(Александр Михайлович Есипов.
Тект тнаписан для размещения в Эртильской районной газете, но не напечататн,в июле 2014-годовщина смерти отца)
Воспоминания об отце уходят куда-то далеко в его детство. Родился отец в 1928 году в селе Рождественская Хава Воронежской области. Однажды оказавшись в этой Хаве по делам родных, я увидела сохранившееся до сих пор здания больницы, где он родился, и школы, в которой учился. Помню: мама была то ли в отъезде, то ли приболела, и папа сам варил мне и сестре на обед густую кашу под названием «кулеш-кондер». Это пшено с салом, с привкусом дымка - очень вкусно. «Такой кондер мы варили в поле, на сенокосе», - пояснил нам папа, когда мы уплетали непривычную еду. Ничего не зная про сенокос, я представляла большое поле, колосья, котелок над костром. Еще он упоминал, что работавшие в поле люди подкреплялись солеными огурцами с медом, эта еда не портилась от жары. В военные годы папе было около 14 лет, на фронт его забрать не могли, и ему приходилось выполнять тяжелую мужскую работу в колхозе. Кроме него в семье было две младших сестры, Анна и Татьяна, и мать Евгения, а отец семейства Михаил покинул их рано, в 34 года. Мальчишкой папа возил воду на поле, кашеварил, пас коней, которых всю жизнь трепетно любил. Законы военного времени никого не щадили, попало и Саше: в голод наказали за подобранные на дороге колоски, дали срок. А ведь не для себя он подбирал их, для голодных сестер.
Моя сестра Людмила вспоминает: «Однажды отцу надо было помочь военным (это было в начале войны) - перевезти на подводах секретный груз; ящики замаскировали сеном, запрягли всех колхозных лошадей, и отец поехал тоже, ведь он присматривал за конским колхозным табуном. Обозом из двенадцати груженых подвод шли всю ночь до Воронежа, на подходе к городу на рассвете началась бомбежка, и тогда отец отрубил чем-то сбрую коня, на котором ехал, успел потянуть за руку дружка, и они чудом ускакали от бомб. Только двое спаслись - папа, Саша Есипов, и его друг Вася Гудков». Их уже не ждали, когда они самостоятельно добрались до дома, усталые, грязные. Так он спас две жизни благодаря своей сообразительности и быстрой реакции.
Папа хорошо учился, помогал по дому, но рос плохо, это обычное явление для военных и послевоенных лет. Не попав на войну, он решил стать танкистом (военные тогда пользовались большой любовью). Поступил в танковое училище в Сталинграде, но проучился недолго - время было голодное, вернулся в Воронеж и пошел в сельскохозяйственный институт. Поразительное совпадение с моей мамой: она мечтала стать летчицей, боготворила Полину Осипенко, но в Качинское летное училище не взяли, потому что была в оккупации. Она тоже пережила крушение мечты и оказалась в СХИ. Это сыграло решающую роль в жизни Александра и Валентины – мои родители там познакомились. К институту Сашина мать с трудом справила сыну настоящий костюм. После первого же курса студент приехал в том костюме - рукава по локоть, брюки коротки, так вырос.
Еще важный момент. После окончания института молодая пара получила квартиру, родилась первая дочь Галина (то есть автор данных строк), папа написал кандидатскую диссертацию, но именно в 1952 году по призыву партии уехал поднимать село – это был Эртильский район Воронежской области. Его диссертация включала новые, по тому времени нигде не опубликованные материалы, аналоги были только за рубежом. Их мало кто знал. Подобное было и с дипломом, когда оппоненты не знали, каким каверзным вопросом сразить настырного дипломника. Из папы вышел бы пытливый ученый, но выбрал он практику…
Когда я была совсем маленькая, я не раз слышала слово «СТЗ-Нати», это было имя нового трактора, который часто ломался, и папе приходилось улучшать его. Первомайская МТС: инженер, потом главный инженер, директор МТС, после этого он стал работать директором механического завода в Эртиле. За каждым шагом стояла тяжелая работа. Нам с сестренкой не хватало папы, который вечно был на работе, без выходных-проходных. На речку он с нами ездил раз в год, это было событие. Помню, что иногда отпускал с нами своего водителя Ивана Андреевича (Кондаурова?). Помню редкие поездки к родичам в Воронеж, где жили старшие сестры папы с семьями. Они, смеясь, называли его Шурка.
