Опять дорога, пыльная и жаркая, неведомая и тягучая словно рахат-лукум. Со мной мой верный ослик Иса, навьюченный моим нехитрым скарбом. Точнее в основном реквизитом для выступлений. С самого детства, а если быть точнее, с тех пор, что я себя помню личных вещей совсем немного: котелок для приготовления еды, бурдюк для воды, запасные сапоги, старый изрядно потертый кинжал, да всякие мелочи для повседневной жизни. Я бродячий артист, мое призвание развлекать публику, показывая нехитрые фокусы, жонглируя любыми предметами, исполняя песни, да рассказывая зевакам старинные сказки и истории.
Всему, что умею я, обязан своему мудрому учителю. Старик Мустафа когда-то много лет назад подобрал меня возле дороги, побитого и совершенно ничего не помнящего мальчишку. Выходил, залечил раны, не зря он в юности собирался стать лекарем, даже учился в медресе Улугбека в Бухаре, да вот поманила его дорога, и стал он бродячим артистом. Если бы не его доброе сердце, лежать бы мне так у дороги, совсем не живым…. Мустафа взял меня с собой.
Долго учил, почти всему – говорить на многих наречиях, петь и очень радовался, что я легко запоминаю истории, песни и стихи. Ему нравился мой голос. Затем были годы тренировок – мы разучивали роли, в это время я долго помогал ему в его маленьких постановках, подавая необходимые ему предметы. После и сам стал полноценным участником спектаклей. Это тоже нравилось моему учителю. Ведь так возникало больше возможностей для постановок. Не надо было играть одному все роли, а пока я пел или рассказывал сказки о Ходже Насреддине, Али бабе и сорока разбойниках, или истории Шехерезады, или приключения Синдбада-морехода, и самую мою любимую про птицу Рух, или про ковер-самолет, Мустафа мог перевести дух и подготовиться к следующему выступлению.
- Нам бы еще пять-шесть артистов, да таких чтобы умели разное: кто фокусы показывать, а кто и играть на дудочке. Две-три повозки и успех был бы нам гарантирован, – мечтал Мустафа.
- А еще возить с собой большой складной шатер, и каждый раз его ставить на площадях, – отвечал ему я.
- А это нам зачем? – Удивлялся Мустафа моему предложению.
- Так было бы легче зарабатывать деньги, ведь представление могут видеть не все, а только тот, кто купил проход в шатер, а не вся площадь. Ну и деньги так собирать легче. Поставим на выходе специального человека – сборщика денег за наше выступление, – отвечал я ему.
- А это совсем не плохая мысль. Ведь в шатре можно поставить светильники, а это значит… можно проводить несколько выступлений в один день, даже после захода солнца… Ай! Молодец сынок… Не зря мне тебя подарила дорога… Ты умен. Мне осталось дождаться, что ты станешь еще и мудрым, как слон….
- Вот, Вот Мустафа, а в шатре можно показывать и выученных всяким трюкам животных…
- Все, все, хватит…. Твоих идей хватит на три жизни, – смеясь, отвечал мне Мустафа.
Еще Мустафа научил меня торговаться на базарах, чувствовать, когда надо быстро сматываться от сборщиков налогов, которые обязательно собирали дань со всех артистов на базарных площадях. Налог на место, а еще были налоги на воду, пищу и даже говорят в одном городе на воздух. Еще в мои обязанности входило собирать деньги или еду со зрителей, пока они не разбежались после представления.
Были еще и другие занятия. Мой учитель научил меня управлять своим телом, мы подолгу сидели, сложив ноги пятками внутрь, а коленями наружу, и Мустафа учил меня правильно дышать, и видеть свой внутренний мир. Этому он сам научился в далекой Индии, где странствовал в молодости. Говорил, что если так тренировать свой дух, то можно научиться летать как настоящий джин. Сколько же историй он знал, а еще был прекрасным рассказчиком и умел играть на домре и других инструментах. Он щедро делился со мной знаниями и жизненной мудростью, и всегда шумно радовался моим успехам.
- Молодец Али! Ты не перестаешь удивлять меня!!!
Через пять лет я умел почти все, что умел Мустафа. Где только за это время мы не были. Дороги сменяли другие дороги. Дни текли за днями. Удачи и неудачи чередовались друг за другом. "Все в мире идет по спирали, меняются времена года, день меняет ночь, рождается и умирает жизнь. Все только для того, чтобы начаться вновь… " – Так говорил мой учитель.
Так мы путешествовали от границ Бухарского ханства, через Персию до самого Среднего моря. Через два-три года, зимой мы любили оставаться в Стамбуле, который Мустафа всегда называл Константинополь, там можно было прокормиться до наступления весны. А еще Мустафа знал звезды, как будто это его старые друзья, он ориентировался по ним и никогда не ошибался. Во многих местах местные жители радостно приветствовали Мустафу, как долгожданного старого знакомого. Мы выступали и в маленьких деревнях и больших городах.
Кое-где ему кричали "Мустафа эфенди! Мустафа эфенди приехал! Заходи к нам в гости с сыном, окажи почтение моему дому… Расскажи новости… Что нового в Хиве и в Самарканде?" или "Что удивительного видели твои глаза?"… За нами по улицам часто бежали дети, радуясь предстоящему выступлению и фокусам. Мустафа всегда носил в своем бездонном мешке бесчисленное множество маленьких детских игрушек, в основном это были фигурки животных или искусно выточенные маленькие янычарские ятаганы (он мастерил эти поделки почти на каждой нашей остановке). Его руки вообще не знали покоя, они мастерили, лечили, кормили и делали еще массу полезного. Маленьким девочкам он дарил бусы из заведомо собранных на побережье камней, имеющих сквозные отверстия. Меня он заставлял ходить вдоль кромки воды и искать подходящие камушки. Делать подарки детям ему очень нравилось, и ответная детская радость приносила ему, как мне казалось, не меньшее удовлетворение, чем успех или хороший заработок от наших выступлений.
