Феличита

ВИЗИТ ДАМЫ

Говорили по-итальянски. Говорила она — роскошная зрелая женщина в короне темно- золотых волос, в чем-то ярком, открывавшем грудь и шею. Я внимала ей молча, растворившись в восхищении. Пригубив темно-красного вина из высокого на витой ножке бокала, она продолжила:
— Да, украшать себя я любила. Золото мне идет, не так ли? И яркие камни тоже. Мой стиль. А как я умела веселиться! Люди разучились красиво веселиться, вы не находите? — сказав это, дама погрустнела и замолчала, что-то обдумывая . — Враги были... сильные, какими и должны быть враги. Но я умела постоять за себя. Скандалы никогда не любила. Ах, бывало, по молодости, горячая... но быстро поняла, что мое оружие — ум, а мой талант — интриги. Игра. Ненавижу ханжей! Мы ведь с вами не ханжи, дорогая? — вопросительно посмотрела на меня.
— Что вы, сеньора. Мы не ханжи, — я была польщена этим «мы».
— Равных мне не было! Друзья?! Кто-то там на севере сказал: у меня нет друзей, у меня есть интересы. Была одно время подруга-соперница... И драгоценности яркие любила, как я. Старше меня. Красавица, императорских кро- вей. Я-то сама в люди выбивалась, своим трудом, и никогда не любила монократию. Плутократия — да, но не этот цезарепапизм, знаете ли.
Снова рассмеялась:
— Век ее уже кончался. Злые языки говорили, что я ее драгоценности украла. Какая чушь! У меня своих было предостаточно! А если и украла?! А сама-то она разве не делала то же самое? Вор у вора... Да и зачем они ей, старухе? Я хоть сохранила в целости, а то, что у нее оставалось, все равно растащили-переделали потом. А, — махнула красивой рукой, — какое это теперь имеет значение: все давно моим стало.

Цинизм и ирония исчезли. Она заговорила убежденно и страстно:
— Людская молва зла... но даже она никогда не приписывала мне любовников. Их у меня и не было, хотя вожделели многие, очень многие. У меня муж, один на всю жизнь! Он дал мне все! Все, что у меня есть, — от него. Он и добытчик, он и защита. Мой муж, мой Ильмар!
Как-то ссутулилась:
— Все меняется. То, что вы видите, деточка, это остатки былой роскоши. Жизнь ушла. Жизни прошлой не вернешь... На государственную пенсию разве проживешь? Вот и приходится себя показывать праздношатающимся. Да и все бы ничего, вот только муж мой... Говорят, он меня губит, не друг он мне больше, много грязи несет в наш дом.
— Что, старуха я? — дама придвинула ко мне свое лицо и впервые прямо и без улыбки посмотрела в глаза.
— Но, но, но, сеньора, — залепетала я, но уже видела, как изменилась собеседница, как потемнела лицом, как заострились его черты, обнажились глубокие морщины, стали видны мешки под глазами, потускнело золото во- лос. Нет, она по-прежнему была величественна и красива, но какой-то иной, трагической красотой.
***
— Fango!1 — зычный призыв оборвал разговор. Я вскочила и побежала.
Маленькая итальяночка Франка с голосом портового грузчика стояла посредине коридора — руки в боки.
— Scusa2, Franca.
Гроза миновала, и через пять минут я уже лежала по уши в грязи, закрытая серым солдатским одеялом. Лежать было противно. Жарко. Пот заливал глаза. Руки спеленуты, не вытрешь. Вот он, спаситель! Имени не знала — знала, что албанец (впервые с детских лет вспомнила о существовании такой нации). Взял белоснеж- ное полотенце и вытер пот с лица.

