Очень часто можно слышать, когда этот вопрос задают людям, занимающимся экстремальными видами спорта или отдыха. И те что-то им даже отвечают. Но когда они данный вопрос задают самим себе, то ответа, как правило, не находят. Я же совершенно убеждён в том, что ответа на поставленный вопрос не знает никто. А если знает, то ему это только кажется. Я же, занимаясь в молодости водным туризмом, который по праву можно отнести к экстремальным, никогда не задавал себе этого вопроса кроме единственного случая, о котором и, вообще, об этом виде спорта и хочу рассказать.
В ту пору мы ещё не знали и никогда не видели рафта, который делает сплав по горной реке, называемый сейчас рафтингом, более безопасным и более комфортным. Туристы-водники сами сооружали надувные плоты и катамараны уже на реке из лесной древесины и подготовленных дома других необходимых компонентов. Кроме разборных заводских туристских байдарок, иногда использовались уж совсем экзотические средства на базе списанных надувных спасательных средств, применяемых в авиации или флоте.
Сижу я как-то вечером на корточках, потому что моросит дождь, везде сыро, и сесть некуда. В одной руке я держу миску, в другой ложку и хлебаю супчик с комарами, обильно нападавшими в котёл при его варке на костре. С носа в супчик капает водичка, стекая с затылка моей наклонённой головы. Сижу я и думаю: и зачем всё это надо?
Вопрос возник у меня, конечно не из-за этих, а более серьёзных причин. Происходило это в верховьях великой реки Лены, там, где она начинает свой великий бег, собирая вначале всякую талую и дождевую воду из болот и вершин Прибайкальского хребта, а затем стекает с него небольшим, но бурным потоком. Поход был явно неудачным и с самого его начала сопровождался различными неприятностями. Но эти неприятности на этот раз не были связаны с какими-либо аварийными ситуациями на воде, как чаще всего и случается, за что этот вид спорта по праву называют экстремальным. Пожалуй, самым насыщенным неприятностями именно такого рода на моей практике был сплав по реке Иркут.
В первую же ночь на реке разразился ливень. Ночь прошла в тревоге, так как мы знали, что горные реки от дождевых паводков быстро набухают и становятся иногда очень грозными. Утром оказалось, что уровень воды поднялся метра на полтора, что не так уж много для горной реки. Но, очевидно, из-за достаточно большого уклона берег у самой воды гудел и дрожал под ногами, как мы поняли, из-за перекатывающихся водой по твёрдому дну реки тяжёлых камней. Но самое главное – унесло один из двух плотов нашей большой группы.
Вскоре к этому месту подошла свердловская группа туристов и стала готовиться к сплаву. У свердловчан были двуместные байдарки и четырёхместный катамаран, на котором не хватало одного гребца. Отдав им, к обоюдному удовольствию, одного из наших товарищей с некоторой частью груза, мы оказались привязанными друг к другу. Через несколько часов после подготовки ими катамарана, мы, экономя время, всё-таки начали сплавляться, несмотря на угрожающее состояние реки.
И началась череда аварийных ситуаций. Пожалуй, интересно будет среди них выделить эпизод, когда одна из байдарок вовремя не заметила подмытого водой и свалившегося поперёк реки дерева и, не успев сманеврировать, влетела в его крону. Байдарку как-то протащило через ветви кроны вместе с вцепившемся в неё пареньком, а вот девушка оказалась на ветвях дерева над бурно мчавшимся внизу потоком. Оля, так, кажется, звали девушку, была сильно напугана и призывала на помощь мамочку.
Наш плот, как всегда, находился позади всех.
- Оля, держись, сейчас мы снимем тебя, - крикнули мы ей.
Но Саша Огирь, руководитель нашей группы, скомандовал:
- Обходим. Обе влево! – что означало: передней и задней гребями – загребать влево.
Было понятно, что он прав. На своём тяжёлом перегруженном плоту мы не смогли бы ей помочь, а только травмировали бы её и себя с непредсказуемыми последствиями.
