Николай долго крепился. Трезвым и покорным возвращался домой. К жене и любимой дочке. Жена встречала привычным ворчаньем, а дочка обнимала отца. Ручонками обхватывала шею, горячее ее дыхание обжигало.
Бессмысленно оправдываться перед женщиной, но охотно рассказывал ребенку.
Трактора как люди, а он пытается излечить занемогшую технику.
Но с каждым годом, с каждым днем все сложнее врачевать изношенное железо.
И когда все усилия тщетны, и бессильно опускаются руки, мужчины забывают о клятвах и обещаниях.
Нечистый попутал, больше не повторится, заклятием твердим мы, когда ночью пытаемся добраться до дома.
Николай заблудился во тьме, заметил далекий огонек.
Побрел на него, она вспомнила и запалила свечу.
А он в давние годы не сумел добраться до спасительного света. Споткнулся и упал, заснул, свернувшись калачиком.
А очнулся на чужой кровати; женщина взвизгнула и завернулась в одеяло.
Несколько раз видел ее; когда приходила на танцы, ребята разбегались и прятались.
Многочисленная ее родня высматривала зазевавшихся женихов.
Выловили одного, с вилами и топорами выстроились около кровати.
Женщина с трудом сползла с пыточного ложа.
- Он силой меня взял, - повинилась перед бдительными родичами.
И одеяло, под которым она укрылась, и смятая простыня были заляпаны ржавчиной, видимо, в хозяйстве не нашлось другой краски.
- Обесчестил, - обвинила насильника.
- Оскопить? – предложил кровожадный родич. Прицелился, сощурив левый глаз, такой не пожалеет и не промахнется.
Совратитель прикрылся растопыренными пальцами, будто так можно уберечься.
Топоры взметнулись, вилы нацелились.
- Нет, погодите, может быть, прощу его! – взмолилась девица.
Так разволновалась, что уронила одеяло. Подхватила около пола. Огромные груди взметнулись и с размаху ударили по животу. Словно мокрым бельем шлепнули по гладильной доске.
- Не глядите, а то ослепнете! – осудила подглядывающих мужиков.
- Лучше ослепнуть! – согласился один из них.
- Давайте скорее, горло пересохло, - согласился с ним другой родич.
- Так хотелось отрезать, - расстроился палач.
- Видишь, что натворил, - осудил предводитель. – Обесчестил невинную девочку. - Едва сдержал усмешку.
Но другие не обладали его выдержкой, засмеялись, будто палкой заколотили по пустой бочке.
- Или изуродуем, или подпишешь брачное свидетельство, - продолжил предводитель.
Когда обещал изуродовать, оттянул ширинку и взмахнул воображаемым ножом.
Так оскопляют боровов, а потом те находят и пожирают отсеченные гениталии.
- Нет, не подпишу, лучше убейте, - отказался обвиняемый.
Прикрылся обеими руками, если оторвать одну, то они увидят.
- Тут все свои, да и тебе нечего прятать, - утешила его невеста.
- Еле расшевелила ночью, - поделилась с подельниками.
Теперь уже колотили по многим бочкам, наверное, таким набатом собирают людей на пожар, но все уже выгорело в этом доме.
Подписал в грохоте канонады, несколько раз нацеливался пером, не сразу попал в цель.
Забыв о родне, жена распахнула одеяло и надвинулась. Шибануло запахом пота и несвежего белья.
Мужчина напрасно вжался в стену.
- Пойдем, пусть молодые натешатся! – Увел свою команду предводитель.
Охотно последовали за ним, еще бы, заранее накрыли стол. Самые нетерпеливые успели приложиться к бутылке.
Выпить можно в горе и в радости, в дождь и в засуху, в зимнюю стынь и в жару. Было бы желание, а таковое всегда присутствует.
Муж постепенно привык и покорился, но иногда не удавалось добраться до дому.
Тогда жена отправлялась на поиски.
А когда подросла дочка, брала ее с собой.
Женщина еще больше располнела, при ходьбе по-утиному переваливалась и пыхтела продырявленным котлом.
