Глава 46
В НКВД, полковник вызвал к себе майора. В дверь постучали.
- Разрешите товарищ полковник? Можно войти?
В кабинет зашел человек среднего роста, холеный, полноватый, крепкой комплекции.
- Да, да. Заходите Александр Петрович.
- Вызывали, товарищ полковник?
- Вызывал. Проходите, присаживайтесь.
- Что за дело?
- Да, есть тут одно. Из штаба центрального фронта передали, я его тут рассматривал вместе с остальными.
- И что?
- Тут пленный, немец один попался, разведчики его взяли.
- Подумаешь? Пачками их берут ну и что? Отправляют потом в лагерь. А почему нам дело в особый отдел передали? Этим общий отдел занимается.
- Разведчик он, а это уже наше дело, под нашим контролем.
- Из разведки? Ну да…
- Лейтенант, русский знает. Родственники у него даже оказывается здесь в Советском Союзе.
- Хм-м? Вон оно, что?
- Сначала думали, врет, может предатель, какой. Утверждает, что точно немец, по отцу. Дед - поляк, а вот бабка у него русская, из Одессы, некая Новацкая Анна. Замуж вышла за поляка и в 18-м году эмигрировала в Польшу.
Апраксин внезапно побледнел, но пытался совладать с собой, чтобы не выдать волнения.
- Новацкая? Анна?
- Да, одна из дочерей ее, Татьяна здесь осталась, вышла замуж за красноармейца, а другая, уехала в Польшу, вышла замуж за немца.
- Выходит, что она ему тетя?
- Верно.
- А фамилию он ее знает?
- Нет, точно не знает, в том то и дело.
Майора аж пот прошиб. Представьте себе такого родственичка! Пусть не родного, но все же, с его сыном они были двоюродные братья.
- Ничего себе племянничек! Откуда он взялся на мою шею? Черт бы его побрал!- подумал он. - Е-ть всех этих Новацких!
- Александр Петрович, что с вами? Вы меня слышите?
- А? Да… - ответил рассеянно.
- Вам плохо?
- Нет, все в порядке. Денек сегодня выдался жаркий, не выспался я со вчерашнего дня, устал. Дел слишком много, пока со штрафниками разбирался…
- Адъютант! Чаю принесите!
- Слушаюсь! Сейчас принесу.
- Сахару положите побольше.
- Дайте мне документы посмотреть.
- Пожалуйста, - полковник протянул досье.
Адъютант подал чай.
- Угощайтесь, не стесняйтесь, - предложил полковник.
- Спасибо, - майор рассматривал фотографии, на которых Ханс был с Алексом. – Который из них?
- Вот этот, который слева, - полковник указал.
- Это тоже он? – майор отхлебнул чаю.
- Да.
- Тут девка, какая-то с ним… Ладно…
- С его слов, он окончил берлинский университет, факультет иностранных языков и журналистики. Владеет четырьмя языками, из них тремя в совершенстве. Родился в Штеттене, дальше ознакомитесь с его биографией… Надо бы подумать, что с ним делать. Возможно, нам целесообразно привлечь его на свою сторону, слишком умен. Он может нам пригодиться с его мозгами.
- Вы уверены?
- У него два пути - либо мы его используем, либо, если он не согласен - мы его уничтожим. Вы должны будете поехать на место, разобраться во всем и провести с ним переговоры. Вам ясно?
- Да, я все понял. Где он сейчас?
- Пока находится в распоряжении одной из наших дивизий 13 армии, центрального фронта. По нашим сведениям он был тяжело ранен, поэтому содержали его в санчасти. Сейчас его жизнь в неопасности, идет на поправку. Мы не могли его забрать, только из-за угрозы его здоровью. Сначала вообще не могли сказать, выживет он или нет, поэтому пришлось ждать две недели.
- Хорошо. Разрешите, я пойду к себе.
- Идите…
Апраксин вышел из кабинета, а полковник задумался.
- Нет, здесь что-то нечисто. Как-то странно вел себя майор. Почему он занервничал? Я давно с ним знаком. Подожди,… Его жену не Татьяна случайно зовут? Черт, он же сам из Одессы! Ну, Петрович! – он снял трубку, – позовите мне капитана Григорьева!
В кабинет зашел капитан…
- Вы майора Апраксина знаете?
- Знаю.
- Мне надо бы найти его жену. Кстати, ее не Татьяна зовут?
- Татьяна.
- Тогда найдите мне ее, во что бы то ни стало, и доставьте мне. Срочно!