Необходимо было после обхода дерева срочно причалиться к правому берегу. Но его характер и бурное течение не позволяли это сделать. Наконец, мы увидели ровную и низкую береговую линию и направили плот туда. Но это снова была неудача. Понтоны нашего плота прочно уткнулись в наносное из галечника и песка дно берега. Несколько человек спрыгнули с плота, чтобы причалить его к берегу, находящемуся в двух-трёх метрах от него. Но они не сумели это сделать, и плот понесло рекой вместе с оставшимися на нём тремя самыми неопытными ребятами. Все остальные побежали за ним, чтобы оказать возможную помощь унесённым на плоту людям.
Я же, выпрыгнув первым, уже с трудом пробирался через буреломные и нанесённые паводками завалы к злополучному дереву. Кроме того, впереди меня оказался ещё бурный приток Иркута, берега которого были также сильно захламлённые. Чтобы переплывая его не быть унесённым в основное русло, пришлось значительно заходить вверх по притоку по его ещё больше захламлённому берегу. Всё это отнимало много времени, но зато говорило, что дерево, к которому я спешу, находится непосредственно за притоком. Именно поэтому мы и не заметили его, когда совершали манёвр по обходу кроны дерева.
Всё это время я лихорадочно перебирал планы спасения девушки. Но не один из них не обеспечивал нужного результата. Расстояние от берега до кроны. Ствол дерева от берега до кроны, на котором находилась девушка, тоже был скрыт мощным потоком воды, перебраться через который непосредственно не представлялось возможным. Оставался только вариант, в котором я захожу в воду намного выше дерева и пытаюсь подплыть именно к его кроне. А что дальше? Переплыть к берегу со смертельно напуганной девушкой, какой мы видели её, когда проплывали мимо, тоже было сложно. Но никаким этим планам не суждено было сбыться.
Когда я добрался до дерева, то девушки на нём уже не оказалось. Что же случилось? Неужели ещё один трагический случай, которые иногда всё же бывают в водном туризме?
С такими тяжёлыми мыслями стал я обратно пробираться по этому захламлённому берегу. Добравшись, наконец, до того места откуда ушёл наш плот, я не поверил своим глазам: на противоположном берегу Иркута стояли свердловчане, что-то кричали и махали мне руками. Среди них стояла Оля и делала то же самое.
Девушка оказалась умницей. Осознав, наконец, что помощи ей ждать неоткуда, она решилась, прыгнула в этот бурлящий поток и благополучно самостоятельно выплыла.
Но ещё не закончилась драматическая ситуация, сложившаяся после того, как одна из байдарок влетела в злополучное дерево. Нужно было установить судьбу наших неопытных ребят, оставшихся на нашем плоту.
Как оказалось позже, практически неуправляемый плот некоторое время болтало вдоль берега бурного потока, и, в конце концов, на большой скорости втащило в большой и опасный навал, то есть скопление в прижиме деревьев и веток, больших и малых, унесённых ранее рекой. Особенно нелюбимые туристами, навалы представляют собой горы или даже стены, уплотнённые прижимной водой и ощетинившиеся острыми ветвями и корнями. Ошибки манёвра при прохождении навалов чреваты непредсказуемыми последствиями. К счастью, наши ребята отделались сейчас ушибами и царапинами.
Но, пожалуй самая драматичная ситуация произошла позже, когда мы на своём плоту влетели в один из прижимов. Слишком поздно заметив его и не успев произвести соответствующий манёвр, мы мощно ударились передним левым углом плота. Его сначала стало прижимать дном к скале, и все ухватились за его раму или за верёвки, которыми был привязан находящийся на плоту груз. Затем, очевидно когда передняя часть плота попала в отбойный (отходящий) поток, его как-то резко дёрнуло, он подпрыгнул вверх, и несколько человек выбросило в воду. Но они успели ухватиться за раму плота. К сожалению, одному из них не удалось это сделать. И я услышал крик: «Федя остался».
Плот стал отходить, но имел жалкий вид параллелограмма с острыми углами. Задняя гребь была сломана, но её успели заменить привязанной к борту запасной, оперативно разрубив верёвки. Правда, ничего я этого не видел. Вытащив из воды своего напарника, который стоял вместе со мной на передней греби и который улетел ещё от первого толчка и зацепился за один из элементов сломанной подгребицы, я увидел, что отходящий поток несёт наш плот прямо на торчащую из воды высокую, острую, пирамидальную скалу. Поэтому всё внимание было сосредоточено на том, чтобы уклониться на нашем ущербном, плохо управляемом плоту, от этой скалы. Только после этого я позволил себе оглянуться назад. Федя был жив и стоял в клине между подходящим потоком и скалой, плотно прижавшись к ней спиной.
