Я приехала на Арей в конце июля, в тот короткий промежуток лета, когда вода в озере, прогретая солнечными лучами до самого дна, была как парное молоко, а до сезона августовских дождей оставалось чуть больше недели. Знойный воздух под раскидистыми кронами деревьев опьянял густым смолистым запахом хвои.
Меня поселили в деревянном домике, окружённом высокими лиственницами и кудрявыми берёзками. Окна крохотной комнатки открывали вид на просторную поляну, заросшую мягкой травой, среди малахитовой зелени которой пестрели сиреневые и розовые цветы луговой герани. Двери домика выходили на открытую веранду, на ней стоял длинный деревянный стол и скамейки.
Разложив в платяном шкафу нехитрые пожитки, переодевшись в купальник и захватив большое махровое полотенце, я отправилась знакомиться с Ареем. Тропка вывела меня к узкой полосе песчаного пляжа. Озеро было зеркально гладким, только лёгкая волна ласкала прибрежный песок, оставляя на нём пушистые клочки белой пены. В берёзовой роще, вплотную подступающей к берегу, о чём-то деловито чирикала пичужка, стрекотали кузнечики, низко над водой летали большие стрекозы. Безмятежность, разлитая в воздухе, навевала покой. Я вслушалась в окружавшую тишину. Озеро звало к себе, словно желая обнять и утешить. Медленно забрела в воду по пояс и, отплыв недалеко от берега, легла на спину, прикрыла глаза, чувствуя, как вода, плавно качая в своих ладонях, нежно убаюкивает, прогоняя напряжение последних недель.
На берег вышла расслабленная, отдохнувшая. Расстелив полотенце на прокалённом солнцем песке, легла, окунувшись в блаженное тепло.
*****
Почувствовав чьё-то присутствие, открыла глаза. Рядом на песке сидела старая женщина, натруженные руки, покрытые синими венами, покоились на рукояти трости. Положив на них подбородок, старушка задумчиво смотрела вдаль узкими, будто щёлочки, глазами. Не зная, как себя вести и с чего начать разговор, я, присев на полотенце, сказала:
– Так сладко спала, наверное, только в детстве. Даже не слышала, как вы подошли…
– Благодать тут, одно из тех мест, где отдыхают боги, – произнесла незнакомка, не отводя взгляда от воды. – Люди говорят, что вода и воздух здесь целебные, потому что Арею отдал свою любовь и доброту Белый шаман. Того, кто почувствует это, будет всегда сюда тянуть, чтобы увидеть эти места ещё раз.
Я с любопытством разглядывала собеседницу: тёмное, коричневое от загара, покрытое сеткой морщин лицо, высокие скулы, нос с горбинкой, близко посаженые глаза под кустистыми бровями...
– Что смотришь? Не можешь понять, откуда я родом? – усмехнувшись по-доброму, спросила старушка. – Я из Чапо-Олог. Слыхала о таком селе?
– Слыхала, в Каларском районе находится. Вы эвенка?
– Нас ещё орочёнами – оленными людьми – называют.
– А как же оказалась в этих краях?
– Сын меня сюда привозит каждый год. Если бы не грязь, что достают со дна озера, давно бы обезножила.
«Видно, сама судьба свела меня с представительницей древнего северного народа. Если повезёт, то удастся записать ещё одну, никому не известную сказку», – воодушевившись, подумала я.
– Эвенки знают много разных легенд и сказаний. Я собираю забайкальский фольклор, хочу издать книгу, буду рада, если и вы что-нибудь мне расскажете, – попросила я нежданную собеседницу.
– Расскажу, чего ж не рассказать, может, и сгодится тебе моя сказка. Слышала я в детстве от дедушки, жившем с нами в стойбище на летней стоянке, быль, понравилась она мне очень, до сих пор помню.
Старушка надолго замолчала, то ли вспоминая, то ли подбирая слова. Пользуясь моментом, я достала из сумочки диктофон.
