Битва за кашу Цикл очерки о тюрьме

               
Проснувшись серым безрадостным утром, я с огорчением обнаружил, что меня опять «побрили» с кашей…  К тому же таинственный кишкоблуд даже не удосужился вымыть за собой посуду,  и моя заплесневелая «шлемка» одиноко стояла на «общаке», вызывая у меня самые кровожадные эмоции. День был безнадёжно испорчен. В прочем, в тюрьме это было в порядке вещей. Стиснув зубы и стараясь не обращать внимания на ухмылки моих сокамерников, я пошёл умываться. Я был голодный и злой. «Кто?! Кто мог это сделать?!»—крутилось в моей голове. Непосвященному читателю, вероятно, трудно понять, как в такой маленькой камере, где находится всего десять человек, не найти виновного? Смею уверить вас, сделать это почти невозможно.
Не желая ни с кем разговаривать, я повернулся лицом к стене, накрылся одеялом и попытался уснуть. Но, видимо, утренние переживания нанесли непоправимый урон моей нервной системе— сна не было. Как только я закрывал глаза, перед моим взором появлялась несчастная «шлемка» с остатками каши, и всем своим видом требовала отмщения. От этих мыслей меня отвлёк шелестящий звук—происходила раздача передач. Я слегка повеселел—как раз сегодня мне полагался большой жирный «кабан».
И вот, этот сладостный момент—моя рука выудила из мешка двухсотграммовую упаковку замечательной геркулесовой каши. Каша… Моя любимая геркулесовая каша!  Я уже видел, как она, бурля и дымясь, переливается из кастрюли в «шлемку», источая щекочущий ноздри аромат. Я б не стал её есть сразу, нет! Сначала я бы вдоволь насладился самим предвкушением этого сказочного процесса. Я бы провёл ложкой по бугристой поверхности каши, и немного бы понаблюдал, как оставленный след быстро затягивается. Секунда—и перед вами вновь девственно чистое, нетронутое блюдо…
Но, как видно, злодейке-судьбе неугодно было такое развитие событий. Чья-то здоровая волосатая рука вырвала кашу, и над моим ухом раздалось:
—Ага! Что это у нас? Каша!! Превосходно, я как раз поставил только что кипятить воду.
Все мои воздушные замки рухнули в одно мгновенье—зычный голос принадлежал безжалостному Хирургу, потрошителю, на совести которого было немало загубленных душ. Я погрустнел—нельзя было представить, как одной упаковкой накормить десять голодных, алчущих ртов.
Хирург подошел к «литровику», в котором уже закипала вода, и, хитро взглянув на окружающих, ловким движением фокусника разорвал пакет и стремительно высыпал его содержимое в воду. После этого он назначил «главного размешивальщика»—тщедушного наркомана Жилу. Хирург рассчитал, что худосочный и слабовольный Жила не посмеет ослушаться и будет чётко выполнять все его указания. Разумеется, Жила ни за что не осмелился бы пойти против воли Хирурга, но Хирург не учёл два существенных обстоятельства. Во-первых, после восьми лет регулярного потребления героина Жила утратит большую часть своего и без того, похоже, небогатого интеллекта, а во-вторых,  он уже перекумарил, и теперь организм навёрстывал упущенное, настоятельно требуя пищи. Повращав безумными рыбьими глазами, и окончательно попутав всё на свете, Жила не стал дожидаться, когда каша будет готова к употреблению, а внаглую запустил ложку в сиё варево. Хирург к этому времени успел отойти на некоторое расстояние, и поэтому не мог помешать распоясавшемуся наркоману. Прихлёбывая и обжигаясь, «главный размешивальщик» торопливо глотал наполовину готовую кашу. Чувствительная к подобным вещам натура Хирурга не могла наблюдать столь беспардонную сцену. Оттолкнув бородатого цыганского барона, непонятно как оказавшегося у него на пути, Хирург свирепо зарычал и стал похож на пришельца-охотника из знаменитого голливудского блокбастера «Хищник».
Ситуация усугубилась ещё и тем, что большинство жителей камеры  проснулось, разбуженное тонким ароматным  благоуханием, исходившим от каши, и теперь, по-звериному щелкая жёлтыми зубами, устремилось к предмету своего вожделения…
Напрасно старый цыган увещевал их образумиться—вести себя по-человечески эти люди уже были неспособны. Хирург врубился, что добыча достанется тому, кто окажется быстрее.
Первым в лапищи Хирурга попал беззащитный розовощёкий увалень Бабуин. Чрез некоторое время, он, слегка попризадушенный, безжизненным кулем валился на пол. Однако следующий противник был посерьёзней. Дорогу Хирургу преградил жилистый, но спившийся спортсмен-троеборец по кличке Киллер. Несмотря на истошные крики цыганского барона, тщетно призывавшего успокоиться, Киллер впился пожелтевшими от табака пальцами Хирургу в горло и даже попытался одновременно с этим откусить  нос у противника. Остервенело пытаясь отцепить от себя Киллера, Хирург потерял равновесие и повалился на   двухъярусный «шконарь». Тут же к нему подскочил мелкий воришка Гоблин и принялся пинать Хирурга в мускулистые бока… Крики и шум адской какофонией заполнили всё помещение. Хирург титаническим усилием смог подняться, отшвырнув прочь Гоблина, дал в глаз Киллеру, и, подпрыгнув к Жиле, попытался вырвать у того из трясущихся рук драгоценную ёмкость с кашей. После второй попытки ему это удалось—«литровик» упал, а каша предательски расползлась по грязному полу, проникая в широкие щели между досками.…
Наступила ночь. Голодные спазмы желудка не давали мне уснуть. Мешали даже тоскливые песни цыгана, который, страдая по воле, затягивал их одну за другой. Иногда в паузах между песнями слышны были всхлипывания Хирурга, на долю которого сегодня досталось немало балабах. В голову лезли  смутные силуэты девчонок, но сон всё не шёл.  Я понимал—уснуть всё-таки надо, чтобы завтра встать пораньше и пресечь любые поползновения коварного кишкоблуда, если он попытается опять лишить меня завтрака.