На противоположном берегу, напротив прижима что-то суетились свердловчане. Причалив к берегу, мы побежали к ним. Ребята из Свердловска пытались перекинуть Феде конец верёвки. Это было сложное дело, так как река для этого была достаточно широкая, а Федя боялся хоть немного отклониться от стены, чтобы не попасть в бьющий поток. И правильно делал, так как его могло подхватить и стукнуть о скалу. В этом случае одетая хоккейная каска, конечно, защитит голову от травмы, но почти гарантированно, что человек хотя бы краткосрочно потеряет сознание. Но этого будет достаточно, чтобы захлебнуться.
Кидание конца с привязанными к нему камнями различной тяжести и различными людьми было долгим, но всё же достигло своего результата. Федя сумел поймать верёвку и стал привязывать её к поясу. Но этого делать нельзя было ни в коем случае, так как при передёргивании его через поток, его сложит назад и поломает спину. Такие случаи в практике уже бывали. Из-за шума реки мы криками и знаками, наконец, объяснили ему, что нужно намотать конец на одну руку, второй рукой тоже взяться за верёвку и обхватить ими голову. Мы мощным рывком передёрнули его через поток и подтянули к берегу.
Чтобы избавиться от пережитого стресса, мы, конечно, устроили большой ужин. После спирта и обильного ужина нервное напряжение исчезло и пошли шутки.
- Напрасно мы вытащили тебя оттуда, - говорили мы Феди. – Был бы ты на Иркуте одной из достопримечательностей. Как отец Фёдор на горе в «Двенадцати стульях». Тебя бы показывали туристам, а те бы спрашивали: и как это он туда забрался?
Но вернёмся к походу по реке Лене, с чего и начал я свой рассказ. Так случилось, что мы и здесь сплавлялись вместе с ещё одной группой. Группой из Чимкента. Но уже по другой причине. Поход был заявленным, то есть с маршрутной книжкой и прохождением маршрутно-квалификационной комиссии. Но у наших друзей из Чимкента в составе группы не было человека, который по существующим нормам мог быть её руководителем. Поэтому в качестве руководителя был оформлен и действительно являлся один из наших товарищей. Поход предполагался стандартный, проходимый уже многими группами туристов. Это - железнодорожная станция Слюдянка на Байкале, теплоходом вдоль берега до какого-то села, название которого сейчас уже и не помню, затем на моторной лодке до мыса Покойники, а затем пешком девять километров через перевал к водопадному непроходимому порогу Лены, ниже которого и начинался сплав. Теплоход совершал круг по берегам Байкала каждые пять дней. Возил в основном туристов, но и местное население Байкальских посёлков, обеспечивая связь между ними и с внешним миром. На мысе Покойники, на котором был обустроен метеопункт, теплоход остановку не делал. Поэтому приходилось добираться до него из ближайшего к нему (по байкальским меркам) посёлка на моторных лодках по договорённости с местным населением. Существовали две версии такого странного названия мыса. По первой из них ещё до революции лихие люди убили здесь каких-то старателей и оставили незахороненными. По другой версии на мысе расстреляли то ли красные колчаковцев, то ли, наоборот, колчаковцы их, но тоже не захоронили.
Но всё пошло не совсем так. На теплоход мы сели, хотя посадка напоминала картинку из фильма «Бег» или какого-то другого фильма, когда белая армия покидала Крым вместе со своими родственниками и близкими. Но там на кону стояли жизни, а здесь – пять дней ожидания следующего рейса. Но рисковали некоторые удалые люди, забиравшиеся на теплоход не по трапу, а прямо через борт тоже своими жизнями или увечьями. Теплоход не был прочно притянут к свисавшим на стенку автопокрышкам, его покачивало толи байкальскими волнами, толи безобразием, творившимся на одном из его бортов. Борт теплохода то плотно прижимался к покрышкам, то немного отходил и снова возвращался. Наконец, посадка была благополучно завершена. И как правы были работники теплохода, которые ещё при посадке убеждали всех, что его железная верхняя палуба уместит всех желающих с той или иной плотностью.
