Крайняя мера. Глава 22

Сергей Пивоваренко
                Глава 22


  А в это время,  в приёмной, печатавшая на компьютерной клавиатуре Рита, с горячностью, чуть-чуть дрожащим голосом, рассказывала сидевшей напротив неё Сусариной.
          -… Вы представляете, Розалия Николаевна, сижу здесь с утра, привожу в порядок рабочую документацию, а   о н ,  как смерч ворвался и сразу же в свой кабинет. На моё: «Здра-ассте, Вадим Павлович! С возвращением вас из отпуска!» - что-то проворчал недовольно и дверью бабахнул. У меня всё внутри так и оборвалось… - Рита на мгновенье прекратила печатать, и подняла голову. Вид у секретарши, действительно, был взволнованный. И она смотрела на главного экономиста своими обиженными, светло-серыми глазами. – Просто ума не приложу, что его так могло расстроить. Хотя с вами-то, конечно, он будет сдержаннее.
          -Надеюсь на это, - поджав губы, произнесла Сусарина, и с неприязнью взглянула на дверь директорского кабинета. – Мне ни к чему его дурное настроение. У него сегодня кто-нибудь уже был?    
           -Корякин перед вами вышел.
           -Доложи обо мне, - попросила Сусарина, поглаживая пальцами светло-коричневую папку, которую на коленях держала. Потом, вздохнув глубоко, поднялась со стула, и медленно выдохнула из лёгких воздух.
           -Вадим Павлович, к вам Розалия Николаевна, - чуть подавшись вперёд, произнесла секретарша, надавив на кнопку переговорного устройства.
           «Да. Пусть в-войдёт!» - донёсся из динамика хрипловатый и какой-то напряжённый голос Самохина.


      -Здравствуйте, уважаемый Вадим Павлович … - Мягко и вкрадчиво произнесла Сусарина, входя в кабинет и окидывая директора цепким, оценивающим взглядом. – Очень рада вашему возвращению, - миловидное лицо главного экономиста озарилось улыбкой, но дежурной улыбкой, сухой и рассчитанной, как бизнес-план.
      Самохин, сделав корректный кивок, рукой указал  на стул за приставным столом.
      -С чем пожаловали, Розалия Николаевна? Как у нас дела со сбытом продукции? – Самохина душило раздражение против вошедшей в кабинет женщины. Он помнил её язвительные высказывания в свой адрес, и теперь его раздражение искало выхода.
      -Вот наши показатели за август месяц. Сбыт идёт очень туго, Вадим Павлович. Не сбыт, а слёзы одни … - произнесла Сусарина, передавая директору листок с компьютерной распечаткой. – Попросту говоря – на склад работаем! И ещё … Я тут подумала во время вашего отсутствия о причинах наших недоработок, и решила изложить в докладной записке собственное видение экономического состояния фабрики на ближайшие полтора года. Сразу оговорюсь, что считаю свои прогнозы ещё очень и очень оптимистичными… - И, достав из коричневой папки несколько скрепленных бумажных листков, вложенных в прозрачный файл, Сусарина передала их директору.
       Заметно поморщившись, Самохин извлёк докладную записку из файла и принялся её бегло читать. Перелистывая листки один за другим, он хмурился и шевелил губами. Раздражение вновь накатило на него пенящей волной, и он чувствовал, что теперь-то уж точно ему себя не сдержать. Вадим Павлович пытался вдумываться в текст докладной записки, но у него это плохо получалось. Тогда он мелко забарабанил пальцами по полированной крышке стола.
       -П о с т в и з а н т и й с к и й     р е л и к т   с  гипертрофированным  самомнением … - не отрывая глаз от текста записки, с непроницаемым лицом, вдруг произнёс Самохин, чем немало удивил смотревшую на него женщину. –Откуда это, Розалия Николаевна? Не помните, а?
       -О чём вы? – Застигнутая вопросом врасплох, озадаченно спросила Сусарина. В её глазах угадывалось недоумение.
       -Да вот фраза одна … с утра  «привязалась»… И не могу вспомнить - откуда это? – Вроде бы задумчиво произнёс Самохин и с патологическим наслаждением  повторил:
       - П о с т в и з а н т и й с к и й    р е л и к т … А может быть из Шекспира? А, Розалия Николаевна?..
       Самохин оторвал глаза от текста и поднял голову. Сусарина смотрела на него остановившимся взглядом. Опешила, явно. Смотрела так, словно ждала продолжения  «шекспировской» темы. Однако никакого продолжения не последовало.
        А Вадим Павлович снова опустил голову к тексту, и в течение следующих трёх минут добросовестнейшим образом вчитывался в содержание записки, не упуская при этом мельчайших подробностей. И лишь, изредка, сухо задавал экономисту вопросы . Сусарина ему отвечала.
