Стены. Белые стены. Они давят на меня, всё сильнее вгоняя в панику. Страшно. Очень страшно. До самых кончиков пальцев. Белый цвет палаты просто сводит с ума. Нечем дышать. Некуда идти. Я в ловушке. Стены. Чёртовы белые стены... Боги! Как же я ненавижу белый цвет. Ненавижу!
— Выпустите… Выпустите меня! — крик разносится по комнате, и я бью кулаками по ненавистным стенам, окрашивая их в алый цвет собственной кровью. Хоть какой-то узор. Уже не совсем белая поверхность. Уже не белые…
Тишина. Всё слишком предсказуемо. Реакции никогда не будет. Никогда.
От бессилия я вновь сползаю по стене и утыкаюсь лицом в согнутые колени. В голове беспорядок, а в теле невыносимая боль. Кусаю губы и ощущаю привкус металла в слюне. Запах и вкус собственной крови возвращает моё создание из дебрей лабиринта кромешной темноты. И взгляд опять цепляется за белые стены. Нет. Лучше темнота, чем этот ненавистный цвет.
Щелчок двери и лёгкое поскрипывание деревянного пола. Две пары сильных рук поднимают моё обмякшее тело и волокут в ту комнату, которая навеки будет сниться мне в кошмарах. Страшно. Больно. Безразлично. Надоело. Как же всё это мне надоело. Словно заевшая пластинка, мои дни повторяются изо дня в день. Ни шага в сторону.
Руки обхватывает привычная кожаная лента, и через вену проникает раствор. Я чувствую ещё более сильную слабость и отключаюсь. Кажется, что темнота этого мира стала частью меня самого. Когда я в последний раз видел свет? Состою ли я из того света или же моя душа навеки подарена тьме? А что такое тьма на самом деле? Почему люди так боятся и характеризуют её со смертью? Ведь свет произошёл из мрака, а значит, он куда лучше. Значит, это жизнь? Я ведь прав?
Тьма. Почему я так полюбил её? Через ненависть и страх я смог полюбить эту кромешную темень. Каждый раз, когда я отключаюсь, я начинаю летать там, куда обычно устремляется взор человека. Взяв всё, что есть у меня, отталкиваюсь от Земли и лечу вперёд. Мимо всех планет солнечной системы, мимо спутников, комет и остальных созвездий. Прочь от того мира, который держал меня в своей клетке. Я лечу вперёд и совершенно не смотрю назад. И вот когда передо мной оказывается много-много незнакомых звёзд, я оборачиваюсь назад. Я потерял свою планету из вида, ведь она осталась где-то там, далеко, между всеми теми сияющими звёздами. Крик разносится по всей Вселенной, и я слышу отдалённый смех. Вселенная смеётся надо мной? Нет. Это мой собственный смех. Смех радости, что я наконец-то обрёл свободу.
Свобода. Что есть свобода для человека? Что включает в себя это понятие? Почему из всех радостей человек старается обрести её? Сбросить оковы эмоций и обязанностей, все дела и мелкие тревоги. Что же такое свобода, если мы всё ещё остаёмся на планете? Наши беды никуда не деваются, а жизнь всё также течёт своим чередом. Даже когда мы бросаем всё, что связывало нас с прошлым, мы возвращаемся к нему, ибо от памяти мы никуда не можем деться. Время совершенно не лечит, оно не сможет залечить те раны, которые мы сами оставляем. Всё что с нами происходит, записывается в нашу память, чтобы однажды быть вновь рассмотренным… и проклятым.
Память способна вернуть нас в любое воспоминание. Она не забывает ничего из того, что мы когда-либо видели или слышали. Мы не способны забыть даже лица прохожих, они будут сниться нам во снах. Память… В любой стрессовой ситуации мы способны вспомнить всё, что когда-то «забыли». А потом гордимся сами собой, что вот мы такие умные, ведь вспомнили же! А мы никогда ничего не забывали, просто не хотели об этом вспоминать или просто не умели пользоваться нашей памятью. Казалось бы, что тут такого? Сложно? Нет. Просто никто никогда не придавал этому значения. Нам проще научиться пользоваться компьютером, сложить документы в папку, чтобы потом найти. А собственный склад информации мы забиваем мусором по принципу: «Куда бы положить?» или «Положу пока сюда, а потом найду». Но ведь именно собственная память и есть самое ценное, что есть у человека. Ведь именно в ней мы можем прожить прошлое ещё много раз, поговорить с теми, кто навсегда ушел из этого мира. Память… сколько всего мы бы хотели забыть.
Да. Я полюбил мрак именно за его тишину. За то время, которое с любовью трачу на размышления о жизни, тем самым меняя себя в нужную мне сторону. Когда ещё я смогу так наслаждаться собой, а не бежать сломя голову на работу? Когда ещё мы, смертные, можем просто побыть собой и отречься от всех забот? Даже в те моменты, когда ничего не нужно делать, мы смотрим телевизор или спим. А жизнь не стоит на месте, она течёт вперёд, извиваясь или бурля. Казалось бы, что еще нужно человеку? Нужно просто обрести себя.