- Никогда не пренебрегай маленькими деревнями – везде живут люди и им нужны наши истории и наше внимание, – говорил он. – В больших городах, хоть и больше зрителей, но жители избалованы другими артистами, а еще там много султанской охраны и жадных купцов.
Бывало, что приходилось выступать в караван-сараях, или просто на стоянках перед караванщиками за еду.
- Помни, Али, караванщики люди бывалые, подозрительные, скупые и грубые. В том нет их вины, долгие месяцы в пути, большая ответственность за груз, столкновения с грабителями караванов. Это трудная работа, но в этом и состоит наше искусство, чтобы и этих, черствых на первый взгляд, людей можно развеселить, а это может означать лишнюю лепешку, а может и плошку вкусного плова. В дороге даже горсть вяленых фруктов может спасти тебя от голодной смерти…
Иногда нам приходилось спасаться бегством, ведь по дорогам бродят не только караваны, дервиши и бродячие артисты, но и лихие люди, не знающие жалости и пощады. В лучшем случае ограбят, отберут последнее, даже за половину бурдюка с водой, а могут и избить и продать в рабство, а то и вообще лишить жизни…
Кроме тренировок тела и духа, Мустафа научил меня приемам борьбы, говорил, что эти знания принесли в Индию из далекого Китая, великие воины-монахи, живущие высоко в горах. Идея приемов заключалась в том, что все, включая голые руки и ноги, могло служить оружием. "Тебе не нужна сабля, чтобы одолеть противника, тот заранее слабее тебя, ведь его рука занята, а твоя нет. Значит ты свободнее в выборе. Используй силу его самоуверенности перед безоружным противником, используй силу его атаки против него самого…. Подумай сам, ведь чем сильнее ты разбежишься и стукнешься головой о дерево, тем больнее будет тебе самому…. Стань деревом, используй свою ловкость и подвижность…." Так я после многих лет тренировок, порой изнурительных, научился неплохо защищаться. Не раз это нас выручало в схватках с караванщиками и прочим сбродом, что не редко встречается на дорогах.
Города сменялись другими городами. Бухара, Самарканд, Дербент…. Дороги, стоянки, отдых в тени редких деревьев, запах свежих лепешек только, что извлеченных из тандыра, небольшие костерки, или песчаные бури, восходы солнца, когда еще немного зябко после ночи, и лучи солнца освещающие минареты. Шум базара, как песня, чередуемая вскриками продавцов, криками ишаков, стуком маленьких молоточков, которыми чеканщики творили чудеса… Топот ног разносчиков: "Вода, кому воды! Чай, горячий чай!", "Кому лепешек?….", "Ай, уважаемый, ты только посмотри, такого товара ты ни у кого не увидишь!!! У Равшана все без обмана…"
За двенадцать лет – сколько было этих дорог! Не сосчитаешь, хотя Мустафа всегда говорил: "Звезд на небе гораздо больше, чем шагов, что оставил я на песке".
- М-м-м-м. на-на-на-ни… м-м-м-м, - напевать тягучие напевы Хивинцев, меня тоже научил Мустафа. – Помни Али, так время в дороге протекает быстрее, да и ослика развлечешь, он ведь все слышит и все понимает…
Нехитрый мотив, приводит мысли в голове в порядок, они не скачут, как горячие необъезженные арабские скакуны, а текут медленно, как караван верблюдов, почти плывут как облака по небу, но всегда приводят к верным мыслям - так говорил мне старик Мустафа.
Что со мной произошло, тогда в детстве? Кто я и откуда, кто мои родители вспомнить я не мог. Постоянно мучил вопросами Мустафу, ставшего мне моей семьей, другом, моим учителем и наставником. Единственным близким человеком на всей земле.
- Я не знаю откуда ты родом, возможно, тебя родила пустыня и подарила мне… – отвечал Мустафа, – но могу сказать, что ты не с востока, поверь я прошел от Индии до Константинополя и не видел таких как ты, хорошо, что солнце, ветер, песок, да чалма сделали тебя похожим на восточного человека… Твоя рана на голове стала причиной того, что ты забыл откуда ты.
- Может я с севера?
- Может, может… Али, вот и имя я тоже тебе дал. Ты ведь не помнишь, как называли тебя раньше?
- Нет, я ничего не помню. Только тебя…
- Все правильно, все правильно… тот, кто подарил тебе имя, подарил тебе новый мир… Пусть он состоит из бесконечных дорог, караван-сараев, ночёвок под звездами, да выступлений на площадях маленьких селений или больших городов… Ведь мы никогда не унываем! Так мой мальчик? Вот, что есть у богатых людей? Их дворцы, золото, слуги, казалось-бы все о чем только можно мечтать, но это так скучно, а у нас с тобой весь мир… - Помолчав Мустафа, спросил: - знаешь, о чем я все время думаю?
- О чем учитель?
- Откуда ты умел читать, еще до того как я познакомил тебя с книгами? Почему во сне ты говоришь на не знакомом мне языке? Повторяешь – слова "Эль-мар" и "Ля-каса", а еще "Алик–хан-дер" и еще много других слов… Я очень боюсь, Али, что пустыня заберет тебя у меня обратно… или меня у тебя…
- Но учитель?!!!
