НА СНИМКЕ: Виктор Соснора, 1970.
В газете ЗНВС № 41 от 11 октября 1966 года напечатаны два стихотворения Виктора Сосноры, приехавшего в Академгородок уже второй раз.
"В Академгородке по направлению ЦК ВЛКСМ вновь гостит ленинградский поэт Виктор Соснора, стихи которого нашли признание у жителей научного центра. 3 октября в Доме Культуры «Академия» В. Соснора выступил с чтением своих новых произведений.
Сегодня мы публикуем два стихотворения поэта из его парижского цикла, который в скором времени будет полностью опубликован в журнале «Знамя», а также выйдет отдельной книгой в издательстве «Советский писатель». Стихи публикуются впервые".
Бессолнечные полутени.
В последний раз последний лист
не улетает в понедельник.
Вечерний воздух студенист.
Мы незнакомы. Я не знаю
ты творчество какой травы,
какие письменные знаки
и путешествия твои
какие нам сулили суммы?
Все взвесили весовщики.
В лесу безвременье и сумрак,
а мы с тобой — временщики.
И пусть. И знаем все: впустую
учить старательный статут,
что существа лишь существуют
и что растения растут,
что бедный бред — стихотворенья,
что месяц — маска сентября,
что — деревянные деревья
не статуи из серебра,
что, сколько сам ни балансируй
в бастилиях своих сомнений,
лес бессловесен и бессилен
и совершенно современен.
И ты, и ты, моя Латона,
протягиваешь в холода
пятиконечные ладони,
и им, как листьям, улетать...
Музыкант
Как свечи белые, маячили в ночи
так называемые лунные лучи,
а та луна, а та небесная была
в кружочках цифр, как телефонный циферблат.
Совсем иные, иноземные миры,
Висели звезды, как бильярдные шары.
В бубновых окнах лица женщин и мужчин
чуть-чуть прозрачнее, чем пламя у свечи.
Я был в неясном состоянье перед сном.
Я был один, и был один старик со мной.
Но был он в зеркале, таинственный старик:
В шампанских бакенбардах современный лик.
Он делал пальцами, как делает немой.
Как свечи белые, мигали у него
немые пальцы. Это мученик зеркал
на фортепьяно что-то странное играл.
Мою Чайковскую луну и облака,
как Дебюсси, он в си-бемоли облекал,
то патетические солнца и латынь –
он мне, слепцу, мой музыкальный поводырь.
Еще старик играл такое попурри:
- все это было – твой Парнас и твой Париж,
но ты не жил и не желал, увы и ах!
Существованье музыканта в зеркалах.
Лишь в зеркалах твои сожженные мосты,
молитвы мутные, минутные мечты.
Я – тварь земная, но нисколько не творю
я лишь доигрываю музыку твою.
Мы – Муки творчества. Нас ждет великий суд.
У нас, у Муков, уши длинные растут.
Но наши души постепенно отцвели,
Спасает души повседневный оптимизм.
Я презираю мой мучительный талант…
А по мостам ходили белые тела,
Как свечи белые, маячили в ночи
Тела одетые у женщин и мужчин.
Играл орган в необитаемых церквях.
Его озвучивали Гендель или Бах.
Фонарик в небе трепетал, как пульс виска.
А вместе с ним необъяснимая тоска.
О, музыкант, какой ты не бери бемоль,
минорный край твой есть, как мания, немой.
О, музыкант, ты музыкант в своем числе.
О, поводырь, как и ведомые, ты слеп.
Взойдет ли солнце, очи выела роса.
Как водяные знаки бледные глаза.
О, музыкант, меня ты не уговорил.
Ты улыбнулся и на улицу уплыл.
Так ты уплыл. Но я нисколько не скорблю:
Большое плавание большому кораблю.
В газете две строчки стихотворения «Музыкант» были пропущены
О, музыкант, ты музыкант в своем числе.
