Распахнув массивные двери станции, Билл, не оглядываясь, вошел внутрь, скинул сапоги и куртку и лишь затем, показавшись в освещенном проеме, молча поманил гостей пальцем, отвернулся и пошел в дом. Оборванцы почувствовали себя вроде бездомного котенка, которого с мороза впустили погреться и угостили кусочком колбасы.
Они стояли на пороге и смотрели, как с ног на сверкающий паркет натекают грязные лужи.
Билл невозмутимо открывал шкафы и комнаты:
– Занимайте любые апартаменты... Ванная... чистая одежда. Свое тряпье бросайте сюда. Душем пользоваться не разучились? Вот и хорошо. Я наверху, в столовой.
Он отвернулся и, не оглядываясь, быстро поднялся по деревянным ступенькам.
– Само гостеприимство наш станционный смотритель... – проворчал Майк. Джон покивал:
– А как он морду воротил всю дорогу? Ни одного слова не пробурчал...
– Кончайте вы! Представьте себя на его месте, и трех грязных вонючих козлов в кабине, а? Так-то... – Джонс открыл дверь в деревянную сауну. – Посмотрите лучше какая здесь шикарная сауна, какие душевые, джакузи, парилка!
Радостное гиканье товарищей по несчастью разнеслось по станции.
Через полчаса они, обернутые в махровые халаты, поднялись в столовую. Столовая, как и вся станция, была отделана пахучими кленовыми досками. У огромной печи возился Билл. На приветствия он даже не отреагировал. Какой-то странный аппарат, состоящий из колб, трубочек и котлов, булькал в углу.
Наконец хозяин закончил свои манипуляции, повернулся:
– Голодные? Сейчас будет готово... у меня нет этих ваших синтезов, все натуральное. Картошечка с огорода, а овощи и фрукты - из оранжереи... Никакого мяса, ни натурального, ни искусственного... не потребляю, уж извиняйте...
– А это что за прибор? Кофеварка? – поинтересовался Джонс. Билл немедленно обернулся и уставился на него.
– Странный у тебя говор, парень! На Гее так не произносят, а вот на кверхозадых... оттуда... – он махнул рукой на юг, – похоже. Как в Нью-Йорке!
– Я как раз оттуда.
Билл смерил его взглядом. Так ничего и не придумав, пожал плечами:
– Что за история? Как ты сюда попал?
– Билл, неужели ты ничего не знаешь? Мэри не рассказывала?
Билл скорчил кислую физиономию...
– Мы не очень-то и разговаривали... Ну неважно, молиться нас заставлять не будешь? Вот и славненько... Нет, сейчас ничего не рассказывай, и так уже столько шуму от вас... голова начинает болеть. И я что-то разболтался... Всё, за стол...
Уговаривать никого не пришлось. После пережитых волнений вареная картошка, салат, нарезанные овощи – все это казалось райскими деликатесами. За окном кружились снежинки: на расположенной высоко в горах станции уже чувствовалось приближение зимы.
– Ну и... самое главное, – Билл потянулся к "кофеварке", подставил стакан под кран в нижнем бочонке, нацедил густой коричневой жидкости. – Прошу.
Майк осторожно взял стакан, понюхал.
– Это что, водка?
– Какая водка? Виски! Мой рецепт, ароматизаторы, пропущено через дубовый фильтр... Да ты попробуй.
Он бросил пару кубиков льда в стакан.
Майкл осторожно отпил:
– Хм... недурственно.
Билл разлил жидкость по стаканам... Вдруг помрачнел:
– Ой, ты ж наверно не пьешь... Как там тебя, напомни?
– Хамми... Знаешь, Билл, пожалуй, выпью...
Лицо Билла просветлело:
– Что значит нормальные мужики! А эта отказалась... О чем говорить после этого?
Покрытый тонким слоем снега, так что тут и там просвечивали островки еще зеленой травы, склон горы покато спускался ниже и ниже, теряясь в белой дымке. В сотне метров от нагромождения валунов, среди которых укрыта станция – начинается обычный для Канады непролазный лес, покрытый утренним туманом. Оттуда уже ничего не видать: валуны и валуны. А между тем Билл оборудовал внутри обширную веранду с великолепным видом. Летом здесь, наверно, здорово. Сверху нависает каменный свод, защищая от дождя и снега. Если разразится буря, веранду закроет прозрачная перегородка. По всем признакам, это излюбленное Биллом место для размышлений и медитации. Недаром он поставил здесь холодильник с закусками, бар и кофейник.