- Мое время не бесконечно, Али, раньше или позже наши дороги снова разойдутся и, тебе предстоит идти самому по своей дороге. Мне кажется, что каждому бог дает свою дорогу. У кого-то дорога прямая и понятная. У другого запутанная и извилистая. А третьему выпадает путь только в гору, в отличие от того у которого на пути есть спуски. Плохо если ты сбился со своей дороги и пошел по чужой, а еще хуже, если ты заблудился и, не можешь найти свой путь. Бывает, что дорога станет незаметной или подбросит тебе множество загадок, а ты должен искать правильный путь, не сбиваясь на второстепенные ложные ответвления, которые просто могут привести тебя к тупику или обрыву… Не обращал внимание, что в жизни люди встречаются, как две дороги, что сливаются в одну, а потом расходятся в разные стороны.
- Мустафа я так рад, что моя дорога когда-то по воле случая пересеклась с твоей. Надеюсь, что наш путь вместе будет долгим, – ответил я.
- На все воля Всевышнего, мой сын! За то моя душа спокойна, сейчас после двенадцати лет, что мы бредем бок обок, один ты не пропадешь. Всегда заработаешь себе на лепешку, а раньше или позже твоя дорога приведет тебя домой там, где ты встретишь свою судьбу, заведешь детей и научишь их всему тому, чему когда-то научил тебя старик Мустафа.
- Ох, Иса, ты слышишь эти печальные слова твоего хозяина? – Обратился я к нашему ослику. Иса, закивал головой и выдал свое: "иа-иа-иа". Так бывало всегда, когда мы к нему обращались. Смышленый ослик – "Умнее многих людей".
Когда-то мы его на последние деньги купили в одной деревне, у очень глупого хозяина, который прямо на площади нещадно лупил молодого, очень исхудавшего ослика, только за то, что тот остановился у арыка попить воды под палящим солнцем.
- Зачем ты бьешь его, – спросил Мустафа у злобного хозяина.
- Не твоего ума дело, бродяга. Мой осёл, что хочу, то и делаю! Он зря ест свой корм. Тупая скотина, - и хозяин вновь принялся стегать хворостиной несчастного, истошно орущего ослика.
- Погоди, добрый человек, – снова обратился к нему Мустафа.
- Ступай, совей дорогой бродяга, а то и тебе достанется, – зло ответил ему хозяин ослика.
Я уже хотел было вступиться за учителя и надавать тумаков обидчику, но старик Мустафа жестом остановил меня.
- Я вижу, что ты очень мудрый человек, – снова начал Мустафа.
- Да? – Удивился хозяин ослика. – Почему?
- Конечно, ты сразу понял, что нам пора в дорогу, но вот в чем беда, мой старый осел издох неделю назад, и мне и, моему сыну пришлось идти пешком. Не суди о нас по нашим халатам. Сам знаешь, как трудно тащить на себе весь свой скарб. Дело в том, что мы торопимся в Хиву, где через три дня будем ублажать своими скромными навыками глаза сына визиря….
- А причем тут я…
- Так вот я и говорю, ты мудр и справедлив, зачем тебе мучиться с этой тупой скотиной, продай его мне. Пусть несет наши вещи.
- Вот еще! Это мой ослик…
- Правильно, но если ты его забьешь до смерти ты не получишь пять таньга, которые лежат в моем кошельке, а если продашь его мне, то избавишься от глупого животного, а заодно сделаешь доброе дело. Тебе это обязательно зачтется! И, кроме того, на вырученные деньги на следующем базаре ты выручишь себе двух осликов. Нам же пора в путь… Подумай, о наимудрейший над моим предложением, или мне придется купить ослика в другом месте…
- Семь, – сказал хозяин ослика.
- Семь? – Переспросил Мустафа.
- Да, семь таньга. Посмотри на этого осла, ведь он молод, хоть немного упрям, зато вынослив и ест мало. В пути он незаменим, – тут же начал расхваливать свой товар хозяин.
- Только из уважения к твоей мудрости о, проницательный, пусть Всевышний продлит твои годы, но нам пора в путь. Шесть. – Ответил Мустафа.
- Семь.
- Шесть и я поведаю сыну визиря о твоей доброте, и кто знает, может он проезжая через эту деревню вспомнит о мудром и надежном человеке…
Прошло еще полчаса препирательств и торговли, и наконец, обменяв все наши шесть таньга, на ослика мы вышли за пределы деревни втроем. Во время торговли мы выяснили, что ослика зовут Иса, узнали историю всего его славного семейства, а также порадовались тому, что Иса воспользовавшись занятостью хозяина, попил вдоволь и в придачу умял целый ворох сена, которое я предварительно снял с его спины.
- Хорошо, что один из нас сыт. Поел наш новый друг не меньше чем на пол таньга, – сказал на это Мустафа. – Правда, Иса?
В ответ мы в первый раз услышали бодрое "Иа-Иа". Очень скоро мы не пожалели, что отдали за Ису все свои сбережения. Более умного и верного ослика я еще не встречал. Через несколько месяцев, немного поправившись и привыкнув к нашим скитаниям, Иса стал вместе с нами полноценным участником выступлений.
Странные слова, о которых мне говорил Мустафа, все чаще и чаще возникали у меня в голове, и на языке. Я не мог отличить их звучание от звучания арабских слов, потому что все они были для меня понятными. Только по реакции моего учителя я понимал, что говорю не понятно для него. И еще, мне чаще стали снится странные сны, я видел море, бурю, порывы ветра срывали паруса и валили мачту, я кричал кому-то неизвестному, плакал и просил о помощи, но меня из-за треска рушившегося корабля никто не слышал. После этих снов Мустафа, всегда успокаивал меня среди ночи, поскольку я еще долго находился под влиянием сна.
- Ничего, ничего Али, просто ты ищешь свою дорогу. Это всегда трудно.
- El maestro, m; ve;a el abismo... Perdona el anciano (прим – "Учитель, я видел бездну… Прости старик" – исп.) – Отвечал я ему.