А в остальное время он работал, работал. В Эртильском краеведческом музее хранятся копии трудовых книжек супругов Есиповых, папы и мамы. Страницы отцовой трудовой биографии доказывают, что он всю жизнь работал как одержимый, и, выйдя на пенсию, еще долго работал.
Первое, чем запомнился мне завод, - это огромные металлические ворота. Высокий забор был только рядом с воротами, а дальше его не было. На Этильском механическом заводе нужно было не только дисциплину поднять, но и вывести завод из отстающих, добиться выполнения плана. Когда новый директор начал укреплять дисциплину, наказывать прогульщиков и «несунов», текучесть кадров усилилась. В то время требовалось наладить выпуск «мясорубок», особых машин для приготовления мясо-костного фарша для зверосовхозов. Этот фарш был нужен для откорма пушных зверей (песцов, куниц, нутрий). Иногда к отцу приезжали посланцы этих зверохозяйств, которые просили продать им эту замечательную машину, но сделать этого он не мог, потому что их делали строго по плану. Если сверхплановая машина оказывалась готовой, нужно было объясняться перед вышестоящими организациями - был жесткий контроль. Но однажды он все-таки пошел навстречу приезжим и продал эту машину. Помню, что ему оставили в качестве благодарности банку с икрой, а мы, дети, вообще впервые ее видели. Кстати, мама была в ужасе от этой банки и хотела ее выбросить, считая взяткой, но отец только рукой махнул.
Будучи директором завода, Александр Михайлович являлся, как сейчас говорят, попечителем школы, то есть выделял для Эртильской школы №2 материалы для ремонта, всегда находил время заглянуть в администрацию школы или к директору, Николаю Трофимовичу Лосеву, и узнать, как дела. На торжественных линейках директор завода присутствовал и выступал как самый почетный гость.
Был один эпизод в моей школьной жизни, который связан с отцом. Однажды по телевизору не показали обещанный фильм «Дети капитана Гранта», а показали репортаж с какого-то съезда партии. Я остолбенела от этой новости и замерла как статуя. Отец меня окликнул: «Отойди, доча, не стеклянная!» «Подумаешь, какую-то партию показывают!» - огрызнулась я. Нет, он не закричал, не затопал на меня, просто стоял весь белый, шевеля дрожащими губами. Я не на шутку испугалась. «Никогда, никогда не говори, если не понимаешь, - еле произнес он. – Надо же, у тебя нет ничего святого!» Слава Богу, я ему тогда ничего не ответила. Но запомнила, что святое должно быть у каждого.
Мы с сестрой отца не боялись, мы просто радовались, что он есть. Однажды после школы моя сестра Люся гуляла с подружкой в садовом переулке, в этот момент шел с работы отец. Люся, желая похвастаться перед ним своим умением кататься на велосипеде, резко закрутила педали и врезалась в кучу песка. Отец, отряхивая песок с одежды Люси, утешал и подбадривал ее: «Ну, что же ты?» Но все равно Люсе было приятно, что подруга увидела. «Это мой папа», – повторяла она. Она любила встречать его после работы. Что до меня, то я, видя отца на трибуне, тоже хотела всем сказать «это мой папа», но не смела. Он казался мне героем после рассказов о работе по призыву партии, после получения орденов уже на заводе. А я была трудным ребенком, меня часто ругали, хотя я и училась на пять, но была мечтательным, рассеянным человеком. Из-за плохого зрения мне не разрешали много читать, отбирали книги, я их читала украдкой, прятала в стол, даже читала ночью под одеялом с настольной лампой. За это тоже попадало. Но страсть к чтению осталась со мной навсегда.
