эти существа просто огромные серые тени, как ангелы возмездия.
- Послушайте, объясните хотя бы мне что мы ищем? Я честно не знаю ничего ни о какой книге!
Эффект был предсказуем. Я уже не знал, есть ли у меня ещё целые места на лице, присутствует ли там нос и щёки, потому что лицо ощущалось одной маской боли. Я, наверное, всё-таки потерял сознание, став на некоторое время бездушной куклой, которую куда-то вели, которая шла, спотыкалась и скулила. Потом я, видимо, всё-таки упал. Потому что пришел в себя в небольшом подземном закутке от сильного запаха нашатыря и первое, что увидел, это недобрые глаза человека в сером. Какие-то странные лычки на его шинели, и незабываемый для меня и моего народа орёл вермахта. Как будто всё встало на свои места.
- Ищи Книгу, наше терпение не бесконечно! Нам нужна КНИГА! КНИГА! Старый подонок, ты будешь жить и дышать, если покажешь нам, где она хранится, мы знаем, что вы спрятали её где-то здесь! Ты, последний из хранителей, только тебе известен и этот лабиринт, и место, где хранится книга. Найди ее для нас, и ты получишь то, к чему так стремишься. Ты – БУДЕШЬ ЖИТЬ! Ну? Веди!
…Всё встало на свои места. Я уже говорил это. Ушёл страх. Ушла боль. Как будто новая, доселе запертая комната открылась в моей душе. Я ощутил себя не смертным перепуганным человечишкой, а маленькой песчинкой в песочных часах вечности. Мои мысли и желания вдруг стали не важны. Жизнь, смерть – всё это чёрные и белые клетки на доске судьбы. Нельзя бояться до бесконечности. Бесконечно только счастье и познание. Страх – конечен. Я вдруг перестал бояться, мне стало легко и свободно. Я понял, что они ищут, и знал, что ни они и ни я никогда не найдём это, потому что оно укрыто не так. Не так, как думают эти смешные оловянные солдатики.
Им не найти эту книгу, и мне не найти её здесь. О! Я понял это со всей чёткостью, как будто карта всего мира людей лежала передо мной, я вдруг вспомнил, кто написал эту книгу, кто придумал этот миф и кто построил этот лабиринт. Всё стало смешно, грустно и легко. Я встал с коленей, отвел в сторону дуло дёрнувшегося ко мне автомата и пошёл домой. Пошёл через стены, перекрытия, толщу земли и камня. Я – автор, я – создатель, Я – творец. И я хочу домой. Туда, где светит солнце, бредут по небу облака и веет бродяга ветер, шелестя листвой вечной жизни.
Диалоги с Князем. 2.
Мы снова пили в кабаке. Я не помню, как я сюда попал. Наверное, расставание с Риткой выбило из под меня больше почвы, чем я думал. Чего стоит соврать во благо? Ничего, все мои знакомые говорят – ври, ври как в последний раз, пускай видит что врёшь, но понимает, что врёшь ради неё. А я не могу. Неправильный я человек. Не умею врать.
- Понимаешь, не умею я врать, оно мне поперёк природы. Я жалкое, одержимое демонами существо, которое не умеет врать и зарабатывать деньги. Что я делаю здесь? Что???
- В данный момент, братское сердце, ты пьешь. В кабаке со мной. И вон даже Петя-бармен смотрит на тебя сочувственно, возможно, именно потому, что понимает, что такое утрата. А может быть потому, что завидует тебе. Расстаться с человеком это и боль и благо. Многие живут всю жизнь в тисках обстоятельств, завися один от другого, страдая, но боясь нарушить все эти законы, порядки и условности, которые ты не понимаешь от слова совсем. Но ты не парься –лучше выпей, – он пододвинул мне свой бокал, я автоматически хлопнул его вискаря. Нет, блин не понимаю и не люблю вискарь! Маслянистый дорогой самогон. Ключевое слово – дорогой. А болеешь как с обычного.
- Ну его лесом! Вот честное слово! Давай лучше за странное. У тебя прикольно получается излагать. Вот, кстати, всё время забываю спросить. Ты чего князь-то? Не тьмы ли часом?
- Ты смешной. И вопрос этот задавал мне уже раза четыре. Нет. Жирно тебе будет Князя Тьмы. Или что ты там думаешь за всё это дело. Хотя, если разобраться, нет понятия тьмы и света. Это как костыли и оградки для дураков. Пережитки первобытных людей – ночь темна и полна ужасов. – Князь улыбнулся и покрутил в бокале остатки вискаря. Что страшного в ночи? Ночь – это отдых, тень –это щит от испепеляющего жара солнца летом. Да, в ночи мы видим хуже, но ночью мы спим, набираемся сил. Людям тяжело жить в стране вечного дня. Спроси у любого нефтяника.
