Мне позвонили и предложили путёвку в пансионат. Я так и не понял, откуда был звонок, но от путевки не отказался. Вскоре посыльный передал мне конверт с путёвкой. Я расписался в получении, и расспросил, как туда доехать.
Это был ведомственный пансионат Заря в чудесном сосновом лесу неподалеку от города. Окна большого номера, состоящего из холла и спальни, выходили на освещенную утренним солнцем заросшую лесную поляну. Внутри имелись все необходимые удобства, включая холодильник, телевизор, широкую кровать и стол.
В холл выходило несколько дверей. Одна дверь из холла вела в ванную, другая – в небольшую кладовку, куда я поставил свой чемодан. За третьей дверью оказался туалет. Была еще дверь в какое-то техническое помещение с трубами и вентилями. Рядом с ней имелась еще одна узкая дверка, но она оказалась запертой.
Из персонала я в первый день узнал двух пожилых людей, супругов. Полина Ивановна – по части белья и прочего, а ее муж Николай – занимался и водопроводом и электричеством. Полина Ивановна, милая добрая старушка, принесла стопку чистого хрустящего белья, сама застелила постель и покрыла стол скатертью. Совершая эти необходимые операции, Полина Ивановна не молчала ни минуты. Она перечислила время завтрака, обеда, ужина, отхода пансионатского автобуса, вечернего концерта и утренней гимнастики. Я всё выслушал, и задал вопрос об узкой запертой дверке. Полина Ивановна вздрогнула, и как то сникла. Или мне это показалось? Потом пожала плечами и ответила, что там, наверно, кабели всякие, её Николай мне объяснит, если надо. И перевела разговор на ягоды, которые можно брать с утра, пока другие отдыхающие тянут ноги.
В соседнем номере жила молодая пара. Я с ними познакомился на ужине в столовой, где мы оказались за одним столиком. И часа после ужина не прошло, как они уже стучались ко мне, приглашая на чашку чая. Чашка вскоре плавно перешла в рюмку, чай также совершил соответствующие метаморфозы. Знакомство состоялось.
Ночь я провел беспокойно. Несколько раз просыпался от звука тяжелых шагов за стеной. В полной тишине эти звуки вызывали ужас. От них стыла кровь. Я успокаивал себя: наверно сосед страдает бессонницей. Но утром я забыл о ночных тревогах, наслаждался тишиной и покоем.
Ночное беспокойство продолжалось. Тяжёлые шаги будили меня. Видимо сосед имел серьёзные проблемы со сном. Вечерами мы дегустировали разные напитки, но заводить разговор о его бессоннице я не решался. Как-то я пригласил их в мой номер отведать рюмочку – другую из моих запасов шотландского виски. И соседей заинтересовала запертая дверка. Похожая дверка в их холле отсутствовала. Видимо кабели проходили только через мой номер.
Мне пришлось пообещать, что, при случае, я обязательно спрошу Николая, что он прячет за этой таинственной дверкой. А мой сосед, смеясь, попросил, внимательнее рассмотреть бороду Николая, точнее ее цвет. Уж, не синяя ли она у него?! Шутка, безусловно, удалась, и мы все трое долго смеялись.
А тут как раз и Николай появился. Он пришел рано, до завтрака. Извинился, что беспокоит, и объяснил что-то про проверку труб в техническом помещении. Когда он, покрутив свои вентили, вылез, я задал вопрос о запертой соседней дверке. Но вот такой реакции не ожидал совершенно: Николай судорожно схватился за ручку этой дверки, подергал ее, убедился, что она заперта, и только после этого повернулся ко мне. И его ответ меня поразил не меньше, чем его реакция. Он стал что-то мямлить, говорить про какие-то кабели, что они совершенно не опасны, и что дверку эту открывать нельзя ни при каких обстоятельствах. Я успокоил его, сказав, что мое любопытство не простирается настолько далеко, чтобы взламывать дверь. И Николай исчез из номера.
За завтраком я пересказал соседям свой разговор с Николаем; они были заинтригованы его реакцией. Мы сидели в освещенной утренним солнцем столовой, за столом, покрытым хрустящей светлой скатертью, завтракали, и обсуждали несоответствие нервной реакции Николая и его бессмысленной и успокаивающей речи о кабелях. И тут соседка сказала, что, в конце концов, дверку можно попросту отпереть. Поэтому после завтрака мы намеревались направиться прямо в мой номер.
