4-18 августа бригада саровских медиков работала в мобильном пункте временного размещения «Прорыв» в селе Алексеевка Ростовской области. На прошлой неделе на встрече с журналистами своими впечатлениями поделились хирург Дмитрий Шишов, анестезиолог-реаниматолог Игорь Скребцов, медсестра хирургического отделения Наталья Луканова и медсестра-анестезист Галина Муругова.
Как рассказал Игорь Скребцов, из восточных районов Донецкой и Луганской областей в сторону России движется огромный поток беженцев, потеряв надежду на дальнейшее проживание в родных местах. В приграничном районе располагаются около пяти пунктов временного размещения, где на первое время людям дают приют, кормят, оказывают первую медицинскую помощь. А затем их по возможности расселяют по территории России.
- Нашими основными задачами были осмотр переселенцев и оказание необходимой хирургической помощи, - продолжает И.Скребцов. - Медицинский отряд в каждом лагере состоял примерно из 18 человек. В основном это медработники ФМБА. Правда, на мой взгляд, непонятна логистика доставки туда специалистов. Когда мы уезжали, нас сменили медики, приехавшие за пять с половиной тысяч километров из Красноярска, Новосибирска. Хотя есть города и поближе. С нами работали врачи из Балакова, Волгограда, Москвы и Санкт-Петербурга. В больших машинах у нас было оборудовано два кабинета, полностью укомплектованных следящей лечебной аппаратурой, малая операционная для хирурга и кабинет для проведения реанимационных мероприятий и транспортировки больных в лечебные учреждения. Нам, слава Богу, не пришлось делать полостных операций, принимать роды, до масштабных реанимационных действий с интубацией, дефибрилляцией тоже не дело не дошло. Были обмороки, потери сознания, с которыми мы справлялись без кабинета – оказывали помощь прямо на каталках.
- Мы оказывали помощь мирным гражданам, - продолжает Д.Шишов. – Они поступали к нам с несвежими осколочными и пулевыми ранениями, ведь за сутки физически невозможно пересечь границу Украины с Россией. А потому пациенты обращались на третьи-четвертые сутки с момента ранения. Ими мы сразу же занимались, как только справлялись с более тяжелыми случаями.
Одной из важных задач медицинского отряда было отсечь больных инфекционного профиля, так как в лагерь приходили больные со вшами и чесоткой. И таких было много - попробуйте в подвалах прятаться.
- Знаменитый хирург Пирогов сказал, что война – это эпидемия травматизма, когда поступает огромное число травмированных больных, - говорит И.Скребцов. - Можно добавить, что война и такие нестандартные ситуации, гражданские катастрофы эпидемиологически опасны и в плане инфекционных заболеваний. При неблагоприятной социальной обстановке начинает расцветать туберкулез, поэтому в лагере были специалисты всех профилей. Эти заболевания отслеживали терапевты и педиатры, мы же обрабатывали своих больных. После нас прибыли инфекционисты, но за санитарно-гигиеническими мероприятиями в основном следили представители МЧС, миграционной службы и местная администрация. Все было очень хорошо организовано - постоянно санировались туалеты, была грамотная работа на кухне: никаких свежих продуктов из мяса-рыбы, готовили борщ с тушенкой, каши и сладкий чай. Посуда - исключительно одноразовая. И за время нашего пребывания ни у нас, ни у населения не было случаев кишечных расстройств.
Вообще даже чувство гордости распирало за россиян. Лагерь был рассчитан на 800 мест, но в один день там находилось 3200 человек. Когда мы уезжали – 2100. То есть лагерь был переполнен всегда. И как можно было умудриться при таких форс-мажорных обстоятельствах сохранить вполне приличную организацию? Я считаю, что это работала структура. Может, не так, как бы хотелось беженцам, которым в открытом поле при сорокаградусной жаре не хватало кондиционера. Да, всем было тяжело. Тепловых ударов было много и у взрослых, и у детей. Но самая тяжелая работа была у терапевтов и педиатров при осмотре поступающих. Ночью они границу не проходят, за двое-трое суток с большим трудом лишь добираются до пунктов таможенного пересечения. В течение дня их проверяют, досматривают, и народ накапливается. Очень малое число перемещается на собственном автотранспорте и может сразу же двигаться дальше. После 10 вечера начиналось массовое поступление. Основная работа была с 22 до 6 утра – осмотр, обработка, размещение, днем было полегче.
При этом до границы было километров пять-шесть, мы видели и слышали выстрелы. Однажды прошла информация о большом скоплении сил на той стороне, что возможны какие-то провокации. В одну ночь мы приготовили все с собой на случай экстренной эвакуации. При этом никто не отменял нашей задачи оказывать помощь и обеспечивать прием пострадавших.