Обычно девочка находила отца. Изучила его любимые канавы. И когда ручонками обхватывала шею, приоткрывался мутный глаз.
Так вода мутнеет в половодье, и не скоро осядет муть.
Но дочка обнимала, были легки и сладостны ее объятия.
Вела домой, и хрупкое плечо не прогибалось под тяжелой рукой.
Женщина ковыляла сзади, осыпая проклятиями.
Если бы сбылось самое незначительное ее пожелание, то Земля обернулась бы пустыней, и иссякла бы жизнь.
Только ради дочки возвращался он.
А однажды не вернулся, дочку вместе с другими учениками увезли в город.
Различил в ночи далекий огонек. Пошатываясь, побрел к нему.
Жена прокляла, ноги по щиколотку увязали в песке. Бесконечная пустыня, и миражи заманивают обманными огнями. И под ногами выбеленные песком и временем кости предшественников.
Стоит единожды оступиться, как попадаем мы в пустыню. И не удается набрести на оазис.
А если находишь покинутое людьми жилище, то давно пересох колодец, и не утолить жажду. Или солона вода, как солоны кровь и слезы.
Остается одно – заплакать и покаяться, но покаяние не вернет былое.
Все же побрел на огонек, а если падал, то ждал, когда Земля одарит теплом и силой.
Добрался, и бесшумно отворилась обычно скрипучая калитка.
Пес оскалился, но неожиданно заскулил и заполз в будку.
Цветы нацелились колючками, но не ударили, медленно и неохотно когти втянулись с мягкие звериные подушечки.
Люди, особенно одинокие женщины, на ночь запирают двери. И враг не проникнет в крепость. Никто не проникнет, под одеждой странника может быть спрятана кольчуга воина и захватчика.
Даже тарану не одолеть каменную кладку.
Не ударил и не рассадил плечо, осторожно дотронулся ладонью.
И распахнулись ворота.
Не заскрипели, и бесшумна была его поступь.
Огонек разгорелся, на блеклый свет устремились мотыльки и ночные бабочки. Но разбивались о стекло, оставляя на нем черные отметины.
Светлана очнулась, надо для мотыльков распахнуть окно, но заело шпингалет, придется задуть огонь.
И тьма падет на Землю, погаснет Солнце, уже повеяло холодом.
- Да, ты ушел, и погасло Солнце, - сказала она.
- Это ты ушла, - откликнулся мужчина.
Не разбился о стекло, просочился щелями и замочной скважиной.
- Меня заставили, - признался он. – Нацелились топорами и вилами.
- Да, я ждала и верила все эти долгие годы, - сказала женщина.
- Я бы развелся на следующий день, неправильно жениться под страхом смерти, - повинился Николай.
- Да, ты вернулся, - сказала женщина.
- А ты уехала в город, не позволила оправдаться. Я бы обязательно оправдался.
- Да, снова стала молодой и желанной, - сказала Светлана.
- Остался ради дочки, у меня замечательная дочка, - признался мужчина.
Сближались с каждым бредовым словом.
Вот сошлись пальцы.
Так сходятся разноименные заряды, и Землю не испепеляет пламенем.
Пальцы, ладони и предплечья.
- Да все же ты не умеешь собирать картоху, - вспомнила женщина.
- Наша дочка, - повторил мужчина.
И это были последние вразумительные слова.
Луковой шелухой содрали одежду.
Свеча догорела и погасла, но и во тьме можно досконально изучить тело.
Изучили, до последней складочки.
Но нет складок и изъянов.
А только наслаждение полетом и невесомостью.
Когда долго ждешь и надеешься, то бесконечен полет. И неведомые миры послушно ложатся к ногам. И бесконечна ночь любви и страсти.
А когда усталость безжалостно навалится, надо слиться в объятиях, чтобы выжить.
Забылись в объятиях.
Пусть вонзаются половицы. Пусть Земля раскачивается попавшим в шторм кораблем. Пусть ураганный ветер рвет и срывает паруса.
Что им буря и непогода. Вместе выстоят в ненастье.