"Mary was a different girl..."
Дверь захлопнулась. Тело наконец приняло сидячее положение. Час назад это было бы блаженством, но сейчас уже не имело значения...
Мы подошли к стадиону, когда ещё можно было спутать с его тенью спускающиеся на город сумерки. «Боже, это же ещё совсем дети»,— пронеслось в моей голове, когда я увидела собравшуюся толпу...
Вот уже несколько минут белый «Шевроле» мчал по ночной Казани, унося нас от «ТатНефть Арены». Едва захлопнулась дверь, мои эмоции хлынули наружу, но она тут же повелительным тоном попросила меня замолкнуть...
Было около половины шестого, а может и пять. Время всегда имело для меня мало значения в мгновения, которые я посвящаю своей заповедной миссии. Мы сидели на ступенях подъезда, у входа в фан-зону: невозмутимо пили кофе с безешками, наблюдая за юными фанатами, разодетыми кто во что горазд. Во мне боролись и перемешивались как в миксере два чувства: возмущения (наглостью, с которой эти подростки бросали окурки на лестницу вниз) и воодушевления (от их энергии и драйва). Чья-то невидимая рука нажала кнопку миксера — уже нельзя было отделить одно чувство от другого...
По привычке, когда обстоятельства требовали сдерживать чувства, я впала в медитацию, уставившись в окно автомобиля. Полная мутная Луна воздействовала гипнотически: она не сводила своего ласкового взора с моего лица. Я поймала себя на мысли, что всё ещё вижу перед собой фигуру Джареда, помню все его смешные физиономии, его живую мимику. И что свет Луны напоминает своей мягкостью свечение его глаз. Только свет его глаз был искренним и открытым, каким изменчивая спутница Земли не способна одаривать. Я поняла, что всё это время, пока мы шли, пока садились в машину — мои губы постоянно растягивала блаженная улыбка...
«Ой, извините!» — «Да всё нормально! Каких только волос я уже сегодня ни поела!». Снабжая подобными замечаниями и возгласами «мать моя-женщина» свои разговоры, юные девы ожидали концерта в тесной толпе. Мы были немного не в своей тарелке, хотя, это впечатление касалось только нас двоих: никто из подростков не догадывался, что нам уже сильно за 20. Как ни печально, а, может, и справедливо — никому нет дела до тебя, когда ты ждёшь входа на концерт любимой группы. И самому тебе нет дела ни до чего, тебя беспокоит единственный вопрос: когда начнут запускать нас?! Каким бы длительным ни было ожидание — всегда наступает момент, когда народ со шквалом радостных воплей прорывается внутрь...
Я всегда знаю, когда ОН хочет заговорить: в голове наступает тогда такая звенящая тишина и ощущаешь присутствие весомого молчания. То, что кажется невозможным в иные часы — полностью освободить разум от мыслей — происходит само собой, легко. Но, конечно, несмотря на то, что мы давно имеем представление о тщетности каких-либо вопросов к НЕМУ, мы всё же всякий раз пытаемся:
— Ну, и для чего это было?! С какой целью ТЫ отправил меня любоваться на этого новоявленного Иисуса из города ангелов?!
Нужно ли говорить, что всегда не составляет труда понять, когда ОН загадочно улыбается?!
— Надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт в том, что он такой же брат тебе, как Святослав...
В фойе у входа в фан-зону стало опасно тесно. И это было второе противоречивое чувство, охватившее меня в этот вечер. Теперь она оспорила бы этот факт, но я-то помню свои ощущения: я ни на минуту не испугалась. Мне нечего бояться: я заговорённая, ничто не поразит меня, пока я не перестану быть нужной ЕМУ (а если перестану — ничто не сможет меня спасти). Когда толпа спонтанно сдавливала людей у входа с такой силой, что, казалось, готова была размозжить их о стену, как гигантская волна — о скалы, по моему телу разлилось знакомое тепло: сцены сражений и моего посещения Совета пятисот в тот решающий день вновь пронеслись перед глазами очень живо. Но долго предаваться этим видениям я не могла. Меня охватил страх: но не за себя — это неведомо подобным мне существам — за неё! В ту минуту, когда толпа зажимала мою любимую подругу, я проклинала себя за то, что притащила её сюда. В глубине души я знала, что моя миссия не состоялась бы без её присутствия, но мне было страшно за неё, и я вовсе не ожидала, что её подвёрнут такому жестокому испытанию. Человеческий фактор...