Работа медицинской службы – и во многом благодаря главврачу КБ № 50 Сергею Борисовичу Окову, которого командировали в лагерь через две недели после его создания, была организована великолепно. Это отметили не только наши врачи, но и очень опытные специалисты из других больниц и служб. Все они выражали уважение и восхищались нашим главным врачом. Все было действительно грамотно продумано – проживание, питание. При этом контролирующие органы из различных санэпидслужб, Роспотребнадзора относились ко всему очень предвзято и пытались постоянно в чем-то обвинить. Но Сергей Борисович умел быстро и четко все это регулировать и расставлять главные приоритеты: должна совершаться плановая нормальная работа.
Как рассказали медработники, им пришлось оценить и работу психологов, которые трудились часов по двадцать в сутки. Им приходилось снимать не только стрессовые ситуации, но и социальное напряжение, успокаивать и даже уговаривать куда-то переезжать. Были же люди и недовольные, с претензиями. Ведь чем становится лучше, тем выше растут и требования. Кого-то психологам приходилось и осаживать, да и с расселением у них тяжелая работа была. Потом эту функцию передали миграционной службе.
Частенько психологи приходили к медикам передохнуть на часок-другой. Врачи жили в некоем «оазисе» - небольшом кружке с елочкой, немного дистанцируясь от беженцев. А потому свои условия пребывания они сочли даже комфортными:
- Мы отгородили свою территорию, у нас был свой мирок, потому что невозможно постоянно находиться и вариться в чужом горе, - делится один из врачей. - Я не видел там ни одного счастливого человека. И постоянно общаться с чужим горем, с чужими проблемами и бедой… ну не знаю, я бы, наверное, не выдержал и лучше бы сутки в операционной проработал, чем пробыл на их месте. Я действительно увидел, насколько важна их работа.
Кстати, среди беженцев были не только женщины и дети, из молодых могучих мужчин вполне можно было создать пару батальонов. Как поняли наши медики, парни элементарно не хотят воевать и многие хотят переселиться в Россию. А вообще по поводу всей этой политической катастрофы у обеих сторон нет полного понимания. То украинцы в конфликте обвиняют Россию и Путина, да и вообще говорят, что все нормально, скоро победа. То кричат: «Караул, что они делают, спасите, помогите!» и бегут в Россию. То просто в шоке от того, что делают их же войска. От многих беженцев наши медики слышали, что даже их бабушки и дедушки в Великую Отечественную при немце не сталкивались с подобной жестокостью. Фактически происходит зачистка - «работают» и по жилым кварталам, по частному сектору, и по больницам. Создаются условия, в которых просто невозможно жить. Уничтожаются шахты, из 115 50 уже уничтожено. Взрываются заводы, предприятия. Люди, которые там работали, понимают, что возвращаться уже некуда. И многие говорят: «Мы куда-нибудь переедем, начнем работать, и жизнь придется начинать буквально сначала».
Вообще в лагере можно находиться неограниченное количество времени, и многие этим пользуются, чтобы пересидеть, переждать, как они говорят, «это смутное время». Тем не менее УФМС приходится рассредоточивать людей, потому на восьмистах местах такое гигантское число вынужденных переселенцев держать просто невозможно. И соответствующие службы стараются как можно быстрее снизить их концентрацию на границе, потому что, честно говоря, Ростовская область и Краснодарский край буквально стонут от наплыва беженцев. По словам наших очевидцев, все берега реки Миус, где находился лагерь, были усеяны машинами и палатками «дикарей». Граница открыта, в принципе ее можно перейти и идти куда угодно. Нет ни рва, ни контрольной полосы с пятью рядами колючей проволоки. Некоторые этим пользуются и едут к знакомым и родственникам. Тем не менее многие стремятся в подобные лагеря, которые дают возможность переселяться по квотам. Но здесь и появляется некая хитрость. Кто-то едет в города, кого-то направляют убирать урожай в село, а кого-то селят в санатории с трехразовым питанием, где с утра до вечера работают аниматоры и проводятся дни рождения с воздушными шариками и огромными тортами. Народ между собой созванивается, выясняет условия и начинает оказываться от «невыгодных» предложений: «Нам сказали, что если в России предложат зарплату меньше 40-50 тысяч, лучше сидеть здесь». А зарплату предлагают 12-15 тысяч.
Были и случаи провокаций, когда людям нашептывали: «Вся война из-за русских, так что требуйте с них побольше денег, они вам должны!» При этом Россия тратит колоссальные деньги: день в подобном лагере обходится в миллион рублей. И таких пунктов несколько. Но по имеющейся информации, в сентябре-октябре все они будут свернуты, так как не приспособлены к зимним условиям.
Журналистов заинтересовал и женский взгляд. Нашим медсестрам было больно смотреть на большое число маленьких детей, чумазых и мучающихся от жары. А напоследок на вопрос, поехали бы медики туда еще, последовал ответ, знакомый с советских времен: «Партия скажет – поедем!» С одной стороны, это помощь, с другой - встреча с коллегами, обмен медицинской информацией, общение. И, конечно же, бесценный опыт работы – в другом объеме и в нестандартных условиях.
Опубликовано в газете "Новый Город" № 35, 2014 г. (Саров)