- Мне не знакомы слова, которые ты произносишь, но мое сердце понимает смысл. Попей воды, Али… Нужно отдохнуть…
Эти сны подсказали мне мысль, включить фразы на том странном языке в наши маленькие спектакли, как реплики наших героев. Потом я решил, что в конце какой-либо фразы я вставлю обращение к нашему ослу, так зрители не догадаются о чем идет речь, а задорное "Иа-Иа" только поможет представлению, развеселит зрителей.
Я попробовал разыграть сценку вместе и Исой - результат был замечательным. Мы решили продемонстрировать наши успехи Мустафе.
- Sobre! El pirata horroroso... Morir;s de mi espada! (прим – "О! Ужасный пират ... ты умрешь от моего меча!" – исп.) – Исса-а-а-а!!! – В это время я производил удар невидимым мечом, а наш Ослик огласил округу громким "Иа-Иа-Иа". – Мустафа катался по земле от смеха.
- Замечательно! Иса прирожденный артист! Теперь мы будем устраивать утренние представления для детей и женщин, что отправились утром на базар. Такого еще никто не делал, – предложил Мустафа.
С этих пор мы стали зарабатывать чуть больше, и есть чуть лучше, молодые женщины щедро угощали нас всякой едой. А нам было приятно слушать их сдержанный смех. Через некоторое время мы еще усовершенствовали наше выступление и заказали у одного кузнеца специальный складной меч, который при ударе в "грозного пирата" складывался и, задержавшись за складки халата, натурально оставался как будто воткнутым. Это приводило зрителей еще в больший восторг… Так прошли последние три года. Только Мустафа, всегда казавшийся мне сильным, стал все чаще уставать, просил делать больше остановок, да и выступления приходилось делать короче. Переходы между городами давались ему с трудом. За последние месяцы он сильно похудел, и все чаще говорил: "Пусть мне судьба не дала семьи, жены и постоянного крова, но у меня есть ты, Али, да мои любимые дороги. Я ни о чем не жалею…."
- М-м-м-на-н-а-а-и-на-ааа, – продолжал я мычать мотив, пока Иса бойко перебирал копытами по дороге, создавая неповторимый ритм…
- Ты видишь Иса, этот человек опять следует за нами, вот уже две недели, как я его заприметил. Сначала я думал, что это просто совпадение, ну подумаешь, смотрел человек наше с тобой выступление на площади, а после также как и мы двинулся в путь, возможно, наши пути совпали. Затем мне стало странным, этот почтенный человек едет на лошади, в любом случае должен был нас нагнать и перегнать, но он держится на почтенном расстоянии. Ночевал он также вдалеке от нас, не пытался приблизиться, или разделить с нами стоянку, хотя несколько раз я окликал его. Так продолжалось еще в двух городах и, всегда он был на выступлениях, правда, старался прятаться за другими зрителями, затем вновь догонял нас на дороге, так чтобы мы не пропали из его вида.
Иса продолжал топать по песку, хотя мне представлялось, что он внимательно меня слушает. Я продолжал.
- Помнишь, я говорил тебе, что меня это забавляет, возможно, у нас с тобой появился преданный поклонник моего, нет, Иса, твоего таланта. Ха-ха-ха… После мне пришла в голову мысль, что это не просто зритель и попутчик, а соглядатай султана. Но, зачем мы ему сдались? Ничего противозаконного мы не совершаем? Тем не менее, мысль не давала покоя, теребила и надоедала. В голове складывались странные картинки, одна другой страшнее. Кому хочется попасть в тюрьму, тем более, что про нее ходили леденящие кровь рассказы…. Чтобы убедиться в своей ошибке, мы с тобой дружище Иса, специально свернули с дороги, по той тропе, что мне года четыре назад показывал Мустафа… Наш "преследователь" потерял нас из виду, и я уже было успокоился, и перестал все время оглядываться назад. Просто это было совпадение, успокаивал я себя , но через час нас нагнал звук топота копыт… сердце упало в пятки… Однако, убедившись. Что мы с Исой двигаемся как обычно, наш преследователь укоризненно покачал головой и отстал до привычного между нами расстояния.
- Пусть едет за нами, правда Иса? – Спросил я у ослика.
- Иа-Иа, – только и ответил последний.
- Вот и ладно, если бы он задумал что-то плохое, то давно бы уже совершил, для этого было много времени, так пусть следует за нами, будем считать его нашим охранником, – так сказал я и запел протяжный Хивинский напев почти в полный голос. – Пусть думает, что я его не боюсь…
Мысли снова потекли привычным темпом, попадая в такт мелькающих копытец Исы…
"Я помню то страшное раннее утро, когда солнце еще не встало. Прошло уже три месяца, а боль в груди не утихает… Вечером, поужинав и, накормив ослика, мы с учителем, как обычно, вели спокойную беседу, но Мустафа прервал мои мечты об улучшении нашего выступления:
- Сегодня звезды особенно яркие, не находишь сынок? – Сказал Мустафа
- Да, учитель, но вот что мне пришло еще в голову…
- Посмотри, ведь там, на небе из бесчисленного числа звезд тоже сложилась дорога, белая не имеющая конца и края. Представь, что по ней также как и мы по своей, бредут странствующие артисты, только наверное они очень большие, как джины… Хорошо бы увидеть такую картину… Думаю, что моя дорога подходит к концу тут на земле, и поднимается туда – Мустафа показал наверх прямо на млечный путь.
- Мустафа, мне не нравиться твое настроение, ты почти ничего не кушаешь, стал грустным и… каким-то прозрачным. Вот придем в Бухару, пойдем к лучшему лекарю, пусть лечит тебя, – твердо заявил я.