Ранним утром мы были уже в нужном нам посёлке. Но вот тут ожидал нас сюрприз, который изменил все дальнейшие планы. Посёлок гулял. Гулял по-христианскому обычаю по поводу трагического события, но очень по-русски. Поминали своего сельчанина, который доставлял предыдущую группу до мыса Покойники, но обратно не вернулся. Предполагали, что доставив их до мыса и получив положенную оплату совместно с традиционным спиртом, он не дотянул до дома, а выпил этого горючего зелья для согрева души и тела и, как водится, потерял контроль над собой. На его беду заглох мотор. Чтобы завести его, он дёрнул за шнур, лодка резко рванула, а он вывалился в воду. Говорят, что Байкал из-за сильно холодной воды не отдаёт своих утопленников. Но в данном случае сапоги-болотники, а вернее образовавшийся в них воздух не отдали Байкалу его жертву. Лодка из-за повёрнутого в сторону руля, покружившись вокруг него, тоже остановилась недалеко, когда выгорел весь бензин.
В данных обстоятельствах не могло быть и речи, чтобы добраться до злополучного мыса на моторной лодке. Никто не соглашался либо по причине суеверия, либо просто не владея собой и своим телом. Наконец, уже после обеда, мы нашли двух мужчин, которые предложили нам вариант.
- Ребята, - говорили они нам, - давайте мы отвезём вас на грузовой машине до места, где дорога подходит почти вплотную к Байкалу. Там вы сделаете свои катамараны и доплывёте на них оставшиеся тридцать километров до мыса Покойники.
Деваться нам было некуда, и, несмотря на то, что мужики неустойчиво стояли на ногах, мы согласились. Однако, когда мы доехали до места, находящегося рядом с Байкалом, мужики остановили машину и предложили другой вариант.
- Эта дорога, - говорили они, - ведёт до самой Чёрной Пади. А там есть тропа как раз до водопадного порога.
- Сколько же километров до порога?
- Да километров двадцать, не более. Правда, через два перевала, затяжных, но не высоких. Через день-два доберётесь.
Этот вариант нам был больше по душе. В первом варианте, добравшись до мыса Покойники, нам пришлось бы разбирать катамараны, идти пешком через перевал, а затем снова их строить.
До Чёрной Пади добрались уже затемно. Мы поужинали вместе с водителями машины. Поужинали хорошо, разгоняя аппетит горячительными напитками, так как считали, что мужчины останутся ночевать вместе с нами. Для этого были все условия: стояло зимовьё со столиком возле двери и, конечно наши палатки со спальниками, в которых нашлось бы место еще для двоих.
- Мы привычные, - сказали они нам и стали собираться в дорогу.
Они с трудом стояли на ногах, и влезть в кабину автомобиля было для них сложной задачей. Надеясь на то, что они останутся, мы специально не стали им помогать в этом трудном для них деле. Но с помощью друг другу с этой задачей они, наконец, справились, ещё раз сказали «мы привычные» и укатили в темноту, выхватывая иногда фарами змейкой струящуюся между деревьями едва заметную дорогу. С тяжёлым чувством мы легли спать.
Обещанные один-два дня растянулись на четыре с лишним трудных дней. Тропа, очевидно, или вообще давно не использовалась, или использовалась в последнее время очень редко. Она была едва заметна, вся заросшая кустарником и завалена буреломом. Иногда она вообще терялась, и нам приходилось её снова искать. Кроме того, оказалось, когда мы посмотрели подробную карту у встреченных геологов, что нам предстояло пройти не двадцать, а примерно сорок пять километров.
Представьте теперь идущих по такой тропе мужчин, у которых за плечами пятидесятикилограммовый рюкзак, и женщин с рюкзаками в двадцать пять или даже тридцать килограмм. А двое мужчин несут ещё дополнительно по очереди бидончик с десятью литрами растительного масла и примерно десятикилограммовый рулон рукавного полиэтилена, который вставляется внутрь сшитых дома из прочной ткани оболочек, что в надутом до звона виде и представляют собой понтоны для плотов и катамаранов. В отличие от пеших туристов, водники несут с собой: компоненты плавсредств, продукты, костровое хозяйство, аппаратуру для кино и фотосъёмок, палатки и спальники, а ещё обязательно комплект сменной сухой одежды и обуви. В течение сплавного дня даже в отсутствии дождя становишься мокрым с головы до ног. Поэтому всё, что должно быть сухим, находилось всегда в рюкзаках с полиэтиленовыми вкладками.