       Закончив чтение, Самохин открыл было рот, чтобы произнести банальные вещи о прочитанной справке, - типа того, что следует всё ещё хорошенько обдумать, не стоит впадать в панику, и не всё так трагично, - но тут же сообразил, что тогда Сусарина легко отделалась бы за нанесённые ему оскорбления (пусть даже полученные им в заочной форме). Прощать же   п о д ч и н ён н ы м   подобные вольности, Вадим Павлович не собирался.
       Поэтому, уложив докладную записку в файл, Самохин передвинул его на край стола, будто бы бумаги ему уже были без надобности. Потом, выдержав значительную паузу, вздохнул глубоко, и произнёс с укором:
       -Нет, Розалия Николаевна, записка никуда не годится. Это не дельные предложения, а … а   б р е д    с и в о й    к о б ы л ы !.. – Последнюю часть фразы Самохин произнёс с наслаждением и, пожалуй, торжественно, внутренне пожалев лишь о том, что изрёк её без свидетелей. Но для хорошо воспитанного человека, который ранее никогда не переходил границ приличия (по крайней мере, таковым директора знали на фабрике), это было крепкое выражение. Весьма, крепкое.
      - То есть,  ка-ак?!.. То есть, как  «бред сивой кобылы»?.. Как «бред кобылы»?!.. – Обрела, наконец, дар речи экономист Сусарина. – Что именно, вы называете  «бредом»?.. Не-ет, уважаемый  руководитель, теперь, вот так просто, вы от меня не отделайтесь!.. Я попрошу объяснений. Я   т р е б у ю   конкретики!..
      Чувствовалось, что женщина едва могла говорить от волнения. Она надменно выдвинула подбородок, отчего сразу же стала похожа на хрестоматийную царевну Софью  Алексеевну, с одноимённой картины русского живописца Ильи Репина: руки скрещены на груди, непримиримым огнём горят глаза, тонкие губы плотно поджаты. Символ вызова: всем и всему!
      -А-ах, вы конкретики хотите? Что ж, будет и конкретика … Пожалуйста!.. –Самохин переменив тактику, стал придерживаться атакующего стиля и даже с оттенком скрытой угрозы. –В своей записке, вы, пишите, что предприятие балансирует между катастрофой вялотекущей и обвальной, между сползанием в экономическую пропасть и … и срывом.  Что это, Розалия Николаевна? Вы «примеряете» на себя роль грозной провидицы? Предсказательницы мрачного будущего? Откуда этот погребальный тон?
       -А чего же вы ждали, уважаемый Вадим Павлович? Я вам последние два года постоянно твержу, что нужны изменения … - Сусарина старалась говорить, чтобы голос её не срывался, хотя в нём уже угадывалась лёгкая вибрация. – Нужна модернизация экономики предприятия, а это: и новые технологии, и коммуникации, и программное обеспечение, и новые методы управления, в конце концов!.. Где это всё? Когда это будет?.. А от квалификации наших работничков, так вообще, тоска берёт. У нас растёт число неквалифицированных рабочих, которые на фабрике числятся не более двух месяцев, и способны выполнять лишь простейшие задания.
      -Ну, так что? – Невинным голосом поинтересовался Самохин.
      -Как это что? Как  ч т о,  Вадим Павлович?!.. Я много лет от вас постоянно слышу, что дешёвая рабочая сила – основное конкурентное преимущество любого предприятия. Но это тупиковый путь! Это же минувший век! О каком эффективном использовании человеческого потенциала может идти речь, когда отсутствует мотивация к труду? Нет стимула для качественной работы. Нужно срочно повышать оплату труда. И повышать   н е м е д л е н н о! Не менее, чем в два раза. Иначе мы растеряем остатки квалифицированных кадров.
       А Самохин, смахнув со стола несуществующую пылинку и, поморщившись от надрывного ораторства собеседницы, ответил:
       - Я вас услышал, Розалия Николаевна. Услышал, и хочу задать один тривиальный вопрос, вопрос из известной вам песенки: «Где деньги, Зин?». Где предприятию взять средства на перечисленные вами мероприятия? Нам что же, Розалия Николаевна, пойти с вами банки грабить?
       -Зачем же ёрничать, Вадим Павлович? У нас для этого уже нет времени… - отвечала Сусарина, в упор, глядя на руководителя. – А где брать средства, извольте, подскажу …   
       -Во-первых, нужно срочно «выдёргивать» деньги из проекта по строительству конюшни.
       -Нет, нет, конюшню оставьте в покое. Ломать этот проект никому не позволю! Да и потом, что сэкономим на этом? Сущие пустяки...
       -Ну да, конечно, семь миллионов, - деньги, «не ахти какие», но всё же это фабричные деньги!.. Во-вторых, необходимо срочно продавать купленных лошадей. У нас не конезавод и это нецелевое ответвление становится для предприятия обузой, - не обращая внимания на возражения директора, заметно, поучительным тоном продолжала Сусарина.
       -И жеребцов продавать не позволю!
       -В третьих, нужно срочно начинать переговоры с банками о реструктуризации  наших долгов по всем кредитам. В четвёртых … - И главный экономист, в продолжение нескольких долгих минут, перечисляла Самохину те мероприятия, которые по её мнению, могли бы способствовать финансовому оздоровлению фабрики.
