- Сань, а может не надо? Может – не поплывешь? – двоюродный брат того, кого величали Саша, скорчил жалобное лицо. – И тебе достанется от отца, и меня отлупят за эту затею.
…Тот, к кому обращался говоривший, посмотрел на своего родича- сверстника, на других мальчишек, живущих с ним по соседству на Луговой улице, и ничего не ответил. Он видел, что Коля-маленький смотрит на него широко раскрытыми глазами, а его большой и старший тезка, наоборот, ехидно сощурил их и скривил губы, всем своим видом давая понять, что ему, Саньке Зубкову, – слабо сделать то, о чем он всем прожужжал уши, после того, как закончился учебный год. Тогда этот семиклассник объявил про экспедицию, которую набирает, чтобы на плоту поплыть по Иртышу мимо Омска и Ханты-Мансийска до Салехарда. А может быть и дальше, за Полярный круг, в Обскую губу. Автор идеи, тыча пальцем в страницу атласа, петлял им, вслед за изгибами Иртыша и Оби, пока не упирался в Салехард. В этом северном городе, по его словам, обязательно должны были быть если не морское, то речное училища. Их, пацанов с улицы Луговой, конечно, по малолетству туда сразу не примут. Но и назад не отправят, а устроят в интернат, чтобы подросли. Кому захочется тащиться из Салехарда за двадцать тысяч километров до их Подстепки по тайге и болотам, чтобы вернуть беглецов домой! (Для убедительности своих слов, Саня привирал расстояния). А чтобы веры было больше, вновь с помощью атласа и пальца, показывал, что из тундры до их села даже железной дороги напрямик нет, а самолетом лететь – это какие деньжищи надо!
В итоге к концу мая сформировалась команда (Зубков называл ее экипаж) из шести человек: самого капитана Александра, его двоюродного брата-одногодка Гришки, двух Николаев – большого и маленького и дружков – Бориса и Славки. Были еще желающие, прослышавшие про путешествие по Иртышу. Но Саня им обстоятельно объяснил, что тогда придется сколачивать огромный плот (где столько бревен достанем?) и брать с собой большой запас провизии, что – неподъемно плавучему средству, на котором они отправятся в путь. Поэтому, пусть они не унывают и ждут известий о том, как экипаж устроится в Салехарде. Если все будет нормально, то он, Зубков, даст им телеграмму и они, следующим летом, в июне, по большой воде (в тех краях Иртыш и Обь вскрываются позже) приплывут к ним. На том и порешили. Но, тем не менее, те, кто оставался на берегу, тоже принимали участие в заготовке бревен и изготовлении плота.
Работа продвигалась медленно. В прежние года, когда по Иртышу чуть ли не вереницей шли буксиры, волоча баржи с сибирской древесиной, река часто проносила мимо Подстепки, стоящей почти на берегу, упавшие в воду с барж бревна. И местные мужики даже соревновались, кто больше их за сезон выловит. Одни продавали свой улов или меняли на водку, другие – строили бани, а то и дома. Но в последние годы над рекой все реже и реже раздавались басистые гудки речных судов и «дровяной» промысел был заброшен. Но мальчишки – не были бы мальчишками, если бы не нашли выход. И в этом им помог Иртыш. Тихий, там, где его берега далеко разбегаются друг от друга, он лениво катит зеленые воды, чтобы, затем, впереди, войдя в узину русла, продираться тугими струями меж глинистых берегов, подтачивая и обрушивая их в свои зеленые воды, вместе с тополями и ивами. Натешившись, река выносила укаченные на волнах и оцепеневшие деревья на какое-нибудь мелководье. Там они лежали до тех пор, пока их не выдергивала из донного наносного песка и не убирала специальная служба пароходства, отвечающая за фарватер и судоходные знаки, или в следующий ледоход не перемалывали льдины. Эти, наполовину топляки, а так же те деревья, что уже упали кронами в воду, но еще цеплялись корнями за берег, мальчишки и приноровились распиливать на части. Они находили их, облепляли, как муравьи, и вскоре бревно, отпиленное и отрубленное, плыло на аркане, за какой-либо из мальчишеских лодок. Так был заготовлен достаточный для плота запас бревен. В небольшой заводи, прямо на воде их сколотили досками и скобами, которые путешественники притащили из дому или там, где они «плохо лежали».