Из-за работы на заводе у отца было много недругов. Я слышала, что сосед наш по садовому переулку (Фурсов?) всегда критиковал отца, желая доказать свою правоту. Но он делал это открыто, а другие писали анонимки. Эпизод с одной такой анонимкой я хорошо помню. По почте нам домой пришел большой плотный конверт, мама его вскрыла и схватилась за голову – там отца обличали как нечистого на руку человека. Конечно, в тех бумагах я ничего не поняла. Заплаканная мать, видимо, от беспокойства, уверяла, что написанное неправда, что отец честный человек и даже на самое необходимое (на ремонт дома) он с трудом выделяет деньги: «Я этого ремонта по несколько лет выпросить не могу, потому что он любит все официально делать». Для меня этот случай был потрясением. Много лет я боялась, что анонимки окажутся правдой, и мне придется сбежать из Эртиля. Я тогда не сообразила главного: анонимки ведь домой не приходят. А приходили они на адрес местного райкома партии, а там сидел папин друг и пересылал их нам домой. Я не знаю, был ли дан ход этим доносам, в моем понятии отец всегда был на хорошем счету. Когда нам в школе задали сочинение на тему «Герой нашего времени», у нас все писали по Лермонтову, а мне Печорин тогда не нравился. Я говорила матери: «Может, лучше написать по фильму Герасимова «Журналист»?» Мать мне отвечала, что в кино можно все показать красиво, а вот в жизни это сделать трудно. Тогда-то я и услышала историю про призыв партии и подъем сельского хозяйства, и я написала сочинение про отца. Даже теперь, много лет спустя, для меня он остался героем своего времени. В первую очередь он думал о своем гражданском долге, а уж потом о личных нуждах. У отца с матерью была привычка вызывать меня на ковер и спрашивать: «А что ты можешь сделать для Родины?». Я никогда не знала, что им ответить, но не ставила под сомненье, что они имеют право спрашивать.
Были недруги, но были и друзья. Я помню, работал с отцом человек по фамилии Филатников. Он поддерживал и технически идеи отца, и его взгляды на организацию производства. Он часто приходил к нам домой, был первым гостем на семейных вечерах, с ним приходила его жена Инна, она была моей учительницей географии. Имени человека из райкома я не знала, но, несомненно, и он много помогал отцу.
Теперь о человеческих качествах. У нас мама была достаточно авторитарной, строгой, она требовала от нас, маленьких тогда девчонок, честного отношения к урокам и частой помощи по дому. Малейшее отступление – и были окрики, и было наказание ремнем. Когда я училась в начальных классах, мне купили зеленое зимнее пальто, и я его нечаянно порвала, перелезая через забор. От ужаса за содеянное даже домой идти не хотела – знала, что попадет. Выручила одноклассница Оля Пронская – отвела домой, и ее мать, искусная швея, так заштопала дыры, что никто ничего не заметил. Отец же этих наказаний терпеть не мог. Он всегда противился им, отбирал ремень, но в редких случаях сам наказывал нас, повинуясь матери. Мы ее боялись, а если очень хотелось увильнуть от наказания, то бежали под защиту отца.
В школе №2, где мы обе с сестрой учились, преподавала и наша мама, Валентина Владимировна, она вела биологию от ботаники до общей биологии. Она не хотела за нас краснеть, и мы ее предметы учили насмерть. Когда мы что-нибудь не так делали, и мама нас ругала, отец обычно жалел нас. «Да ну тебя, Валя! – говорил он. – Что ты вечно, дети же!»
Изредка к нам приходили гости. Мать этого не любила. Она одинаково суровым голосом говорила и нам, детям, и ему, своему мужу: «У нас тут не проходной двор». А отец напротив очень любил компании. Один случай произошел под Новый год. Мы с моей подружкой, Леной Плешаковой (ныне Елена Боева), гуляли недалеко от заводской библиотеки, где работала ее мать Раиса Михайловна Плешакова. Замерзли, полезли смотреть в окно и увидели там веселую компанию, где сидел и мой отец (видимо, он не хотел раздражать маму). Придя домой, я доложила матери об этом. Она, недолго думая, накинула платок и пошла в библиотеку, это было рядом. Разбираться не стала, кто, с кем, почему, просто взяла и бросила в окно первую попавшуюся железку. Хорошо, что окно было под решеткой. Гневная была женщина! Поздно вечером отец пришел домой навеселе и с подарками, они долго ругались, даже до развода доходило. А дело-то обычное. Другая бы, может, и значения не придала. Пока гремел скандал, я вышла на улицу и подобрала подарки, выброшенные в форточку. Я никак не могла понять, а что такое страшное случилось. Об этом случае я написала рассказ «Но я же люблю». Никуда они друг от друга не ушли, их связывало сильное чувство, но мать, в силу своей гордости, не хотела дружить с кем попало, а отец был очень простым по характеру, «своим парнем», и ему тоже хотелось с кем-то дружить, общаться, независимо от работы.
