Верую!

Сергей Александрович Горбунов
Рыдания оркестра, ворвавшиеся в открытое окно, скомкали послеобеденную дрему. Здесь, в больничной палате кардиологического отделения, похоронный марш, прилетевший откуда-то, воспринимался ее обитателями особенно обостренно. О болезни трое пациентов палаты старались особо не говорить, но каждый из них понимал всю хрупкость  и неопределенность своего бытия.
- Хоронят кого-то, – не выдержав надрыва труб, ни к кому не обращаясь и не открывая глаз, сказал прораб Анатолий Мокшин. – Вот и еще одну душу, Бог прибрал к себе на небеса.
…Он хотел продолжить фразу, но его, не скрывая раздражения, перебил лежащий напротив Никита Петрович.
 Производитель работ на стройке и третий больной, Алишер Кувшинов, знали, что этот седоволосый, с синевой под глазами человек, трудится в земельном ведомстве и регистрирует участки частных строений и фирм. То ли специфика работы, то ли особенности характера «землемера», как негласно прозвали его Мокшин и сборщик мебели Алишер, но тот постоянно был чем-то недоволен. Особенно здесь, в больнице, где явно ощущалась зависимость пациентов и их здоровья от медиков. Но, так как тех рядом не было, то, после слов прораба, Никита Петрович, сев на кровать и свесив ноги, с вызовом спросил:
- А ты что – богомолец, раз Бога поминаешь?
- Верую я в него, – просто ответил строитель. – И это мне силы и радость жизни дает.
- Ох, и радость! – «землемер» даже подпрыгнул на поролоновом матрасе. – Один инфаркт ты уже имеешь, а неделю назад тебя сюда,  синюшного привезли и до сих пор на ноги не поставили. Что же он, твой заступник, тебя не излечит? Сказки все это и самообман! Я вот не пью, не курю, за юбками не волочусь, и не убил никого, а сердцем – маюсь. И живу с опаской: работаю, работаю, стараюсь для блага семьи, и  вдруг, не дожив до положенного мне срока, – раз и умру по причине сердца. Это как понимать?!
…Вопрос был с вызовом.
 - Не знаю, как ты, но я то в чем  перед небесами провинился?!  Молчишь, нечего сказать?! – «землемер» явно раскручивал если не конфликт, то – спор.
- Я тебе лучше притчу расскажу, – прораб, видя, что дрема рассеялась, тоже присел на кровати, – В древние времена у одного купца был единственный сын. Дорожа его жизнью, этот торговый человек постоянно молил Бога о том, что бы сыну было хорошо, и он был счастлив. Но, по прошествии времени, наследник вдруг заболел и умер. Несчастный отец, со слезами, вновь обратился к Всевышнему, но на этот раз с упреками по поводу того, что тот забрал его единственного сына. На эти слова Бот ему ответил так: «Ты просил, чтобы юноше было хорошо, и я исполнил твое желание. Почему ты уверен, что на Земле ему будет лучше, чем у меня?». Вот такой вот сказ, – прораб потянулся за бутылкой с минеральной водой.
- Ну и к чему ты мне эту поповскую байку рассказал?! – Никита Петрович не скрывал раздражения.
- К тому, что каждому из нас отмерен свой срок, а пока он не окончился – живи с верой в лучшее, работай, расти детей, помогай, чем можешь, тем, кому плохо, и радуйся каждому прожитому дню и тому, что  начнется следующим утром. И ты зря  сейчас злишься. Придет время, и ты по иному оценишь то, что сегодня не признаешь и в чем сомневаешься. Ты никогда не задумывался над тем: почему большие ученые-материалисты со временем приходят к сути Бога и сотворения им мира? И почему космонавты, слетав в космос и что-то там увидев или  познав, уже не говорят, что они атеисты? Идем дальше. Как я разумею, ты, Никита Петрович, в свое время окончили институт, то есть обладаешь определенным уровнем знаний, и, наверное, знаешь, что насекомые, многие птицы и млекопитающие не различают  цвета. Тогда для кого, если не для радости и услады человека, Творец создал всевозможные цветы, бабочек и птиц неописуемых форм и расцветок, так как нашим младшим братьям эта красота без надобности? Да и самой природе, которая всегда рациональна и не терпит излишеств.
- Ну, пошел, поехал! Я и не знал, что ныне на стройке такие умники работают, – распорядитель соток и гектаров даже заулыбался.
…Не обращая внимания на очередной его выпад, Мокшин так же, неспешно и ровно, продолжил свою речь.
