Чайка

Светлана Арнаут
 
Неожиданный гортанный крик чайки заставил меня на утёсе поднять голову, отчего моя шляпа слетела и, подгоняемая ветром, колесом покатилась к краю утёса. Там её ветер поднял, закружил и плавно понёс вниз к морю. Шляпу встретили пенные волны, приподняли, осмотрели и с силой швырнули о камни.

Я завороженно смотрела на это с высоты, меня охватили невеселые мысли, и я почувствовала бегущий по спине холодок страха.

Виновница произошедшего кружила надо мной, кричала, падала камнем вниз, касаясь пены волн, и стремительно взлетала. Что могло её так взволновать?

Солнце припекало, впереди ждал крутой спуск, и я поспешила.
Мелкие камешки мешали ровно ступить, было больно ногам, я держалась за длинные ветки кустов и медленно спускалась с утёса.

Домик, где я снимала комнатку, стоял недалеко от моря. Увитый виноградом, он привлекал зеленью и покоем. Его хозяин, дед Иван, жил замкнуто и одиноко. И то, что он не надоедал мне расспросами и разговорами, мне подходило. Только однажды попросил показать «машинку печатную», я попыталась было объяснить, что это ноутбук, но у меня ничего не вышло, и я согласилась с его определением.

...Наконец-то я ступила на ровную землю. До дома было уже рукой подать.

У калитки на скамейке сидел дед Иван и пыхтел своей цигаркой. Густая тень дерева защищала его от яркого солнца.

Уставшая, присела я рядом и давай жаловаться на крикливую птицу, из-за которой я лишилась шляпы.
Дед Иван молча слушал, дымил цигаркой и ухмылялся в усы.

- Чайки так не кричат, не птица это была, - сказал он и замолчал.

Меня так и подкинуло на скамейке, неужели он не верит? Крик птицы ещё звучал в моих ушах. А если не птица, то что это было? Я забросала его вопросами, и, как оказалось, не зря. Задымив очередной цигаркой, дед начал свой неторопливый рассказ:

- Давно это было. В наше село пришли переселенцы, семья: старики и молодые, молодята, значит. Присмотрели себе землю рядом с утёсом. Мазанку сварганили и зажили. Работящие, не сидели сложа руки. Всё у них ладилось, многим в селе это жить мешало – завидовали.

Старики в огороде трудились от рассвета до заката, а молодята – по дому. Всё не как у наших сельчан. Печь разрисовали – куда твоё дело, вся в цветах да узорах, стены выбелены, чистота и порядок. И рушники вышитые на стенах в хате развешаны. Такое в диковинку было, как не судачить соседкам.

Вскоре прикупили они лодку. Молодые возле неё вертятся, до ума
доводят и песнями себе помогают — заслушаешься. Любили друг друга, видать, крепко, всё слова нежные да поцелуи украдкой.

Недолго радость была на том дворе, загостилась, собрала манатки, да и дёру. Преставились по очереди старики, в один год два холмика рядом.

Горевать молодятам времени не было – работа не давала. Правда, теперь хоть и трудились на совесть, да песен уже было не слыхать, печалились по старикам-то.

Сельские рыбаки часто в море выходили рыбачить. Лодки были, почитай, в каждом дворе, а то и по две. Ходили в основном на чируса. Вяленая и сушёная рыбка – большое подспорье зимой, а летом её в бочках коптят да жарят. Любили рыбку.

Как только молодой уйдёт рыбачить, она всё бегает на утёс, приставит ко лбу ладошку и всматривается. Ветер колышет её, как тростинку, треплет за подол, рвёт волосы — а она всё глядит, не уходит. Как заметит лодки, да бегом с утёса, к берегу, рада-радёшенька. Встретит милого и в дом: рушник свежий даст, когда он умоется, стол накроет да накормит.

В тот год море щедрое было, рыбаки старались. Да и молодята постарались, ребёночка ждали. Всё ладно у них, сердце радовалось, на них глядя.

Путину на камбалу ждали давно. К большой рыбалке готовились. Вышли ночью, как заведено было. Тишина да гладь.

Всё случилось враз, море заштормило, дождём исхлестало, волнами накрыло. Не ожидал никто, старые рыбаки – и тем не понять случившегося. На рассвете недосчитались лодок и людей.
Горя много — через корму хлещет.

Как утихла буря – молодка на утёс. Ждёт, всматривается. Два сердечка стучат — одно колоколом бьёт в груди, а другое тихо вторит чуть пониже. Лишь чайки кричат, мечутся, рвут рыбёшку друг у друга из клюва.

А под утесом остатки лодок волны о камни добивают.

Горе пришло. Слёз не было, и только седая пена волос выбивалась из-под платка у молодки. Горько было смотреть на маленькую фигурку, что стояла и всматривалась в даль моря, ни слезинки, ни крика, молчала и только смотрела.
А однажды взмахнула руками и полетела чайкой с утёса. Крылья расправила, летит и кричит, а в крике том столько горя и слёз –душа обрывается. Покружила над домом и улетела в даль моря, где волны с тучами соединяются... Сегодня ты встретилась с нею. Видно, соскучилась по дому своему.

Дед Иван затих, достал новую цигарку и задымил.

Я поймала себя на мысли, что этот грустный рассказ имеет продолжение.