       А Самохин в это время ощущал неприятную сухость во рту и глупейшую дрожь в ухоженных, длинных пальцах. Ему уже не хотелось продолжать этот неприятный для него разговор, больше похожий на    р а з н о с    бездарного  руководителя. И потом, Вадим Павлович остро почувствовал, как мучительно-горестно делалось у него на душе, как безразличным становилось всё то, о чём говорила сидевшая напротив женщина. Её слова  проникали в слуховые каналы, сгустками мёртвых звуков (и только!..), откуда по невозможным спиралям попадали в мозг, где безнадёжно терялись в бесконечных извилинах… 
       Со смутным любопытством Самохин рассматривал голубую жилку на шее Сусариной, и рассеянно думал о говорившей, словно о каком-то трансцендентном явлении, которое человеческими силами не выправить, не остановить, как невозможно, скажем, запретить полёты НЛО по небу,  или выбросы лавы из жерла вулкана.
       «С неподдельной убеждённостью говорит… - с неприятной ломотой в затылке, вяло размышлял Самохин. -  И нужно отдать ей должное, говорит по делу. Сколько не лукавь, сколько не передёргивай факты в свою пользу, но ожидать приятных сюрпризов от производства не приходится… Положение дел, действительно, становиться угрожающим. И если в ближайшее время не случится какого-то чуда, то впереди предприятие ожидают дьявольские неприятности. Но видит Бог, как мне это теперь всё   о б р ы д л о …   до чёртиков!.. Я уже не тот, каким был прежде, совсем недавно … пару месяцев тому назад. Тянуть и вытаскивать из трясины скопище завистливых, лицемерных субъектов, - эта задача уже не для меня.  Н е   д л я    м е н я!..»  У Вадима Павловича на душе заскребли кошки. Он понимал, что ужасно запутался и едва сдержал мученический стон.
      Голос Сусариной, ворвавшись в его размышления, совсем неделикатно напомнил о настоящем:
      -Вы меня слушаете, Вадим Павлович? Или мой   б р е д   вас уже утомил?
      Взгляд Самохина, с шеи переместился на лицо женщины. Та смотрела на него выжидательно.
      -Я вас слушаю, Розалия Николаевна, - наконец произнёс Самохин, с грустью проводив какую-то ускользнувшую мысль. – Вы говорили о ценовых преференциях.
      -Вот именно, Вадим Павлович. Полагаю, что для крупнооптовых покупателей, тех, кто закупает изделий на сумму более двух миллионов рублей,  следует установить ценовые преференции до двадцати процентов от   стоимости    
     -А не жирно им будет?
     -Нет. В самый раз! – в глазах Сусариной, словно летучая мышь, дерзкий огонёк мелькнул, и при этом, уголок тонких губ заметно дёрнулся. – И потом, Вадим Павлович, нужно будет непременно разобраться с нашим отделом сбыта. Узость перспективного видения в работе у Дебальского и Тафикова, просто поражает! У них одна цель: протянуть месяц на эпизодических, выигрышных сделках, а та-ам, хоть потоп и трава не расти! А что будут делать в следующем месяце – понятия не имеют. Но так работать в наше время нельзя!
      Самохин, морщась, неохотно кивнул.
      -С отделом сбыта нужно разбираться. Согласен с вами в этом, Розалия Николаевна. Согласен … - И поколебавшись немного, отчуждённо добавил: - Хорошо, Розалия Николаевна. Оставляйте свою докладную записку. На досуге я над ней ещё помозгую. Ну, а позже, уже с вами, всё детально ещё раз обсудим.
             
      Когда Сусарина вышла из директорского кабинета, то задержалась на минутку в приёмной. С Ритой они обменялись выразительными взглядами, как заговорщики, имеющие общие интересы, но вынужденные до поры до времени таиться.
       -Ну, как, Розалия Николаевна? – Наконец полюбопытствовала девушка, ожидая хоть каких-нибудь пояснений. – И с вами был груб?
       Сусарина улыбнулась, но как-то натянуто, и вид имела совсем невесёлый.
       -Сколько лет знаю этого человека, а он всегда с неохотой смотрел правде в глаза. Видимо, полагает, что неприятности сами собой рассосутся. Но так, уважаемые, не  быва-ает!.. – И женщина выразительно махнула рукой, тем самым, показав, что на банальности больше отвлекаться не хочет (а может оттого, что окружавшие её люди не понимали самых простых вещей).
      Едва за Сусариной закрылась дверь, пальцы девушки вновь  с молниеносной быстротой  забегали  по податливой клавиатуре. И, видимо, Рита собиралась поработать на совесть. Но  этот трудовой порыв продолжался недолго. Через селектор в её сознание ворвался раздражённый голос директора, и прозвучал он подобно раскатам грома:
       «Рита,   Кор-ррякина ко мне в кабинет. Срочно!..»
       Да уж, события в этот день развивались без пауз.