Глава 8.
Так как же всё-таки всё это было?
В тот роковой мартовский день, далёкого 68-го года...
На 27-е марта были запланированы полёты. 26-го числа до лётчиков довели плановую таблицу, началась предварительная подготовка к полётам. Юрию Алексеевичу Гагарину были запланированы два самостоятельных полёта по кругу на самолёте МИГ-17, бортовой номер 19. Один полёт по кругу с проходом, продолжительностью 30 мин, и один полёт по кругу без прохода,10 минут. Лётчики подготовились, прошли контроль готовности и... на завтра - полёты. Полёты были запланированы с 10 до 16 часов.
Утром 27-го лётчики, как обычно, приехали на аэродром, переоделись в лётные комбинезоны и пошли на самолёты. Каждый на свой самолёт, согласно плановой таблице, проходить предполётный тренаж.
Юрий Гагарин должен был проходить тренаж на самолёте МИГ-17, бортовой номер 19, но заместитель командира полка майор Ткаченко сказал, что пришло указание из Москвы выполнить ещё два контрольных полёта на учебном самолёте с командиром полка. Командир полка сейчас определит, на каком самолёта они полетят. Гагарин ответил: «Понял», и стал ждать. Минут через двадцать на старт притащили УТИ МИГ-15, бортовой номер 18. Самолёт для Юрия Алексеевича был знакомый, он летал на нём неоднократно. Техник самолёта старший лейтенант Левицких Алексей Александрович начал готовить самолёт к полётам. Инженер эскадрильи капитан Владимир Самарин контролировал подготовку. Гагарин тем временем занял своё место в кабине самолёта и начал проходить предполётный тренаж.
Подготовка самолёта к полёту была почти закончена и техник самолёта спрашивает инженера Самарина: «Подвесные баки снимать?» На что капитан Самарин ответил, что командир полка сказал, что баки не снимать, задание на полёт будет простое.
Подошёл командир полка полковник Серёгин. Рассказал Гагарину, куда они полетят, и какое задание будут выполнять в данном полёте.
Даже со стороны было видно, что состояние командира далеко не из лучших. К тому же, ещё 15 минут назад должен был взлететь разведчик погоды, но он почему-то не взлетал. Серёгин явно был не в духе, по всему было заметно, что он очень нервничал.
Серёгин по природе своей был несколько вспыльчив и нервничал, когда кто-то с ним не соглашался или что-то делали не так, как он хотел. В данном случае он возмущался и нервничал справедливо, из-за задержки начала полётов.
Вот что об этом пишет генерал Кузнецов, который находился в тот день на аэродроме:
«Вылет разведчика погоды не разрешал начальник чкаловского гарнизона, у которого в это время, отведённое для Центра космонавтов, находился в воздухе на испытаниях транспортный самолёт. Когда лётчики направились к самолётам, возмущённый задержкой командир полка решил зайти к начальнику гарнизона. Гагарин сидел уже в кабине, на мой вопрос, где Серёгин, ответил: «Выясняет отношения с начальством».
О чём они там говорили и как - можно лишь предполагать.
В итоге взлёт разведчика погоды задержался на 50 минут. И сел разведчик погоды всего лишь за одну минуту до взлёта экипажа Серёгин-Гагарин.
Глядя снизу, с земли, погода выглядела вполне нормальной: облачность неполная, 5-7 баллов, многослойная, два, местами три слоя. Видимость более 10 километров.
Однако, справедливости ради надо сказать, что хоть, глядя с земли погода и не вызывала никаких опасений, но, вместе с тем, надо заметить, что метеообстановка в этот день была крайне неустойчивой. Фронт с мокрым снегом и ограниченной видимостью приближался именно со стороны той зоны, в которую они собирались лететь.
