Весной в едином порыве патриотизма, всегда политически инертный рабочий регион, поднялся. Поднялся против несправедливости, поднялся в защиту своих прав, поднялся потому, что даже терпению русского человека приходит конец.
Но никто тогда не ожидал полноценной войны. Мы не просто забыли, что такое война, нам посчастливилось этого не знать. До этого года.
А сейчас мы узнали, и узнали, что такое сама страшная из войн - война гражданская. И страшно стало от этих знаний, страшно стало жить в этой действительности. Да и сама возможность жить стала довольно условной.
«Разве мы за это голосовали на референдуме? »- говорят теперь некоторые люди. И разум их отказывается понимать, что нельзя сравнивать нашу прошлогоднюю мирную действительность с реалиями военного времени. Что и без референдума так, как было раньше, уже бы не было. Это когда люди поднялись со своим праведным протестом, закрылись разговоры о «поездах дружбы», о запрете русского языка. Это сейчас, когда у нас тоже есть оружие, мы можем себе позволить подзабыть обо всем оружии захваченном во время майдана, а что бы было тогда?…
Точно мы теперь этого не узнаем, но как раньше бы уже не было. Не вместить бурю в стакане, из малого ручейка рождается поток. Мы не уничтожили все на корню, и сейчас бороться тяжелей.
Что же касается всех реквизированных машин и прочего (за что мы тоже, как и за войну, не голосовали, но оно есть), тут не важно одобряем ли мы это. Это факт. Четкий и непреложный. Это военная действительность. Без этого никуда …
Война – это не только доблесть и подвиг, это и мародерство, это и трусость, и предательство, война это смерть и грязь. Она будит в человеке те качества, о которых он, возможно, и сам бы не догадываясь, прожил всю жизнь. Воспитал детей, вырастил внуков, и не пришло бы в голову ему стучать на соседа. Не за какой-то особенный проступок, а просто потому, что теперь это можно. За это не осудят, а наградят.
Мелкие тщедушные личности, в душе которых революция, как недоформировавшийся птенец-дистрофик, пробила скорлупу порядочности (всю жизнь сдерживающую их в рамках общепринятого поведения) наконец-то почувствовали себя птицами гордыми.
И самое страшное, что это чувство недопатриотизма (внезапно родившееся у людей, которые в большинстве своем не знают ни истории, ни даже языка страны, к которой они воспылали вдруг любовью пламенной) меняет сущность людскую. Ущербное осознание неполноценного полноценным, и наоборот, формирует нацистские черты, и делает этого человека ненормальным даже в своем же обществе.
Что толку что он в той же вышиванке будет бегать по Киеву (разве не пережил всего это Киев еще в 17-18-х годах прошлого столетия?), что толку, что будет в соцсетях выставлять украинские песни и фольклорные картинки, что толку, что будет пробовать он говорить на корявом украинском – разве это поможет ему стать личностью полноценной? Разве может стать нормальной личностью любой странны, человек радующийся смерти соотечественника. Разве может нечто изначально ущербное и гнилостное в своей структуре дать отличный результат?
Печально находить группы, и рассылки, которые просят стучать на близких. Печально видеть прозрачные (не пустые) ящички для такой информации в каждом из «освобожденных» городов. Мы вернулись в прошлое столетие. Все к тем же 4 млн. доносов, которые Сталин написал не сам, которые написали такие же люди, как сейчас, возможно живущие в соседнем подъезде, улыбающиеся вам при встречи и желающие хорошего дня. Но пока что ни вы, ни даже они сами не знают о скрытом в них недочеловеческом резерве творения зла.