Однако нас перехватила группа отдыхающих, и уговорила идти с ними к леснику, у которого, по слухам, родилась двухголовая телка. И мы всей группой пошли чудесной лесной дорожкой к дому лесника. Поход туда и обратно занял почти все время до обеда. Лесника мы не застали, но поговорили с его женой, которая пришла почему-то в ярость, услышав про двухголовую телку. Мы поспешили уйти, понимая из ее гневной тирады, что до нас уже множество сволочей приходили к ней с этим враньем, чтоб у них язык отсох такое придумать. А закончила свою яростную речь странной фразой:
- И что это за пансионат, прости господи, который год живу, а всё не привыкну.
Я этим словам не придал значение, а напрасно.
После обеда собрались в моем номере. Обследование дверки поразило меня и моих соседей еще более чем реакция Николая. Хлипкий внутренний замочек не был заперт; жало замка торчало из него, но даже не входило в предназначенное для него гнездо в раме дверки. При этом дверь была как монолит, и не шелохнулась при дерганье за ручку. Создавалось впечатление, что она заперта на какой-то крюк изнутри.
Надо было подробно обсудить возникшую проблему. Для ясности мышления мы налили в стаканы виски, и начали выдвигать различные предположения. Было два наименее абсурдных, но и они казались совершенно дикими. Первое выдвинул сосед:
- Я думаю, - заявил он, - что там внутри проходят совершенно секретные кабели питания чего-то абсолютно засекреченного на крыше.
- Точно, - усмехнулся я, - мы находимся на втором этаже двухэтажного корпуса с плоской и пустой от построек крышей.
- Там только голуби. Очень секретные, - засмеялась его супруга.
- Да, пожалуй. - Сосед вынужден был согласиться. – А что вы можете предложить?
Выдвинутое мной второе предположение касалось, естественно, юных красавиц, которых Николай мог бы прятать за этой дверкой. Но и это предположение было отвергнуто как совершенно безумное. Разумного решения мы пока найти не могли, и около полуночи соседи пошли к себе спать.
Утро было солнечное, яркое. Я встал, распахнул окно, чтобы подышать свежим прохладным воздухом. При этом задел провод зарядного устройства моего сотового телефона, лежащий на подоконнике. Провод заскользил и исчез за окном. Я взглянул вниз, отметил место в траве, куда он упал, надел шорты и вышел из номера. Со стороны окна дорожки не было, и все заросло густой травой. Пришлось пробираться сквозь нее, опасаясь высокой крапивы. Наконец я достиг места, убедился, что окно с вазой надо мной, и стал отыскивать упавший провод. Тут раздались голоса сверху:
- Что вы там нашли? - Мои соседи, выглянув в окно, заинтересовались, что я делаю.
- Вот, провод упал. - Я выпрямился с проводом в руках.
И застыл, глядя вверх. Видимо выражение моего лица изменилось настолько сильно, что супруги вскрикнули. Ничего удивительного в этом моем состоянии не было: я смотрел наверх, на свое окно с вазой и цветами в ней, на окно, в котором стояли мои встревоженные соседи. Но эти окна…, они не были смежные. Между ними находилось еще одно плотно закрытое окно.
Секреты требовали разумного объяснения. Мы с соседом обмерили шагами расстояние между нашими номерами, и убедились, что, действительно, имеется тайное узкое помещение с окном и дверкой в моем номере. Окно являлось лучшим тому доказательством.
Самое время было спросить соседа о его бессоннице. Он удивился, и ответил, что они то же самое думали обо мне. Эти тяжёлые шаги в ночи, вызывающие тревогу и страх. Они просыпались с сердцебиением от ужаса. И успокаивали себя моей бессонницей.
Было решено сразу после обеда найти Николая, и заставить его раскрыть тайну дверки. Мы зашли в кухню, и спросили повариху, не знает ли она где Николай.
- Так его ж увезли. Сказали - приступ аппендицита. Только вряд ли. От аппендицита белым как смерть не бывают. Малярия, наверно.
Это подтвердила женщина, рубящая на доске капусту:
- Точно! Бледный, и дрожал. Как в лихорадке. Опять испугался.
- А чего он испугался? – спросил я, - он, чего, и раньше пугался?
- Чего вы её слушаете, – торопливо ответила повариха, - вы ей не верьте. Балаболка она.
- И ничего я не говорила. – Женщина воткнула топорик в доску, и выскочила из кухни.
Нас поразил этот разговор, нас поразило поведение женщины, которая покинула кухню, и её слова. Непонятно было, как на всё это реагировать. Мы переглянулись и спросили повариху, где Полина Ивановна. Повариха пожала плечами и ответила, что она, наверно, где-нибудь в корпусах. И мы пошли искать Полину Ивановну.