Джонс наслаждался тишиной.
Только иногда откуда-то раздастся треск сухого дерева и разнесется эхом. То дятел застучит. Иногда на веранду забежит любопытная серая белка. Они тут как дома. Явно ничего не боятся.
Джонс отщипнул от своего круассана, протянул белке.
Белка спокойно приблизилась, взяла кусочек из рук, тут же начала грызть.
Джонс встал из-за стола, подошел к каменным перилам, всмотрелся вдаль.
– В хорошую погоду отсюда виден Монреаль. – услышал он голос позади себя.
Оказывается, Билл тихо вошел и наблюдал за Джонсом. Тот обернулся:
– Никогда там не был. Слышал только рассказы от нашего инженера-ракетчика.
Билл махнул рукой. Его жест мог означать что угодно.
Некоторое время он молча стоял рядом с Джонсом, обратив лицо к ветру и наслаждаясь морозным воздухом.
Наконец, сказал:
– Пойдем, посмотришь станцию.
Они пересекли обширный зал. Билл раскрыл настежь массивную входную дверь. На противоположном склоне можно было уже не прятаться.
Рядом у входа под навесом припаркован вездеход Билла. Вокруг теплицы, склады и мастерские. Ниже раскинулась огромная плоская и чистая площадка для грузовозов.
Билл сделал широкий жест рукой:
– Двадцать лет... нет, больше!.. я обустраивал эту станцию. И - видишь? Работает как часы.
Он замолчал. Джонс подождал продолжения, потом показал на просеку в лесу и слабый свет от дальних костров:
– Там деревня, верно?
Билл кивнул, помолчал, потом поманил Джонса за собой:
– Пошли, покажу кое-что...
Это был большой необычный зал или кабинет куполообразной формы, весь облепленный, словно чешуей, небольшими экранами. В одной стене было как будто гигантское окно, с видом на деревенское ристалище, усыпанное желтыми и красными кленовыми листьями. Мелкий косой дождик барабанил по листьям. Лужи пузырились. Кое-где на лужах посверкивала ледяная корка. Было пусто, только иногда с шуршанием проносились белки.
На маленьких экранах что-то беспрерывно мелькало.
– У меня везде, где только можно, "глаза" и "уши".
Билл подошел к одному из экранчиков.
– Лучше знать что, где и как... Кстати, из твоих мест я тоже получаю... Ты где жил? – он ввел адрес. Появилось изображение Нью-Йорка с высоты птичьего полета. Джонс узнал знакомые районы Квинса, ржавые останки сабвэя и центральную улицу Салахаддин. Изображение быстро приближалось. Вот и старые кирпичные двухэтажки в переулках. Деревья уже осыпались, все было покрыто ковром из желтых листьев.
Он увидал издалека родной двор. Во дворе, как всегда, копался в огороде отец. Видимо, собирал остатки урожая. Открылась дверь на кухню, показалась мать в платке со стаканом какого-то горячего питья. Отец распрямился, вытер лоб.
Отлегло на душе. Их все же не тронули.
А это значит... они все еще имеют виды на Джонса!
Он повернулся к Биллу:
– А можно приблизить? Это мои родители...
Билл посмотрел невозмутимо:
– Нет... издалека камера как пчелка, никто и не заметит. А ближе нельзя рисковать. Лучше всего, когда установлены стационарные, вот как тут, например... – он подошел к одному из экранов и прикоснулся к нему. Большой экран тут же сменил изображение. Джонс увидел барак, где они жили. Унылое бородатое лицо проплыло в опасной близости ...
– Нет... это ерунда... Лучше... вот...
Они внезапно оказались возле женских построек. Здесь было куда уютнее и чище. Бородачи в поте лица подметали дворик, дамочки при свете факелов попивали из глиняных кружек какое-то горячее пойло... Затем вдруг стало темно. Редкие лучи света пробивались через маленькие грязные окна. Они были внутри барака. Штурман вгляделся и увидел совсем голую королеву-мать, скакавшую верхом на совершенно голом новоизбранном муже... остальные мужья были тут же, тянулись к королеве, а та их, смеясь, била по губам...