- Ну, да Бог с ними с космонавтами и учеными. Обратимся к нашей жизни. Слушая, Петрович, уже не притчу, а реальную историю. Минувшей зимой хоронили мы нашего друга, художника Николая Залюбовского. Душевный был человек. Похороны совпали с крепкими морозами, да еще с ледяным ветром. Приехали мы, значит, на кладбище, сказали по быстрому причитающиеся речи, так как стужа не позволяла долго ораторствовать, и начали опускать гроб в могилу. И тут все обратили внимание на неизвестно откуда появившуюся синичку, которая беспокойно, не боясь людей, начала метаться и  летать туда сюда  над могилой. А потом села на соседнюю оградку и застыла, глядя, как кладбищенские рабочие орудуют лопатами.
- И что тут необычного? – Никита Петрович скривил губы. – Зима, холод и голод, умная птичка захотела покушать и прилетела к разворошенной земле за кормом или за крошками, которые остаются у могил  от поминальных ста грамм с бутербродами.
- Может быть, – согласился прораб. – Но, по христианскому обычаю, следующим утром родственники должны поехать на кладбище и положить на могилу усопшего питье и еду. Так вот, супруга Николая Людмила Кондратьевна с сыном, как положено, приехали туда, к могиле Федоровича. А мороз был – еще  лютее, чем накануне, и видят, что на земляном холмике сидит синичка. Вроде, как ночевала там и теперь поджидает их. И никуда не улетает.  Так Люда, расплакавшись, специально чистую тряпочку на могилке постелила для птички и крошек на нее насыпала. Это, по-твоему, как?
- Ты вообще все в кучу свалил: Бога, веру, синицу, – «землемер» махнул рукой. – И что это значит!?
- То, что  в этом мире есть какая-то Высшая сила и Высший разум, который нам не доступны. Они, начертив каждому его путь, помогают нам, руководят нами и всем происходящим.  Это, по моему разумению, мы называем – Богом  и Создателем. И я в это верю, – подытожил  Мокшин. – И когда трудно, надо попросить  Бога,  и он – откликнется  на призыв.
- Ну, попроси его о своем здоровье, глядишь – тебя  завтра выпишут, и ты галопом поскачешь на свои объекты, – Никита Петрович вновь начал испытывать раздражение.
- А вы зря смеетесь, – молчавший до этого Алишер, который лежал, отвернувшись к стенке на кровати, повернулся лицом к спорщикам. – Меня вообще-то Алексеем раньше звали. Это я после Афганистана Алишером стал. Как наши солдаты там служили – вы знаете. Несколько раз я в переделках был, но Бог миловал, даже серьезных ранений не получил. А тут, когда до демобилизации осталось меньше двух месяцев, наша автоколонна попала в засаду. Крепко зажали нас «духи» (душманы – значит) и ощущение было такое, что стреляют отовсюду из-за каждого камня или скалы. Пробовали мы вертолеты вызвать, да рацию вывело из строя и двух офицеров, что были старшими,  убили. И вот тут я начал умолять Всевышнего о том, что бы он не дал мне умереть или попасть в плен. Не знаю, то ли я плохо просил, то ли в том момент потерял свою христианскую веру и терпение, но я вдруг начал молить Аллаха даровать мне жизнь, обещая, что если выживу, то приму ислам. Стрелял я, отбиваясь от душманов, плакал от страха и отчаяния – не  надеясь на спасение, так как нас осталось не более десятка, и продолжал просить Аллаха о спасении. Не знаю, сколько бы еще это продолжалось, но тут появились вертолеты и начали утюжить «духов» реактивными снарядами. А потом подоспели бронетранспортеры и нас вывезли из этого ада. После боя я снял нательный крест, так как совестно мне стало перед Богом, и спрятал его в вещмешок. А когда нас уволили в запас,  то я, приехав, домой, (вы можете меня осуждать, но я до сих пор помню тот бой, его страх, и мое обещание  Аллаху) – набрался храбрости, пошел в мечеть и все  рассказал  имаму. Он дал мне время подумать и все взвесить, а потом я прошел, все соответствующие процедуры принятия ислама, и получил имя Алишер, в честь моего убитого друга-узбека. И я верю в то, что меня спас мусульманский Бог Аллах, который  даровал мне жизнь.
… Бывший афганец замолчал. Медь оркестра давно уже умолкла, и теперь в палате насупила тишина. Не тревожа ее, оцепенели и сидевшие на кроватях,  – то ли прислушиваясь к неравномерным ритмам и болям своих сердец, то ли думая о Боге. Они этого не увидели, но он незримо вошел в их пропахшую лекарствами комнату и был один для всех.

Сергей Горбунов