Последний день сентября

Вадим Гордеев
               

Незаметно кончилось лето. Через день шуршал дождь.
Осень неряшливо приклеивала жёлтые листья на тротуары и припаркованные машины. 
Сверху давило понурое небо.
 
Мы сидели, разговаривали, по очереди прихлёбывали шампанское из горлышка. 
На бульваре дворники собирали и жгли листья.
Горький запах осени. Грустные мы.
Час назад Нестеров развёлся, и временно потерял жизненные ориентиры.
Жена Лена приняла решение в одностороннем порядке, и ушла в другую жизнь,
где ему уже не было места.
Сегодня она закрепила своё решение штампом в паспорте.
Она вообще относилась ко всему серьёзно.
Никто больше не ограничивал свободу его передвижения.
Домашняя еда и чисты носки тоже закончилась.
Самое время было вспоминать холостяцкие привычки.
Домой в родительскую трёшку на Профсоюзной не хотелось.
Родители пенсионеры были людьми твёрдых нравственных убеждений.
 
Я страдал с Нестеровым за компанию.
Закончилась вторая бутылка.
Из проезжающего троллейбуса на нас смотрели пассажиры, как мы сидим и выпиваем.
За время недолгого брака Нестеров растерял все наработанные связи.

-Вы любите Иисуса?- улыбались нам две молодящиеся гражданки с цветными брошюрками в руках.

-Гусеницы, мы не знакомимся на улице,- отшил их травмированный Нестеров.

-Что, простите?

-Сейчас едем на вокзал, покупаем билеты далеко-далеко,- докурил  Нестеров.

Спустились в самое красивое в мире метро.
 
-Хочешь?- тычет в меня творожным кольцом Нестеров.

Проехали пару остановок. Перешли на другую линию. Поехали дальше.
   
За десять минут доехали. Через «Комсомольскую» радиальную вышли на  Ленинградский вокзал, оказались на Ярославском. 
Без вещей, но с бутылкой шампанского.
В кассе нервно-возбуждённо пристроились за каким-то военным с маленькими звёздочками.

-Пятое купе,- поправила грудь проводница и тряхнула кудряшками.

Сели в поезд и покатили по нашей обширной родине куда-то в сторону Вологды.
Пока не стемнело, за окном мелькали какие-то населённые пункты, потом поля с перелесками.
Ближе к ночи у Нестерова открылось второе дыхание.

-Перестань жрать.

-Отстань, не видишь, я страдаю.

-Чаю, молодые люди?

-А коньячку нет?- оторвался от пакета с вокзальными  беляшами  Нестеров.

-Для вас найдём,- заиграла глазами проводница.

-Только по чуть-чуть,- предупредил я приятеля.
 
По чуть-чуть, по чуть-чуть…,- выстукивали колёсные пары.

-Спишь?- спрашиваю Нестерова утром.

-Нет, конечно,- пошевелился Нестеров,- видишь, моргаю.

Он отвернулся к стенке и накрылся с головой пододеяльником.

Через полчаса мятый Нестеров уже сидел на скомканном постели.
Долго смотрели в окно. Было скучно.
Потом поинтересовались у соседки, куда едет поезд, чем сильно её изумили.

-Где будем выходить?

В Котлас ехать расхотелось– далеко и долго.
Да и название показалось не симпатичным.

-Давай сойдём на следующей.

До "следующей" скорый поезд вёз ещё час.

-Населённый пункт есть, а архитектуры нет,- пробежался Нестеров взглядом,-
а могли бы поехать в Ригу. Мы там с Ленкой были в том году. Домский собор, рижский бальзам и мелкое море.

-Ты сам вчера брал билеты,- напомнил я.

Стоим в семи часах езды от Москвы.
Ухабистая в рытвинах дорога тащилась в посёлок городского типа. 
Берёзы шелестели дырявыми кронами на ветру. 
У крайнего барака, задумчиво склонив голову набок, мужик подбирал на баяне « прощание славянки».
 
Захолустная повседневность.

-Поехали скорее отсюда.

-Куда?

-Куда-нибудь.

-Поезд только завтра.

Начиналась жизнь без сколько-нибудь спланированной перспективы.
Имевшаяся наличность позволяла продержаться в провинции несколько дней.

-А зачем мы вообще сюда приехали?

-Развеяться-посмотреть-воздухом свежим подышать,- процитировал я Нестерову Нестерова.

-А в Москве нельзя было?- недоверчиво сощурился он.

Нестеров был философ по образу мыслей и художник по состоянию души,
поэтому частенько претендовал на оригинальность.

-Сам же говорил: надо развеяться.

-А ты чего не остановил?

-Тебя остановишь – ты коньяк томатным соком запивал.

-Ты же знаешь, я коньяк не очень,- напомнил Нестеров.

