Я уже стал скучать по дому и нашей городской жизни, как мама сказала, что завтра мы едем в другую деревню – погостить у другой родной сестры моей бабушки, которая тоже очень хочет на нас увидеть.
- Всего лишь на недельку. А там и домой.
- А куда? Там хоть река-то есть?..
- Есть! В Шипицыно река та же что и здесь – Тартас. И протекает она прямо через деревню. Там много ребятишек твоего возраста. Тебе понравится.
Ещё оказалось, что туда на несколько дней приедет папа – помогать строить коровник. А потом мы все вместе поедем домой.
Дорогу в Шипицыно помню смутно. Мы долго ехали на автобусе до райцентра Венгерово: там нас встретил взрослый сын бабушкиной сестры - дядя Никифор. На грузовой машине с будкой он довёз нас до места.
Я устал в дороге; все дорожные впечатления превратились в какой-то странный комок, будто на пластилиновый шарик налипли соринки. Вспоминались почему-то заплёванные семечками остановки, пьяница, выпрашивающий у старухи деньги, огромные лужи. В селе Венгерово мы вышли дожидаться дядю Никифора; там я увидел маленькую плачущую девчушку лет трёх в замызганном коротком сарафанчике. Она стояла босиком в палисаднике большого деревянного дома; её ручонка застряла между штакетин забора. Девочка довольно громко плакала, но взрослые не слышали - они были далеко на другой стороне. Люба первая сообразила помочь: подбежала, помогла освободить девчонке руку, и та, всхлипывая, убежала за дом.
Всю дорогу небо хмурилось, шёл мелкий моросящий дождь, а когда добрались до деревни, нас встретило тёплое июльское солнышко – робкое сначала, сквозь пелену серых туч, а потом жаркое по-летнему, оно приветствовало нас: не пожалеете, что приехали. И мы не пожалели - всю неделю стояла прекрасная погода.
Ясное утро следующего дня – обычное деревенское утро с криками петухов и отдалённым мычанием коров. Лёгкий ветерок трепал выцветшие занавески, которые когда-то были жёлтыми.
Первое на что я обратил внимание, выбежав в незнакомый двор - одна красивая курица, вся в коричневых пятнышках, равномерно распределённых по шелковистым белым перьям. Таких кур я видел только на картинках и, честно говоря, думал, что они плод воображения художника, а тут - настоящая курочка Ряба! Держалась она особняком, плавно, с достоинством двигаясь, замирая время от времени на одной ноге, придирчиво рассматривая каждое зёрнышко. Как попала эта сказочная птица в стаю обычных коричневых и белых кур? Неужели её когда-нибудь съедят?
- Нравится? – спросила меня баба Маня… - Мы зовём её Пеструшкой.
Бабушка с добрыми глазами, очень похожая на нашу бабу Любу, погладила меня по голове и позвала завтракать. На летней кухне, где уже собрались все наши, шкворчали оладьи.
День разгорался тёплый, солнечный. Мама сказала, что если будет жара, можно и на речку сходить, и в лес.
Мы познакомились с детьми дяди Никифора, с соседскими детьми; нас повели по двору, а потом и по деревне. Меня удивили крыши некоторых построек, заросшие травой. Красиво.
- Что это? – спросил я, у местного мальчика Серёжи, показывая на высокий сарай, с зелёной лохматой крышей.
- Как что? …Сеновал.
- А трава на крыше?..
- Так она старая. Скоро менять будут.
Серёжа думал, что я имел ввиду бурьян, который пустил корни и торчал кое-где клочками разной высоты, а меня-то вообще удивили сами крыши, покрытые травой. Таких я ещё не видел.
Крыша такая выглядела живописно, даже старая, поросшая бурьяном и мелкими деревцами. Хотелось залезть на неё и спрятаться.
- А, так ты никогда не видел травяных крыш? – спросил Серёжа.
Он повёл меня в свой двор; там и коровник, и сеновал, и баня – все было покрыто дёрном – ровненьким, аккуратным, всё было идеально, без бурьяна и лишних растений.
- Мы недавно крыши перестилали. Я тоже помогал, - с гордостью сказал Серёжа. – Мы и партизанскую землянку строили в школьном дворе; я отвечал за крышу: сам выбирал поляну, с которой срезали дёрн, сам рассчитал, сколько нужно пластов. Потом покажу тебе это место и землянку.
Я быстро потерял интерес к дерновым крышам, когда увидел игрушечный огороженный двор, а внутри, сбитые из деревянных брусков, машинки и трактора.
- Это моя МТС – машинно-тракторная станция, - сказал Серёжа. – Иди сюда, не бойся. Собаки тут нет.