- Мой добрый Али, спасибо тебе за твою заботу, но думаю, что этого не потребуется. Как хорошо, быть рядом с тобой… - Грустно заметил Мустафа и, увидев тревогу в моих глазах, добавил: – давай спать, я устал. Али… Вот еще просьба, если хочешь мне сделать приятное.
- Да, учитель?
- Я лягу, а ты спой мне тихонько ту колыбельную, что я когда-то пел тебе, помнишь? Ту самую, которую мне пела мама… – Мустафа улегся на подстилку, и свернулся калачиком, как маленький ребенок. – Заметил, как сегодня дивно Иса цокал копытами по песку - мелодия пустыни… Пустыня, которая так и не забрала тебя у меня. Хорошо …. Пой мой мальчик, пой ...
- Да… конечно... – Начать петь было очень тяжело, ком в горле, мешал, но я не мог подвести учителя, и наконец, запел…
Проснулся я еще до восхода солнца, было еще очень темно и холодно. Костерок давно потух. Я сразу понял, что Мустафы больше нет. Он так и лежал как ребенок, поджав ноги, но сердце его не билось и. дыхания не было…
- Не-е-е-е-т!!! Проснись Мустафа, мой отец, зачем ты оставил меня, – это был крик, мой крик, но я не узнавал собственного голоса, горе заслонило мне небо, на котором еще можно было различить в предрассветных лучах великую звездную дорогу – млечный путь.
На рассвете, проплакав над телом моего учителя, я похоронил его, рядом с так любимой им дорогой. Желая всем сердцем, чтобы дух Мустафы, ставшего мне семьей, нашел покой там среди миллионов звезд…
Этим утром я опустошенный осознал, что мир окончательно изменился, я остался совсем один, и все, что было ценным все последнее время, ушло. Наши пути навсегда разошлись. Из оцепенения меня вывел Иса, настойчиво тыкаясь своей мордочкой мне в плечо и в щеку. Только тогда я понял, что уже вечер, я просидел под палящим солнцем весь день, не замечая ничего вокруг.
- Ты прав Иса! Нам пора в дорогу, – тихо сказал я. – Мустафа всегда говорил – не заставляй своего зрителя слишком долго ждать тебя.
С того дня прошло три месяца, мы продолжали свой путь, так как будто Мустафа был с нами. Давали концерты и каждый вечер вспоминали наши былые дни… Теперь я мастерил и раздавал игрушки детям, как это делал Мустафа…
- У-у-у-м-м-м-и-и-и-я-я-у-м-м… Цок, цок – отбивал ритм под мое мычание ослик. Где-то за нами я точно знал. Преследует меня всадник. "В следующей деревне обязательно подойду к нему, пора узнать, что он хочет". – А-и-и-на-на-на…
Снова мысли вернулись к годам, юности. Только один раз, когда мы проводили зиму с Мустафой в Константинополе, я услышал ту самую речь, на которой я говорил во сне. Это было в соборе святой Софии, величайшем сооружении, которое мне когда-либо выпало увидеть. Мне нравилось проводить там время, рассматривая фрески. После я спрашивал у Мустафы – "Почему там, у людей на фресках, вокруг головы изображен светящийся круг?"
- Это святые джины народов запада но, как и великие учителя Индии, они достигли величайших высот, совершенствуя свой дух, очищая его от повседневной скверны, вот поэтому вокруг голов видна их светлая душа, – отвечал мне учитель.
Вообще, Мустафа не очень поощрял мои отлучки в одиночестве в таком бурлящем городе, как Константинополь, говорил, что город таит в себе много соблазнов и опасностей, не любил он, когда я часами напролет рассматривал корабли, заходящие в порт…
Запреты и предостережения Мустафы на меня не действовали, меня как магнитом тянуло в святую Софию, и к кораблям, и вообще к прогулкам по городу. Так вот в одно такое посещение мне послышались голоса, говорящие на странно знакомом мне из снов языке:
- Eres justo Horhe - este milagro... (прим. – "Ты прав Хорхе – это чудо" (исп.))
- Soy contento, el se;or. Se daremos prisa en de nosotros esperan sobre la goleta (прим. – "Я рад, господин. Поспешим, нас ждут на шхуне" (исп.)
Это были два мужчины, закутанных в длинные плащи, они уже покидали храм, и я бегом, со второго этажа, последовал за ними. Пока я добирался до выхода, они скрылись из вида.
- Тот последний что-то говорил о корабле, – сказал я сам себе и, ноги сами понесли меня в порт. Уже смеркалось и все вокруг стало серым, однотонным, безликим, стены и узкие дорожки между ними сливались в одно целое. Глаза плохо различали окружающее. Я и не заметил, что заблудился, а пока выбирался, и переводил дыхание, совсем стемнело. Наконец, я выбрался к порту, но только небольшой баркас увозил от берега к шхуне, что стояла на рейде в Босфоре тех загадочных людей, которые могли ответить на мучавшие меня вопросы. Я стоял и взглядом провожал баркас, до тех пор, пока тот не слился с морем в одно целое. "Я опоздал…" Только местные коты, которых вдоволь живет в городе, окружили меня и составили мне молчаливую компанию.
Мустафа был вне себя, он бегал по улицам города и искал меня:
- Али! Али! Мальчик мой! Где ты? – Его крик я услышал, возвращаясь в полной темноте к святой Софии. Внутри все похолодело, я ждал разноса, но встретившись, он так посмотрел на меня, что мне расхотелось в будущем гулять одному по ночному городу…
Я не стал говорить, что слышал ту самую речь, на которой мне снились сны, Мустафа еще бы больше расстроился, а потом я не был уверен, что мне это все не привиделось…"
Очнувшись от воспоминаний, я понял, что пора останавливаться на ночлег.
- Иса, давай искать место, – обратился я к ослику.