Изображение погасло.
– Столько лет работы... все придется бросить.
– Почему?
– Переводят в империю. Разумно: все производство там... пересадка была нужна для подстраховки. А сейчас незачем. Я не поеду... слишком много народу там вертится...
– А ты не хочешь вернуться домой, на Гею?
Билл засмеялся:
– Что я там забыл? Повезло с этой должностью. – Он приложил палец к губам. – Они не знают. Думали, ссылают за строптивость... А я первопроходец, пионер... Все сам построил, сам командую... и ни одной дуры над тобой...
Билл замолчал надолго, задумался:
– А что теперь? И не старик еще. Заселить бы пустую планету... А там все устроить как хочется. Пусть каждый берет по собственному куску и делает там что вздумается... Только вон тех бы я не пустил, – он показал на юг. – Каждому поселенцу по лучемету, если те припрутся порядки устанавливать. Без гуманных соплей. Ты меня понимаешь, Хамми?
– Понимаю, – улыбнулся Джонс, – а еще теперь понимаю, почему тебя сюда сослали.
– А то...
Через неделю повалил уже настоящий снег. Он покрыл горные вершины и склоны, лежал на крышах теплиц и хлева, где жила единственная корова Билла. Летом он запас достаточное количество сена, спрессовал его в специальные брикеты, чтоб кормить любимицу. Корова же угощала хозяина прекрасным молоком, из которого он готовил вкусные сыры, творог, йогурты...
Корова Билла вызывала немало насмешек у Джона.
– Вот ты мяса не ешь, Билл, и рыбу не ловишь, – говорил он, – а корову неэтично эксплуатируешь. Все же вы лицемеры, натуральщики. Ты бы ещё пасеку завёл, и неэтично у пчёл забирал бы мёд.
– У меня была пасека на Гее, мед - пальчики оближешь.
– А что ж здесь..? Издевался бы над пчёлами и тут, на Земле.
– У меня есть пару ульев. Пасека – много труда и заботы, ведь ты строишь жилище для диких пчёл, у которых жизнь на природе, прямо скажем, не сахар. И они должны захотеть остаться. Да, я беру у них мёд, а вместо этого кормлю их лучшим кленовым сиропом, но причём тут эксплуатация? Это сотрудничество.
– А ты их спросил?
– Я их заставляю? Захотят - улетят. Не захотят. Им хорошо со мной. И корова: я о ней забочусь. Она дает мне молоко. Отпущу на волю – погибнет.
– А откуда у неё молочко? Что ты сделал с ее теленком?
– Телёнка у неё никогда и не было, ты, видимо, совсем с вопросом не знаком. Мы давно научились делать «псевдороды», и корова начинает доиться, не рожая. А того, кто её доит, любит как родного телёночка.
– Подлый обман! Ты не только крадешь коровье молоко, но ещё и внушаешь ей незаслуженную любовь!
Билл затрясся от смеха:
– Незаслуженную? Это почему же? Посмотри, как я о ней забочусь! И, между прочим, не собираюсь резать на мясо. Знаю, знаю… ваше мясо клонировано, вы никого не убиваете. А первую коровку или овечку, из которой мясо клонировалось, все же кто-то убил? И вообще: покажи мне отношения, не основанные на личной выгоде и расчёте. Честную бескорыстную любовь? Да на нашей Гее, хотя бы. Женщина выбирает себе красавчика-пуделька и ведёт его в ресторан в надежде, что он потом её удовлетворит, а пуделек пользуется этим, чтоб походить за бабский счёт в рестораны. А раньше, говорят, все наоборот было. А начальник не пользуется рабочим, чтобы тот вместо него делал тяжёлую работу? А рабочий не пользуется начальником, чтобы тот вместо него мозгами скрипел? Все эти бредни про «эксплуатацию» - простая демагогия.
Билл выдохнул после длинной речи и засунул в рот жевательную резинку.