*****
Возвращался великий завоеватель многих земель Чингисхан в родной улус, в урочище Делюн-Болдок, что находится на берегу реки Онон.
Большое войско шло с ханом. Много везли они с собой золота и серебра и другого всякого богатства, награбленного в далёких землях на закатной стороне. Шли они от самых берегов Итиль-реки – так монголы называли русскую реку Волгу. Путь их был долог. Наконец добрались они до родных краёв. Жаркое лето было в тот год. Марево стояло над тайгой. Пересохли ручьи и малые реки. Страдали воины от жажды и старых ран. Много дней не встретилось на их пути ни речки, ни озера. Кончались запасы воды в бурдюках1. Стали умирать воины хана. И тогда призвал в свой жёлтый шёлковый шатёр Чингисхан шамана Гонгора2 и велел ему камлать, спрашивать у духов предков: за что они так разгневались на его войско? Выслушал приказ великого хана шаман, поклонился и, пятясь, вышел из шатра.
Определяя место, где можно устроить Обо3, Гонгор обошёл лагерь. Высокая, с плоской вершиной сопка, с которой открывался вид на окружённую горами долину, лучше всего подходила для священного места. Здесь можно было вознести молитву и сделать жертвоприношение духам местности, чтобы просить их покровительства в путешествии. Велел шаман наносить воинам на вершину камней и соорудить пирамиду. У подножия Обо Гонгор собственноручно водрузил плоский камень – алтарь. Аханады – помощники шамана, его проводники в потусторонний мир, – сложили из сухого хвороста костёр, подожгли его и стали дымом богородской травы4 и веток можжевельника окуривать священное место.
Когда обряд очищения завершился, Гонгор три раза по часовой стрелке обошёл Обо, отдавая дань уважения трём мирам: нижнему, среднему и верхнему, – поставил на алтарь чаши с ячменными зернами, водой и молоком.
Священное место было приготовлено к камланию, когда на небе зажглась первая звезда. Все, кто был в лагере, окружили Обо. Помощники облачили Гонгора в шаманское платье. Надел он на шею кузунгу – медное круглое зеркало, что помогало ему проходить в потусторонний мир. Аханады стали бить в бубны, призывая духов-помощников, чтобы те дали им силы для предстоящего обряда. Двинулся шаман с юга на восток, по созидающему небесному кругу, обращаясь к родовым духам и духам огня, прося у них защиты. Всё быстрее кружился в танце Гонгор, звенели бубенцы, нашитые на его одежду, гулко стучала в бубен колотушка из высушенной медвежьей лапы. Долго танцевал шаман, прошёл два небесных и два земных круга, и только на рассвете, когда на востоке заалела полоска зари, ответили ему духи местности и указали, где искать воду. Замертво упал шаман после камлания. Помощники подхватили его и унесли в юрту.
Только к полудню смог явится Гонгор в шатёр грозного хана.
– Нужно копать глубокую яму в центре долины, что круглой чашей лежит внизу. Вода есть только там, так сказали духи этой местности, – низко поклонившись Чингисхану, промолвил он.
По приказу предводителя спустилось войско в долину, окружённую цепью гор. Лишь на востоке каменное кольцо разжималось и открывало выход наружу.
Встал Гонгор в центре долины, стукнул посохом и сказал:
– Копайте здесь! А песок выносите туда, – и указал на восток.
День и ночь копали воины, изнывая от зноя и жажды. Но сухим был песок, что носили они в шлемах, отсыпая насыпь, закрывающую выход из долины. Не выдержали самые слабые, стали падать замертво на дно котлована. Зароптали верные нукеры, донесли хану, что напрасны их труды. Снова призвал Чингисхан шамана и велел ещё раз спросить духов: там ли они копают?
