Прабабушка, жившая с нами, умерла, когда мне было четыре с половиной года.
Почти два года я об этом не знал. Оставшиеся в живых родственники, дабы не травмировать мою совсем еще юную психику, долго и терпеливо рассказывали сказку о бабушкином далеком (Самарском, кажется) брате, к которому, соскучавщаяся сестренка поехала погостить.
Но у любой лжи (даже во спасение) есть конец. Когда мне стало шесть родители отвели меня на кладбище, к прабабушкиной могиле.
Не буду врать - к этому времени я от бабушки уже основательно отвык и новость о её смерти меня тронула не очень сильно.
Какое-то время постояв рядом с родителями, я пошел осматривать соседние могилы.
Не найдя ни чего для себя интересного, я уже было решил вернутся к папе с мамой, как вдруг мое внимание привлекла плюшевая игрушка на одном из захоронений.
Подойдя ближе я увидел, что это небольшой медвежонок с бантиком и грустными разноцветными глазами.
Я взглянул на памятник и остолбенел.
На меня смотрел маленький мальчик в застегнутой на все поговицы рубашке в крупных круглешках и ромбиках.
Надпись под фотографией (а речь шла, конечно о ней, а не об увиденном мной привидении) гласила, что в находящейся передо мной могиле похоронен шестилетний мальчик по имени Борис.
Дальше шли отчество и фамилия, но на них я не обратил внимание.
Зато сразу увидел надпись идущую крупными буквами через мраморный памятник: "Спи сыночек беспробудным сном, ты к нам не вернешся, мы к тебе придем."
Даже не знаю, что в тот момент поразило, задело меня сильней - сама фотография и возраст мальчика или загадочная, страшная надпись.
В этот момент меня позвали родители - пора было уходить с кладбища.
Я шел домой грустный и подавленный, родители успокаивали меня, думая, что это из-за бабушки.
Но думал я только об этом мальчике - моем сверстнике. И об этой не понятной надписи.
Именно в тот момент я впервые в жизни задумался о жизни и смерти, о том что когда-то не будет нас - меня, всех моих близких. Не будет этого прекрасного, окружающего нас мира.
Еще я думал о маленьком мальчике Борисе. Мы родились с ним в один год, одновременно, хоть и порознь, учились ходить, говорить, самостоятельно завязывать шнурки и вытирать попу.
Но я возвращался сейчас с родителями домой, а он оставался там, в могиле. Навсегда.
И увидеть родителей он мог только когда те тоже умрут. Как и он. Маленький мальчик Борис, с которым меня только что свела жизнь. Моя жизнь и его смерть.
К слову, я всегда называл его только так, как было на могиле - Борис. Полным, не характерным для детства именем.
Буквально накануне посещения кладбища я вместе с мамой прочитал книжку про дядю Федора и мне сразу показалось, что Борис, потому и Борис, а не Боря или Боренька, потому-что в жизни это был очень серьезный и не по годам умный мальчик.
Вскоре я успокоился, отошел от посещения печального места, но умерший мальчик не ушел из моей памяти, моего сознания, поселившись там навсегда.
В следующий раз я, вместе с родственниками, посетил кладбище через год.
Недолго постояв перед бабушкиной могилой я снова ушел к Борису.
Меня тянула, влекла туда не понятная мне сила.
Наверное можно было сказать, что я пришел к другу. Борис становился для меня близким знакомым, дорогим и родным.
Я стоял и думал о том что через неделю мне идти в школу.
И, возможно, мы даже оказались бы в одном классе или даже сели бы за одну парту, но...
На самом деле мне было семь, а ему шесть.
Я был уже школьник, а он, всего лишь дошколенок. Я даже мог презрительно скорчить ему рожу или легоньго поддать ногой.
Родители продолжали ходить к прабабушке раз в год, соответственно с такой же периодичностью я посещал Бориса.
Прошли первые школьные годы, я становился старше.
Когда мне было лет одиннадцать-двенадцать я принес Борису некоторые свои игрушки.
Мне они были уже не нужны, а он по-прежнему оставался шестилетним мальчиком в застегнутой на все поговицы рубашке и такие подарки, наверняка были ему нужны.
Он был мне уже как младший брат которого мне было бесконечно жаль.
Правда иногда мне начинало казатья, что Борис тоже взрослеет, я даже пытался стоя рядом мысленно разговаривать с ним как с ровесником, погодком, коим он на самом деле и был.
Но как-то не получалось. Сбивали надпись, фотография, понимание того, что Борис не может взрослеть.
Я закончил школу, поступил в университет.
Теперь я сам посещал кладбище. Правда, нельзя сказать, что благодаря этому я стал приходить туда чаще. Скорее наооборот. Я приходил туда уже не каждый год.
Борис в это время, как-то отделился от меня. Стоя рядом с его могилой я больше не ощущул мостика между нами, а лишь сожалел о трагической судьбе ребенка.
Одно время я хотел узнать о том, что же с ним все-таки случилось, найти родителей, но хорошо поразмыслив, решил все оставить как есть.
Наконец у меня появилась своя семья, дети.
И снова изменилось мою отношение к Борису. Я меня появились к нему какие-то отцовские чувства. Я стал понимать чувства родителей, похоронивших родного сына.
Уже упомянутая мной надпись стала как-бы и от меня, пусть это и звучит, наверное смешно и нелепо.
Потом в мою жизнь пришли проблемы о которых не хочется не говорить, не вспоминать.
Я не посещал прабабушку и Бориса три года.
И вот вновь знакомое место. Я, приведя в порядок бабушкину могилу, направился к Борису.
Но что это? Рядом с маленькой могилкой было два свежих холмика. Две новые могилы.
Разница между вторым и третьем захоронением составляла всего два месяца.
В новых могилах лежали отец и мать Бориса.
Я закусил губу. Ну вот и все. Вот и пришли. Встретились. Через тридцать с лишним лет.
Кроме горечи я вдруг почувствовал ревность. Мой Борис был теперь вместе с родителями и я, наверное уже больше был ему не нужен.
Беда в том, что он, по-прежнему, был нужен мне.
Борис был для меня каким-то оплотом, постоянной величинной. К тому же я всю свою жизнь был аттеистом и это, пожалуй было,для меня, во многом, еще и духовной опорой.
И я чувствовал, как всему этому приходит конец.
Еще немного постояв у могил, я вытер повлажневщие глаза и улыбнулся Борису.
Прощай друг, прощай мое уже такое далекое детство.
Но, а вообще Борька, да ни чего страшного.
Как говорится "мы все к тебе придем."