- Слушаюсь товарищ полковник!
В своем кабинете майор явно нервничал и барабанил пальцами по столу.
- Что мне теперь делать? Если узнают что это мой племянник, что будет? Конец всему! Последствия могут быть непредсказуемы! Нет, надо его уничтожить, стереть в порошок, чтоб следа не осталось от этого гаденыша. Я найду способ как это сделать, – он подошел к окну, закурил сигарету. - Ладно, я поеду туда, а потом скажу, что не согласился сотрудничать, подпишу приговор и дело с концом, и концы в воду.
Так дядя решил избавиться от нечаянно свалившегося на него, невесть откуда взявшегося племянничка, который встал ему как кость поперек горла или бельмо в глазу. Ханс же, находившийся в то время в санчасти и не догадывался, какие тучи над ним сгустились.
В дверь постучались…
- Можно зайти?
- Сергей, заходи…
- Что случилось папа? Почему так срочно?
- Сядь… садись! Дело серьезное… Случилось, нечто, что никак не должно было произойти. Это может отразиться на нас обоих…
- Да что случилось папа! Говори же наконец!!!
- Читай! – кинул папку на стол.
- Что это? Ну дело… и что с того? Фрица какого-то… Локе, Ганс Вильгельм…
- Дальше читай,… протокол допроса…
- Отец – Локе Вильгельм… Мать – Мария Шнайдер, урожденная Новацкая… Бабушка – Новацкая Анна, Дед – Новаций Ян… Эмигрировали в Польшу в 1918 году… Как??? Не может этого быть!!! Он что? Наш родственник??? Он же…
- Это твой двоюродный брат!! Ты понимаешь?
- Нееет,… нет! Этого быть не может!!! Папа, ты что шутишь? Скажи, что ты шутишь!
- Нет, не шучу… Какие тут шутки… У матери твоей сам знаешь, фамилия девичья какая… Я же тебе и про деда твоего и про бабку рассказывал.
- Кто из них?
- Справа… Справа на фото - это он. Одна из женщин на фото – твоя тетя, Мария… Мамина сестра… Обнаружено было при нем, в кармане…
- Мама знает? Галина?
- Нет, мама не знает, сестра твоя тоже… пока ничего не знают. И знать не должны… Если узнают, кто наши родственники, нас уничтожат. Это убьет нас всех!!! Ты слышишь?
- И… Что теперь делать? Как быть? Ты знаешь папа, что мы ни причем… Я честно Родине служу и ты тоже!!
- Ты это товарищу Берии будешь объяснять,
когда нас гнобить будут… Есть у меня план…
- Какой?
- Уничтожить этого выродка, как можно раньше, пока не узнали. Другого выхода у нас нет. Дело передали нам, и скоро я поеду в часть, где его содержат. Там я с ним разберусь, под любым предлогом….
- Я могу поехать с вами?
- Я без тебя с ним разберусь!
- Папа! Я должен его увидеть!
- Зачем?
- В глаза хочу посмотреть, этой сволочи! Который, братом моим двоюродным называется… Понимаешь? В глаза хочу посмотреть! Папа, позволь! Ну, позволь мне!
- Хорошо, поедем вместе…
В этот день, 19-го мая, Катя и доктор, майор Соколов, куда-то отлучились, оставив с наружи охрану, солдата с ружьем, очевидно уехали в госпиталь по каким-то делам. Я остался в помещении один. Солдат сидел у двери на крыльце и курил, перед этим он заглянул в палату, убедившись, что все в порядке и я на месте, вышел.
Делать было нечего, и я слонялся по помещению, подойдя к столу, хотел налить себе воды, вдруг на видном месте увидел какие-то корочки. Рассмотрев их как, следует, я слегка обалдел, это оказался военный билет! В билете была фотография Кати, ее полное имя, фамилия, звание, номер подразделения и воинской части! Я присел, почесал в голове.
- Вот дура!
Такого бардака и безалаберности я представить себе не мог! Там же важная информация! К тому же еще и секретная. Теперь я знал, что нахожусь в 15-й стрелковой дивизии, командиром которой являлся А.Н.Слышкин.
Девушка вернулась примерно через час, вместе с доктором Соколовым, зашла в палату и вышла, как ни чем не бывало. Спустя две минуты, доктор снова ушел, сказав, что скоро вернется. Катя стала переодеваться, надела халат.
- Здравствуйте! Пани Трапезникова, Екатерина Ивановна. Младший сержант медицинской службы, – поздоровался я. – Что делать с вами будем?