А еще отец был великолепным спортсменом и пытался нас, детей, приобщить к физкультуре. Помню, что мы с ним катались на лыжах, и он горячился, переживая за меня: «Ну что же ты!» – кричал он и махал мне рукой, а про себя бормотал: «Вот утка на ипподроме!» Еще в институте он славился как лыжник, всегда брал призы на соревнованиях. Мать напротив хорошо каталась на коньках, но не умела ходить на лыжах. Вот ее он точно приобщил. «В отместку» мать научила его танцевать. Когда он впервые ее пригласил, он оттоптал ей все ноги, а чуть позже, уже после уроков мамы, они прекрасно танцевали вдвоем, за что и получили приз – золотую чайную ложку. Маленькая Галя успешно уронила эту ложку под пол, и больше ее никто не видел.
У отца была такая черточка – он хотел гордиться женой и детьми. Это у него не всегда получалось, но он не упускал случая купить для нас что-нибудь красивое. Вот эта отцова черта передалась мне. Я всем рассказывала фантастические истории, какая у меня необыкновенная мать. Конечно, она была красивой женщиной, но мне она виделась человеком, живущим не свою, очень уж тяжелую жизнь. Я соврала подружкам что-то о новой шубе, они пришли через какое-то время проверять, и именно в ту ночь отец привез матери новую шубу! Об этом тоже есть рассказ – «Шуба из молодого теленка».
***
Насколько я понимаю теперь, с точки зрения своего возраста, отец кроме профессии механика владел еще одним важным умением – сегодня это назвали бы «кризисный управляющий». Придя на убыточное предприятие, не выполняющее план, он организовывал производство так, что показатели постепенно улучшались, и заодно менялся психологический климат. После того как он добился успеха на мехзаводе, родители переехали жить на Украину, где отец получил должность директора завода полиграфических машин в Ромнах Сумской области. Там история с выводом завода из финансовой ямы повторилась.
Честность отца спровоцировала драму: в министерстве его заставили выпускать машину, для которой не было комплектующих, и производство было убыточным. А когда отец отказался, последовали жесткие меры вплоть до партбилета. Нервный срыв, который за этим последовал, привел к стрессу и частичному параличу. Два года папа провел в постели. Сейчас такое поведение во вред себе вряд ли может быть понято, но для меня оно совершенно ясно. Честный человек всегда им остается, не смотря на угрозу здоровью и жизни.
Добавлю, что моя учеба в Воронежском университете проходила под постоянным присмотром отца, он мне все время помогал, не просто интересовался учебой, а заходил к декану моего факультета, Василию Проскурякову, чтобы побеседовать о конкретных проблемах. Поскольку с общежитием было трудно, папа нашел мне место в общежитии Воронежского механического завода.
Еще со школы он твердил мне: «Тебе надо писать. Послушай меня, у тебя есть задатки». Когда я все-таки начала писать, я все время эти слова вспоминала. Для многих было тайной, что он сам баловался стихами, в основном это были басни и случаи из жизни. Сестра нашла у него в архивах рукописные листочки, а я их перепечатала. Матери он всегда подписывал открытки в стихах.
Может показаться, что директор завода, успешный человек с наградами, должен быть суровым типом со сдвинутыми бровями, но по жизни папа большой весельчак. Он однажды потряс меня игрой на балалайке и пением деревенских частушек «матаней». Когда у родителей была под Воронежем дача в Синицыно, отец исполнил свою мечту: поставил верстак для плотницких работ и собственноручно построил прекрасную баню. Жизнерадостность его натуры просто невероятная! Хоть он и реализовал себя полностью везде, где работал, все-таки очень он тосковал по деревне. Будучи уже на пенсии, Александр Михайлович посетил свою родину – Рождественскую Хаву, отыскал больницу, в которой родился и школу, которую закончил. Еще одна его черта – трепетное отношение к родне и вообще к предкам. И хотя вся его жизнь была посвящена бесконечной работе, он все, что мог, отдал своей семье. От него всегда исходил свет, и многим людям он запомнился именно своей улыбкой.