Постройку плота не удалось сохранить в тайне. Про него узнали отцы семейств, но не придали этому большое значение, решив, что ребятня сколачивает помост, чтобы удобней было ловить рыбу. Некоторые папаши даже помогали подтаскивать бревна и жестко их крепить. И еще больше одобрили наследников, когда те соорудили на плоту, что-то вроде навеса или палатки от непогоды и скамеечки. При этом родители не обратили внимание на странный столбик, прочно укрепленный на плоту, который, в действительности, был опорой для рулевого весла, спрятанного до поры до времени в прибрежных кустах.
Но вот, что странно: чем ближе становился день предполагаемого отплытия, тем нервозней и в тоже время печальней становился экипаж Зубкова. А потом, за два дня до начала сплава, друзья Александра, Борис и Слава, опустив головы и, не глядя на него, сказали, что не могут с ним поплыть. Оказалось, что к Борису приезжает родня с Украины вместе с племянником, которого он не видел несколько лет, а у Славы наоборот отец уезжал на какую-то стройку и он оставался в доме один мужчина. И тут остальных словно прорвало. Двоюродный брат Григорий божился, что его отец пригрозил ему смертельной поркой, если он куда-либо отлучится из села. Коля-большой – клясться не стал, но подчеркнул, что он в эту затею не верил изначально и помогал строить плот лишь «за компанию». И что это вообще – бред сивой кобылы, так как невозможно проплыть от их Подстепки до Салехарда на каких-то бревнах, питаясь, сообща заготовленными сухарями, чаем и картошкой. Коля-маленький – ничего говорить не стал, так как еще не научился обманывать и придумывать оправдательные доводы. Он лишь тихо заплакал, шмыгая носом. И тогда Александр Зубков сказал, что поплывет один. И не через день, как по плану, а завтра.
***
…На следующее утро Санька встал рано и деловито начал помогать матери управляться по хозяйству. Накосил траву кроликам, наполнил на огороде бочки водой, чтобы нагрелась для полива. Сбегал в магазин за хлебом. А когда начал пометать мусор на кухне, то его мама оторопело спросила: «Сань, с тобой, что сегодня случилось? Какой-то ты ныне старательный, я прямо – не нарадуюсь. Поумнел, что ли?»
Александр не ответил на вопрос, переведя разговор на то, что ему надо сбегать к товарищу за запасной частью к велосипеду, а потом с ребятами сходить на речную пойму, надергать щавеля и дикого лука для пирожков. Покрутившись еще немного во дворе, он забежал за сарай, достал припрятанный мешок с одеждой и сумку с едой и, крадучись, поспешил к реке.
Экипаж уже был в сборе. Борис и Слава тоже пришли с пакетами, принеся еду для товарища. Кулек пирожков и кусок масла, завернутый в бумагу, передал ему и Коля-маленький. Остальные путешественники явились на проводы с пустыми руками, решив, что раз они не уходят в плавание, то и провиант не нужен. Но на это Зубков не обратил внимание. Так же, как и на нытье Гришки по поводу предстоящей порки. Честно говоря, он даже не слышал, что тот говорит. Этот берег, с влажным песком, Подстепка, чьи крыши виднелись над кустами тальника, ребята, стоящие рядом, почему-то в этот миг показались Саньке такими дорогими и близкими, что ему даже стало тоскливо расставаться с ними. Вдобавок, где-то в глубине мозга, змейкой стала пробиваться на волю мысль, что раз ребята отказались от Салехарда, то и он может отступить, так как в одиночку такое плавание – большой риск. Но он вспомнил прищуренный взгляд Коли-большого, широко раскрытые глаза его маленького тезки, ожидавшего от него, Зубкова, чего-то большого и необыкновенного. Мотнув головой, словно стряхивая искушение остаться, Александр стал готовиться к отплытию. Он сгрузил на плот весь скарб. Ребята притащили металлический короб, который, установив на бревнах, наполнили песком, чтобы можно было разводить костер. Принесли из кустов весло. Санька сошел на берег, пожал всем руки и вновь вступил на палубу своего плавучего средства. Друзья поднатужились, оттолкнули плот от берега и он, как-то боком, словно осенний лист, поплыл вниз по Иртышу.