– На кого ж я тебя оставлю, Лиззи? – сокрушался Билл, почесывая корову специальной щеткой, – придется тебя на Луну везти.
В хлеву было тепло и чисто. Видно было, что корова для станционного смотрителя как член семьи.
– Можешь отдать её в деревню. – предложил Хамми.
– С ума сошел? Они тут же зарежут её и сожрут!
– А что, у них нет скота?
– Был... давным-давно... Теперь они держат только свиней на мясо, да и сами мало от свиней отличаются....
– Не любишь ты их...
– А за что любить-то? То же бабье царство, что на Гее...
– Ну ты загнул, Билл, сравнил Гею и этих...
– Хамми... Ты "Гулливера" читал?
– Нет, это что?...
– Так и думал, темный ты человек. Книга такая, старая-старая. Вернемся, напомни, я перекину. Так вот, были там такие дикие звери, Йеху, произошедшие от людей, и все человеческие пороки у них были доведены вроде как до инстинктов. Главный герой, Гулливер то есть, сначала на них с омерзением глядел, пока не признал в диких повадках этих зверей родные черты человечества. Эти, из деревни, и из других деревень тоже, они вроде Йеху, одичавшие люди из тех, что жили на Земле повсюду. А на Гее те же самые, только выросшие в условиях цивилизации. А так ничего не изменилось. Потому на Земле цивилизация погибла, и на Гее она погибнет... Как только начинается бабье царство - это конец цивилизации...
– Но Билл, я вот слышал совсем другое... Что это очень хорошо, когда женщины управляют миром, потому что тогда общество стремится к мирной жизни, а не к драчке. Мужчины, дескать, очень агрессивны, амбициозны и все норовят затеять какую-нибудь свару...
Билл, закрывавший хлев, так расхохотался, что подскользнулся и растянулся в мокром снегу...
На шум прибежали Майк и Джон.
– Что тут за веселье?
– Да вот этот чудак утверждает, что очень всем хорошо и прогрессивно, когда миром правят бабы...
– Ну что ж, мы это слышим с детства, – улыбнулся Майк.
– Не то чтоб очень верим, – добавил Джон, – Но лучше лишний раз не высовываться, чтоб не оскорблять демократию....
– Мне много чего вам есть рассказать, но возьмем такой сомнительный факт, как меньшую агрессивность бабьего царства.
– Билл, а ты где учился? – заинтересовался Майк, – гладко говоришь. Когда говоришь, конечно.
– Степени мне ни к чему, все рано шансов никаких... брал разные курсы в университетах, то, что меня интересовало... И здесь учился... программы удаленной учебы... А когда курсов поднакопилось - выяснилось, что нечаянно собралось на пару степеней. Эй... а можно не сбивать?
– Молчу, молчу!
– Ладно... о чем это мы? Ах да! Агрессивность... Дамочки агрессивны не меньше, и готовы друг дружку скушать, выцарапать глаза, вырвать волосы из-за какой-нибудь ерунды... И жестокости в них не меньше. Кстати, вот вы на празднике выбора-то побывали, а что дальше - не знаете? То-то... А я-то давно их изучаю... Это у королевы гарем - все её. А у обычных самок - иначе. Общие у них мужички-то, и справляться должны... кто не справился - обратно в барак. И кого долго не используют - тоже в барак. Вот мужики-то и стараются угодить - пусть их почаще зовут, в барак-то кто хочет? Вам ничего это не напоминает?
– Ой напоминает....
– Погоди, погоди... я чего-то не понял, Билл.
– Что непонятного, Хамми?
– Ну как... зачем им общих мужиков иметь? Когда можно каждой своего завести - и нет проблем!
– Эх, Хамми, Хамми... вон, посмотри на своих друзей, они понимают.
Друзья переглянулись и согласно закивали...
Майк полюбовался на замешательство Джонса и уточнил:
– Хамми, они не хотят своего, они хотят лучшего! Чтобы перед подружками не стыдно было!
Билл усмехнулся.
– Дальше. Это не все. Дети там тоже общие, то есть мамины. А пап вроде как совсем и нет... Мамы соответственно и воспитывают их: мальчики - слуги, девочки - королевы. Другого они и не знают...
– Ну все-таки на Гее не так!