Князь Тьмы – это персонификация людских пороков и желаний. Зачем придумывать оправдания своей корысти и алчности, когда всё можно списать на удобного чёрта или демона? Это всё он, он всё это делал! А я, я – белый и пушистый! Бес попутал! И Князь тьмы –средоточие мирового зла.
Окстись, приятель, когда человек пришел в этот мир – этот мир и был раем. Ад делают сами люди.
Демоны с завистью смотрят на вас, они-то, в отличие от человека, подчиняются законам. А человек – нет. У человека есть свобода воли, и большинство употребляют её на создание личных мавзолеев из золота, камней, квартир, машин, карьер, всего того, что позволяет им забраться повыше на эту кучу дерьма, не понимая, что простое и хорошее хоронится все глубже и глубже. Вы превращаетесь в свинок в лабиринте, которые всю жизнь бегут за наживкой вместо того, что бы жить и быть счастливыми. Счастье – оно не зависит от счёта в банке. Можно быть дворником и быть счастливым.
- А жить где? На улице? Мы бедны, у нас негде жить, мы не в Индии где можно жить в коробке от холодильника и зарабатывать на жизнь созерцанием пупка. Нельзя же просто сидеть и улыбаться – подохнешь. С голоду и холоду. Мы в Сибири, на минутку.
- Не передергивай. Я просто сказал, что счастье не зависит от количества денег. И купить его невозможно. Его можно просто научиться испытывать. Открыть ему дорогу к тебе. Выдохнуть и подумать – так ли тебе нужна эта бесконечная гонка за властью, деньгами и престижем?
- Как говорится, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным.
- А еще неплохо бы смотреть чуть дальше своего носа и думать, какой мир ты оставишь своим детям и детям своих детей. - Князь устало вздохнул и кивнул бармену. Тот потянулся за пузатой бутылкой со стойки. - Ты только что пытался назвать меня дьяволом, а потом говоришь вещи, которые большинство из вас как раз и приписывают слугам зла.
Кстати, а почему все решили, что Создатель добр? В смысле, почему вы решили что создатель есть благо? За то, что он вас создал? Создал якобы по своему образу и подобию? Тогда оглянитесь и посмотрите, какую ***ню вы творите. А чтобы стать благим, нужно отречься почти от всех человеческих качеств. Стать святым, обрести просветление, возвыситься над грешной жизнью. Перестать быть ЧЕЛОВЕКОМ. Всё просто, если подумать. Нет демонов страшнее людей.
Человек – он и есть демон зла, носитель гена Творца, изменитель реальности, познавший гордыню, алчность и смерть. Всё было открыто, и постоянно совершенствуется нами. Вы сами себе ежечасно строите свой ад. И только те из вас, кто перестал быть человеком, смогут уйти с этих бесконечных адских кругов перерождения.
- У меня была знакомая, которая считала, что она нечеловек.
- Ага, светлый эльф, или чудесный маг – сам себе господин. И жила при этом как человек, творя обычную человеческую ***ню. Насмотрелся я на таких чудотворцев, которые считали, что поймали судьбу за яйца. Большинство умерли не тогда и не так, как ожидали, и наверное очень удивились, что за чертой их ждал не предвечный свет, а тьма. Обычная тьма небытия. Упс! – Он осушил бокал и посмотрел на мой хмурый ****ьник. – Да не парься ты так, изменить ты все равно ничего не можешь, даже ты, особенно ты.
- Почему это я?
- Ну как минимум ты умудрился меня напоить, а это не каждому смертному по силам.
- Смертному?
- Смертному - бессмертному, зачем ты цепляешься за бессмысленные понятия? А впрочем, прости – говорю же, накидался я с тобой. Давай так, я пойду выдохну, а ты склей какую-нибудь подругу, потом поговорим.
Де монолог. Часть 3.
Ну на сей раз даже как-то обидно, я проснулся один на какой-то убитой хате. Один. На голом полу, укрытый своей же косухой. В голове была вата. Спать, как обычно, с утра не хотелось. А хотелось понять, как я сюда попал и зачем. За моей спиной, откатившись к шкафу, спало какое-то сутулое волосатое тело предположительно мужской наружности, в сером свитерочке и заношенных джинсах, завернувшееся в какую то простынку. На другом конце комнаты стоял диван, на котором спали какие-то три девицы готичной внешности. Две жгучие крашеные брюнетки с потёкшим макияжем и одна девка с красными волосами. Память услужливо подсказала, что попал я сюда из-за нее. Ну, ничего удивительного, мою зелёную ирландскую душу всегда тянет на рыжих. Или красных.