О, поводырь, как и ведомые, ты слеп.
Не знаю, что углядел в этих двух строчках редактор газеты Женя Комарских. Кого он распознал в поводыре, который, как и мы, ведомые, оказался слеп? Распознал и убоялся, что и другие поймут…
А вот, что увидела в 2009 году в стихотворении «Музыкант» студентка Литературного института, блогер «Живого журнала» Татоша Тарковская – «Сюрреалистические черты творческого метода Виктора Сосноры…» (http://sumerkytanzujut.livejournal.com/209986.html). Привожу полностью её анализ, поскольку я тоже тогда увидел в этом стихотворении полновесный сюр. Хотя ничего такого в «слепом поводыре» она не увидела. Другие времена, - другое зрение!
Сегодня, ещё раз перечитав «Музыканта», я склонен согласиться с её анализом, выраженным весьма эмоционально и образно (я чуть-чуть изменил стилистику изложения, но, поскольку не менял содержания анализа, оставил весь текст в кавычках). Кому интересно, прочтите:
«Виктор Соснора в своей поэзии часто использует метод неконтролируемого сознанием автоматического письма. Такой прием был свойственен поэтам сюрреалистам.
У читающего стихотворение Сосноры возникает ощущение, что неотъемлемой частью творческого процесса поэта становится определенное состояние сознания, в котором автор погружается в пограничное пространство между сном и явью, балансируя на грани бессознательного, погружается в зыбкое и неясное течение и волны своих внутренних переживаний, становясь ведомым этим потоком бессознательных ассоциативных образов.
Поэтому основная черта стихов Сосноры - это, прежде всего, ритм, создаваемый бесконечной чередой переходящих из одной в другую строк-ступеней, музыкально - зеркальных фраз-мелодий.
В стихотворении «Музыкант» мы встречаем повторяющийся мотив иных, иноземных миров, сна, зеркала, отражения, тайны, ведущий к состоянию мистического откровения, почти божественного прозрения. Такая поэзия становится для читателя, как и для автора, возможностью почувствовать неосязаемое, назвать безымянное, проникнуть в тайну тайн мироздания. Такая поэзия - это попытка проникнуть во что-то большее, чем обычная осязаемая реальность мира вещей, поэтому поэзия Сосноры «экспериментальна», как пишут многие критики. Но этот эксперимент, прежде всего, внутреннего характера, это поиск не только новых творческих путей, языковых форм, поэтических открытий, но, прежде всего, внутренний поиск, связанный с бесконечным желанием человека познать истину.
Многие философы и мыслители отмечали, что желание познать себя является характерной особенностью, отличающей человека, и изначально заложено в его внутреннюю природу. Это желание самопознания порой перерастает в страсть и одержимость, и тогда рождается то самое состояние безумия, или экстаза, которое ведет к слиянию с Божественным и которое так необходимо для рождения творчества. Сознательная апологетика безумия характерна для таких течений как постмодернизм, сюрреализм, дадаизм.
«Пчелы - миниатюрные зебры на крыльях»,
в алебастровых масках,
окна наклонны, луна налегке,
лиц у них нету,
в воздухе рюмки вверх дном».
Весь этот фантасмагорические пейзаж напоминает сюрреалистические картины Дали, передает состояние сна, со всеми его необъяснимыми подсознательными образами. Поэтому, как пишут критики, «трудность стихов Сосноры именно эмоционального, а не рассудочного свойства».
Стихи Сосноры вообще нельзя пытаться воспринимать с точки зрения рассудка, логического анализа, их можно только чувствовать, следуя их ритму, постепенно погружаясь в такое же состояние между сном и явью, как и автор: «Я был в неясном состоянье перед сном».