Естественно, что с таким грузом по такой тропе идти было мучительно трудно. Встать с таким рюкзаком с земли можно было, только опираясь руками за какое-нибудь дерево. Если кто-то падал, то сам не вставал, ожидал шедшего за ним товарища из сильно растянувшейся по тропе группы, который за руку поднимал упавшего. Отдыхали мы также стоя, прижавшись рюкзаком к какому-либо дереву, так как снять его, а затем одеть – значило потерять больше сил, чем стоять не снимая его.
На второй же день такого движения случилось первое несчастье. У нашего Женьки, шестнадцатилетнего подростка, повисла правая рука. Она просто висела как тряпка вдоль его тела, и ни один из её мускулов не подавал никаких признаков жизни. Женька, вопреки всем правилам, не должен был допущен к этому походу, и даже не был вписан в маршрутную книжку. Он был взят в поход по просьбе находившихся в группе родителей. Никто не знал, что случилось с его рукой, но все догадывались, что это результат тяжёлого, как у женщин, рюкзака и Женькиной безалаберности.
Женька воспитывался матерью-одиночкой и, как часто бывает в таких случаях, был большой лентяй и шалопай. Появившийся совсем недавно отчим сразу же было взялся за его воспитание, но не найдя поддержки, а даже, наоборот, противодействие обожавшей сыночка матери, оставил это дело. Все обращали Женькино внимание на то, чтобы он отрегулировал лямки рюкзака, который висел у него на нижней части спины, если не сказать ещё ниже. Без его участия это невозможно было сделать, а всех, в том числе и своих родителей, он просто игнорировал.
Остро встал вопрос о его срочной эвакуации. Но как это сделать? Возвращаться через Чёрную Падь было бессмысленно. От ближайшего посёлка на машине, а затем пешком отдалились мы уже на несколько десятков километров. Посовещавшись, решили идти до места начала сплава, а оттуда – через перевал в метеопункт на мысе Покойников. Там часто проходят катера или моторные лодки, которые могут доставить Женьку к врачам. Ведь мы ещё не знали, что идти нам от Чёрной Пади не двадцать, а целых сорок пять километров. Только на следующий день мы встретили геологов и посмотрели их карту. Геологи показали нам направление и примерные ориентиры пути через два перевала на базу геологической партии, где есть рация и частенько прилетают вертолёты. Группа отправила несколько человек вместе с Женькой на базу партии, но вернулись ни с чем. Очевидно, таёжного опыта не хватило, чтобы по такой информации выйти на базу.
Психологическое и физическое состояние группы оставляло желать лучшего. К тому же стояла жара, а ещё этот густой, дурманящий запах багульника, плантации которого иногда тянулись очень долго. Все старались как-то поддержать друг друга. Старались больше шутить, иногда не очень остроумно. Например, ушедшие вперёд, и уже отдыхая, встречали подходящих такими или подобными им шутками:
- Ребята вы на Лену идёте? Ох, и далеко же вам ещё пилить.
Или, если среди подходящих не было женщин, то так:
- Ребята вы на Лену идёте? Да не ходите. Ну её… - и далее следовало какое-нибудь подходящее для этого случая слово из ненормативной лексики русского языка.
Наконец, вышли мы к Лене. Великая Лена здесь представляла собой тихую, равнинную и очень мелкую речушку. Сплавляться по ней было ещё невозможно. Мы всё равно построили свои катамараны и уложили на них груз. Правда, сплавлять его можно было только проталкивая катамараны через сплошные мели, стоя по два человека в воде. Иногда можно было даже проплыть метров сто или двести. Зато остальные члены группы шли налегке по тропе, которая то отдалялась от реки, то вновь приближалась.