Катя застыла на месте, удивленно открыла рот.
- А ты откуда мою фамилию знаешь и отчество? Я тебе этого не говорила.
- Вы ничего не забыли? Документы ваши где? – я спросил строго.
Она спохватилась, полезла в карманы, потом побледнела.
- Забыла кто я? Разведчик вражеский, а ты?
- Где мои документы?! Ах ты сволочь, гадина! Отдай сейчас же!
Я достал ее корочки, помахал перед нею, подразнил и спрятал за спину,
- Поцелуешь - отдам!
- Отдай! Отдай немедленно! Отдай же, сказала!!! – набросилась на меня.
- На, возьми… Так не долго все секреты узнать. Я уже и номер дивизии знаю и фамилию командира, а это секретная информация.
Катя в слезы…
- А если я доктору скажу?
- Не скажешь, тебе самому попадет.
- Мне? Я здесь не причем, ты сама документы оставила, так что попадет тебе. Скажешь еще кое-что, например, где склад расположен с боеприпасами? Нет, не надо, лучше сама мне отдайся! Отдашься? – она заревела на взрыд.
- Попалась? Вот видишь, я уже могу тобой манипулировать. Господи! Ну, что это такое?! – я схватился за голову. - Все бабы дуры!!! И ты такая же! Наберут девчонок в армию. Ладно… Не плачь, успокойся, сама виновата. Надо было тебя научить, чтобы умнее была. Следующий раз осторожнее будешь. Тоже мне партизанка! Бери ее голыми руками и делай что хочешь.
- Ненавижу! Какая же ты все-таки сволочь! Скотина!
- Я скотина? Если бы я ей был, ты представляешь, что бы я мог с тобой сделать? Не надо быть такой простой, глупой, понимаешь? - Мне стало жалко ее. Я к ней подошел, вытер слезу. - Все, хватит плакать, – сказал ей спокойно, – перестань. Доктор сейчас зайдет, как ты ему объяснишь? А ну улыбнись! Видала бешеную корову? Му-у-у! – я состроил смешную рожу, состроив рога и собрав в кучу глаза.
- Дурак! Клоун несчастный!
Что-что, а корчить рожи я умел. У меня очень здорово получалось изображать из себя придурка, и иногда я прикидывался идиотом.
- Ну, дурак! Я такой есть. Прости, мне надо было тебе объяснить, что так делать нельзя.
Понимая, что все больше привязываюсь к Кате, и она привязывается ко мне, но при этом развитие наших дальнейших отношений невозможно, я попытался покончить с этим и оттолкнуть ее от себя. Как мне было больно! Я хотел ее забыть, выкинуть из сердца, убить свои чувства, но не мог!
Вечером Катя заглянула в палату в нарядном платье, с завитыми кудрями.
- Ого! – я присвистнул. - Пани, вы куда собрались в таком платье?
- На танцы!
- А я? Я тоже хочу! – сказал я как будто с обидой.
- Обойдешься!
- Я не хочу оставаться один. Мне скучно!
- Может, я жениха себе найду?
- Жениха? А я не жених?!
- Ты что? Ревнуешь?
- Ревную? Иди! Мне все равно…
- И пойду! – вспылила она, а лицо налилось пунцовой краской.
- Пани, счастливого пути! - помахал ей рукой. - Я буду спать.
И прошу меня не беспокоить!
- Катя, долго не задерживайся! – заглянул в палату доктор
- Хорошо! – она выбежала из санчасти.
- Женщины! Ррррррррррр!!! – прорычал я в порыве. - Застрелиться? Нет! Ни за что!!! – закрылся одеялом с головой и отвернулся.
Доктора разобрал смех…
Глава 47
20 мая, ближе к вечеру, я остался в палате с девушкой вдвоем…
- Катя.
- Да!
- Подойди, пожалуйста!
- Что?
- Больно.
- Где? – она подошла ко мне ближе.
- Ай! Здесь, – пожаловался я. - Сердце, болит…
Катя села со мной рядом, приложил ее руку к груди.
- Слышишь? Стучит…
- Слышу.
Весна! Наверное, она напрочь лишила меня разума! Я не выдержал, и поддавшись внезапному порыву, снова прильнул к ее губам. На этот раз пощечины не последовало.
- Хватит, не надо… - она отстранила меня от себя.
- Я не хочу с тобой расставаться, – я обнял ее, запустил свою руку в ее шелковистые светлые локоны.
