* * *
Я полагал, что после ночного путешествия Хитр отправится отсыпаться. Однако он как ни в чем не бывало занял свой боевой пост в соседней с тронным залом комнате и самоотверженно нес службу, отнюдь не собираясь никуда отлучиться, что не совсем соответствовало моим планам. Поэтому после обеда я позвал его:
– Хитр, я хотел бы прогуляться!
Мой адъютант-соглядатай сразу насторожился.
– Мы пойдем вместе с тобой, – успокоил я его. – Мне нужно поговорить с премьер-министром, и ты проводишь меня к нему. Только вначале я хочу отблагодарить тебя за твое угощение.
– Какое угощение, повелитель? – не понял Хитр.
– Помнишь, три дня назад ты пригласил меня отведать ваши веселящие напитки. И был таким щедрым и гостеприимным, что я смог в полной мере оценить их благотворное воз-действие. А сейчас я хочу сделать для тебя то же самое – угостить тем, что пьют для веселья на моей родине. Такого богатого выбора, какой был у тебя в хижине, у меня, понятно, нет. Я могу предложить тебе лишь один напиток. Но тебе не придется сетовать на отсутствие разнообразия – в наших краях он считается одним из самых лучших, и его приберегают только для наиболее почетных гостей.
С этими словами я запустил руку в карман и вытащил свою плоскую фляжку.
Вот когда она оказалась весьма кстати! Хитр уставился на нее во все глаза – еще не отведав содержимого, он, кажется, уже начал испытывать соответствующие ощущения от одного лишь созерцания предмета из невиданного им доселе ярко блестевшего материала.
Я отвернул крышку и символически приложился к горлышку – мол, все без обмана, у меня нет намерения угостить его отравой.
– Ну, как говорят на моей родине, за твое здоровье! И за нашу дружбу тоже, – торжественно произнеся это, я передал фляжку Хитру и, видя, как трепетно принял он необыкновенную и прекрасную в его глазах вещь, радушно добавил. – Когда выпьешь, можешь оставить этот драгоценный сосуд, сделанный руками искуснейших мастеров моей земли, себе.
Хитр ошарашенно смотрел на меня, потрясенный столь великой щедростью.
Вообще-то я не люблю обманывать. Тем более, когда особой нужды в этом нет. Понятно, что фляжка была самой что ни на есть обычной, и, скорее всего, в процессе изготовления ее вообще ничьи руки не касались. Но сейчас мне очень хотелось как можно сильнее поразить воображение Хитра. В конце концов, вправе же я достойно ответить на устроенную им дегустацию, ставшую для меня началом метаморфозы, в финале которой очень даже может произойти мой переход в небожители!
Между тем Хитр отхлебнул один глоток, другой, ненадолго оторвался от горлышка, оценивая достоинства напитка.
– Повелитель, ничего подобного нет даже у богов! – восторженно выдохнул он и опять жадно припал к фляжке.
Глядя на его сразу ставшую счастливой физиономию, я думал, что трети литра отменного коньяку, выпитого впервые в жизни, да еще без закуски и к тому же после бессонной ночи, проведенной в неблизком марш-броске под проливным дождем, будет вполне достаточно, чтобы скоро подарить Хитру долгий крепкий сон. Однако для верности, перед тем как позвать Хитра, я добавил во фляжку нормальную дозу мягкого, но надежного снотворного из входящей в мой медицинский комплекс аптечки.
…Премьера мы отыскали опять-таки около работников верховного вождя. Только на этот раз он внимательно наблюдал за работой не оружейников, а ткачей. «Увы, здесь великий бог Прогресс в моем лице ничем тебе не поможет, – подумал я. – Для меня современные-то технологии изготовления тканей все равно, что для тебя межзвездный перелет, а про первобытные даже говорить нечего».
– Хочу поделиться с тобой приятной вестью, – заговорил я, когда мы обменялись приветствиями. – Ночью великий бог Прогресс безмерно осчастливил меня, явившись к своему недостойному служителю во сне. И он подтвердил, что твое намерение отправить юношей вашего племени на далекие острова обучаться новым приемам возделывания полей и искусству возведения каменных святилищ ему в высшей степени угодно.
Намерение это, разумеется, было моим, высказанным премьеру не далее как вчера. Однако в данном случае вопрос приоритета вовсе не представлялся мне принципиальным.
Премьер-министр довольно улыбнулся:
– Передай своему богу Прогрессу, повелитель, что мы с великой радостью воспринимаем его одобрение. Я уже разговаривал с юношами, которых хотел бы послать на далекие острова. Все они готовы отправиться туда хоть завтра и просто счастливы, что им доведется увидеть новые земли…
– …И возвратиться на родной остров, обогащенными умениями, которые принесут их племени неисчислимую пользу, – дополнил я.
