Российский менталитет и его реформаторы

Юрий Шпилькин
 «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, А сапоги тачать пирожник» – мораль басни Крылова «Щука и Кот» как нельзя точно характеризует суждения в некоторых публикациях о менталитете, в частности, российском менталитете.  Автор статьи Монахова И.Р. «Российский менталитет в свете глобальных вызовов – вечных и современных» (Журнал: Век глобализации. Выпуск №2(8)/2011).  Член Союза писателей России признает, что представляет собой «российский (русский) менталитет – это в основном хорошо известно, об этом написано и сказано очень много. Так много, что эту тему уже можно было бы считать закрытой или почти закрытой». Но автор полагает, что разнообразные реформы не коснулись того, «что раньше называлось бюрократическим термином «человеческий фактор», теперь определяют замысловатым словом «менталитет».
По всей вероятности автор статьи литературу изучила, но не уяснила, что менталитет и человеческий фактор не тождественные понятия, более того не тождественными понятиями являются российский и русский менталитеты. Но уже в аннотации автор ошибочно утверждает, что российский менталитет должен соответствовать «своей идеологии, имеющей религиозные (христианские) корни». Общеизвестно, что в Российской Федерации более 180 этносов, из которых более 30 миллионов не христиане, а мусульмане, буддисты и даже язычники и по данным ФОМ 25% россиян не считают себя верующими людьми, но  каждый из них имеет свой менталитет. Как определяет Википедия менталитет это «устойчивая совокупность психических, интеллектуальных, эмоциональных и культурных особенностей, присущих той или иной этнической группе, нации, народности», т.е. менталитет предстаёт именно, как коллективная черта, а не индивидуальная.

Монахова И.Р. определяет: «менталитет – это своего рода неподвижное каменное изваяние, с которым невозможно сделать ничего, разве что разрушить вместе с человеком – его владельцем. Или это некая «священная корова», которую в принципе, может быть, и можно было бы сдвинуть с места, но не должно. В результате российский менталитет славится своей всепоглощаемостью, всеядностью, всеперевариваемостью». Вот такой он российский менталитет, «может поглотить и переварить, кажется, все что угодно, попавшее на его территорию, и превратить во что-то себе подобное, в себя. В том числе любые идеи, реформы, преобразования».

«О сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух» - воскликнул когда-то поэт и не ошибся. Оказывается христианство в период мрачного средневековья  в менталитете европейца сформировало положительную этическую шкалу ценностей, а в российском менталитете отрицательную эстетическую шкалу?!. И между ними лежит непреодолимая пропасть, которую не преодолеть ни каким «окном в Европу». «Другая черта российского менталитета – пишет автор, - высокий уровень агрессивности, что свойственно народу молодому и растущему»?!. Почему так решила автор статьи, не понятно, а вывод  вообще обескураживает: «Однако чем дальше, тем более явным становится, что этот менталитет стал слишком тяжелым для своего же владельца – российского человека. В последнее время это наглядно видно, например, по тому, что российское население понемногу постоянно вымирает, не выдерживая тяжести своего собственного менталитета»?!

Необычайная легкость пера. «Еще лет 100–150 назад российский (точнее, русский) народ мог казаться молодым, а может быть, он и на самом деле таким был. Но сейчас, наверное, никто не мог бы назвать его молодым – после всех пережитых им в прошлом веке революций и войн, сталинской диктатуры и увлечения и обольщения коммунистической идеей. Конечно, это еще не старость, но и молодости тут уже нет». Что ни фраза, то перл, так и просится в сборник крылатых слов.  Так «молодой, растущий» или еще не старый, но и не молодой?
Автор «устанавливает» взаимосвязь между причиной и следствием российского менталитета: «эстетический уклон непосредственно связан с главным недостатком российского менталитета – низким уровнем отношения к человеку». Правда, автор не называет меру этого уровня, видимо, как сегодня принято говорить – «ниже плинтуса». Автор определяет два пути для россиян: «вымирать или изменяться качественно (то есть менять свой менталитет) хоть в какой-то степени. Потому что вымирание – это явный признак того, что народ (может быть, точнее сказать, население, живущее на данной территории) идет в неправильном направлении: в плане своего менталитета, а не политики или экономики».

Менталитет существенно влияет на открытость к изменениям, доверие к окружающей среде, готовность идти на разумный риск в любой сфере и активно внедрять инновации. Сегодня менталитет является одним из рычагов регулирования и изменений в экономической, политической и культурной сферах. «Еще одна отрицательная (или ставшая на сегодняшний день отрицательной), - утверждает автор статьи, - черта российского менталитета – «непрозрачность». Причиной тому является византийская «замысловатость, сложность и мифологичность», а «точнее – это свойственная российскому менталитету шкала ценностей с сильным эстетическим уклоном в ущерб этическим ценностям – то есть отношению к человеку, к личности».

Открытием автора является утверждение: «Настоящая идеология – это почти то же самое, что и существующая в этом обществе религия. По сравнению с ней любая национальная идея, претендующая стать идеологией, – искусственная конструкция». Автор заявляет, что «наверное, самой выдающейся и эстетически безупречной была коммунистическая идея, ставшая на некоторое время национальной идеей… эта идея (сказка и миф) – коммунизм – еще раз выявила и подтвердила главную особенность и главный минус российского менталитета – низкий уровень отношения к человеку, без чего столь грандиозное заблуждение и обольщение было бы вообще невозможно». Стремление к социальной справедливости является грандиозным заблуждением? Но ведь автор и сама констатирует, что «отличающаяся большой живучестью идея социальной справедливости родственна христианству».

Удивляет безаппеляционность суждений автора. Она пишет: «Еще одно грандиозное сооружение, застящее свет не меньше, чем любая национальная идея, – общинное сознание. Это дополнительный слой идеологии, существующий наряду с идеологией государства. Идеология государства как неизбежное зло существует между человеком и религией (человеком и Богом) в качестве неизбежного препятствия». Здесь кстати вспомнить о Ф.М. Достоевском, который в 1876–1877 годы писал: «Уничтожьте у нас общину, и народ тотчас будет у нас развращен в одно поколение. И в одно поколение доставит собой материал для проповеди социализма и коммунизма. Например, мы легкомысленнейшим образом проповедуем уничтожение общины – одной из самых крепких, самых оригинальных и самых существенных отличий сути народа. Уничтожат общину – порвутся последние связи порядка. Если в высшем обществе порядок разорван, а нового не дано, то, по крайней мере, было утешение, что народ в порядке (каком ни есть, но порядке). Ибо осталась связь – и крепчайшая! – общинное землевладение». Как глубоко понимал он сущность общинного сознания.
Русский народ жил всегда своею жизнью, невзирая ни на какие катаклизмы, оставаясь самим собой в течение всей своей истории. Вот и в советское время народное сознание колхозы в значительной степени превратило в общины. Безусловно, общинность и коллективизм – это разные понятия. Общинность ближе к соборности, а коллективизм - главенство некоего коллектива или группы (общества, государства, нации или класса) над человеческой личностью. Существует мнение, что коллективизм является общей чертой тоталитарных систем XX века, таких как коммунизм, нацизм и фашизм. К сожалению, так бывает,  но для И.Монаховой «коллективизм (иначе говоря, соборность) – понятие, не чуждое христианству».