— О, Grazie1, — я погрузилась в воспомина- ния вчерашнего дня. Что за день вчера прожила! Венеция...
Автобус привез на площадь Рима. Купила путеводитель и сразу же умудрилась заблудиться, хотя на стенах домов были указатели: «Первый маршрут», «Второй маршрут», «Тре- тий маршрут». Стоя на горбатом мостике через узкий канал, искала глазами прохожего — спросить, «как пройти». Но вокруг было тихо и пустынно, как будто и не Венеция. Постояла, гля- дя на спокойную зеленую воду, и сама успокоилась. И деловито процокавшую каблучками и скрывшуюся в какой-то двери темноволосую женщину не побежала хватать за подол. Захотелось, как она, шагать уверенно и чувствовать себя здесь своей. И красоту вокруг воспринимать с достоинством — без открытого от удивления рта. Настроила себя таким образом и пошла. Дома с номерами 1340, 1653... обступали, чуть не сжимали — рук не вытянешь. В домах по-прежнему жили, иногда можно было заглянуть в незашторенные окна с горшками цветов, вазочками, статуэтками, спящими котами, поздравительными открытками и прочим бытом. Улочки-коридоры с сине-голубым потолком неба были темноваты и прохладны. Они разбегались в разные стороны, перетекали друг в друга, пересекались мостиками. Неожиданно возникали маленькие площади, залитые солнцем. Останавливалась и подставляла лицо солнцу. Солнце обволакивало теплом и счастьем. Часа через полтора стало многолюдней, заговорили, загомонили — значит, центр недалеко.
Большую воду, Сан-Марко, Дворец дожей и библиотеку Марчиано я увидела одновре- менно, вынырнув из какой-то арки. А посмо- трев направо, увидела и площадь. Замерла. Как ни готовься, архитектура все равно на- стигает врасплох. Внутри рос, раскачивался, пытался вырваться наружу, не давал дышать огромный шар радости. Не в силах его удер- живать, я открыла рот и завопила: «Фели- чита!..» Хоть бы кто голову повернул на мой вопль! Все забито туристами, все гогочут на своих языках.
Потом была гондола с гондольером... Не поскупилась. Пусть гондольер поет мне свою песню за восемьдесят евро! А потом была чашка кофе. Дорого. Но ведь на Сан-Марко! Мы на празднике жизни! «Живой» оркестр играл «Зиму» Вивальди. «Зима» была включена в счет строчкой «музыка». Я спросила официанта, почему в счете нет «счастья», на что тот, галантно поклонившись, ответил: «Сеньора, «счастье» было бы нерентабельным. Слишком дорого. Венеция дарит счастье бесплатно». Хорошо подвешен язык у местных официантов.
А вокруг разноголосье, смех, щелканье фотоаппаратов (кто-то остроумно сказал: «Фотографируют, чтобы не смотреть»).
Всех людей объединяла праздность... праздношатающиеся... Сама-то кто?!
***
Голос итальянской «грузчицы» прервал воспоминания:
 - Finita la fiesta!
Франка распеленала меня. Спасительный душ. Вот оно, наслаждение: снова быть чистой и свободной.
Махровый халат на мокрое тело — и к бассейну с термальной водой. Заказала кофе с мороженым и почему-то бокал шампанского: «За Венецию!»
У стойки бара симпатичные русские девушки на плохом английском кокетничали с барменом.
— А скажите, как по-итальянски будет «море»?
Я не расслышала ответа.
— А это женский род или средний? По- русски «море» среднего рода.
— Мужской род, — бармен повторил: — Il Mare.
Ильмар! Ильмарэ! Я слышала это имя совсем недавно... Кто-то произнес его с любовью и тоской. Кто? Итальянского я не знаю. В этом отеле ни с кем не знакома. Кто?! Где я это слы- шала?!
Вошла в номер, увидела незастеленную постель, вспомнила, что проспала процедуру, вспомнила зов Франки на фангу, и... даму вспомнила. Телефонный звонок прервал мой разговор с той прекрасной дамой! Той, которая любила своего мужа Ильмарэ... Та дама — жена моря? Значит, она... Венеция?! Ну да! Венчание Венеции с морем Каналето из Пушкинско- го музея. И у Гварди есть... Море — муж, Венеция — жена.
Уткнулась лбом в подушку: «Ну пожалуйста, сон, выходи, вспомнись». Всплывали какие-то обрывки, в основном — цвет. Золото... волосы ее цвета темного золота, она золото любила и украла его у подруги... Потянула за золотую ниточку — ночной сон выходил на дневной свет. Я заговорила вслух, как бы компенсируя свое молчание ночью:

— Да, все сходится! Это Венеция. Богатая и веселая. Когда-то... Вся Европа у нее в долгу, как в шелку! А подруга императорских кровей? Так это же Византия, стареющая империя! Когда-то давно император Константин разгра- бил Рим - раз, а веками позже венецианцианский дож «перенаправил» крестоносцев грабить Константинополь вместо Иерусалима в зачет долгов - два.  Вот она — кража драгоценностей! Вот он — «вор у вора»! С мужем повезло...поначалу... С таким «ильмаром» никаких стен и крепостей не нужно было при тогдашней примитивной технике. Но все кончается... Губит муж- море Венецию, топит просто, а куда денешься?! Наверно, она приходила пожаловаться. Нет, вдряд ли... Что для настоящей женщины возраст?! Мадам, вы все еще волнуете и вдохновляете и знаете это! Спасибо, что освежили мои прибитые пылью знания, но ничего нового вы мне не сообщили: вашу историю никто и никогда не переписывал. Вам повезло гораздо больше, чем непутевой поклоннице византийских традиций Руси-России. С чем же связан ваш визит?
***

В аэропорту Марко Поло я купила американский фильм о Венеции. Дома посмотрели вместе с мужем. Я хотела показать ему, никогда там не бывавшему, чем восхищалась, но не по- лучилось: рассказчицу-американку интересо- вало совсем другое — всякие диковинки, часы с фигурами, фонтаны, хитроумные устройства с питьевой водой... Как сделано. А история, имена, события — это все чужое, кому интересно? Сам город на воде был лишь фоном для показа достижений инженерной мысли. Мы с американкой как будто в разных городах побывали. Наверняка мой сон предназначался ей (с просветительской целью), а ко мне залетел по ошибке?
Ночью мне приснился чудный веер, а на нем роспись — корабли и птицы, дворцы на фоне моря, дамы и кавалеры... Вдруг веер закрылся и повис на запястье знакомой мне царственной руки. Я автоматически перевела этот жест с языка вееров: «Будем друзьями!» (когда- то увлекалась старинным этим искусством). Нет, та Дама приходила ко мне! Она одна услышала мой вопль на площади Сан-Марко: «Феличита!»1