Как только на небе зажглась первая звезда, аханады зажгли костёр возле Обо, окурили дымом богородской травы и веток можжевельника алтарь. Три раза по часовой стрелке обошёл священное место Гонгор, зарезал белого барана и полил его кровью жертвенный камень. Застучали в бубны аханады, пошёл по первому небесному кругу облачённый в шаманское платье Гонгор, звеня колокольчиками и выбивая ритм ударов колотушкой. Красное пламя костров отражалось в медном диске кузунгу. Долго танцевал старый шаман, на рассвете снова упал замертво. Воины не спускались в долину, ждали, когда появится колдун из своей юрты и скажет, что делать дальше. Солнце стояло в зените, когда Гонгор вышел из юрты. Молча спустился он в вырытый котлован, стукнул посохом и проговорил:
– Духи воды сказали: копать здесь!
И снова день и ночь трудились воины, копая сухой песок и падая замертво на дно вырытой ямы. На третий день не выдержал разгневанный хан, призвал шамана к себе и, сверкая очами, промолвил:
– Если на закате мои воины не добудут воды, я своим мечом снесу тебе голову, велю зарыть тебя в этой долине и затоптать табуном лошадей место, где будет лежать твоё тело.
– Великий хан! Белый шаман не боится уйти в потусторонний мир. Завтра я принесу в жертву чёрного барана и третий раз спрошу духов: есть ли здесь вода? Но знай, повелитель, духи этих мест разгневаются из-за настойчивых моих просьб и потребуют жертву.
– Какую?
–Я скажу тебе о ней, если ты решишь меня казнить.
– Пусть будет так! – промолвил хан и жестом отпустил Гонгора.
Даже страх смерти не испугал старого шамана. Исполнив обряд, он снова указал на то же место, что и раньше, и велел продолжать рыть котлован, наблюдая за работой. Солнце почти спряталось за сопки, но песок по-прежнему был сухим. В сопровождении золотой сотни верных нукеров Чингисхан спустился в долину. Следом за ним пришли все, кто был в лагере. Люди заполнили всё вокруг. Увидев повелителя, Гонгор воскликнул:
– Прежде чем казнить, выслушай меня, Великий хан!
– Ты хочешь вымолить у меня прощение?
– Нет! Духи этой местности велели передать тебе предсказание. Ведаю, что умру после того, как расскажу его тебе, но ослушаться их не могу. Знай, скоро вода заполнит эту долину. Откроются подземные кладовые, тридцать четыре источника понесут озеру целебную воду, и сила моя немалая тоже к нему перейдёт. Будут тут лечиться все страждущие, кроме одного человека.
– И кто же этот несчастный?
– Повелитель! Тебя называют бессмертным божеством, явившимся на землю, чтобы возвысить род монгольских ханов. Но всё это ложь! Никогда тебе не стать могущественным Тэнгри. Совсем близок конец твоего пути, Чингисхан, потому что ты болен, и даже вода волшебного озера не поможет излечиться тебе. Этот несчастный – ты!
– Ты врёшь, колдун! Я бессмертен! – гневно закричал могущественный владыка, стараясь заглушить слова шамана.
Мелькнул острый меч, и, как только по песку покатилась голова старика, звеня нашитыми на колпаке бубенчиками, из центра вырытого котлована забил фонтан. Вода стремительно заполнила котлован и стала растекаться по долине. Могучие нукеры подхватили своего повелителя под руки и бегом вынесли из долины на вершину сопки, где стояла пирамида Обо, в центре которой Гонгор воткнул длинный шест – ходак – с развивающейся на конце голубой лентой.
Уставшие воины были не так быстры, как сильные нукеры Чингисхана. Они не успели убежать от стремительно прибывающей воды, и она накрыла их с головой. Но никто из людей не утонул. Сбылось предсказание шамана – вода в озере была волшебной. Воины выходили на берег бодрые и здоровые. Озеро залечило раны, исчезли старые рубцы, расправились усталые плечи. Чингисхан не стал долго задерживаться около опасного для него места. Он умчался вместе с золотой сотней к берегам Онона, в родовое урочище.