-А вчера даже очень. Потом проводнице исполнял «ой, мороз, мороз»,
потом деградировал.

-Приставал при исполнении…?

-Нет, уснул в туалете.

Нестеров вздохнул, и воткнул сигарету в рот.

Пасмурно. Вокруг бараки, заборы, лопухи, крапива и водонапорная башня.
Настроение так себе.

Народ на автостанции жевал, дремал. Перешёптывались и хихикали девчонки.
Стрелки на круглых часах навсегда залипли на цифре десять.
Вертлявый мужичок с руками в наколках пощипывал нас взглядом.

-Дай закурить!- шагнул он к Нестерову.

-Сидел что ли?

-Сидят на жопе, а я срок мотал.

-А-а, ну да…,- покладисто согласился Нестеров и угостил мужика «Столичными».

-Слышь, дай чирик!- борзел  мужичок.

-Нету чирика,- соврал Нестеров.

-Интеллигенция,- сплюнул мужичок,- куда едете?

-В монастырь,- сказал я первое, что пришло в голову.

-А-а, тогда вам на морщихинский автобус.

Через час автобус привёз в небольшую деревню с шиферными крышами и кирпичными пеньками печных труб.
Магазин. На крыльце мужик в надвинутой на глаза кепке.
Рядом вертится и радостно поскуливает собака вся в репьях.

-Где монастырь?

-Это какой же?

-А у вас их много что ли?

-У нас их вообще нет,- огорчил мужик.

-А где есть?- начинаем паниковать.

-В Фофаново.

-Далеко отсюда?

-Километров пятнадцать.

Мы переглянулись.

-Ноги в руки и вперёд!- шутканул мужик и указал в грустную прозрачность.

Поперёк деревни дорога в лужах из ниоткуда в никуда.

-Пошли?- вздохнул Нестеров.

За околицей нас нагнал потрёпанный «жигуль».

-До Фофанова возьмёте?

-В монастырь?- поинтересовался мужик и надёжно замолчал.

Средневековая старина с дырявыми куполами без крестов стоял на острове.
Тихие протоки врезались далеко в лесистый берег. 
В некоторых  местах через них топорщились  хлипкие деревянные мостики.

По тропинке прямо на нас шёл мужик лет пятидесяти с чутком и улыбался.
На поношенном пиджаке красовался вузовский голубенький ромбик.

-Привет, ребята! Выпьете со мной, а то одному как-то не того.
 
-Спасибо, не хочется.

-У меня выходной сегодня,- вежливо кашлянул мужик.

-А ты кем работаешь?

-Киномехаником в клубе.

-А мы вот приехали в монастырь.

-А, ну-ну…,- посмотрел он долгим взглядом и зашагал в сторону деревни.

Мы с Нестеровым  поднялись на мостик.
Над серединой протоки подо мной хрустнула скользкая доска, резко качнуло, я  интуитивно вцепился в перилу и вместе с ней свалился вниз.
Следом тяжело ушёл под воду Нестеров.
 
Вода обожгла. Одежда потяжелела. Мне было по пояс. Нестерову по грудь.
В разные стороны брызнули серебристые мальки.
По твёрдому дну мы споро выбрались на берег.

-Давай, собирай сушняк – сейчас костёр разведём!

-Спички промокли!

-Беги догоняй мужика – он ещё далеко не ушёл! Ты умеешь быстро?!

Нестеров неуклюже заколыхался в сторону деревни.

Пока я собирал сушняк в кучу, Нестеров с киномехаником вернулись.
 
Мужик сноровисто разжёг костёр. Достал из заплесневевшего цвета рюкзачка  эмалированную кружку, протёр её пальцем, потом подул внутрь.
Сорвал пробку с поллитровки, порезал дольками битое черными точками антоновское яблоко.

-Давайте, ребята! Вам сейчас в самый раз будет!

-А ты?!

-Не-е! Давайте-давайте!- по очереди набулькал нам с Нестеровым до краёв.

Водка легко провалилась вниз, и в животе стало тепло.
Потом киномеханик поджёг в костре прутик, закурил.
Нестеров в одних трусах, сбивчиво рассказывал киномеханику о себе, о теперь уже бывшей жене Ленке.
О том, как они слушали орган в Домском соборе, пили в кафе бальзам из крохотных рюмочек, а потом на закате бродили по старым улочкам Риги.
Нестеров выпускал наружу растерянность.
Мужик улыбался в ответ тихой и какой-то усталой улыбкой.
Листопад слов...

Постреливал костёр, распятая на ветках одежда нехотя сохла.
День всё время балансировал на грани дождя.
У самого берега, на серой воде покачивались жёлтые листья,
а во рту у меня почему-то чуть горчил рижский бальзам, привезённый
тем летом в качестве сувенира Нестеровым с Ленкой.


Таганка, июль 2014