- Иа-иа, – радостно ответил он.
- Как хорошо, что с тобой можно поговорить, может ты тот самый зачарованный принц, о котором говорилось в историях о Ходже Насреддине? Вот буду тебя хорошо кормить, ухаживать за тобой, и в один великий день, ты превратишься в султана или эмира. Вот тогда заживем! – Весело ответил я ослику, на что тот забавно закивал головой.
- Я понял, понял, тебя. О, великий халиф Иса, я обязательно покормлю тебя, а превратишься ты потом…
Мы нашли место и разбили импровизированный лагерь, я покормил и попоил Ису, убедился, что наш преследователь также обосновался на ночлег, перекусил сам, предаваясь воспоминаниям.
"Два месяца назад, где-то также на пути в Хиву, мы с Исой разбили лагерь, подальше от хоженых дорог, и караванов. Боль от потери Мустафы все еще саднила мне мое сердце. Я сидел перед небольшим костерком, свернув ноги и восстанавливая дыхание, делая то упражнение, которому меня научил старик Мустафа, "для лучшего сна и отдыха души и тела", как вдруг из темноты прямо напротив меня вышел сильно худой человек, в сером бесформенном балдахине и с суковатой палкой в руках. Я даже не испугался его внезапному появлению. Человек присел напротив меня, и протянул руки к костру. Мы молчали. Только в ответах костерка я смог различить его глаза, такой глубины я не встречал во взгляде людей. От человека, что возник из темноты, исходила какая-то внутренняя сила. Нет, не физическая, а иная, неведомая.
Я протянул ему бурдюк с водой, лепешки и горсть сухофруктов перемешанных с орехами. Тот кивнул и выбрал только сухофрукты да запил водой.
- Спасибо тебе, добрый путник, – произнес мой нежданный гость, затем внимательно посмотрел мне в глаза и продолжил. – Вижу, что тебя гнетет какое-то горе.
- Мой учитель, он умер, – ответил я.
- Я знаю, но не переживай по нему ведь его путь продолжается, только совсем в другом месте. Может во-о-о-н там, среди звезд, что раскинулись звездной дорогой, рассекая небо…
- Откуда ты знаешь? Мустафа перед смертью говорил…
В ответ мой гость улыбнулся.
- Ты не тот, кем кажешься, – снова обратился он ко мне. – Тебе еще предстоит выбрать свой путь. Пусть дорога сделает крутой поворот, не бойся, следуй ей, надо сделать этот выбор. Слушай свое сердце и не забывай ведь у каждого дорога своя! И если помыслы твои будут чисты, то и дорога у тебя будет ясной. – Мне на мгновение почудилось, что передо мной сидит мой учитель…
Мой гость встал и, слегка коснувшись моего плеча, исчез в темноте также неожиданно, как и появился.
- Мустафа! Мустафа! Вернись… - Кричал я в пустоту. – Мне столько еще нужно у тебя спросить…
Так вспоминая о прожитом и, пережитом я улегся спать. Иса, как обычно пасся рядом. "Надо выспаться, как следует, завтра день выступления, надо набраться сил" – подумал я и, положив руку под голову мгновенно заснул.
Проснулся я от пронзительного крика ослика, и от того, что кто-то грубо заткнул мне рот рукой и прижал холодное лезвие сабли к горлу. Меня застали врасплох, тут не помогут приемы, которыми меня обучил Мустафа. Я чуть было не задохнулся от запаха грязного тела и гнилых зубов.
- Лежи и не шевелись! – Прошипел нападавший. – Я его взял. Держи осла.
- Держу! – Ответил из темноты другой глухой голос.
- Теперь не с пустыми руками придем к Юсуфу-кривому. Караван прошел другой дорогой. Хитрые шакалы, они видимо выслали вперед дозор, и, обнаружив нас, свернули. Возьмем хоть что-то и вернемся, а караван от нас не уйдет…
Часа за три до стоянки я действительно видел следы большого каравана, который вдруг круто повернул, влево уходя с основной дороги. Значит, почуяли засаду, а я как последний идиот сунулся прямо в руки грабителей караванов. Если я ничего не путаю, то это банда Юсуфа-кривого, беспощадного бандита и убийцы. Слухи о его злодеяниях известны по всему среднему востоку и Азии.
- Он все слышал, а значит, скажет Юсуфу, что мы упустили караван. Убей его Ибрагим… – Снова послышался голос из темноты.
- Да, так и решим… - ответил бандит, что прижимал меня к земле. Стало ужасно страшно, я был парализован своей беспомощностью. Мелькнула мысль, что и моя дорога сейчас оборвется.
Вдруг, рука бандита обмякла вместе с чавкающим страшным звуком, а потом он и сам упал замертво рядом.
- Лежи, тихо, – прошептал незнакомый голос.
- Ибрагим! Ну, что все зарезал барашка, – снова раздался голос второго бандита. После чего там, в темноте завязалась еще одна потасовка. Иса вырвался и рванул в темноту. Был слышен звон металла, глухие удары и невнятные вскрики, а через минуту, которая показалась мне длиннее часа, все смолкло.
Я встал на ноги и дрожащими руками извлек из мешка старый кинжал. Сжал его в руке и направился туда, где произошла стычка. Через десяток, другой шагов я наткнулся на два тела. Один был, видимо бандит, тот, что пытался украсть моего ослика, из его груди торчала сабля. Другой стонал. Когда я ближе подошел к нему, то понял, что это тот самый наш преследователь.
- Вы ранены? – Спросил я его.
- Да, признаться, этот вор оказался ловким парнем, – ответил мне преследователь со странным акцентом.
- Он мертв, как и другой…
- Да иногда бессонница может быть полезной. Отведи меня к твоей стоянке. Не бойся, я не причиню тебе вреда.
