Детство моё, постой... new version3

Анна Снежина 2
Начало http://proza.ru/2014/07/10/169

Вернувшись в школу, с удивлением узнала, что новенькая уехала с семьёй обратно, в Молдавию. Они даже контейнер не стали распаковывать. Странная семья.

Маме поначалу не поверили, что цвет волос изменился без её участия. Решили, что она меня покрасила. Но вскоре убедились, что это не так. Волосы отрастали, и цвет становился только интенсивней.

Потемнели не только волосы, но и брови стали чёрными, и ресницы. Настолько, что позже меня не раз учителя отправляли умываться, подозревая в использовании косметики. Да и мальчишки, послюнив палец, пытались размазать несуществующую краску. Начал изменяться и цвет глаз. Если до этого они были серо-голубыми, то теперь становились, особенно, когда я злилась или нервничала, болотно-зелёного цвета.  Меня стали дразнить ведьмой. А после одного случая, стали вообще сторониться.

Это случилось в пионерском лагере, летом. Девочка, спавшая рядом со мной, на соседней кровати, проснувшись ночью по естественной надобности, взглянув на меня, испугалась и закричала. На крик прибежала вожатая, и, как она потом рассказывала, испугалась тоже. Я лежала, будто неживая, бледная, с полуоткрытыми глазами, которые светились, словно у кошки.

Все попытки разбудить меня не дали никакого результата — я не просыпалась даже от толчков. Уже хотели звать медсестру, подумав, что я в обмороке, поскольку дыхание было слабым, и пульс еле прощупывался. Но как только включили свет в спальне, а до этого комната освещалась лишь полной луной, я, глубоко и прерывисто вздохнув, открыла глаза. Ничего не понимая, села на кровати, с недоумением глядя на окруживших меня девочек и вожатую.

В последующие ночи я то и дело просыпалась от того, что чувствовала на себе посторонние взгляды и шушуканье. Это дети, и не только из нашего отряда, приходили посмотреть, как у меня светятся глаза. Увы, им не везло, повторения аттракциона ужасов, под названием «Девочка-ведьма со светящимися в ночи глазами» не было. Постепенно интерес ко мне угас, и ночные хождения прекратились.

А вскоре смена закончилась, и меня забрали домой. Вернее, опять отвезли к бабушке. Чему я была только рада.

Бабушка вставала очень рано, часа в четыре утра. Запаривала комбикорм для свиней, в дополнение к нему ставила вариться в большом ведре мелкую картошку, куда добавлялись рыбьи головы, очистки, остатки еды со стола. Затем это всё измельчалось большой деревянной толкушкой. Мне нравилось наблюдать за процессом, почему-то меня смешило, как картошка выпрыгивает из «мундиров», при погружении толкушки в варево.

Затопив печь и поставив вариться еду для свиней, бабушка шла доить корову. После дойки корову выпроваживали в общественное стадо, и пастух гнал его пастись на луга.
Управившись  с делами, накормив всю живность, бабушка возвращалась в дом, и будила меня. Умывшись, я брала маленькую скамеечку, и садилась у ног бабушки. Она, взяв гребень, начинала меня расчёсывать, бережно разделяя волосы на прядки и заплетая косички. При этом неторопливо что-то рассказывала. Это были волшебные минуты! Бабушке многое довелось повидать в жизни, и она охотно делилась своими воспоминаниями.

Затем мы завтракали. На завтрак непременно подавалась либо селёдка, либо килька. Бабушка говорила, что съев рыбку на завтрак, будешь счастлив и здоров. Не знаю, слышала ли она о гормоне счастья, и о благотворном влиянии селёдки на сердечную мышцу, или это было интуитивно, но факт остаётся фактом.

Были на завтрак вкуснейшие каши, томлёные в печи в чугунке, домашний творог со сметаной, яркая глазунья. Блинчики, оладушки, с домашними вареньями и мёдом. Всё было невероятно вкусно! Но я ела мало, и была худенькой. Как бабушка ни старалась меня откормить, у неё ничего не получалось. И ещё я категорически отказывалась пить парное молоко. Любила только топлёное, розовое, с тёмными коричневыми пенками. Это потрясающе вкусно!
Бабушка из топлёного молока и закваски делала варенец, вот уж с ним ни какой йогурт не идёт в сравнение.

На обед чаще всего готовился борщ. Такого борща я никогда в жизни больше нигде не ела. Борщ варился обязательно с фасолью, её перебирали и предварительно замачивали с вечера. Мне нравилась фиолетовая фасоль, с чёрненькими «солдатиками» на ребре. А вот белую не любила, да и сейчас не очень люблю.

Помимо нашинкованной, бабушка непременно клала в кастрюлю две-три целые картофелины. Затем они толклись в пюре, и уже в таком виде возвращались обратно в борщ, для густоты бульона. Делалась поджарка: пассеровался лук, нарезанные брусочками морковь и болгарский перец, летом добавлялись помидоры, зимой же томатная паста. Затем туда отправлялась натёртая на крупной тёрке свекла. Если сока выделялось недостаточно, бабушка доливала немного бульона, и тушила под крышкой несколько минут. После всё это яркое великолепие отправлялось в кастрюлю, где уже доходили до готовности фасоль, картофель и капуста. Посолив и бросив лавровый лист, бабушка отставляла кастрюлю с борщом на край плиты, чтобы сильно не кипело, а томилось, и приступала к завершающему этапу готовки. Бралось несколько зубчиков чеснока, нарезалось кубиками старое пожелтевшее солёное сало, и всё вместе измельчалось толкушкой в миске до почти однородной массы. Затем это отправлялось в кастрюлю. После чего добавлялась нашинкованная зелень: петрушка, укроп, перья зелёного лука и чеснока.

Аромат вокруг стоял такой, что слюнки капали, а в животе начинало урчать от голода, не смотря на достаточно плотный завтрак.

К тому времени приезжал на обед дедушка. Раздевшись по пояс, шумно гремел рукомойником, плескался над тазом, смывая пот и пыль с лица и шеи. Затем садился к столу. Мне нравилось смотреть, как он ест. Пододвинув налитую бабушкой миску борща, дед брал стручок красного перца, разрезал его на две части, и начинал макать в борщ. Когда от горячего борща перец немного размягчался, он ложкой соскабливал всю мякоть, включая семена, и перемешивал с борщом. Облизав остатки стручка, бросал его на блюдце с очищенными зубочками чеснока. Взяв горбушку хлеба, щедро натирал её чесноком, обмакнув его предварительно в соль, и начинал есть. Иногда в борщ он добавлял ещё и пшённую кашу, если считал, что он недостаточной густоты. Да, я забыла про сметану. Какой же борщ без сметаны?

Проглотив две-три ложки, дед начинал краснеть, по лицу струился пот, он то и дело утирался висящим на шее полотенцем. Как-то раз я решилась попробовать его борщ. Он был таким острым от перца, что у меня тут же брызнули слёзы, а во рту начал пылать костёр. Дед только посмеивался, глядя на мои мучения. Бабушка его отругала за это, и принялась отпаивать меня простоквашей.
Много позже я вспомнила этот случай, когда впервые попробовала острую корейскую кухню.

Продолжение следует...