– Майк, ты ведь историк? Теперь скажи, в какую сторону изменилось общество на Гее за последние, ну... скажем... двадцать лет? В сторону матриархата или патриархата?
– Э... конечно, матриархата...
– Вот видишь! А что это все значит?
– Как-то я не очень...
– Это же очень просто... Экстраполируй, историк... Это значит, в определенной точке в прошлом произошел компромисс. А с чем это связано - долго думать не надо. Конечно же, эвакуация, первые поселенцы... А потом пошел регресс.
– Но с чего ты взял, что до эвакуации было так, а не иначе, и потребовался компромисс?
Вместо ответа Билл указал в сторону деревни.
– Посмотри. Вот так было здесь до отлета. За одним исключением. Это община изоляционистов. Они от всего мира еще раньше начали отделяться, поэтому и сохранились. А кто еще сохранился? Мощные самодостаточные культуры, которые умели сопротивляться, а главное - жили по другим правилам. Пошли-ка в дом, тяпнем согревающего, да печь затопим.
Билл разложил сыры, пикули, сухарики на деревянном столе перед камином, разлил в стаканчики свой фирменный напиток. В камине весело играл огонь, бросая отблики на сосновые стены. Было так тепло и уютно, что и говорить ни о чем не хотелось...
Джонс первым нарушил молчание:
– Все-таки я не понимаю, Билл, почему ты считаешь женский мир таким агрессивным? Ну подсидели слегка друг дружку... насплетничали там, ну, в крайнем случае, за волосы подергали... И что?
– Эх, Хамми, не в женщинах дело...
– Но ты же сам...
– Скажи, ваше общество умиротворителей агрессивно?
– Конечно, но при чем тут?
– А кто у вас самые агрессивные, женатые или холостые?
– Разумеется, холостые, они главная ударная сила джихада... зато потом заводят себе гарем и живут мирно.
– Если доживут. Кстати, отсюда взялась первая легенда бабского рая: дескать, женщины действуют умиротворяюще на диких и злобных мужчин...
– Так и выглядит...
– Но это не так... Да, уверенность в себе при наличии послушной и верной подруги, которая не сбежит, чуть только ей вожжа под хвост попадет, делает тебя уверенным умиротворенным.
– Э... ну да...
– А теперь представь, что какой-нибудь ваш там султан вместо одной жены завел себе десять, а еще десять взял в наложницы. Что будет?
Джонс почесал в затылке...
– Не знаешь? А ведь это так очевидно... девятнадцать мужиков останутся без баб. А девятнадцать голодных до бабы мужиков не будут собирать цветочки или играть на свирели... Они озвереют. Тупо и бессмысленно. Вот тебе готовые шахиды...
Джон вмешался:
– Билл, ты сам себе противоречишь! Что общего между исламизмом и феминизмом? У исламистов женщины рабыни, собственность... а у нас все наоборот!
– Все наоборот - это ты хорошо сказал, Джон. Сейчас ты увидишь, что общего-то куда больше. Вот освободилась женщина - и стала себе выбирать усластителей... А поскольку ум и прочие способности у пудельков она ни во что не ценит, что она с этого, то выбирает за полученный кайф... Большинство дамочек, по сути, ничем друг от дружки не отличаются, из всей толпы они выбирают одну десятую породистых дебилов, чтоб не грузили, украшали её величество собой да трахали по первому желанию... вот эта одна десятая и бегает от одной к другой... удовлетворяет. У них даже своя доска знакомств с объемными изображениями в полный рост, чтоб выбирали там по росту, мускулам и размеру фаллоса. Да вы в курсе, наверно...
– В курсе....
– А теперь скажите, что происходит с оставшимися девятью голодными мужиками? Сидят они злые, а когда их еще и в обществе зажимают и на работе, то взрыв неминуем... Вот и выходит, что феминизм и джихадизм - две стороны одной медали. Оттого все и понеслось так быстро на Земле, потому что, став бойцом, он хоть человеком себя почувствует, да к тому же имеет шанс себе не то что жену - целый гарем навоевать.
И на Гее то же будет....
Пропел мелодичный сигнал. Билл бросился к экрану, на ходу набирая текст на невидимой клавиатуре.