– Конечно. При первой же возможности я переговорю с морскими торговцами, отплывающими в сторону далеких островов. Я позабочусь также о щедрых дарах – как для них самих, так и для вождей тех земель, куда хотелось бы отправить юношей нашего племени. И как только морские торговцы возвратятся с согласием принять там наших поселенцев, заминки с их отправкой не будет. Можешь смело уверить в этом своего могучего бога. И, поскольку это ему угодно, не сможешь ли ты попросить его посодействовать, чтобы большие люди тех далеких земель не отказали нашим морским торговцам в таком согласии?
– Безусловно. Я сделаю для этого все, что в моих силах.
– Я буду тебе за это очень благодарен, повелитель.
– Но, видишь ли, я боюсь, что моя просьба не будет сейчас воспринята великим богом Прогрессом с той благосклонностью, которой она достойна.
– Не будет? А в чем дело?
– В том, что мой великий бог говорил кое-что еще, касающееся вашего племени.
– И что же он такое сказал, повелитель?
– С болью в душе передаю я тебе его полные гнева слова. Он был очень сильно недоволен тем, что у вас намерены оказать мне великую честь, уподобив богам. Богом, сказал он, можно быть только изначально. Стать богом невозможно. И тот, кто утверждает, что рожденных смертными можно уподобить богам, совершает великий обман.
Премьер вздрогнул.
– Твой могучий и великий бог с присущей ему мудростью выразил то, что и мне порой приходит в голову. Я пытался говорить об этом с верховным жрецом. Но у него на все один ответ: так велит обычай дедов наших дедов – и поэтому так неизменно пребудет, покуда стоит мир и в небесах свершают свой круговорот светила.
Я взглянул на Хитра. Он сидел с откровенно скучающим видом: наш разговор нисколько его не интересовал. К тому же было уже очень хорошо заметно, что сейчас ему сильнее всего на свете хотелось забыть про свои нелегкие служебные обязанности и прилечь где-нибудь, блаженно смежив веки. Особого смысла бороться с этим все усиливающимся желанием он, по-моему, не видел: ведь я сам повелел ему сопровождать меня, а следовательно, не намерен говорить ничего такого, что хотел бы от него скрыть.
Значит, как раз такое я и мог сейчас сказать, не особенно рискуя, что мой засыпающий адъютант-соглядатай придаст этим словам должное значение.
– Ты не дослушал меня, – вновь обратился я к собеседнику. – Я пока сказал не все, о чем поведал мне великий бог Прогресс. Вот что еще он говорил: если повелителю, чтобы править, требуется постоянно поддерживать и укреплять свою плоть и свой дух с помощью силы, которая переходит в него вместе с тенью тела уподобляемых богам, когда повелитель становится властителем вчерашних дней, то не лучше ли будет оставить его властителем вчерашних дней навсегда?
– Ты можешь не поверить мне, повелитель, но и об этом я задумывался уже не раз. Однако тут все опять упирается в верховного жреца.
– Что же, он у вас – могущественнее повелителя?
– Нет. Но он – единственный, кто наделен великой властью отменять действующие табу и устанавливать новые. Захочет он – и любой из нас будет объявлен табу. Это – конец… А еще когда боги призывают повелителя отправиться в страну теней, именно верховный жрец должен назвать того, кто придет ему на смену в Большой дом. И не кто иной, как верховный жрец, последним произносит вслух имя нового повелителя, которое потом на много солнцеворотов становится табу.
Вот оно что! Таков, оказывается, здесь порядок престолонаследия. И верховный жрец, подбирая кандидатуру очередного вождя, уж наверняка не забудет позаботиться о том, чтобы новый повелитель был начисто лишен такого качества, как склонность к переменам.
То, что я услышал от премьер-министра, заставило меня резко изменить направление разговора.
– А верховный жрец может объявить новым повелителем самого себя? – быстро спросил я.
– Такого у нас не было еще ни разу…
– Но может быть, бывало так, что верховный жрец способствовал приходу нового повелителя, когда прежнего боги еще не призвали в страну теней? Или, наоборот, что повелитель заменял одного верховного жреца другим?
– Это невозможно: повелитель и верховный жрец сразу же скрепляют свой союз кровью. Ты же сам прошел через это. Значит, если один из них будет замышлять что-то во вред другому, это нанесет такой же вред и ему самому – кровь-то у них общая.
Я слушал, что говорит премьер-министр, и сосредоточенно размышлял, пытаясь привести услышанное в систему и понять, смогу ли я послезавтра каким-то образом использовать полученную информацию в своих интересах.
Значит, имя нового вождя называет верховный жрец, но сделать это он может только после смерти прежнего властителя. Причем самого себя назначить вождем он не вправе. С другой стороны, они оба на всю жизнь взаимно обеспечивают себе гарантии от происков и интриг друг друга скрепленным кровью союзом. Здорово придумано! Особенно если иметь в виду, что для них магическая сила подобного союза – отнюдь не пустая формальность. Конечно, те «повелители» вроде меня, которых приводят в Большой дом обманом или силой на период, пока подлинный вождь пребывает в статусе властителя вчерашних дней, не в счет. Хотя верховный жрец принимает в их ритуальном умерщвлении самое активное участие, он не становится тем самым нарушителем скрепленного кровью союза. Потому что это умерщвление – вовсе не причинение вреда. Наоборот, оно – великая честь для убиваемого: ведь он через этот акт уподобляется богам.