В стихотворении «Музыкант» раскрывается тема творца, тема поэта, его творчества и призвания. Для Сосноры пограничное состояние сознания Творца так же необходимо, как и для читателя: «а ты: Художник / в сомнамбулической стадии "творческого /процесса». И тогда художнику, музыканту, поэту открываются «Совсем иные, иноземные миры». Художник остается один на один с собой – своим двойником – отражением в зеркале:
Я был в неясном состоянье перед сном.
Я был один, и был один старик со мной.
Но был он в зеркале, таинственный старик:
В шампанских бакенбардах современный лик
При появлении в стихотворении мотива зеркала и отражений, сразу расширяется поэтическое пространство произведения, сразу возникает параллельная реальность, другой мир, который противопоставляется миру вещественному. Таким образом, мир внешний, очевидный противопоставляется миру внутреннему, неосязаемому, чувственному.
Появление образа зеркала в стихотворение тоже неслучайно и очень символично. Зеркало как портал, врата в иной ирреальный мир, играет роль волшебного инструмента, который сразу уводит читателя в своего рода Зазеркалье, в сюрреализм, где все наоборот, все переворачивается с ног на голову, где уже не отличишь явь от сна. Таким образом, расширяются не только границы пространства и времени, но и границы человеческих возможностей, границы человеческого Я. Автор помещает читателя в созданную им иллюзию безграничной фантазии, воображения, высвобожденного из привычных рамок, в состояние почти что галлюцинирующего сознания. Это пространство иллюзий, галлюцинаций, миражей, пространство Мечты, Страна Фантазия, где может происходить все, что угодно, где на глазах у читателя начинает твориться и оживать сказка:
Совсем иные, иноземные миры,
Висели звезды, как бильярдные шары.
В бубновых окнах лица женщин и мужчин
чуть-чуть прозрачнее, чем пламя у свечи.
Сосноровское Зазеркалье в чем-то перекликается с Зазеркальем Кэрролловской Алисы, лица женщин и мужчин в оконных рамах, как карточные бубновые дамы и короли… Все эти аллюзии, пересечения и ассоциация создают дополнительные смысловые пласты, углубляют поэтический мир, выводя его из индивидуального в надсознательное, давая возможность находить в нем уже почти архитипические образы.
Белые свечи, тут же переходящие в лунные лучи, а потом в телефонный циферблат рождают ассоциацию со временем, образный ряд – луна – часы – время - опять отсылает к Дали с его стекающим циферблатом, что, кстати, очень точно выражает ощущение времени, которое как бы течет, то быстрее, то медленнее, являясь чем-то бесконечно зыбким и в то же время постоянным одновременно.
Белый свет свечей с одной стороны олицетворяет собой некое божественное сияние, свет истины, но в то же время в нем прочитываются коннотации связанные со смертью. Лицо Смерти, мертвенно-бледное, как лик луны, как мумия, как белые бинты, больница….
Но в то же время свет свечи это еще немые пальцы музыканта:
Он делал пальцами, как делает немой.
Как свечи белые, мигали у него
немые пальцы. Это мученик зеркал
на фортепьяно что-то странное играл.
Связь пальцев и света кажется здесь тоже отнюдь неслучайной, именно через руки и пальцы проходят звуки музыки, звуки музыки, которая становится светом или из света приходит, поэтому пальцы это тончайший инструмент, который может передать эти тонкие незримые струи из мира Духа. В тоже время образ построен на оксюмороне: немые пальцы – немые звуки – ассоциация с жестикуляцией пальцев глухонемого. Это снова отсылает к мотиву смерти, так как связанно с отрицанием какого-либо действия, выражающего жизнь. Жизнь – все, что связанно с движением, смерть – отсутствие движения, она - статична, недвижна, смерть, как отсутствие чего-либо, голоса, звука, зрения, чувства.
Вообще стихотворение названо «Музыкант», и поэтому описание звуков музыки играет в нем одну из важнейших ролей:
Мою Чайковскую луну и облака,
как Дебюсси, он в си-бемоли облекал,
то патетические солнца и латынь –
он мне, слепцу, мой музыкальный поводырь.