– У нас новости. Корабль с Луны придет через неделю. Надо все паковать... А что с Лиззи? – Он нахмурился, – Я им писал, что корова – часть важного продовольственного эксперимента, который нужно завершить.
Он застыл в напряжении. И тут подпрыгнул, стукнув каблуками в воздухе:
– Ура!!! Разрешили!
– Корову на Луну? А что она там будет есть?
– Она не пропадет, синтезаторы могут любую пищу приготовить, в том числе и для животных. Да ей недолго, полетит домой, на Гею. Ладно, это потом... надо связаться с моим нынешним куратором.
Он снова принялся посылать сообщения. Хмыкнул.
– Слушайте, нашего полку прибыло... Дают в помощь майора...
– Как, Веики отпускает своего избранника?
– Бывает. Вы тут себе наливайте, закусывайте, а я сгоняю. Одна нога здесь, другая там.
Джонс поднялся:
– Билл, я с тобой.
– Ну пошли.
Вездеход Билла раскидывал снег и мчался, будто впереди было скоростное шоссе, а не заснеженный густой лес. Внутри было тепло и пахло сухой травой. Билл включил какую-то веселую ритмичную музыку. Джонс волей-неволей начал подстукивать ногой в такт.
– Нравится, Хамми? Этой записи больше двухсот лет. Музыка моих предков. Сейчас такой нет.
– А кто твои предки?
– Ирландцы. Когда-то давно поселились в Америке. Так что это и моя родина, Хамми. Приехали из Ирландии строить новую жизнь, бежали от голода у себя дома, были тут гражданами третьего сорта. Работали на самых черных работах, но все равно выбились в люди... А потом пришли эти...
– И что случилось?
– Мой... как это в книжках пишут... пращур, даже не скажу точно, прапрадед или прапрапрадед, сначала пытался организовать оборону, а потом собрал первую команду переселенцев. Они были основателями Вашингтонии... Уверен, Майку его имя известно, да я не хочу...
– Его наверно почитают как героя на Гее?
– Смеешься, Хамми? Его имя только настоящие историки и помнят, а в школе учат про разных Моник, Хиллари да Джейн, создательниц великой Геянской демократии.
Он помолчал.
– А вообще у меня все предки героические. Кого ни возьми. Один строил там, другой изобрел это. Да и за мной немало числится. Но я жил затворником, не сильно вникая в эти игры.
– А чем ты занимался?
– В основном разрабатывал космические системы. С детства это обожаю. И первопроходцем мечтал стать. Книжки читал про древних пионеров-зверобоев... Только зверей убивать - это не по мне... Кстати, Лунная станция и базы на Земле - мои проекты.
– Вот это да! А как ты оказался тут?
– О... это особая история. Кроме чисто практических дел я продолжал исследования глубокого космоса. Благодаря подобным исследованиям была обнаружена когда-то Гея. Мне пришло в голову, что не следует почивать на лаврах, а лучше поискать еще варианты. Мало ли куда и когда еще придется валить? У меня было несколько хороших умных парней в лаборатории. Наконец мы нашли. Это был триумф, планет земного типа во вселенной не так уж много. Я взял наши разработки (плод десятилетнего труда) и отправился к кураторше Дубби Стоер. Она даже смотреть не стала, открыла варежку, дескать, вместо конкретной работы занимались философствованиями, а не пуделиное это дело. Разогнала всех, меня сюда сослала, ребята вроде бы на Луне мотают...
– А что с проектом?
– Проект у меня. Осталось только звездолет угнать.
Они выехали на знакомую полянку вблизи деревни, только теперь она была вся засыпана снегом.
Веики с Яири уже поджидали.
У майора был смущенный вид. Веики бросилась к Джонсу и расцеловала его в обе щеки.
– Рада видеть тебя, солнышко. А это что за капитан пиратов?
– Веики, это Билл, станционный смотритель. Хороший парень.
Веики подошла к Биллу, пожала руку, подставила щеку...
– Ну давайте, майор вам поможет собраться, а я побежала, пока еще светло...
– Что случилось, Яири?
Майор мрачно смотрел перед собой:
– Да так, ничего...