За четыре минуты до взлета гагаринского МИГ-а зону прошёл АН-10, пилотируемый генералом Кирсановым. Позже он рассказывал, что там бушевал атмосферный фронт. Облачность - слоеный пирог, видимость почти нулевая. Естественно, когда Гагарин с Серёгиным нырнули в этот ад, они почти тут же доложили, что задание в зоне «закончили», и запросили разрешение для разворота на привод.
Белоцерковский первым обратил внимание на то, что Гагарину и Серёгину были сообщены неверные сведения о погоде. Скорее всего, это и сыграло роковую роль.
Перед самым вылетом им передали, что основной слой облаков 8-10 баллов имеет высоту 900 метров, а второй слой 3-4 балла - высоту 600-650 метров. На деле же, как потом установили, нижний край плотной облачности был на высоте 500-600 метров, а менее плотной - на высоте 300-450 метров. Был ещё и средний слой и тоже неполный, с верхним краем 3900 м.
Как бы там ни было, решение лететь было принято, и они полетели. Прилетели в зону и обнаружили, что на самом-то деле погода оказалась хуже, чем это следовало из прогноза, который доложили лётчикам и руководителю полетов. К тому же, транспортный самолёт, заходящий на посадку на соседнем аэродроме, доложил: «Приближается фронт. Мокрый снег. Нижний край 300 метров. Видимость 3 км».
Очевидно, поэтому, через 15 секунд после этого доклада, Серёгин сократил программу, отменил выполнение упражнения и принял решение о возвращении на аэродром.
Да, погодные условия оказались сложнее, чем прогнозировались, но трудностей для выполнения сравнительно простого задания они не представляли, тем более для лётчика первого класса, каким являлся Серёгин. Так чего же так испугался командир полка? (Жаль, что и на этот момент никто не обратил никакого внимания при расследовании).
Тогда ответим мы с Михаилом Фёдоровичем.
Дело в том, что Серёгин чётко понимал и отдавал себе отчёт, что если эта низкая фронтальная облачность выйдет на посадочный курс, то Гагарин Н И К О Г Д А не сядет в таких условиях. А подсказками по радио Серёгин Н И К А К ему не поможет. А больше Серёгину помогать Гагарину было и нечем - ручки-то управления у него не было!!!
Вот поэтому и... ТОЛЬКО ПОЭТОМУ И БЫЛО ПРИНЯТО РЕШЕНИЕ, КАК МОЖНО СКОРЕЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ НА АЭРОДРОМ.
В 10.26 Гагарин (позывной «625») приступил к выполнению задания, а ровно через 4 минуты, в 10.30 поступил следующий его доклад руководителю полётов (РП):
«- 625-й задание в зоне 20 закончил, прошу разрешение на курс 320.
- 625-й, разрешаю.
- Понял, выполняю.»
Это были последние слова Гагарина, которые запечатлела магнитофонная плёнка. Дальнейшая связь с ним прервалась, на вызовы РП он больше не отвечал.
Голос Гагарина, записанный на ленте, был тщательно проанализирован медиками. Динамика его частотного спектра свидетельствовала о том, что космонавт пребывал в совершенно нормальном состоянии: речь его была спокойной и размеренной.
А дальше произошло вот что. После своего доклада о прекращении задания и получении разрешения для разворота на привод, Гагарин начал разворот на курс 320 градусов со снижением и на высоте 3900 метров вошёл в облака. А дальше, как пишет генерал Юрий Васильевич Куликов: «Гагарин потерял ориентацию, поскольку не умел летать по приборам».
Да, так оно и было.
Самолёт начал заваливаться в крен и начал опускать нос. Серёгин сразу же абсолютно точно понял всё происходящее и, видимо, кричал ещё по радио: «Юрий тяни... Юрий тащи... Юрий бери ручку на себя...», но...
Если лётчик потерял пространственную ориентировку в облаках, то... помочь восстановиться ему может ТОЛЬКО единственный момент - выход из облаков.
Серёгин, как опытнейший инструктор, всё это прекрасно представлял.