Он заметил, что я с опаской смотрю на собачью будку рядом с игрушечным двором. Все игрушечные автомобили и трактора были ещё без колёс, но расставлены ровными рядами. У него там и заборчик был устроен, и заправочная станция из консервных банок, и ворота открывались на петлях из резины.
- Эта старая собачья будка – я из неё гараж сделаю и мастерские. Покрашу, если у папы краска останется.
- Вот только колёса для машинок не знаю из чего сделать. …То ли из круглых поленьев напилить?
Серёжа пошарил рукой в глубине будки и достал колёсный трактор – целиком из дерева, очень аккуратно сделанный, покрашенный белой и голубой краской. Вместо колёс к трактору были приделаны разноцветные кольца детской деревянной пирамидки: маленькие впереди и большие сзади.
- За этот трактор я получил пятёрку на уроке труда! – с гордостью сказал Серёжа. – Чтобы получилась пара передних и задних колес, две детских пирамидки пришлось разобрать. Одну у сестры выпросил, одну выменял у соседей за землянику.
Он задумчиво почесал голову.
- Но где ж таких колёс набраться?
Я с завистью смотрел на Серёжу и его двор. Везде было чисто подметено, ничто нигде не валялось. Куры квохтали в своём загоне, огороженном сетчатым забором, где-то рядом хрюкали невидимые свиньи. Серёжа показал мне сарай, где его отец оборудовал мастерскую – везде был идеальный порядок. Чистый верстак, инструменты развешены по стене, ящик под стружку. В углу – накрытый брезентом мотоцикл.
Мне вдруг срочно захотелось домой. Вот приеду и буду всему-всему учиться у папы. Найду свой молоток, лобзик, буду тоже что-нибудь мастерить.
Меня позвала сестра. С ней и её новыми подругами мы вышли к реке. Пахнуло свежестью. Река блестела неспешной темноватой водой, отражая небо с редкими кучевыми облачками. Здесь она была шире, чем в Северном. Правый берег – глинистый обрыв с отверстиями ласточкиных гнёзд, кое-где имел пологие спуски к воде, истыканные копытами домашних животных. Почти вся деревня находилась на правом берегу, а на левый вёл прочный деревянный мост, по которому проезжали в обе стороны машины, трактора и прочая техника.
На самом краю моста над серединой реки уже сидели мальчишки в одних трусах и с мокрыми головами: они лениво переговаривались. До воды с моста вниз было метра четыре – довольно высоко. Я застыл, как завороженный: неужели прыгнут?..
Мальчики, видя внимание незнакомых, с лихой небрежностью попрыгали в воду: двое прыгнули «солдатиком», а один - постарше - прыгнул руками вперёд, как настоящий ныряльщик. Он не выныривал дольше всех, а когда вынырнул, то выбросил на берег ракушку-перловицу.
- Купаемся мы на том берегу, - сказал Серёжа.
Левый берег представлял собой пологую поляну, заросшую мелкой травкой, кустами, редкими ивами. Загорающих было мало – две–три пары молодых людей.
В тот день после обеда мы много купались, загорали, отдыхали. Я учился нырять, не зажимая нос руками, учился плавать на мелкой воде, вспенивая воду ногами и отталкиваясь от дна руками.
Было много всего: новые знакомства, спелая земляника, лошади со связанными ногами и жеребёнок рядом. И было ещё одно удивительное открытие, которое запомнится навсегда.
После купания мы сестрой и мамой зачем-то пошли на ферму к тёте Арине. Солнце стояло высоко, день был жаркий, небо почти без облаков. Обходя коровьи лепёшки, мы шли вдоль кирпичных коровников, чисто побеленных, но, судя по всему, недостроенных и пустых. Нам сказали, что тётю надо искать в недостроенном складе и показали в сторону длинного деревянного сарая, свежеструганные стропила которого чем-то напоминали скелет гигантского животного. Вошли и… оказались в странном полосатом мире: дух захватило от фантастической игры света. Всё пространство внутри было расчерчено чёрными и светлыми полосами - из-за тени от стропил недостроенной крыши. Глубокие, почти черные тени чередовались со светлыми полосами земляного пола, поросшего мелкой травкой. Всё было в полоску: мешки, ящики, куча соломы, женщины, работающие в углу – всё безжалостно разлиновано и очерчено солнцем. Может это сон? Однако никто кроме меня не обращал внимания на эту буйную, режущую глаз, полосатость. Привыкли, наверное.
Я взглянул вверх: там тоже был свой полосатый мир - из голубых полосок неба и светло-жёлтых брёвен стропил, которые к тому же чудесно пахли сырой древесиной.
Нарисовать бы всё это...