- Почему?
- Я не знаю, я не могу без тебя. Я люблю тебя,… понимаешь?
- Иоганн, не надо, ты же знаешь, что это невозможно.
- Знаю. Но почему?
Внезапно раздался голос доктора.
- Что это такое? Как это понимать?
В воздухе повисла пауза, недолгим молчанием…
- Ничего не было, я клянусь! – сказал я спокойно.
- Катя! Выйди, пожалуйста, на минуту.
- Но, не надо.
- Выйди! – сказал Соколов.
Девушка вышла…
- Вы что, не понимаете, что это может плохо для вас закончиться? Я вас предупреждаю, так что, учтите! Еще раз что-нибудь подобное увижу, пеняйте на себя! Не смейте к Кате даже прикасаться, вам ясно?
- Любить, это тоже преступление?
- Да, любить врага - преступление, а для советского человека измена Родине и жестоко карается, по закону военного времени.
- Простите, это я виноват, только Катю не наказывайте, пожалуйста. Я больше не буду, клянусь! Ничего не было.
Как ни странно, доктор не кричал на меня, лишь говорил предельно серьезно и строго.
С Катей доктор объяснялся отдельно.
- Ты понимаешь, чем все это может закончиться? Знаешь, что с тобой будет, если об этом узнают? Тебя же объявят врагом народа! По всем инстанциям затаскают! Понимаешь или нет?
- Я все понимаю…
- Ты потом свое доброе имя, вовек не отмоешь! А как ты товарищам? Друзьям своим объяснишь? Как жить с этим будешь?
- Но я, правда, ничего такого не сделала, честное слово! Это не то, что вы думаете!
- Когда сделаешь - будет поздно. Я поэтому и предупреждаю тебя, чтобы ты ничего не наделала. Еще раз тебе говорю, что будь осторожна. Задурит тебе голову, как пить дать! И сама пропадешь, и ему еще хуже сделаешь
Вечером, Катя открыла форточку, и мы услышали, как заливался соловей, прямо как сумасшедший! Безумная птаха! Ему было все нипочем…
- Катя!
- Что?
- Es ist die Nachtigall!, Nachtigall! Со…соловей! Слышишь?
- Соловей! Да, красиво поет!
- Очень,… но зачем он так поет?
- Не знаю…
- Лучше бы молчал! Сердце болит…
21 мая…
Когда мне стало скучно, я снова попросил у Кати карандаш и листочек бумаги. От нечего делать принялся за рисование.
В это время в санчасть заглянул майор Савинов, видимо он снова пришел, чтобы меня по проведать и заодно спросить у доктора, когда меня можно выписывать. Наверное, с НКВД позвонили и спросили, когда меня можно забрать.
- Здравствуйте, Павел Григорьевич.
- Здравствуйте! Григорий Яковлевич где?
- Вышел ненадолго, скоро придет.
- Где пленный?
- Здесь. А где ему быть? Там, в палате,… уже выздоравливает.
Он зашел. Увидев это, я растерялся, хотел было спрятать рисунки, и принялся комкать листочек.
- Что вы делаете? – спросил майор.
- Ничего. Я просто рисую.
- Рисуешь? А ну дай посмотреть, что за художества? – майор выхватил у меня бумагу.
На рисунке был нарисован кот, с забавной физиономией, а рядом с котом, пушистая кошечка, с бантиком на хвосте. На немецком написано: "Моя маленькая киска, я ваш на веке!" С обратной стороны - карикатура, где русский солдат держал за горло пойманную птичку, которая была похожа ни то на орла, ни то петуха. Она истошно орала, а в сторону летели перья. На пикнике у костра сидели еще товарищи, которые намеревались ее зажарить и съесть.
- Это еще что? Я вас спрашиваю! Что за птичка?!
- Не знаю, орел, наверное.
- Да нет, на орла не похожа, петух какой-то! Что, долеталась птичка? Ну-ну, хороший супчик из нее сварят. Все правильно! – майор внимательно посмотрел на меня. - Постой, подожди, кого-то она мне напоминает? На тебя похожа! Точь-в-точь! – он засмеялся.
Поддавшись, реакции я тоже нервно усмехнулся.
- Только вот извини, но это художество я вынужден у вас изъять. Пусть другие полюбуются, какой талант пропадает.
Улыбка сползла с моего лица.
- Ха! Художник! - забрав мои рисунки, Савинов закрыл дверь и вышел.