Тьма. Я бы летал вечно…
— Вирус, — чужой и такой знакомый голос. Почему вы называете меня Вирусом? У меня ведь есть имя. Хотя, что есть имя человеку?
Открываю глаза и смотрю прямо на своих мучителей. Эти лица… они въелись в память сильнее, чем что-либо в этом мире. Я запоминал их каждый жест и слово. Словно маньяк, я записывал в свою память всё, что с ними происходило. Раскладывал по полочкам документацию с ними так бережно, словно это ценнее моей жизни. Чтобы потом… отомстить?
— Вирус, — старик-учёный смотрит прямо в глаза, пытаясь проникнуть в самую суть меня самого. Взгляд глаза в глаза выдаёт в нём старого и беззащитного человека. Труса, который боится собственных экспериментов.
— Не копайся в моём мусоре, старик. Не помню, чтобы я разрешал это делать. Ты же не уборщик… Или ты давным-давно ошибся выбором профессии? Так начни с улицы… — получаю удар в живот от охранника. Знаю, что заслуженно, сам нарвался.
— Дерзишь, — старик прищуривается и довольно улыбается. — Рад, что ты в полном здравии.
Он открывает папку с моим делом — все эксперименты и мои показатели. Она невероятно толстая для обычной папочки с документами. Там ровно пять лет моей жизни и мучений надо мной. Каждый мой шаг, каждый мой показатель здоровья, расписанный почасово и мелким-мелким шрифтом, чтобы всё вместилось. Все провалы, все удачи и все попытки спасти меня с того света.
Вытянув последний листок, он кладёт его передо мной и кончиком пальца указывает на последнюю строчку:
«Пригоден».
— Ты знаешь, о чём это говорит? — его вопрос немного поддевает меня. Я интуитивно начинаю догадываться, что же именно включено в это слово. Однако всеми силами я пытался оттолкнуть столь ненавистную и назойливую мысль о своём дальнейшем будущем.
— Вы решили меня отпустить?
— Нет.
— Жалость-то какая! А я-то думал, что у вас совесть проснулась, и вы поняли, что похищать людей — очень плохо, — ухмыляюсь и облизываю губы. Я давно уже перестал бояться этих всех людей. По сравнению с болью, они совершенно ничтожны, а их попытки показать кто здесь главный — и вовсе начинали меня веселить. — К чему весь этот спектакль?
— Какой спектакль? — старик с удивлением смотрит на меня.
— Твоя жалкая жизнь скоро прервётся из-за обычной старости. Вместо того чтобы придумать бессмертие, ты думаешь о том, как убивать себе подобных. Разве это самая главная цель в жизни старого человека? Неужели такой мрази, как ты, не хочется пожить куда больше остальных? Или… дай угадаю… все твои опыты проваливаются шаг за шагом? Неужели проще создать что-то бесполезное, чем спасти свою собственную жизнь? Или ты совершенно никак её не оцениваешь?
— Да что ты знаешь? — его лицо приобретает багровый оттенок, и он моментально вскакивает, упираясь ладонями о стол.
— Какая бурная реакция. Даже покраснел. Какой кошмар! — изображаю на лице испуг и наигранно осматриваюсь по сторонам. — Врача! Ему плохо! Врача!
— Ты прекратишь или…
— Или что? — прерываю его бурную речь. — Вы не можете меня убить. Ведь я идеально подхожу под ваши опыты, а значит — я защищён. Вы же не хотите снова искать подопытного? Вам снова придётся потратить на это уйму времени, ведь каждый человек уникален и под него нужно разрабатывать всё заново. С нуля. А если посмотреть на тебя, то у тебя совершенно не осталось времени.
— Ты умнее, чем кажешься, — в комнату вошёл молодой парень со шприцом в руке. — Не бойся, малыш, мы о тебе позаботимся.
Его хищный оскал пробил мою построенную стену уверенности. Я понимал, что в шприце что-то нехорошее, однако не мог сдвинуться с места — я был попросту привязан к стулу. Всё что я мог — просто разговаривать.
— Сказал? Похвалил? Теперь развернись и выйди, и старика прихвати. От его вони меня выворачивает.
— Нет. Зачем он мне? Я ведь пришёл к тебе, — он подошел совсем близко. Кончиками пальцев провёл по моей щеке и коснулся ладонью горла. Сглотнув, я почувствовал, как его рука сдавливает его. — Тебе понравится мой подарок, — он впивается в мои губы поцелуем, и я, пытаясь уклониться от него, запрокидываю голову назад. Этого действия хватило на то, чтобы я расслабился и тем самым подписал себе приговор.
Тонкая игла вонзилась в мою шею, оставляя неприятные ощущения. Чувствую, как что-то чужеродное проникает внутрь, и я постепенно проваливаюсь в спасительную темноту. Перед тем, как полностью отключиться, я слышу его последние слова:
— Я же говорил, что я пришёл к тебе, хороший мальчик.