Я пошарахался по комнате, вышел в коридор, нашёл кухню, попил чаю из незнакомого бокала. И стал думать, что же мне делать. Когда-то давно на таких вписочных хатах мне было мучительно страшно выходить в чужой общий коридор и искать, к примеру, сортир. Какие-то чужие люди, со своими традициями, законами и прочей требухой, и тут вдруг одинокий, незнакомый маленький я, который очень хочет в туалет. Я терпел, терпел до последнего, а потом всё-таки осторожно выбирался в общий коридор и на цыпочках отправлялся искать нужник. А сейчас мне было глубоко насрать на то, что встречу я кого нибудь или нет. Мне было глубоко плевать, что обо мне подумают. Я пил чай из чужого бокала на чужой кухне и думал, стоит ли мне дожидаться пробуждения хозяев или же всё-таки лучше уйти прямо сейчас, уйти по этому прохладному омскому утру. Решив все-таки дождаться, я еще послонялся по дому, не нашёл ни скандала, ни чего-то интересного, вернулся в комнату и аккуратно лёг на то же место, где проснулся. Примерно через час рыжая продрала глаза и, пока её подруги ещё спали, перебралась ко мне на пол. Вот примерно этого я и ждал, только ночью, когда не видно ничего, кроме очертаний тел, и непонятно ничего из тех судорожных движений, когда вы на ощупь расстегиваете друг на друге одежду, чтобы слиться в греховном и сладком порыве.
Утром всё это не так. Утро всё расставляет по своим местам. Но попробовать всё же можно, я положил одну руку ей под голову, а другую на грудь. О! У неё была классная грудь. Сиськи были округлые и упругие, они прямо звали мою руку, просили помять их и заставить восторженно встопорщиться соски. Я решил не отказывать ни им, ни себе, и мял её грудь, пока мои губы срывали с её рта один опасный поцелуй за другим. Я уже подумывал, а не забить ли на то, что мы лежим посреди комнаты и за окнами уже день, и не вытряхнуть ли её из джинсов, как внезапно услышал какие-то посторонние звуки. Я бросил взгляд через плечо. Сутулый мальчик тихо проснулся под нашу возню и теперь ожесточённо дрочил, прикрывшись простынкой.
Мне, если честно, было пофигу, если я хочу женщину, я могу её трахнуть и на стадионе, но она, похоже, так не думала и, вспыхнув, двумя движениями оправила на себе одежду и стала собираться домой. Нам оказалось ехать в одну сторону. Мы оделись и вышли в сырой и тёмный подъезд. Я не отказал себе и ей в удовольствии ещё раз смачно прижать её к стене и жадно ощупать похотливыми руками, накрепко залепив рот поцелуем. Она не отбивалась, у каждой игры свои правила. А потом мы вышли и пошли кто куда.
На улице за покосившейся дверью была ранняя осень.
Эпилог
Я шел по первой свежей листве, находясь между сном и явью, вдоль истончающейся грани миров, моя обострившаяся шизофрения нашептывала мне ритмы стихов и слова сказок. Листья на растрескавшемся асфальте складывались то в непристойные фигуры, то в остатки древнего алфавита. Желтые руны падали передо мной, предвещая ещё одну дорогу, ещё один город, новых и старых друзей, новые тайны и откровения, новые запои и похмелья, новые движенья тел в ночи и новый виток монологов перед самим собой, ибо и бог и дьявол живут в каждом из нас и мы есть и то и то, сами себе мир, вселенная и слово. И это слово будет…
- Бля! - Я споткнулся об здоровую кочку на асфальте. — Когда уже, о Великие Небеса, в Омске сделают нормальные дороги?
- Никогда, - ответил я сам себе, - ибо нефиг.
Я вдруг почувствовал, как натянулись струны,
Висящие на грифе пустоты,
Как распустились осени цветы
И зазвучали золотые руны.
И где-то далеко от этих мест
Ты посмотрела в небо цвета стали.
Твои глаза меня искать устали
И возводить хрустальные дворцы.
Вдруг ветер-озорник в прощальном танце
Опавших листьев ворох приволок,
Засыпав радостно у ног
асфальт весь златом и багрянцем...
Омск-Екатеринбург 2013 -2016