18+
Осторожно: жесть! Внимание: выдержка 18+! Аморально!
Когда буквально все папины гости были раздеты догола, а одетыми оставались лишь мы – играющие свои роли и переодетые в милиционеров в масках, да сами доблестные правоохранители с легендарной улицы Патрисия Лумумба, в комнате оставался последний, наиболее рьяно сопротивляющийся собственной участи, облачённый в упрямое тряпьё бюрократа мужчина – тот самый боров, к которому проявила своё особенное внимание, камуфлированная под ОМОН, блондинка Лиза.
Снять бельё с этого мощного здоровяка Лиза пыталась изо всех сил, но, кроме пиджака и полуспущенных брюк, изменить его облик в языческом стиле ей так и не удавалось. По её отчаянному старанию, легко было догадаться о том, что холёный здоровяк этот ей весьма небезразличен. Его возмущённый, выкрикивающий какие-то вздорные нелепости о праве и законе голос был мне знаком: это был голос того самого мужчины, что помешал нам курить дурь на лестничной клетке высотки, тот же могуче-негодующий, полу-оскорблённый чем-то неведомым мне тенор, что сопровождал наши с Лизой страсти на лестнице, в паре маршей от его грозной фигуры, ещё в тот миг, когда все мы мирно тусили без милиционеров и тяжёлых наркотиков. Это его, помешавшего нам ладно приколотить косяк из “Казбек”™, Лиза называла своим мужем, когда я узнал её запах женщины и вкус молодых губ.
Заметив тщетные старания переодетой в милиционера в маске девушки, капитан Сааддаков подал знак рядовому Ключко с дельным напутствием: «Что-то наш юный сотрудник никак не справляется со служебным долгом… Наверное, не хватает навыка… А ну-ка, рядовой Ключко, продемонстрируйте коллеге Ваше умение обезвредить особо-опасного преступника!»
Рядовой Ключко с готовностью бросился выполнять приказ шефа и, чуть посторонив камуфлированную Лизу, ловкими движениями рук и ног разложил здоровяка на полу.
- Сперва ослабим сопротивление, – поучительно обратился к Лизе Ключко, и ударил прикладом автомата “Калашникова”™ его по спине. «Теперь ослабим напряжение в конечностях подозреваемого,» - продолжил свои наставления рядовой. Точными ударами автомата он поразил напряжённые руки, а, следом, ноги мужчины, от чего здоровяк застонал и безвольно обмяк. «Теперь – самое главное,» - продолжал поучать Ключко: «Нужно одним движением подавить у врага дальнейшее желание сопротивляться!» Разбежавшись, он, со всей силы, заехал толстяку прямо в живот открытой подошвой сапога.
Не ожидавшая эдакой жестокости, Лиза даже негромко вскрикнула.
- Всё! Готово! – радостно сообщил Ключко: «Теперь он Ваш! Раздевайте, изымайте, что необходимо, имейте от него всё, что Вам положено! Больше этот боров не-боец!»
Лиза, как будто, хотела что-то ответить рядовому, но вовремя опомнившись от вероятной оплошности, способной разоблачить весь спектакль, прикрыла рот рукой. Бережно уже, она сняла с поверженного мужчины рубашку, с усердием стащила брюки и вцепилась в его цветастые трусы.
Из противоположного угла комнаты послышался хрипловатый, с еле заметным Северо-Кавказским акцентом, голос капитана Сааддакова: «Я так понимаю, что личный досмотр подозреваемого, наш юный сотрудник проведёт сам, и вещественные доказательства оставит при себе, для последующего предъявления на экспертизу…»
Лиза посмотрела в сторону капитана и, немного подумав, согласно кивнула в ответ. Бумажник мужа она освободила от содержимого уже намного проворнее, чем вызвала неподдельный восторг самого, покровительствующего ей капитана. Основная часть содержимого бумажника мужа успешно перекочевала в карманы прекрасной, замаскированной блондинки, но несколько лощёных купюр, всё же, достались Сааддакову, вместе с утаенным от окружающих, воздушным поцелуем благодарности.
Оказавшись нагим, муж Лизы только-только начал приходить в себя после обработки рядовым Ключко и, ворочая затуманенными глазами, принялся снова что-то сопеть и чавкать о правах гражданина. Заметив свет жизни в глазах жертвы, Ключко немедленно и резко заорал: «На колени! Быстро! Как все - на колени!» На что капитан его Сааддаков закивал весьма одобрительно и многозначительно указал себе на погоны.
