Их сосватали, но их самих спросить забыли – «ешь что дают». И Шурочка, прознав, любопытничает. Поручик Ржевский, конечно, конь-огонь, и жёнка ему будет рожать да сапоги чистить. Вот только в рабство девице Азаровой не хочется, у неё искания, выходящие за рамки гендера. Прелесть как юна ещё Шурочка.
И начинается интрига - обаять, влюбить и покорить! Ага-ага, регочут гусары за кадром, ну давай, покоряй. Мы на тебя посмотрим. А вот влюблю и покорю, обижается Шурочка, и обаяю, и вообще его победю. То есть побежду. Побегу, короче, и на коне въеду.
Миссия невыполнима: уважать себя заставить. А как? По рецепту дяди Онегина? – Здоровье дороже! По-женски – беседовать, сплясать и даже спеть? – для цирка слишком тонко. Финтифлюхнуть Ржевский всегда рад, но вот уважать то, что финтифлюхаешь – помилуйте, оно ж не полковой командир! И теоретически, если Шурочка преуспеет и боком и скоком и станет одноглазым фельдмаршалом, уваженье, конечно, да, но пылкую половую любовь такой расклад исключает. А Шурочке ведь уваженье с любовью подавай?
Шурочка совершает ошибку за ошибкой: влюбляется, работает на «чего изволите», пытается обыграть Ржевского на его же поле. Послушав поручиков пренебрежительный отзыв о женщинах, Шурочка-пацаночка не пытается привлечь его женскими чарами. «Кузину» она лепит дурой набитой, а «кузен» вдруживается во Ржевского. Нееееет, мил человек, ты не на моём приданом женишься и не по долгу, ты увидишь во мне товарища, а я сказала, увидишь! – и зауважаешь, и сам еще жениться попросишь, а я тогда, может быть, и соглашусь.
И на сцену выходит корнет Азаров. Герой-любовник не распознает женщину в мундире (двойка ему!) и принимает Шурочку в мужское братство. О нет, банальной жёнушкой она теперь не станет, вот этих баек «как мы воевали» у нее никому не отнять, она такая особенная вся, что Ржевский просто обязан влюбиться! Ведь если взять милое Шурочкино личико и вкусную фигурку, певучий голосок и какое-никакое, но наследство, добавить воинской доблести и респектов от Кутузова, то получится диво дивное, лошадь зелёная, которую тут же захочет весь эскадрон? И тогда не устоит и Ржевский? А она тут еще и крестиком вышивает...
Итак, кавалерист-девица не ищет легких путей. Ни местные влюбленные, ни армейские Винсенты, сумевшие разглядеть девицу и готовые ради нее на многое, не привлекают. Ей его надобно, Ржевского, и за ним-то она бежит в действующую армию, чтоб совсем убили – но кто ж убьёт такую обаятельную героиню, ясно же, что по законам романа она должна вернуться домой на щите любви-уваженья-героизма, в орденах и восхищеньях, а за колесницей победительницы шагает основательно побежденный Ржевский. Мечтать не вредно.
И очевидно также, что, как метко Шурочка ни стреляй и как лихо ни скачи, цена ей как парнише будет невелика. На сцену выходит Жермон, Шурочка в припадке ревности и поёт и эпатирует и под стол валится, и спасает её игру только то, что сама Жермон играет не ради Ржевского. Как будто факт «занятости» Жермон сейчас же переориентирует Ржевского с актрис на смазливых мальчиков.
Но вот все препятствия взяты, правительственные награды заслужены, пройдены муки ревности и угрызения совести, Жермон провалилась к чертям, а пленник-испанец коченеет в земле сырой. Шурочка разоблачается. Ах, так мило, она боится мышей, нежная и удивительная под мундиром! Тьфу ты, точно баба. Ржевский в дураках.
Вооот, не разглядел, а ведь я ради тебя – воевала, ревновала, переодевалась, спасала и убивала! Теперь-то полюбишь? И куда деваться Ржевскому, державшему корнета Азарова за братка? Шурочка подступает с ножом к горлу: «Вы любите меня?» Поручик припёрт, вот и целуется как-то вяло, глазки закатывает, вздыхает.
А теперь скажите честно, вы верите, что Ржевский вдруг срочно возлюбил и оценил?
1.08.2013