— Ты пока что не поняла самого главного: ради чего, ты думаешь, Я демонстрирую тебе их со всеми их достижениями?! — продолжал ОН вкрадчиво, словно ЕГО голос лился лунным светом мне в душу.
— Очень легко быть всегда жизнерадостным, когда занимаешься любимым делом, преуспел в нём и не знаешь о том, о чём ТЫ зачем-то поведал мне!
— Но в детстве ты, как и они, ничего не знала о своём предназначении, не так ли?!
— В детстве нет, но...
— Упрямый Лири! Не спорь со мной — и не понесёшь утрат! Ты помнишь коллаж из трёх детских фотографий, который я просил тебя сделать?!
— Да, Господи.
— Ты помнишь фото?
— Джареда, Святослава и мою.
— А теперь ответь мне: кто из вас троих — 4-хлетних рабов Господних — кто из вас троих единственный не улыбался?!
Моменты озарения, на которые наводят нас беседы с НИМ, бывают чрезвычайно горькими. Но горечь этого лекарства тает бесследно, а целебный эффект действует годами...
Всё было позади... Давка, толпа, страх за её безопасность. Теперь мы стояли рядом с бывалой «марсианкой» Леночкой, которая была на концерте в Ярославле и приехала в Казань специально организованным автобусным маршрутом. «Эту ленту уберут позднее, когда войдут "голдены"»,— пояснила она. «А кто это?!» — не поняла я. «Те, кто оплатил мит, автограф-сессию, место в фанке и всякое такое. Пока их не запустят — ограждения не уберут, зато потом можно будет пролезть прямо к сцене». Воодушевившись такой перспективой, мы остались и, по началу разогрева, ломанулись туда. Но очень быстро сгрудились так же плотно, как сельдь, попавшая в сети всем косяком. Всё выступление группы «The Bad Things» мы проклинали толпу, которая, чудом не убив нас на самом входе, теперь зажимала нас со всех сторон, не давая ни видеть, ни слушать, ни вздохнуть. Ещё до начала выступления «30 Seconds To Mars» мы приняли решение покинуть авангард эшелона и встретить начало концерта в задних рядах...
— Я была задумчивым и печальным ребёнком с рождения. И не ТЫ ли сотворил меня такой?! А моё прошлое?! А предназначение, с которым я изначально вступила в нынешнее воплощение, о котором ТЫ сам мне поведал?!
— Разве ты не присоединился бы к Иерархам уже после Святой Елены, если бы Я счёл твоё «образование» оконченным?! Ты не желаешь видеть и не желаешь учиться, Лириа, несносный раб Божий!!!
— Я слишком ничтожен, чтобы понимать все ТВОИ знаки и полунамёки, Господи.
— Теперь уже всё очевиднее некуда! На что ты жалуешься МНЕ каждый день своего воплощения? На то, что не можешь излучать позитивную энергию! Дарить людям радость! Ты покровительствовал агонизирующим существам — Я вверил тебе утешать их, исцелять, ты более не терзаешь их. Теперь ты утверждаешь, будто мирские дела и вынужденная работа отвлекают тебя от цели, не дают тебе почувствовать себя счастливым! Я направил тебя к многострадальному собрату в Киев — и ты смотрел, но не увидел. Теперь ты весь вечер провёл рядом с другим собратом, но так ничего и не понял! Каких ещё знаков ты ждёшь от МЕНЯ???
— Все они — преуспевающие мужчины, неплохо зарабатывающие в мире людей своим любимым делом. Они вольны исполнять всё, чего ТЫ от них ждёшь. Толпы людей у них на поводу. Оттого они и излучают радость.
— Нет,— ЕГО возражения всегда короче и жёстче, острее и весомей любых человеческих.— Не оттого они счастливы, что преуспели, но преуспели оттого, что излучали счастье. Это и было счастье истинной веры в них...
Сидя на своих вещах в хвосте фан-зоны, мы выпивали и посмеивались над самими собой: как прошедшие столько концертов девицы могли решиться на подобное безумие — лезть в самую пасть «дракона»?! Здесь позади было как на хиппи-фестивале: спокойно и вольготно. Она обрела потерянную в толпе толстовку и окончательно пришла в себя, хотя я от этого только острее чувствовала свою вину за ту бесполезную опасность, которой её подвергла. Забыв об ожидании, мы пустились в пляс и от души веселились, когда внезапно... Откуда-то из темноты сцены послышался его голос. Зрители потянулись к сцене с тем, чтобы увидеть Джареда, но ещё какое-то время акустика зала не выдавала его положения на сцене. И вот, взорам ревущей толпы, ослеплённой ярким светом, предстал прекрасный король, облачённый в белые одежды. И началось исступлённое безумие...
