Саня

Дмитрий Гостищев
Посвящаю деду, Альберту Мироновичу

                Сурик
     Снаружи палит казахское солнце… Сейчас Андрею Андреевичу Сурику оно нипочём: обеденный перерыв. Столовая наполнена мужским говором; в этом её особенность;  посуда же звенит, как у всех.
     Между столами пробирается старший лейтенант Богомолов. Живут в одном доме и даже на одном этаже, подъезды только разные, но не дружат. И дети не дружат. По крайней мере, жена никогда не говорила, что бы  Саня, его пасынок, ходил к дочке Богомолова или наоборот.
     Сурик призывно кивает на свободное место рядом с собой. Старлей усмехается; в глазах – притворное удивление… Вдруг он меняется в лице. Ставит поднос. Опирается о край стола. 
- Товарищ капитан, ты с обновкой?
- Что? – не понимает Андрей Андреевич; настораживает сам тон вопроса.
- Ну, часы наручные… «Победа»… Где взял?
- Нашёл… - багровеет капитан.
- Я-то их не терял. Точно помню…
     Столовая навострила уши. Те, кто сидит поблизости,  видят, как один офицер снимает часы и передаёт их другому. Последний изучает стекло, корпус, ремешок и указывает  на что-то… Создаётся впечатление, что Андрей Андреевич Сурик не сослуживец и даже приятель, а вор и обманщик…
      Богомолов, на левой руке которого красуются вновь приобретённые часы, проходит мимо свободного места…

                ***
     Жаркий, субботний полдень. На кухне - светопреставление! Непонятно, как двум женским рукам удаётся извлекать столько звуков разом… Слышны шаги. Скрипнула входная дверь. В Приозёрске, точно в деревне, можно не бояться чужих.
- Саня? Пришёл? – зовёт Сурик.
- Пришёл, - как-то машинально отвечает худенький мальчик лет десяти.
- Опять я в твоей комнате сижу? Спокойнее здесь… И диван с мягкой спинкой…
     Саня по-прежнему молчит. Взгляд устремлён вглубь комнаты. Спохватившись, он протягивает какую-то вещицу и отходит к шифоньеру.
- Часы? «Победа»… Откуда они у тебя? – волнуется Андрей Андреевич. На лбу – испарина. Ощущение, что говорит с глухонемым.
     Пацан молчит. Смотрит куда-то.
- Ты украл… - убеждённо говорит отчим.
     Саня машет головой и наконец оборачивается:
- Нашёл у котельной… Вы не рады?
    Сурик пожимает плечами. Что тут скажешь?
- Я могу поспрашивать у мужиков… Может, найдётся хозяин…
- А сами… Не хотите носить?
- Могу и сам… Пойдём-ка… Расскажем матери…

                Сурков
   Саня не любит ветер. Если «сирокко бесится в пустыне», ну, в полупустыне, невозможно выйти из подъезда: весь покроешься пылью и чёрной взвесью!.. А в погожий день пускай себе темнеют горы угля около котельной.
     Детвора из близлежащих трёхэтажек высыпала во двор. «Казаки-разбойники» - для мальчишек, хотя играют и девчонки, «классики» - чисто для слабого пола; просто прыгают по клеткам или толкают битку перед прыжком. Здесь на равных пионеры и разгильдяи.
     Сурков сторонится всех: у него застрелился отец. В Приозёрске слагают легенды о других: чьи-то мужья и отцы отвели от жилых массивов неисправный самолёт…  Они погибли, но как!
     У Сани остались обида, фотоснимки и  дырка от пули в шифоньере…
     Мальчик прохаживается вдоль дома, будто какой-то старичок. Туда и назад, туда и назад… Когда ему надоедает, он идёт к подъезду… Но не своему… Саня знает, чего хочет. На третьем этаже обитает семья одного дяденьки, вернее, офицера, чем-то похожего на отца.
     Приотворены некоторые двери. Жарко. На площадках – ни души. Третий этаж… «Его» дверь открыли почти настежь… Что это? Наручные часы? Вот так запросто лежат на тумбочке? Ну да, вон и стрелки видны… У отца были такие? Саня делает шаг, другой… Протягивает руку…

                ***
      «Он не вышел ни званьем, ни ростом…» Строчка из любимой песни Высоцкого не пустой звук для Суркова. Канатоходец? Нет уж, это про его папу!  Бесстрашный, справедливый! Ничего, что рано начал лысеть. Например, Богомолову даже идёт!
     Когда у Сани плохое настроение, он подходит к шифоньеру и закрывает рукой маленькую дырку… Хорошо, что не выкинули и поставили в его комнату…
     Судя по женским голосам, доносящимся из окон, скоро обедать. Он любит свою маму. Она лёгкая на руку машинистка и абсолютно беззащитный человек. Поэтому, наверное, и вышла замуж во второй раз… Фамилия Андрея Андреевича – Сурик – моментально стала предметом злых и добрых шуток, мол, погиб Сурков, нашла Сурика. Доставалось и Сане. Все повторяли: «Шурик Сурик!» Уж лучше зваться в честь зверька, нежели в честь непонятной краски! А «настоящий» Шурик вон где – в доме напротив…
     Андрей Андреевич мирный. Маму не бьёт; пасынка не обижает. Правда, не любит рубашки защитного цвета в быту. Папа донашивал…  Но Сурик не играет в карты, не ездит на рыбалку и охоту. Мама рада, значит и Саня рад.
     Остановившись на площадке между этажами, он подносит часы к уху и слушает, как они тикают. Никого нет. А что, если вернуть?  Дома решат, что украл…
     Дверь их квартиры тоже приотворена. Саня видит отчима с газетой в руках. Отдать ему? Сурик обрадуется: «Неужели нашёл?!» А что, нашёл!..