Слухи в какой-то мере оказались правдивыми. Полину Ивановну мы не нашли, но удалось выяснить, что утром Николаю вызывали скорую помощь, которая его увезла в больницу; жена уехала вместе с ним. Для обсуждения мы собрались у меня в номере. Совещание начал я, подчеркнув, что мы соприкоснулись с чем-то мистическим. И упомянул Голема и его создателя Бецалеля. Тут последовала насмешливая реплика женщины. Во-первых, она не видела прямой связи между приездом скорой и моим обнаружением неизвестного окна. Более того, Николай чего-то испугался гораздо раньше, чем я обнаружил это самое окно. Во-вторых, надо просто раздобыть лестницу, залезть наверх, выдавить стекло, пройти внутрь и открыть дверку изнутри. Тогда из моего номера мы сможем исследовать все подробно. Если, конечно, хи-хи-хи, в комнате не окажется Голем с базукой в огромных глиняных руках.
Среди моих вещей был небольшой фонарик. Мы безуспешно пытались просветить запыленное окно, стоя вдвоем на верхней ступеньке лестницы. Лестницу мы приметили еще в светлое время возле склада. Когда стемнело, притащили ее к корпусу, и приставили к стене под таинственным окном. От нетерпения мы не стали долго ждать, и полезли по лестнице вдвоем, отчего она скрипела, и была готова развалиться. Но через окно мы ничего не могли разглядеть. Сосед подергал раму, и сказал, что надо раздобыть какую-нибудь отмычку. Я тоже спустился и тоже стал соображать, чем бы открыть ветхую раму таинственного окна. Пока мы топтались в траве, думая про отмычку, появилась жена соседа, которая несла топорик и лопату, выдернутые из красного пожарного ящика, установленного рядом с корпусом.
Сосед с топориком первым поднялся к окну, и попробовал поддеть раму. Я стоял внизу лестницы, опираясь на лопату, и ожидая своей очереди подняться. И я, и его супруга, стояли у подножья лестницы, подавая советы и реплики. В основном, мы ориентировались по шуму, потому что наши открытые окна тоже были темными; свет был выключен, чтобы не налетели комары. Сосед, в темноте, пытался загнать топор между створками окна и распахнуть его. От усилий лестница громко скрипела. Он на миг оторвался и попросил фонарик; я собрался подняться на одну - две ступеньки и протянуть фонарик, как в этот момент раздался пронзительный, леденящий кровь, крик его жены. Я никогда до этого не слышал подобного крика. В ту же секунду я понял, в чем дело: в этом таинственном окне зажегся свет. Раздался треск верхней ступеньки лестницы, и мой сосед свалился прямо на меня.
Рентген показал перелом двух рёбер. Его жена осталась в больнице, а я поехал к себе. Долго не мог уснуть. Решил утром вернуться в пансионат, чтобы выяснить, наконец, что происходит в этой скрытой от глаз комнате.
На центральной автобусной станции я дождался отправления автобуса, уселся на свободное место, развернул купленную газету и погрузился в чтение, не заботясь о времени, поскольку выходить мне предстояло на конечной остановке.
Я помню, что, сойдя с автобуса, я шел до пансионата Заря около получаса. Поэтому дорога была мне знакома, и я бодро вышагивал в нужном направлении. Вдоль дороги попадались транспаранты, написанные черным на голубом фоне. Вначале знакомые: санаторий Учитель, Дом отдыха одаренных детей. Потом пошли названия, которых я не помнил: Санаторий ветеранов, Пансионат Вепрь и Зона отдыха завода Формальдегид. Я точно помню, что не было этой вывески, точнее, я точно помню, что не помню завода с таким названием. Я уже прошагал по дороге более часа, но знакомого поворота на пансионат не заметил. Может быть, я его пропустил? Пришлось расспрашивать редких встречных. Ни один не слышал о пансионате Заря.
Вернувшись в город, направился в больницу, но найти соседа по пансионату не удалось. Фамилии его я не знал, назвал только имя и сказал про два сломанных ребра. Усталый врач в приемном отделении попросил не морочить ему голову, и исчез принимать очередного пострадавшего. Что было делать? Городского их адреса я тоже не знал.
На дверях квартиры была записка, призывающая зайти к соседям напротив. Оказывается, принесли чемодан, оставленный в пансионате. Приходил какой-то Николай, сказал, что все в целости и сохранности. И передавал мне привет от Полины Ивановны.
С тех пор ночами мне чудятся тяжелые шаги за стеной
*