На следующий день мы были уже у водопадного порога, то есть на месте начала сплава. А это значило – на тропе к метеопункту на мысе Покойники. Конечно, мы сразу этим воспользовались и несколько человек отправились с Женькой туда, но через несколько часов вернулись в том же составе. Хозяин встретил их неприветливо, выскочив растерянный из какого-то сарая. По всей видимости, он разделывал там какую-то браконьерскую добычу: изюбра, медведя или сохатого, и не хотел лишних свидетелей.
- Нет, ребята, - сказал он им. – По прогнозу ожидается многодневная непогода, и никакого транспорта не будет. Неизвестно, что будет с малым дальше. Я не могу взять на себя риск.
Вместе с ребятами прибежала ещё стайка лаек, что прибавило нам ещё заботы. Мы знали из туристской литературы и по практике одну особенность этих собачек. Они всегда готовы побежать за любым человеком, если он направляется в лес. Особенно, если этот человек был с ружьём. А это приводит к тому, что лайки часто остаются на авто и железнодорожных станциях или в аэропортах, когда группы туристов выходят из маршрута.
Некоторые из нас ещё помнили драматический эпизод с лайкой, который произошёл на сплаве по Саянской Уде. Уда превращалась уже из горной реки в равнинную реку, уже достаточно полноводную, но ещё не потерявшую своего характерно быстрого течения. Увидев стоявшего на берегу мужчину, мы причалились, чтобы как всегда в тайге, поговорить иногда ни о чём, но обязательно. Подальше и повыше от береговой черты можно было увидеть какой-то домик – то ли метио, то ли рыбачий пункт. С незнакомцем была собачка – лаечка. Пока мы разговаривали с мужчиной, некоторые женщины, несмотря на наше предупреждение, поиграли с лайкой, так как эти прекрасные собачки ещё и всегда ласковы с людьми.
Когда мы отплыли, лайка побежала за нами по берегу. Она несколько раз даже пыталась плыть к нам на катамараны, но её сильно относило течением, и ей приходилось возвращаться. Мы вынуждены были несколько раз причаливаться к берегу, кричали на неё и даже кидали в неё чем-нибудь. Но лайка упорно следовала за нами. Тогда мы, хотя ещё не наступило время, решили пристать к противоположному берегу на ночлег в наде жде на то, что она, немного посидев, убежит домой. Но лайка вновь поплыла к нашему берегу, но из-за сильного течения вернулась обратно. Попала она на берег, который представлял собой довольно протяжённую и высокую скалу, непосредственно омываемую водой. Но собачка выплыла на какой-то имеющийся там пяточёк земли или камней между скалой и потоком воды. Она ещё долго сидела на этом пяточке, но потом поплыла в нашу сторону. Переплыть собачке такую широкую реку и с таким течением, казалось нам невероятным. Её очень сильно сносило, но она упорно плыла. Мы пошли за ней вдоль реки, но её сносило гораздо быстрее, чем мы шли. К счастью, она всё-таки сумела выплыть, хотя очень далеко от нашего лагеря. По тому, как лайка не выходила, а буквально выползала на берег, к счастью для неё оказавшимся пологим, было видно, как она устала. Когда мы подошли к ней, собачка лежала, положив голову на передние лапки, и смотрела на нас почему-то печальными глазами. Идти она не могла. Мы попытались её нести, но ей это не понравилось, и она, наконец, поплелась за нами.
Нам повезло. Утром мы услышали тарахтение моторной лодки. Лодка шла вверх. Мы, конечно, закричали и замахали руками. И управляющий лодкой мужчина причалил к нашему лагерю. Мы рассказали историю с собачкой, бестолково и перебивая друг друга.
- Вы знаете мужчину, хозяина этой лайки? – с надеждой спросили мы.
- Конечно.
- Вы сможете вернуть ему собачку?
- Конечно, - ответил опять он и позвал лайку к себе.
К некоторому нашему удивлению, лаечка сразу же прыгнула к нему в лодку и укатила вверх по реке.
А вот с прибежавшей с мыса Покойники стаей лаек нам сразу же повезло. Лена в начале сплава протекала в крутых скалистых берегах. Практически в каньоне. Лайки попытались было бежать за нами, но сразу же вернулись.