Тот час же мои художества попали комдиву…
- Вот! Полюбуйтесь, чем пленный у нас занимается. Журналист недоделанный! Карикатуры рисует!
- Что? Ну-ка, ну-ка! Что это такое? Это что, он петуха рисовал? – спросил Слышкин.
- Что вы, это же орел!
Комдив засмеялся, все офицеры принялись ржать истерическим хохотом.
- На орла не похож, петух ощипанный. Птичка! Это он что, себя рисовал? Ай да Ганс, у него еще и чувство юмора есть? – усмехнулся зам комдива.
Немного подвыпив, полковник Джанджгава решил позабавиться.
- Вы еще его не видали?
- Нет, - ответил Слышкин.
- Так давайте я вам его покажу! Мы сейчас на него полюбуемся, на зверинец, заодно позабавимся. А ну приведите мне его сюда!
Через тридцать минут в санчасть зашел сержант.
- Я за пленным.
- А что случилось? Его что уже забирают куда-то? – спросил Соколов.
- Приказано доставить в штаб, – он зашел в палату, обратился ко мне. – Собирайтесь.
- Куда?
- Не задавайте вопросов.
Я натянул ботинки.
- Руки за спину. Вперед…
- Все, мне конец! – думал я. - Сейчас, меня, наверное, расстреляют. Хотя? А что я такого нарисовал? Интересно, какое настроение будет у командира дивизии? Господи! Он сегодня добрый или нет? А если он еще не ел? Тьфу…
Меня доставили в штаб дивизии.
- Товарищ комдив пленный…
- Вольно, – махнул он рукой. – Идите сержант.
Я огляделся. В помещении сидели офицеры, у них был накрыт шикарный стол, так называемая «поляна», на котором были консервы банки тушенки, сало, картошка, соленые огурцы…
- Ничего себе! – появились мысли, - Вполне прилично. Сытый и пьяный… Фу, слава Богу! Это уже лучше…
Джанджгава показал на мои рисунки.
- Ваши художества?
Я опустил глаза и молчал.
- Я спрашиваю. Отвечайте!
- Мои, - я опустил глаза.
- Ишь, ты, мы еще и рисовать умеем? А ты не боишься, что за эти художества я могу тебя расстрелять?
- Нет, не боюсь. Мне терять уже нечего… Солдата можно убить всего один раз. У вас даже пословица есть: «Двум смертям не бывать…»
- А одной не миновать. Верно! Глядите, он даже еще и пословицы русские знает?! - комдив возмутился, - Нет, он слишком даже умный. Его точно пора убивать! Вот что бывает, если русскую породу с немецкой скрестить. Черти что, чума получается!!! И что мне с ним делать, голову открутить?
Офицеры смеялись. Нет, ржали как кони!
- Хороша птичка! А Гитлера нарисовать сможешь?
- Не знаю.
- Значит так, вообще тебе задание. Нарисуешь своего фюрера, так чтобы портрет был вылитый - будет тебе награда, так и быть помилуем. А нет - голова с плеч, капут! Суп сварим и съедим. Ясно? Ферштейн?
- Ясно.
- Не слышу. Что за писк? Отвечайте, как солдат отвечать должен!
- Так точно!
- Во-о-о! – зам. комдива поднял брови, потом вздохнул, – Все, уйди! Вон!!! С глаз моих долой! Убирайся! – крикнул на взводе. - Уведите его отсюда!
Под конвоем меня увели.
Надо мной позабавились, посмеялись как над зверушкой и выгнали. Ладно, что этим еще обошлось, у комдива видимо было хорошее настроение.
- Черт! Надо же опять вляпаться, по самые уши! Что теперь делать?
В штабе полковник Джанджгава просто был в бешенстве, возмущался и явно негодовал.
- Откуда он выискался только, умник на мою шею? Так бы и прибил бы его, задавил бы на раз, щенок же паршивый! Ведь ненавижу. Нет же! Еще и самое интересное, что он мне все же нравится! И смелости ему не занимать, некоторым нашим солдатам даже у него поучиться.
- Да уж, я бы сказал действительно отчаянный, – вставил Савинов.
- Ну, Володя, ничего не скажешь! - посмеялся комдив. - Ладно, не кипятись, хрен с ним, пацан ещё сопливый. Но умный, согласен!
- Пусть только попробует, не нарисует мне портрет, точно голову оторву! Сколько я их повидал, первый раз вижу «Фрица», который меня ни черта не боится!
