Откровенность, чистосердечие. Искренность…
Необходимое условие, чтобы повествование звучало убедительно и выглядело правдивым, сколь бы фантастическим ни был сюжет.
А где грань? Как можно вывернуть себя наизнанку и продемонстрировать швы, доступные только изнутри?
У кого достанет смелости сказать о себе: вот он я, изучайте, кому интересно. Проверяйте убеждения на прочность.
Попытайтесь понять, таков ли я, каким хочу вам себя представить.
Велика ли разница между собственным представлением о себе и тем, каким выгляжу.
Не преувеличиваю ли свои достоинства, да и есть ли они во мне.
Не затушёвываю ли недостатки, а то и пороки.
Не вожу ли за нос в надежде на ответные признания.
Принимаю ли на веру или сомневаюсь - и ищу истину сам. Всегда? Во всём?
Искренность и простосердечие… Синонимы душевной чистоты? Но искренность может быть наигранной, а простосердечие, простодушие – оно или присуще, или отсутствует.
Искренность и правдивость… Можно искренне заблуждаться и распространять заблуждение, считая его истиной.
И что истинно для меня, может оказаться ложью для другого и причинить ему непредумышленное зло.
И уместно ли искренне признаваться в собственном эгоизме? Зависти? Тщеславии?
Если нет, стоит ли тогда накладывать на себя вериги полной и постоянной открытости?
Кто и для чего готов исповедаться публично? Если он, конечно, душевно здоров.
Прямолинейная откровенность может оказаться неприятно-докучливой.
Так что же явится критерием, где проходит граница между искренностью и назойливостью?
И как должен поступать писатель в своих бесплодных попытках быть понятым?!
Иллюстрация: Рене Маргитт, "Неожиданный ответ"