В следующий момент он совершенно без труда, посредством ПЕДАЛЕЙ вывел самолёт из крена и скольжения и... ждал, когда самолёт выйдет под облака. А там уже, как говорят, дело техники: Гагарин тут же восстановит ориентацию, возьмёт ручку управления «на себя», и самолёт - в горизонте.
Да, в действительности так оно и было. Серёгин удерживал самолёт без крена. Самолёт вышел под облака, Гагарин тут же, прямо перед собой увидел горизонт, схватил ручку управления «на себя», потянул, перегрузка около 10-ти, самолёт задрал нос, но... не успел изменить траекторию снижения, т.е. не успел выйти в горизонт - слишком низкие были облака, около 450-500 метров. А это всего лишь 3-3,5 секунды. Одна секунда потребовалась, чтобы восстановить ориентировку. Ещё одна секунда, чтобы потянуть ручку на себя и... полторы секунды - это очень мало, чтобы самолёт успел изменить траекторию снижения и выйти в горизонт. Им не хватило буквально 120-150 метров высоты.
О том, как Серёгин выводил педалями самолёт из крена и скольжения, говорят отпечатки, оставшиеся от ПЕДАЛЕЙ НА ПОДОШВАХ ЕГО БОТИНОК.
Серёгин, как только понял, что Гагарин потерял ориентировку, тут же, сразу же убрал крен и скольжение, и самолёт с самого начала в облаках не имел никакой спирали, ни тем более, никакого штопора - просто самолёт пикировал с углом 45-50 градусов. То, что самолёт ещё в облаках был уже без крена и только пикировал с углом 45-50 градусов - это очень важный момент.
Этот момент говорит о том, что самолёт, будучи ещё в облаках, прекрасно управлялся по крену и, почему-то совсем не управлялся по высоте (по тангажу). И если бы самолёт до самого удара о землю даже и не пытался бы выйти в горизонт, и если бы не было никакой перегрузки, то можно было бы предположить всё что угодно, например, что чем-то заклинило рyчку управления по высоте, но... В том-то и дело, что при выходе из облаков, ручка была отклонена почти полностью назад. А кто её отклонил? Серёгин?..
Конечно же, НЕТ! Иначе бы он её отклонил ещё в облаках.
И последнее в этой главе. Тут много идёт дискуссий, почему они не катапультировались?
Как говорит мой товарищ: «Вапрос, канешна, интересный...» А ответ будет очень и очень простой.
Дело в том, что в данном случае катапультирование было ИСКЛЮЧЕНО просто по определению.
Причины две.
Первая. Дело в том, что Юрий Алексеевич в данном случае был в невменяемом состоянии, он потерял пространственную ориентировку (надо просто знать, что это такое).
Но, даже и это не главное. Например, когда самолёт взорвался в воздухе и развалился на две половины, то тут, как говорится, не до сантиментов - тут только одно: «Спасайся, кто как может!»
Тут другая причина. Серёгин совершенно отчётливо знал и представлял, что их положение было не настолько уж безнадёжным. Ведь когда они взлетали, то нижний край облаков был приблизительно 750-800 метров. И если бы облака не понизились на какие-то всего 150-200 метров и оставались бы хотя бы на высоте 600 метров, то они (а точнее, Гагарин) успел бы вывести самолёт в горизонт, но... В том-то и дело, что Серёгин не знал истинной высоты нижнего края облаков. Да и для детального анализа у него просто не было времени. Тут уж только на судьбу надежда. А она тут как раз и подвела...
Подытоживая, ещё раз скажу, что вот именно так должно было бы идти расследование, о котором в самом начале говорил Юрий Васильевич Куликов: быстро, объективно и надёжно. (Если бы не было «семь... сот нянек»)...
Но, ничего тут с этим, видимо, не поделаешь... Такие уж мы есть...
Я почему-то даже и не сомневаюсь, что большинство прочитавших эту статью, по-прежнему будут думать, считать и полагать, что «люмень - есть люмень…»