При всем, что полковник Джанджгава меня ненавидел, он относился ко мне с какой-то симпатией, мог испытывать ко мне все что угодно, но оставаться равнодушным не мог! То, что я не был глуп, раздражало советского командира, а порой доводило до бешенства. Кто я такой? Пигмей просто, мальчишка сопливый, а вот ума пожалуй чересчур много, не столько даже ума, сколько хитрости. Поскольку был я тонким психологом, то хорошо понимал и видел его насквозь. Не мог он меня расстрелять! Соображал же я, что если занялись мною в НКВД, то участь мою будут решать они.
22 мая…
Утром я встал как обычно, Катя принесла мне завтрак.
- Есть будешь?
Я кивнул головой.
- На, – подала мне тарелку и ложку.
Едва я успел проглотить, как за мной пришли, один из солдат.
- Я за пленным.
- Куда его? – спросил доктор.
- Мне приказано его забрать.
Зайдя в комнату, он обратился ко мне.
- Собирайтесь, пойдете со мной.
- Куда?
- Мне приказано вас доставить.
И снова меня увели…
Завели меня в небольшое деревянное помещение, возле здания бывшей сельской школы. Там была комната, в которой стоял стол, лежали плакаты, учебные пособия, ватман, карандаши, кисточки, краски, вероятно там была художественная мастерская.
- Рисуй.
Солдат оставил меня одного, запер дверь, и сам остался охранять снаружи. Делать было нечего! И пришлось мне малевать карикатуру на Гитлера, высших немецких чинов и немецкое руководство.
Я осмотрелся, нашел чистый лист ватмана, взял карандаш, ластик, устроился на полу и начал работу. Сначала сделал набросок, потом раскрасил гуашью. Как ни странно, но мне все это показалось даже забавным, я изрядно повеселился, придумывая портреты, изобразив все в виде веселого зверинца. Гитлера изобразил в виде орла, министра пропаганды Йозефа Геббельса, с ушами, похожим на обезьяну, Мартина Бормана в парадном мундире, с пятаком как у поросенка. Надо сказать, что портреты получились на славу, в конце концов, уставший, перепачканный краской, я остался доволен своей работой.
Вечером меня снова доставили в штаб, где собрались офицеры, снова была накрыта «поляна». Владимир Николаевич улыбался.
- Хм? Ну что ж, заданием вы справились.
- Я старался.
- Я обещал тебе презент, значит, слово свое сдержу. Не знаю как у вас, а у нас в Красной Армии, командир своих слов на ветер не бросает. - Налил стакан водки, взял черный хлеб с салом и протянул мне, - На, заслужил.
- Спасибо, я не пью.
- Одну можно. Глядите, какой скромный, не пьет он! Че, шнапс нравится больше, чем русская водка?
- Я шнапс тоже не пью.
- А что тогда пьешь?
- Пиво, вино, шампанское…
Полковник развеселился.
- Ты гляди, гурман какой. Пиво ему и вино подавай! – снова мне протянул стакан водки, – Пей!
Пришлось пить! Я изрядно поморщился, закусил бутербродом, при этом меня так перекосило, как от не знаю чего.
- Ну вот! Это уже по-нашему! Ну что за немчура хилая! Даже пить толком не умеют! – завернул кусок хлеба, сала, дал банку сгущенки, протянул мне, – Бери.
- Это мне? – я спросил недоверчиво, явно несколько обалдев, от барской щедрости. – Спасибо!
- Ладно, иди, – махнул рукой полковник. – Проводите его.
Пленного проводили в санчасть.
- Хорошая политбеседа, – сказал комдив. – Глядишь, перевоспитаем!
- Вы что, приручить его хотите? – спросил майор Савинов?
- А почему бы и нет? Зверей же приручают! А этого что, не выдрессировать? Не глупый к стати, а нам лишний переводчик в дивизии не помешает с немецкого. Да и еще, кое-где можно было бы использовать, - предположил Джанджгава.
- Вы действительно так считаете? – спросил подполковник.
- А идея не плохая, - задумался Слышкин. - Вы думаете, из этого что-нибудь получится?
- А почему бы и нет? - сказал Савинов. - Я лично с ним беседовал, так что уже изучил.
- С политруком поговорить бы надо, пусть он с ним еще побеседует, проведет агитацию.
- А НКВД? – вставил слово Шмыглёв? - Они все равно его заберут.
- Разберемся, – ответил Слышкин.
Это был последний день моего пребывания в санчасти.
Продолжение следует....
http://www.proza.ru/2014/06/16/702