Джонс пожал плечами и повернулся к Биллу:
– Что-то ты порозовел, Билл, и настроение у тебя улучшилось...
– Какая милая девушка!
– Что случилось? Ты же только что крыл всех этих дур?
– Ну не всех, не всех, Хамми... есть все же приятные исключения...
Холодная снежная зима угнетала до того не видевших снега Джона и Майка. Что касается майора, то он просто заражал всех своим унынием...
Троица подсела на виски Билла, тогда как Джонс увлекся обширной библиотекой, собранной Биллом. Раньше он почти не читал, разве что священные книги, да специальную техническую литературу, теперь же просто ушел головой в шедевры прошлого. Билл только посмеивался, видя постоянно увеличивающийся список прочитанного, да изредка посылал Джонсу ненавязчивые рекомендации.
Основная работа подходила к концу, все, что можно было эвакуировать на новую станцию, складывалось в один контейнер, а то, что Билл решил взять с собой на Луну, - в другой. С помощью Хамми Билл упаковал свои многоступенчатые оранжереи и системы регенерации почвы, которые могли работать в любых условиях и на любой планете, исследовательскую аппаратуру и лаборатории. Но очень многое увезти было невозможно. Решили оставить все как есть, тщательно заперев, и замаскировать станцию. Может, когда-нибудь... К тому же Билл установил в одной из пещер в горах специальный ретранслятор, чтобы сигналы со шпионской аппаратуры, разбросанной по окрестностям, передавались на спутник.
Особенное внимание Билл уделил вискогонному аппарату. Заготовив про запас огромную бутыль своего фирменного пойла, он разобрал машину, тщательно упаковав каждую деталь. Затем дошло дело до печи. Пришлось перейти на консервированные продукты. Потом великолепный набор инструментов - и, наконец, все было закончено.
В ожидании лунного корабля они просиживали вечера, приканчивая бутыль, и говорили.
– Ты понимаешь, Хамми, что ты незаурядный? Глянь-ка на тех трех страдальцев.
Майк и Джон лениво повернулись со своего стола. Перебравший Яири продолжал что-то им внушать пьяным голосом.
– Да и сам я не лучше. Мы учимся, читаем книги, изучаем историю с детства, к тому же родились и жили в более-менее нормальном обществе, при всех его загибах, это не сравнить с той средой, в которой рос ты. И что же? За несколько месяцев ты прочитал больше каждого из нас.
– Что в этом такого? Попадись все это мне раньше, я бы так же как вы читал не торопясь, потому что знал бы, что спешить некуда, все впереди, успею...
– Не знаю, не знаю... Я давно заметил, что природа создала два вида одаренности. Причем обычно замечают только первый вид, яркий талант с детства, вундеркинда. Он загорается как комета, но мгновенно достигает вершины, а потом так же быстро начинает падение и угасание... Смотришь на такого: и ведь молодой еще и уже прославлен. А все у него уже позади. А есть такие, которых в детстве считают серостью, и малоспособными. А на самом деле он специально так построен. Его таланты природой помещены в спячку, чтобы постепенно пробуждались по мере необходимости. И всю жизнь он развивается, его интерес к миру не гаснет с годами, наоборот, вдруг ни с того ни с сего появляются все новые таланты. То он книгу начинает писать, то вдруг осваивает музыкальный инструмент... кстати, ты ни на чем не играешь?
– Нет... но, знаешь, я слушал много записей тут у тебя ...
– Знаю, знаю, – улыбнулся Билл.
– Так вот, мне очень понравились старые записи органа, "хаммонда", так это, кажется, называлось... завораживает. У тебя тут нет случайно "хаммонда"?