- Я не боюсь… - Мы доковыляли до моей стоянки, там страшным напоминанием все еще лежал труп первого бандита. Почувствовав, что меня передернуло, мой спаситель произнес:
- Не надо бояться, он уже не опасен. Disuelve la hoguera. De hecho me has comprendido? (прим. – "Разведи костер. Ты ведь меня понял?" исп.)
От неожиданности я еще сильнее вздрогнул.
- Veo. Ha comprendido. Ten prisa a m; poco tiempo. (прим. – "Вижу. Понял. Торопись, у меня мало времени" (исп.)
- Я понял, но не знаю, откуда я знаю этот язык…. – Сказал я и начал разводить костер.
- Это испанский язык. А знаешь ты его от рождения. Вот уже две недели я хожу за тобой. Слушаю твои выступления – я не мог ошибиться. Эти твои слова про пиратов… Да, да, те, что ты произносишь во время спектакля. Десять лет поисков, а так все нелепо заканчивается. Видимо судьба…
- Но?!
- Да, я забыл представиться. Меня зовут Фернандо Элькарас. Я пират. – Моему изумлению не было предела. – Точнее был пиратом.
- А я Али, странствующий артист...
- Ты? Хм… Но, давай обо всем по порядку, – начал Фернандо.
- Прежде чем вы начнете говорить, уважаемый, позвольте мне осмотреть вашу рану. Мой учитель Мустафа научил меня некоторым методам лечения, – предложил я, и потянулся к своему спасителю, точнее к его руке, что зажимала окровавленный бок.
- Al diablo!!!! (прим. – "К черту!!! (исп.). Перестань, на это уже нет времени. До рассвета я не дотяну. Слушай внимательно и запоминай…
В это время к костерку, преодолев страх, вернулся Иса. А вслед за ним и лошадь Фернандо…
- Все в сборе ,– снова сказал Фернандо, – можем начинать. Эх, не так я представлял нашу встречу, хотя меня ты вряд ли помнишь, прошло столько лет, я постарел, да и одежда на мне была раньше другой. Десять лет поисков, странствий и скитаний. Десять долгих лет расследований и бесполезных зацепок, я прошел весь ближний и средний восток в поисках мальчика, с которым меня свела судьба. По этих прошествии лет я все больше и больше думаю, что все мои неприятности начались именно тогда, когда я дал команду вытащить твое ослабшее тело из воды… С другой стороны, я доволен, ибо неисповедимы пути господни, все могло быть иначе, а так свой долг я сегодня выполнил и надеюсь, искупил многие грехи, которые совершил…
Итак, чуть больше чем двенадцать лет назад из Картахены вышла прогулочная яхта, на которой был представлен весь свет тогдашнего дворянства, точнее лучших детей города. Это был двенадцатый год рождения принца испанского Хосе. Всем вам, там собравшимся, было от восьми до пятнадцати лет. Праздник! Военный парад, стрельба из пушек! Катание на лодках в тихих заливах! Так предполагалось, но боги и погода решили иначе. На второй день. Когда яхта была в море, неожиданно налетел страшный шквал и разыгрался сильный и редкий для этого времени года шторм. Яхту, рассчитанную на прогулки, а не на сильный шторм, болтало как щепку, ломая мачты и срывая паруса. В итоге, через три дня, когда шторм успокоился, выяснилось, что вас отнесло на добрых три сотни миль в открытое море, а из пострадавших был только один десятилетний мальчик, которого смыло волной с палубы. Этим мальчиком был ты, а звали тогда тебя Алехандро ДеМендес. Единственный сын командора Мигуэля ДеМендеса…
- Тот мальчик, о котором вы говорите - не утонул? – спросил я.
- Нет, ему, тебе повезло… Он уцепился за бочку, что смыло вместе с ним с палубы. Видимо боги дали тебе крепкую тягу к жизни, раз ты не погиб во время шторма. Сколько тебя носило сказать сложно, думаю что дней пять… Без воды, еды… Потом… мы встретились. В то время я был капитаном пиратской шхуны. Моя несравненная "Исабелла" – ее больше нет! Нас тогда тоже потрепало изрядно, а тут еще ты. Короче, я подобрал тебя, больного и изможденного. Вылечил и выходил, но на это ушло еще три недели, пока ты был в беспамятстве и лихорадке. Мы шли на восток. Пойми, мне нужны были деньги на ремонт судна, а там, вдалеке от королевских испанских и английских военных кораблей можно было скрытно восстановить силы. К чему я это? Да к тому, что кроме дорогой одежды на тебе был обнаружен вот этот кулон, – Фернандо вытащил из-за пазухи золотой кулон на золотой цепи.
- Держи он твой. Хотя однажды и спас мне жизнь… – Снова с ухмылкой добавил Фернандо. – Да, да помог, спас меня от… - Он сделал характерный жест вокруг шеи, – от петли… Там ты увидишь портрет, свой портрет и твоей матушки. Ты очень похож на нее… Итак, я понял, что судьба улыбнулась мне, я поймал дорогую рыбку, которую можно обменять на золото, а золото на ремонт моей шхуны в тихом месте, но всему свое время. "Исабелла" обогнув Грецию и Крит вышла к западным окраинам османской империи, вот тут-то нас и взяли в клещи корабли Ахмада-длиннорукого, самого известного в тех краях пирата и торговца живым товаром. Была бы "Исабелла" на настоящем ходу, мы бы еще потягались, а тут еще груженные мы были, добыча славная досталась, после абордажа венецианского торгового судна. – Фернандо вздохнул, и ненадолго замолчал, вновь переживая те времена.