Александр оглянулся назад, на уменьшающиеся фигурки ребят. Никто прощально не махал ему рукой. Откуда Саньке было знать, что большинство из оставшихся на берегу желали, чтобы он скорее скрылся с глаз, так как был им укором и даже злил своим упорством. Лишь Коля-маленький, сорвавшись с места, вдруг побежал вдогонку за ним вдоль берега, но и он потом остановился, когда плот завернул за излучину.
***
Саша десятки раз переплывал Иртыш на лодке с мальчишками, да и, купаясь, заплывал на стремнину, которая, подхватывая, уносила его далеко по течению, но сейчас река показалась ему широкой и неласковой. Чтобы отвлечься, путешественник начал разбирать вещи, посуду и еду, укладывать их по своим местам. Делал он это по-хозяйски, как было заведено в их семье. Масло, Коли-маленького, он в целлофановом пакете на веревке опустил за борт, что бы не так таяло. Картошку оставил в мешке под навесом. Сухари положил туда же, но повыше, чтобы не подмокли, а пирожки съел, запивая молоком, так как обнаружил, что проголодался. Все это Саня делал не спеша, одновременно рулевым веслом направляя плот к центру реки, где не могло быть мели.
По обоим берегам реки тянулись знакомые ему места. Здесь он или ловил с ребятами рыбу, или собирал в низинах осенью ежевику и грибы. Но вскоре Саня перестал узнавать местность и теперь почти все время орудовал веслом, чтобы по ошибке не сбиться с фарватера и не заплыть в какой-нибудь боковой проток, заросший кувшинками, камышом, рогозом и другой водяной растительностью. Когда такие места сменялись плесами, то плот сбавлял скорость и Зубков уходил под навес, чтобы передохнуть. Раз он даже задремал, и разбудила его приблудная ворона, усевшаяся на плот и поднявшая крик. От ее карканья, Александр вскочил на ноги, озираясь по сторонам. Его пробуждение испугало птицу и она тяжело взлетела, сердито крича. Оглядевшись, подросток увидел на правом берегу вышку телевизионного ретранслятора и определил, что от Подстепки он уже уплыл на 20 километров. Вернув плот, направляемый течением к берегу, на середину реки, Саня принялся разводить костер, чтобы сварить в котелке картошку. Сухие, заранее приготовленные ветки, занялись пламенем на песке металлического короба, а вскоре и забулькала вода в котелке, и над рекой поплыл запах вареной картошки. Приготовление еды, управление плотом сняли внутреннее напряжение Александра. Он стал насвистывать и уже более дружелюбно глядеть на просторы реки и в ее зеленую глубину. И, даже, пытался рыбачить на блесну, но из этой затеи ничего не получилось. Так он и плыл, разглядывая берега и Иртыш, по которому, подгоняемые ветром, куда-то бежали мелкие волны.
***
Саньку хватились ближе к вечеру. Его родительница начала беспокоиться по поводу того, что сын так долго заготавливает щавель, да и обед пропустил. Она уже собралась идти к Славке или Борису, чтобы узнать, куда подевался Александр, да увидела за оградой племянника Григория. Ей даже показалось, что он нарочно тут «крутиться», чтобы попасться ей на глаза.
Вопрос: «Не видал ли он Саньку?» – поверг паренька как бы в смятение. Он покраснел лицом и потупил взор. Это не ускользнуло от озабоченной тетки.
- А ну – выкладывай, что натворили? – она за ворот рубашки подтянула Григория к себе. – Где Санька и почему он скрывается и не идет домой? Живо говори, а то я тебя сейчас отведу к твоему отцу на работу.
… Тетя могла бы это и не говорить. Распираемый мальчишеской тайной (и, не одобряя двоюродного брата за такой шаг), Гриня тут же доложил, что Санька по Иртышу, на плоту отправился в Салехард, в мореходное училище.
Двух слов – «Иртыш» и «плот» – хватило, чтобы воротник племянника был выпущен из рук, он сам забыт в тот же момент, а Санькина мамаша – мчалась по улице в сторону совхозного гаража.