– Нет. Но можно заказать в Империи. Они там все делают. А я мечтаю научиться на скрипке, хочу играть кельтскую музыку. Я не смеюсь. И я такой. В школе не блистал. Меня отправили в техники низшего разряда. А там стал незаменимым сначала в одном, потом в другом. Есть такой прием. Я открыл для себя. Когда ты чувствуешь, что резко пошел вверх - нужно переезжать на другое место, где тебя никто не знает. Потому что для всех знакомых ты остаешься тем, чем был, а это мешает вере в себя, и ты упрешься в невидимый потолок. Но вот ты на новом месте и с удивлением видишь, что отношение к тебе уже совсем иное. Для тебя эта точка - новый старт. Но и там нельзя слишком долго задерживаться. Косность людей - хуже ничего нет. Они продолжают воспринимать тебя таким, каким ты впервые появился перед ними... Не знаю как тебе, а мне требуется признание. А если его не будет - лучше вообще от них всех подальше... А потом ты опять уезжаешь, и снова убеждаешься насколько ты вырос... Самое смешное, это когда результаты твоих последних трудов попадают на глаза тех, кто помнит тебя в самом начале пути. Ты бы видел эти круглые глаза!
Билл засмеялся и снова наполнил стаканы. Джонс задумчиво пожал плечами:
– Ну подожди... не всем же нужна такая поддержка... толпы... может сидит такой талант, постепенно просыпаясь из спячки, про которую ты говоришь, и никто ему не нужен, и никуда не едет... Опять же, почему ты не допускаешь такой возможности, что рядом с ним находится близкий человек, который прекрасно видит его успехи и всячески поощряет и одобряет, и никакая публика ему не нужна?
– Ты хочешь сказать, любимая женщина, Хамми? Лет триста назад это случалось, да... Потому как именно так оно природой и задумано... А сейчас? Они живут для удовольствий, а в нас видят только инструмент для достижения этих удовольствий... Но бывает, бывает, да... я даже пример такой знаю. Друг у меня есть, с детства. Мы с ним вместе астрономией начинали заниматься. Он где родился, там и живет до сих пор. А я - то туда, то сюда. Его звал с собой - он только посмеивался. Смотрю - и этому научился и тому, да как! А потом и что-то совсем новое освоил. Теперь у нас тандем сложился. По космосвязи. Все, чего я не додумаю - он стройненько и красиво выдает. И ведь правда, много лет с ним верная подруга, поддерживает и поощряет... поначалу я даже посмеивался: ну дура влюбленная! А нет... она видела на что он способен и верила в него. Может, потому он и добился всего.
– Вот видишь... что касается меня, все получилось иначе, я с детства отличник был, первый во всем. Скажу тебе по секрету, вообще никогда себя талантом не считал. Просто хотелось быть лучшим! Вот и привык упираться рогом. Пока не добьешься своего. Может это тоже такой вид природного таланта?
Билл почесал подбородок и засмеялся:
– Похоже, ты прав, Хамми. Каких только талантов на свете нет. Выпьем за это!
Грузовая платформа зависла над станцией в полной тишине. Напоминала она огромную круглую тучу, внезапно заслонившую луну и звезды. Невольные затворники вышли на улицу поглядеть на необыкновенное зрелище. Внезапно вспыхнул яркий свет, такой яркий, что пришлось закрыть руками глаза. Это зажглись расположенные по кругу фонари в днище платформы. Стало светло как днем. В сверкании кружащихся снежинок корабль начал плавно опускаться на белую посадочную площадку.
Билл легким движением спрятал невидимые навигационные приборы, с помощью которых направлял корабль на посадку, и пошел встречать гостей.
Яркий квадрат двери осветился на до этого абсолютно непрозрачной стенке корабля, три тени четко отпечатались на фоне яркого света. От двери протянулся невесомый трап. Как только он коснулся заснеженной площадки, прозрачная дверь быстро поднялась и исчезла. Три фигуры в шлемах, боевом снаряжении и лучеметами в руках стояли на пороге. Билл двинулся навстречу, но был остановлен направленным на него лучеметом.
– Назад! – раздался пронзительный женский голос. Билл застыл в удивлении.
– Лейтенант Джордан? Ты что, меня не узнаешь?
– Техник-смотритель Граам, доложите обстановку!
– Какую обстановку?
– На станции посторонние! Кто такие?
– Я же сообщал на базу, это штурман Хамми Джонс, это ученые с Геи Майкл Коннор и Джон Кабботт, и майор Амос Яири из Сиона.
– Больше на станции никого нет?
– Нет.
Она опустила лучемет и сделала знак своим подругам, те тоже расслабились и опустили оружие:
– Не ученые, а младшие ученые. Пудельки не могут быть учеными, разве что учеными пудельками.