- Завязалась схватка, но силы были неравны и, скорости нам было не набрать, в итоге нас почти потопили. Вот тут-то и начались переговоры. Выбор у меня был не велик – либо на дно, либо откупиться, но сохранить судно. За свободу я отдал всю добычу, да еще пленников - венецианских моряков десять человек, да и тебя в придачу. А про кулон, признаться забыл, так он и болтался у меня на груди… Ахмад-длиннорукий был доволен сделкой, еще бы одним ударом и добычу приобрел, и пленных, которых он обещал повезти на невольничий рынок, где-то возле Трабзона, что на Черном море, а оттуда через Эрзерум контрабандисты переправят их дальше на восток.
- Я пока не понимаю, причем тут я? – Спросил я Фернандо. – И почему вы снова отправились на мои поиски?
- Эх! На этом наши злоключения не закончились. Средств на ремонт корабля не было, добычи не было, еды и воды и той почти не осталось. Пришлось лечь на обратный курс, исключительно в надежде на везение, вдруг нам попадется небольшое и тихоходное торговое или рыболовное судно. Через месяц безрезультатных метаний, возле испанских берегов, на "Исабелле" команда подняла бунт. Меня заперли в кубрике, и грозились вздернуть на рее. Спас случай. Корабль и без того плохо управляемый, на утро моей казни был окружен испанскими военными фрегатами, и взят в плен.
По закону всем пиратам грозила смерть, однако мне повезло. Командовал эскадрой сам командор Мигуэль ДеМендес. Он посетил наш корабль, где и осмотрел пленных. Случайно его взгляд упал на распахнутую у меня на груди рубаху, под которой на золотой цепочке висел вот этот самый кулон.
Командора как будто молнией ударило, он схватил кулон и прокричал:
- Откуда у тебя этот кулон? Что ты знаешь о его хозяине? Говори пират!!!
- Меня зовут Фернандо Элькарас, я до недавнего времени был капитаном "Исабеллы", мой командор.
- Отвечай! Если ты хоть что-то знаешь я спасу тебя от виселицы. Слово ДеМендеса …
Командор сдержал свое слово, а я обещал ему, что найду тебя, и тем самым искуплю свою вину окончательно. Удивительно, но твой отец, человек чести поверил мне, и той призрачной надежде отыскать тебя, и даже поручил мне твои поиски, снабдив необходимыми бумагами и деньгами.
Но не стоит думать, что если я пират, то и у меня нет чести, свое слово я держу не хуже многих благородных господ! Через два года я высадился в Трабзоне, потому что именно туда вели твои следы. Так начались многолетние поиски. Каждые полгода я отправлял в Картахену весточку дону Мигуэлю с подробным отчетом о поисках, а заодно получал от него деньги и благословление. И вот, наконец, я нашел тебя… Алехандро, мне. – Фернандо видимо потерял много сил от рассказа, начал хрипеть… – Да, да, сил мало… посмотри на портрет своей матери. Открой кулон…
Я подцепил ногтем замочек на кулоне и он, раскрывшись, на две половинки открыл мне портрет мальчика в нарядном камзоле и прекрасной женщины. Да мы были похожи, те же глаза, обвод бровей, линии губ…
- Это моя мама? – Спросил я Фернандо.
- Да! Именно ее портрет помог мне отыскать тебя, две недели назад, я увидел артиста на площади. Который забавлял местных мальчишек своими сказками, а потом произнес фразу на испанском… Так я нашел тебя… Я чист перед твои отцом, свои грехи я искупил…
- Фернандо! Позвольте, я помогу вам, отвезу в город, покажу врачам…
- Нет, нет. Слишком поздно, да и не могло быть по-другому… Жаль, что не увижу море… - Он на мгновение забылся, застонал, а потом, придя в себя, снова стал быстро говорить.
- Запомни Алехандро, тебе необходимо вернуться домой, тебя ждет твой отец. Да и мой труд, и смерть будут не напрасными! Обещай!
- Хорошо, – тихо ответил я, еще не веря во всю эту историю. – Я поеду в Испанию.
- Молодец. Итак, сделай следующее. Во-первых: похорони меня как человека, во-вторых: держи – он протянул мне мешочек с деньгами. – Тут достаточно, что бы вернуться, продай в ближайшем городе мою лошадь, лишние деньги пригодятся. Теперь запоминай. Через два месяца в Стамбул, как и каждые три месяца в году приходит торговое судно из Греции, найдешь капитана Санфополо, и покажешь ему вот этот перстень. В прошлом он был контрабандистом, я спас его, скажешь ему, что от меня и, учитывая, что он многим мне обязан, он доставит тебя в Картахену. Дальше просто, найдешь дом дона Мигуэля… Жаль, что твоя матушка не дождалась твоего возращения… покажешь кулон и мой перстень… Передай дону Мигуэлю, что я сдержал слово… Все, прости сил нет… – Фернандо ослаб и как-то посерел, он вновь и вновь терял сознание, каждый раз все на дольше и на дольше.
Совсем под утро, он открыл глаза, и произнес:
- "Исабелла"… – Замолчал, его лицо исказила боль. - De los rasgos de mar, voy a t;!!! (прим. – "Черт морской, я иду к тебе!!!" (исп.)).
Это были его последние слова. Я выполнил все, как сказал Фернандо. С тех пор, как я похоронил его, прошло больше полугода, я все же добрался до Картахены, но не один, а вместе с Исой, вот с кем я расстаться уж точно не мог. Возможно, моя дорога действительно сделала крутой поворот, и привела меня домой…
Вот сейчас мне нужно всего лишь стукнуть в дверь специальным молоточком, чтобы найти свою старую - новую судьбу… Почему-то я твердо уверен, что еще отправлюсь по своей дороге, на своем ослике, давая представления, может чуть позже, может чуть погодя…
Конец
(19.04.2011)