Сплав, наконец, начался. Но Лена тоже нас не особо порадовала. Интересны были буквально только первые 30-40 километров, на которых было порядка двадцати порогов, некоторые из которых представляли спортивный интерес. Далее началось утомляющее однообразие, особенно во второй части маршрута. Лена превращалась в равнинную реку и часто протекала меандрами, то есть имела резкие повороты, после которых географически протекала практически в обратном направлении. Затем происходил обратный поворот, и так далее. Практически каждый такой поворот имел навал. Здесь мы проходили их относительно легко, но это, наряду с почти постоянно моросящим дождём и гнусом, ещё больше утомляло наше сознание, угнетённое неизвестностью причины и последствий плачевного состояния Женькиной руки. Но ещё больший удар по нашему эмоциональному состоянию произвело следующее драматическое событие.
Однажды наша алма-атинская часть группы, встав на ночлег в положенное время, то есть засветло, так как всегда необходимо до наступления ночи успеть разгрузить и вытащить на берег катамараны, приготовить на костре ужин, поужинать и поставить палатки. Всё это мы уже успели проделать. Смеркалось, и мы с тревожным чувством ожидали чимкентских ребят. Было ясно, что что-то случилось. Мы уже снарядили несколько человек на поиски по берегу вверх по реке. А это было не совсем просто. Берега были заросшие деревьями и кустарником, завалены буреломом и наносным паводковым хламом практически от кромки воды. Сгущающиеся сумерки усложняли задачу. Но ребята, наконец, появились сами.
Лица ребят были растерянными и встревоженными. А на одном из катамаранов на спине лежал Сергей, один из членов чимкентской группы. Серёга упал с кедра. Упал на пятую точку в десяти сантиметрах от дерева, сваленного когда-то бурей, но почувствовал резкую боль в спине и уже не смог встать.
Мы срочно, уже в потёмках, нарубили хвойного лапника, очень осторожно переложили Серёгу на него и, укрыв палаткой, оставили на том же катамаране. Из-за отсутствия хоть мало-мальски ровного места вытащить катамаран на берег не представлялось возможным, и мы оставили его на воде, прочно привязав к деревьям.
Ночью, конечно, уже практически никто не спал. Все решали: что делать, как доставить Сергея к врачам. Ведь до ближайшего населённого пункта несколько десятков километров. А между тем Серёга иногда не выдерживал боли и постанывал. Ночью же пришло решение. Правда, решение это было единственно возможным.
Рано утром на катамаран с Сергеем сели на вёсла четверо наиболее здоровых и сильных ребят, чтобы доставить его до ближайшего населённого пункта. Сделать это удалось им через пятнадцать часов непрерывной работы на вёслах с одним десятиминутным перерывом, необходимым для того, чтобы перекусить там же на катамаране. Добрались ребята до первого села только поздним вечером. Никакой больницы в этом селе не оказалось. Но ниже по Лене расположен был районный центр. Местные жители помогли ребятам соорудить удобные носилки для Сергея, осторожно перенесли его на них и, не дожидаясь утра, перевезли Сергея на моторной лодке в районный центр в больницу. Помогло то обстоятельство, что ночь была относительно светлой, а хозяин лодки досконально знал этот участок реки. Оставшаяся часть группы добралась до этого первого посёлка только через день.
Когда мы закончили свою водную часть маршрута, несколько чимкентских ребят поехали автобусом в районный центр к Сергею, остальные – хоть и с пересадкой, но непосредственно в Иркутск. В Иркутске врачи определили у Женьки ущемление нерва, выписали какие-то лекарства и втирания и пообещали благоприятный исход, тем более, что пальцы на руке уже немного начали шевелиться. Но, конечно, больше всего обрадовали нас прибывшие из районного центра чимкентские ребята. Доктора тоже пообещали Сергею благоприятный исход, правда после длительного лечения в больнице или даже дома, и разрешили ребятам увести Серёгу в Чимкент только, конечно, в гипсе. Мы радовались всему этому как дети. Вопрос « И зачем всё это надо?» уже как-то больше не возникал.
Уже в поезде, лёжа на полке вагона под мерный стук колёс, я мечтал: скорее бы пришло очередное лето, чтобы опять направиться в очередной поход хотя бы сюда же, на эту Лену.