Века прошли с тех времён, до сих пор лежит между гор удивительное озеро. Злые духи гонят воду, бьют озерной волной о песчаную насыпь, пытаясь размыть её и украсть у людей сокровище, подаренное добрыми духами. Дуют на восточный берег холодные зимние ветры, сдирая с деревьев кору, переплетая причудливо голые ветви, но на смену старым деревьям вырастают новые. Как древние воины, стоят они стеной, оберегая покой Арея.
Много людей приезжает сюда лечиться, только перестали они ценить дар, полученный от Матери-природы, слабеет целебная сила воды, – с горечью промолвила старушка и смолкла.
Мы сидели, наблюдая, как стаи серебристых мальков носятся косяками среди водорослей. Медленно наступал вечер, и длинные тени от прибрежных деревьев ложились на прозрачную воду, делая её тёмно-зелёной и таинственной. Задумавшись об услышанной легенде, я не заметила, когда ушла моя собеседница.
*****
Дни пролетали незаметно. Лес вокруг озера жил своей жизнью. Он принимал или не принимал гостей. Недобрых людей встречал злыми, больно впивающимися паутами, надоедливыми комарами. Стоило прилечь на траву, как вездесущие муравьи залезали под одежду и кусали незваных гостей, которые покидали берега озера с испорченным настроением после первой же ночи. Тех, кто относился к лесу как другу, он встречал неожиданно открывающимися зарослями диких ягод, цветочными полянами, грибами, подглядывающими за незнакомцем из-под широкого листа. Вечерами я сидела на вывернутых из земли корнях огромной сосны и любовалась удивительной красоты закатами.
Я бродила по сосновому бору, наблюдая за жизнью огромных, по пояс, муравейников. В березняке, на солнечных полянах собирала сладко-кислую голубику. Приносила на ужин крепкие, с блестящими скользкими шляпками маслята и подосиновики, растущие в густой поросли молодых лиственниц.
Иногда я подолгу лежала на облюбованной мною поляне, наблюдая, как в коричневых мелких веточках берёзки маленький паучок трудолюбиво ткёт свою паутину, и вечером, когда солнце садится за кроны деревьев, на берёзке вспыхивает странная, многогранная радуга.
Во время отдыха на пляже один из туристов поведал мне о примете: если обойти озеро три раза и загадать желание, то оно обязательно сбудется.
Я загадала желание и ранним солнечным утром по тропинке, проложенной сотнями ног, отправилась в обход Арея. Первой достопримечательностью был «глазной ключ», названный так за наличие в воде серебра. На ветках окружавших его кустов были повязаны полоски ткани, новые и выцветшие на солнце, – подношения духу источника. Дальше встретились заросшие травой и цветами поляны. На самодельных щитах студенты волонтёрского отряда написали названия: «Аюрведка», «Поляна любви», «Поляна Чингисхана». Возле «Поляны Чингисхана» бил ключ, вода которого была очень холодной и имела явный привкус йода. Отдыхавшие там туристы рассказали мне, что этот источник называется «ангинным». Помня легенду, рассказанную старой эвенкой, я добралась до восточного берега. Здесь действительно дул с запада ветер и озёрная волна с шумом набегала на высокий песчаный берег. Но больше всего меня поразили лишённые коры высохшие деревья, ветви которых, выбеленные дождём и ветром, были похожи на вскинутые в протесте руки.
Домой я уезжала второго августа, в Ильин день. С утра небо заволокло серыми тучами. Беременные непролитым дождём, они тяжело ползли над вершинами сопок, цепляясь за них, оставляя клочья тумана. Пока собиралась в дорогу, разразился ливень. Я сидела на веранде, глядя на белую стену падающей с неба воды. В лесу сразу стало неуютно. Запахло прелыми листьями, сырой землёй и дымом от залитого дождём костра, на котором готовила завтрак. Дождь кончился так же внезапно, как и начался. В синие разрывы облаков выглянуло солнце и засияло в каплях дождя, словно бриллианты украсивших каждую веточку. С крыши домика по-весеннему громко застучала капель.
Прощаясь с Ареем, я, по обычаю, бросила в воду несколько монет, чтобы вновь и вновь возвращаться на его берег.