Еще старик играл такое попурри:
- все это было – твой Парнас и твой Париж,
но ты не жил и не желал, увы и ах!
Существованье музыканта в зеркалах.
И уже в контексте звучания музыки мотивы глухоты и немоты приобретает совсем иные смыслы, становятся еще более значимыми, особенно учитывая некоторые детали биографии поэта.
При этом «немые пальцы» и «мученик зеркал» тоже оказываются созвучными, и не только графически, но еще и по смыслу. Мученик зеркал – извечный двойник, навсегда заточенной в своей зеркальной раме, для которого невозможно выйти за пределы зазеркалья, перестать быть отражением. В этом контексте раскрывается тема творца и творческого процесса, которая проходит сквозь все поэзию Сосноры. Для него творческий процесс всегда связан с муками:
Мы – Муки творчества. Нас ждет великий суд.
У нас, у Муков, уши длинные растут.
Но наши души постепенно отцвели,
Спасает души повседневный оптимизм.
Я презираю мой мучительный талант…
А по мостам ходили белые тела,
Как свечи белые, маячили в ночи
Тела, одетые у женщин и мужчин.
Муки творческого процессы, видимо, способны привести человека в состояние на грани отчаяния и безумия. И в этом процессе творец вынужден остаться один на один с самим собой, ему не выбраться из плена созданных им собственных отражений – зеркал - результатов его творческой деятельности. Но в то же время автор высказывает идею о том, что он сам ничего не создает и не творит, а лишь выражает Слово Бога:
Я – тварь земная, но нисколько не творю
я лишь доигрываю музыку твою.
Поэтому автор не является творцом, создающим что-то новое, а становится всего лишь проводником Духа, при это сама личность автора отрицается («Я презираю мой мучительный талант»), но отрицается именно в смысле «Эго», а не в смысле «Ид», или «Сверх - Я».
Но, несмотря на некую видимость возможности анализа стихотворений Сосноры, смысл и символика образов во многом остается необъяснимой для читателя, более того, такая поэзия не всегда нуждается в интерпретации и расшифровке. Многое здесь воспринимается читателем на подсознательном уровне, неосознанно, а попытка рационального разбора может только помешать процессу восприятия. Возможно, такие стихи стоит воспринимать, как некую терапию, и не только для читателя, но самое главное, для автора.
Возможно, такая бессознательная поэзия, выявляющая различные подсознательные процессы, скрытые переживания автора, может стать ключом к более глубокому понимание самого себя. Возможно, именно такое ассоциативно – неконтролируемое творчество выявляет очень значимые и нуждающиеся в осознании процессы внутреннего мира, которые лежат глубоко в подсознании, на самом дне человеческой души, но именно которые, возможно, и являются ключом к познанию истины, подсказкой в отгадывании этой невыразимо – непостижимой бесконечной тайны бытия:
Играл орган в необитаемых церквях.
Его озвучивали Гендель или Бах.
Фонарик в небе трепетал, как пульс виска.
А вместе с ним необъяснимая тоска.
О, музыкант, какой ты не бери бемоль,
минорный край твой есть, как мания, немой.
О, музыкант, ты музыкант в своем числе.
О, поводырь, как и ведомые, ты слеп.
Взойдет ли солнце, очи выела роса.
Как водяные знаки бледные глаза.
О, музыкант, меня ты не уговорил.
Ты улыбнулся и на улицу уплыл.
Так ты уплыл. Но я нисколько не скорблю:
Большое плавание большому кораблю.
Любочка была знакома с Виктором Соснорой, слушала его, была знакома с его стихами. Виктор Соснора даже был с Володей Немировским и Борисом Половниковым у нас дома в гостях, но я этого не помню.
Историю же со "слепым поводырем" я запомнил. Запомнил, как Женя комарских не хотел печатать эти строки, заподозрив в них какую-то крамолу.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2014/07/04/2080