Премьер, однако, уже инстинктивно чувствует, что время такого обычая проходит. Если, конечно, он сказал мне правду. И похоже, что это действительно так: ведь многие из островитян, с кем я в последние дни сталкивался, тем или иным способом продемонстрировали, что в их глазах полного отождествления меня с подлинным вождем не происходит. Об этом я уже говорил раньше. Но премьер-министр, пожалуй, пошел здесь дальше других: он пытается формулировать это свое отношение к ритуалу уподобления богам словесно.
Что из этого следует для меня? Думай, бакенщик, думай. Упускать возможность превратить его в союзника ни в коем случае нельзя. Как-никак, третья по значимости фигура в иерархии племени.
Ой, как много должно в предстоящие сутки с небольшим уместиться в моем мозгу и образовать там четкую структуру, безошибочный план действий, который позволит мне выйти из этой ситуации победителем самому и по возможности помочь Милу и Ясне. Эх, Ясна, Ясна! Черт же меня дернул пообещать тебе катание на леталке! Как будто других забот у меня нет… Но теперь леталка, пардон, чудесная вихрептица, тоже вплетена в эту складывающуюся мысленную структуру и никак не желает выпадать из нее, чтобы освободить место для чего-то более полезного…
Я еще раз посмотрел на Хитра. Мой неустанный адъютант-соглядатай уже мирно посапывал, уронив голову на грудь, но умудряясь оставаться при этом в сидячем положении.
– Бедняга! – обратил я внимание премьер-министра на спящего Хитра. – Ему пришлось сегодня всю ночь идти под бешеным ливнем, выполняя мое повеление. Я думаю, что нам не следует мешать сну этого преданного слуги – он заслужил возможность выспаться.
Премьер понимающе кивнул: мол, меня не касается, как ты это устроил, но устроил как надо – лишние уши нашему разговору совсем ни к чему.
Вдвоем мы придали телу Хитра горизонтальное положение. Несмотря на наши манипуляции, тот и не думал просыпаться. И, значит, мне можно было сейчас закончить беседу с премьером теми словами, которые я и планировал приберечь для ее завершения.
– Послушай, что еще открыл великий бог Прогресс своему недостойному служителю, – продолжил я разговор. – Правда, скажу честно, он не говорил об этом прямо, только намекнул. Возможно, послезавтра, во время церемонии моего уподобления богам, если, вопреки его воле, этого не удастся избежать, он подаст знак, который позволит тебе объявить, что властитель вчерашних дней не должен возвращаться в Большой дом. Это место должен занять ты – так я понял выраженную им волю.
Я старался говорить негромко и ровно, не выделяя интонацией никаких слов, будто речь идет о вещах самых обыденных. И я был готов к тому, что в ответ на эти слова может последовать весьма неприятная для меня реакция премьера. Но он воспринял сказанное мной совершенно спокойно.
– Прогресс – воистину великий бог: давно пора взглянуть на нашу жизнь по-иному. И я смог бы тогда многое изменить к лучшему… А властитель вчерашних дней ни за что не пойдет на эти перемены… И если великий бог Прогресс подтвердит, что ты действительно правильно истолковал его волю, я готов возложить на себя тяжкое бремя быть великим повелителем, – после некоторого молчания прозвучал ответ премьера. – Но пусть тогда Прогресс побудит верховного жреца назвать мое имя. Иначе ведь никто повелителя во мне не признает…
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день – так, кажется, говаривали в старину в подобной ситуации. Как же, побуди жреца! Час от часу не легче. Однако раз я начал, надо было идти до конца – останавливаться на полпути смысла не имело.
– Верховный жрец назовет твое имя – сделать так по силам могучему богу Прогрессу. Но как только это произойдет, ты должен будешь немедленно отменить мое уподобление богам. Как ты это сделаешь, ни мне, ни Прогрессу знать неинтересно. Это – твоя забота. И если ты сделаешь так, могучий бог Прогресс отныне всегда незримо будет с тобой. А если нет – не жди от него милостей. Ибо страшен он в гневе. И будет тогда твое правление недолгим и мрачным, а племени оно принесет неисчислимые беды и страдания.
– Я понял это, повелитель. И я буду искать способ, как не допустить твоего уподобления богам.
– Ты найдешь этот способ! – энергично подвел я итог нашей беседе. – А Хитра, я думаю, можно оставить здесь, пока он сам не проснется. Место удобное, да и выспаться как следует тут ему никто не помешает.
(Продолжение http://www.proza.ru/2014/06/18/1639)