И, завертелась – карусель. Мужики, что помогали строить плот, и прослышавшие про путешествие Зубкова-младшего, чертыхались и грозились дома снести головы сыновьям, за то, что те так ловко обманули их с «помостом» для рыбалки. Взвинтился и Санькин отец. На своем молоковозе, он поехал на край Подстепки к известному в селе рыбаку, а точнее браконьеру, Золину, и упросил того за две бутылки самогона и возврат сожженного бензина догнать сына. Затем Зубков-старший помчался в контору, к директору. Тот, услышав про путешественника, тут же отпустил водителя на перехват беглеца, так как к ночи обещали грозу и сильный ветер.
***
Вниз по течению лодка, хотя и загруженная двумя мужчинами, летела, как стриж над водой, подняв нос, и, порою, шлепая днищем по волнам. Оба ездока цепко вглядывались вдаль, боясь пропустить плот, причаливший где-нибудь неподалеку от села. Но, поворот реки сменялся поворотом, винт лодочного движка наматывал километры, а подростка нигде не было видно. Золин уже начал злиться на то, что ввязался в эту «глупость» плыть за беглецом до Омска, приговаривая, что будь его воля – он бы Саньку отлупцевал прямо на плоту, чтобы не повадно было будоражить людей. Дескать, уже и солнце над деревьями повисло, готовясь к закату, а плота в – все нет и неизвестно, где его искать.
Стенания рыбака прервал крик родителя Александра, указывающего рукой вдаль, где вдоль высокого берега, в который било течение, плыл плот, с подростком загребающим рулевым веслом. Он обернулся лишь тогда, когда услышал звук лодочного мотора. Золин подплыл к плоту, сравнял скорость, чтобы пришвартоваться, и, в ожидании взбучки Зубкову младшему, даже как-то весело спросил того: «Что – приплыл, турист? Сейчас тебе батя уму-разуму научит».
Но Санькин отец вместо этого перебрался на плот, взял рулевое весло и стал им выгребать туда, где обрывистый берег переходил в покатый и песчаный. Он дождался, пока плот упрется в песок, выпрыгнул на берег и подтянул его на сушу. Рядом пристал и рыбак.
Санькин отец, ни слова не говоря сыну, начал перетаскивать с плота в лодку весь его походный скарб. Когда закончил, коротко сказал ему, что бы он залазил в нее.
- А плот как? Я его против течения не потяну, движок посажу, – Золин уставился на родителя паренька.
- А никак! – ответил тот. – Здесь он останется. Может кто-нибудь еще захочет на нем поплыть по реке.
- Да ты чего говоришь?! – рыбак даже опешил. – Тут дров – всю зиму хватит топить. А если мозгами пораскинуть, то и в хозяйстве плот для что-нибудь можно приспособить. Не-е-т, если ты отказываешься от него, то я сейчас (вы пока поговорите) оттащу плот в одну скрытую протоку, а завтра на грузовой машине приеду и на бревнышки его разберу.
…Не дожидаясь ответа, он достал веревку, подцепил плот и потащил его куда-то вниз по Иртышу, провожаемый взглядом подростком, котрый с трудом сдерживал слезы.
Назад плыли молча. Золин был зол на то, что не увидел, как Зубков наказал сына. Но он больше был уверен в том, что тот вообще не тронул пальцем Саньку и от это злился еще больше.
Отец и сын думали каждый о своем. Александру было обидно, что так быстро закончилось его путешествие в Салехард. Жалел он и плот, который завтра этот ехидный браконьер разберет на дрова. И в тоже время он испытывал благодарность к отцу, который не стал его прилюдно ругать и наказывать.
Родитель, уставший от былого напряжения, сидел тихо, восстанавливая силы. Но все же он пытался представить себя на месте сына и соизмерить: смогли ли бы он так, пусть безрассудно и наивно, но отважно – отправиться в такое плавание?
… То ли Санька интуитивно почувствовал настроение отца и прочел его мысли, то ли не прошла обида за прерванную экспедицию, но он вздохнул, будто всхлипнул. Зубков-старший пододвинул его к себе, накрыл второй половиной своей кожаной куртки и прижал к себе. Так они и приплыли в Подстепку.
Сергей Горбунов