рассказ
Мы слушали постукивание колес поезда и кушали бутерброды. Все в поезде кушали бутерброды и смотрели в окно – там мелькали величественные поля, окаймленные лесом и кладбищем.
Кто-то думал о близких, которые встретят его спустя два часа на перроне, кто-то скучал по местам, прочь от которых мчал его поезд, кто-то вспоминал недавно прочитанную книгу, где рассказывалось об очкастом юноше, радовавшемся смерти своей богатой любовницы. Начиналась книга с того, что этот юноша пересел из вагона третьего класса в вагон второго класса потому, что испытывал отвращение к жующим вонючую колбасу пассажирам третьего, и там впервые увидел дядю и его жену – свою будущую любовницу и, хоть и не познакомился с ними, ушедшими тут же в вагон-ресторан, а вместо этого стал жевать бутерброд с колбасой и потом заснул, усыпанный крошками, но ощутил нечто вроде интуитивного осознания, что намечается что-то грандиозное в его жизни. Этот юноша ждал чего-то такого всегда, а дождавшись своей Она, был рад, а потом и счастлив, избавившись от этого своего счастья.
Мы слушали постукивание колес и жевали бутерброды с колбасой. Крошки падали нам на столики и на колени, мы запивали бутерброды чаем из стаканов в подстаканниках, проводник все время сновал туда-сюда, разнося чай, и вдруг стук колес стал громче, удвоился, и в окне начали проноситься окна, где мы на долю секунды выхватывали из сплошного серо-синего потока силуэты жующих людей. Они мелькали так быстро, что взгляды наши не могли разобрать ничего, только что вот это – люди и что они жуют и пьют. И вот их поезд стал замедляться, и мы уже могли задержать взгляды на их мелькающих силуэтах и даже разглядеть лица. Кто-то из них склонился над кроссвордом, кто-то – над книгой или планшетом, кто-то убаюкивал ребенка, кто-то улыбался и смотрел в окно с телефоном у уха.
Но больше всего было тех, жующих бутерброды, и вот уже их поезд так замедлился, что у нас было полсекунды, чтоб разглядеть их лица – это были лица людей, жующих бутерброды с колбасой, лица тех, чья мысль была где-то далеко. Некоторые из них думали о близких, готовящихся встретить их на перроне, другие скучали по ком-то, оставшемся уже за сотни километров вдали, позади, а третьи вспоминали какую-то книгу, где рассказывалось об очкастом юноше, ликовавшем, когда умерла его богатая и красивая любовница, дядина жена.
Но не успели мы хорошенько их разглядеть, как поезд наш стал набирать ход, и лица стали размытыми, а потом на секунду слились в одно огромное, в человеческий рост, лицо, жующее бутерброд с колбасой; потом и это лицо исчезло, стало серым, слившись с окнами поезда, а поезд, в свою очередь, поглотил в скоростном беге свои окна, став однородною серой стеной, и вдруг – исчез, оставив за собою мелькающие поля, окаймленные лесом и кладбищем.
(июль 2014 - написано по пути в Харьков)