Воздух вокруг трепещет – или это я? Упруго катится по телу, бьет в лицо, так, что зеленый ковер, ускользающий из-под меня, сквозь полузажмуренные глаза похож на детскую игру: железная дорога, усердно преодолевающий сантиметры паровозик, пушинки деревьев, замершие фигурки с поднятыми ручками, указывающими вверх. Фонариками светятся окошки кукольных домиков – так и должен выглядеть мир для нас, да так он и выглядит – огромное «я», у ног копошатся другие. По крайней мере, лилипуты не в состоянии причинить тебе вред. Вот те, кто ближе – покрупнее, тем и опасней.
А теперь вокруг меня – ничто. Только облако страха покалывает снизу, я лечу как раз на его границе – то ныряя в него, купаясь в чистом ужасе, то выныриваю – и тогда меня захлестывают всякие глупые мысли, но это привычно, сообразительностью я никогда особо не блистал. Это она говорила, не я, но, наверное, она права, так всегда оказывалось, рано или поздно. И убежать от нее можно только на небо – и это она говорила, и я так и сделал.
Треугольник крыла надо мной заслоняет первые звезды, зато огоньки рассыпаются подо мной, складываясь в те же созвездия. Интересно бы проверить, но убей, не знаю, как перевернуться на этой летающей штуке и предусмотрено ли это конструкцией. Да и повернуться непросто – какие-то веревочки есть, но что с ними делать я прослушал – инструктора периодически одолевал кашель, что не мешало ему бубнить привычный текст сквозь внутренние взрывы, при этом ухитрялся не выпускать сигарету изо рта. Медитативное зрелище, но совсем не помогающее усвоению материала.
Часть огоньков гаснет – или они прячутся от меня? И темное пятно все больше, надвигается, пожирая светлячков. Отключают свет, может, авария какая? Только теперь я понимаю, что эта громадина передо мной – скала, гора, утес, черт его знает, как правильно назвать, и, пока я стремительно несусь в это – терминологическая точность не обязательна. Черное поле передо мной, уже нет горизонта, руки мечутся в поисках руля, рычага, веревочки, дергают за все, что попадается, не видно ничего, наощупь, удар. Никаких искр, мультики врут.
Но подо мной – снова огоньки, снова чувство ветра, осушающего залитое потом лицо, наверное, задел скалу-гору-утес чем-то, возможно, собой, судя по непривычному гулу в голове.
Гляжу на серое поле внизу, как-то оно посветлело и стало медленней двигаться, будто в кино перед титрами. Вон бежит малыш, в смешных старомодных брючках, с воздушным змеем, кто же его посреди ночи отпустил-то, хотя вроде уже светает, а змей пролетел совсем рядом, боже, как укол, у меня же был такой, с тем же глупым рисунком, ничего себе, малыш, наверное, с папиным играет, сейчас таких не сыскать, думаю. Как я его любил, цеплял на него записки небу, иногда, когда змей спускался, их уже не было и мне казалось, что их там взяли читать.
Рядом с обрывом стоит машина, выключены огни, наверняка внутри юные создания делают первые шаги в науке любви, вот и я так дебютировал когда-то, да и машина похожая была... Какой заселенный участок попался, и сюжеты подо мной - как слайды. Интересно, что еще увижу?
Вот и перекошенный домик. В похожем я провел год почти отшельнической жизни, вышло так. И, кстати, из-за той, о ком писал записки небу, а потом в машине... Из-за той, кто был самой большой радостью и самым важным человеком. Той, что оставила меня вчера, сказала - навсегда, а она никогда не обманывает. Ну и пусть, я тут в небе, и дельтаплан, вроде, не собирается снижаться, а значит мой полет еще продлится - сколько хватит высоты, а потом еще немного.
Внизу - скала, на ней - не могу разглядеть - кажется, обломки дельтаплана, вообще не вижу - в глаза бьет свет и я совсем теряюсь - до рассвета же вроде далеко? Какое-то окно в небе, там свет, сияние обволакивает, как раньше страх, лечу в него и только сейчас ко мне приходит ощущение парения, свободы.