Несмотря на боль прозрения, я почему-то не переставала блаженно улыбаться:
— Что такого именно он сделал со мной и со всеми?! Я следила за Святославом почти два года, чтобы понять его. Я встретилась с ним лично. Чему ТЫ хотел научить меня, направляя к Джареду?
И ОН снова сменил гнев на милостивую улыбку — самую прекрасную вещь на Земле:
— Если ты прислушаешься к себе, то ощутишь его присутствие: за сегодняшний вечер вы пропитались друг другом. Посмотри, послушай, принюхайся — что ты чувствуешь?
— Принюхаться? — только успела переспросить я, прежде чем на меня повеяло псиной. Это было настоящее наваждение: рядом со мной словно сидела собачья стая, и для меня, не питающей особой любви к собакам, это было не слишком приятно, но совершенно необыкновенно...
После получаса буйств и безумий, гигантских воздушных шаров, выплеска ора и адреналина, мы потянулись к сцене и вновь оказались в гуще событий. С этого момента я уже была уверена, что сегодня мне не увидеть Джареда ближе, чем у самой сцены. Он весело шутил; импровизировал под акустику; вытаскивал на сцену молодых людей, обезумевших от счастья; приложив руку к глазам, высматривал и вызывал к себе фанатов с трибун. Всё это походило бы на секту, если бы не собачья искренность и щенячий восторг, с которым он дирижировал этой толпой...
— Вы не возили собак недавно?
— Нет, а что: пахнет псиной? — несмотря на свой отрицательный ответ, водитель мгновенно понял, что именно меня беспокоит.
— Странно… И у вас нет собаки?!
— Нет. Машина только из мойки...
Водитель и моя подруга продолжали обеспокоенно допрашивать меня, всё ли в порядке и не надо ли купить освежитель, но, по-видимому, мне только казалось, что я отвечаю и успокаиваю их, потому что на самом деле я так же внезапно вернулась к медитации, как отвлекалась ранее.
— Странно.
— Что тут странного: это запах обыкновенного Козерога, ты сама знаешь это. У него собаки, что тут такого?! Это всё ерунда, смотри глубже, вспомни его, его энергию...
Как Иисус, ловящий рыбу голыми руками, Джаред принялся вытаскивать из фан-зоны мальчиков и девочек. Он не обещал им обогащения или исцеления, спасения души, отпущения всех грехов, рая... так почему же они сами выпрыгивали к нему?! Я смотрела недоумённо на происходившее безумие: толпа, рвущаяся на сцену, внезапно остановилась сама по мановению его руки. По его слову она готова была опуститься на колени, если бы доставало пространства (а кому-то и хватило!). За их смиренно согнувшимися спинами я наконец увидела Джареда в десяти шагах от себя и как на ладони. Не было ничего, кроме неподдельного восторга на его лице. Он весь светился. Это было так искренне и так важно: добродетель незамутнённая, ничем не опошленная. В этот момент я поняла всё...
— Я вспомнила! Это — улыбка!
— Всего лишь выражение веры, искренней веры в то, что уготовано. Ведь, при всём сходстве, ты сама знаешь, что на Иисуса он не походит.
— Я всё поняла...
Мы вышли из стадиона, по меткому выражению Зои Ященко, «не зная, куда нам идти», напевая разные слышанные сегодня песни, в ликовании и эйфории. Потом я помню, как на заправке мы перехватили заказанное нами «Шевроле» — и дальнейшее уже было то, что за гранью привычного понимания действительности...
Я всё поняла. Это особенно упоительный момент, когда даже нам хочется поделиться снизошедшей на нас благодатью. Я попыталась взять её за руку, но люди никогда не бывают готовы к этому. Я просто оставила это тепло в её пределах, чтобы она, как испуганный зверёк, могла забрать его, когда всё стихнет и меня не будет рядом.
Несмотря на то, что я была не у себя дома, я наполнила ванну и смыла с себя всю скверну прожитых лет: я уже не буду прежней. Всякая миссия незабываема, но каждая из них раскрывает свою тайну. Теперь я знаю, как сохранять божественную благодать в себе. Но на это потребуются силы, ведь в повседневной жизни в большом городе очень трудно улыбаться...
13 июля 2014 года