Я иду под ударами снега — это удары твоей души,
Беспощадные и несдержанные, привычные и нежные.
Они сыплются белыми иглами — нечем закрыться и незачем.
Но я чувствую и знаю, почему они и за что.
Да, ты не можешь мне этого простить и не хочешь.
Потому, что раньше всё в тебе, в том числе и душу твою,
Которая поэтому была всегда на задворках, все окрашивал,
Преломляли и воспринимали — только через постель.
Я же вытащил душу твою с таким трудом на свет и оживил,
Чтобы ты могла понять, кто ты, что ты и зачем — ты,
И что — мираж был раньше, и что сейчас — настоящая жизнь.
Но, к сожалению или к счастью, она и реальная.
И видишь ты всю ее пустоту и никчемность,
Все несовершенство, алчность и порочность жизни своей.
А в ответ — бьешь и бьешь…
Но ведь я вскрыл этот нарыв, чтобы заживить и вылечить,
Чтобы ты преодолела себя-ту, чтобы стать собой.
Ты ищешь утешения в слепом преклонении иных пред собою,
Безоговорочном принятии тебя той, которой нет,
Но той, которой ты бы стать хотела и отдала бы все,
Чтобы это глупое и, в действительности,
Не нужное тебе преклонение — О! Королева — было оправдано.
Да, оно — бальзам на рану, но разъедающий ее все сильнее и сильнее,
Хотя на мгновение снимающий боль внутреннего бессилия
Перед собой — и ты подбираешь даже капли его,
Не упуская ни малейшей возможности, но унижаясь втихую,
Предавая и себя, оправдывая неоправдывающим.
Извиваясь от ударов твоих, я веду тебя по тому пути,
На котором ты станешь достойна настоящего преклонения,
А не суррогата низменных желаний и скользкого,
Не понимающего сути твоей — угодничества,
Преклонения себя перед собой. Но оно не понадобится уже,
А тем более — других, потому, что ты станешь — другой.
Путь этот, изматывающий и неблагодарный — к совершенству.