Неуклюже приподнявшись над полом, муж Лизы, стыдливо поджав зад, устроился на коленях. Увидав его скромную позу, Лиза неодобрительно покачала своим, сокрытым кожаной милицейской перчаткой, указательным пальцем из стороны в сторону и, неожиданно прытко разбежавшись, заехала ему в живот мыском форменного ботинка.
Муж громко завыл, а все вокруг восхищённо ахнули. Скорчившись от боли, мужчина по-прежнему оставался в той же, принятой самостоятельно, позе несправедливо понукаемой жертвы, отчаянно пряча подробную внешность собственного голого зада.
Снова, недовольно покачав головой, уже резиновой дубинкой, Лиза поправила позу своего мужа, подтолкнув в нужном месте так, чтобы зад его оказался оттопыренным на всеобщее обозрение. С явной неохотой, кряхтя и что-то оскорблённо бормоча, муж её всё же приподнял свой зад, и она, той же резиновой дубинкой, помогла ему занять наиболее унизительную позицию.
Капитан обвёл комнату удовлетворённым взглядом и, звонко хлопнув ладонью по подлокотнику кресла, торжественно заявил: «А сейчас… А сейчас, каждый из вас, по очереди, будет подползать ко мне, не вставая с колен… подползать, чтобы услышать о собственной вине, когда я буду оглашать справедливые наказания!»
Вытянув руку вперёд и выставив вверх приподнятый на манер Римского Патриция большой палец с перстнем, капитан начал медленно водить рукой из стороны в сторону, словно наугад выискивая, подходящую для этого дела, первую жертву.
- Ты! Ко мне, на коленях, быстро, шагом марш! – словно из утомившегося ждать разрядки самопала, пальнул приказом капитан Сааддаков, наконец-то разыскав подходящую жертву, указывая на рыжеволосую, стройную красотку с идеальной фигурой и кожей, цвета Рижского прибрежного песка.
Испуганно выдохнув из себя весь воздух, и чуть не опрокинувшись в обморок от неожиданного испуга, красотка начала покорное приближение к столу и водружённому поверх него креслу капитана. Что лукавить лживо? То было во-истину прекрасное, божественное зрелище, достойное пера и кисти самого искусного мастера из бессмертных! Медленно ступая аккуратными и кроткими шажками своих тонких коленей, рыжая красавица распахнула круглые, расколотые чёрными зрачками, словно у кошки глаза и, наполняя густые ресницы влагой отчаянных слёз, трагически двигалась вперёд к ожидающему её, неумолимому мучителю в милицейской форме.
Даже находясь в роли опущенных на пол жертв, все собравшиеся на вечеринку мужчины провожали шествие рыжей красавицы самыми тёплыми и голодными взглядами, какие способны ронять самцы человека вслед объекту вожделения чувств.
Таким вот образом приблизившись к самому капитану и утвердившись близ его, возвышающихся над головами пленных ступней, рыжая девица подняла свои влажные очи вверх, транслируя обескураживающую мольбу, достойную иконы непорочной девы-мученицы.
Восседающий поверх всего сущего в позе возвышенного душой Будды, капитан Сааддаков оглядел свою жертву с головы до ног с особенно отрешённым цинизмом и, вытащив из кармана кителя хромированный стилет «бабочку», приблизил остриё к лицу красавицы. Лезвием ножа капитан аккуратно раздвинул алые, пухленькие губы девушки и обнажил на свет аккуратные ровные и чистые зубки своей избранницы.
- Покажи язык! – шепеляво потребовал Сааддаков.
Быстро зажмурив глазки, словно ожидающая порки ученица, девушка приоткрыла рот шире и высунула кончик влажного, светло-розового языка.
Капитан затих и будто бы оцепенел. Молчание и неподвижность его длились более трёх минут, звенящей от страха и напряжения, оглушающей тишины. Тем временем рыжая красотка начала дрожать от холода неподвижности и ужаса непредсказуемости текущего мгновения. Сначала с самого кончика её прекрасного язычка, дрожь красавицы полилась ниже, проникая в самую глубь тела, пронизывая обнажённые конечности, распространяясь до пышных локонов рыжих волос. Особенно трепетно задрожали её крупные, светло-розовые, под цвет языка, соски, на ладных, едва созревших до сока, грушевидных грудях.
Послышалось, как кто-то из пленных мужчин громко сглатывает потекшую от этого зрелища слюну.
- Закрой ротик… - совсем тихо, на манер утихшего полуденного ветра, наконец, прошептал капитан.
Девушка поспешно сомкнула губы и сглотнула накопившуюся в ожидании этого мига, горькую слюну страха, освежая пересохшее горло влагой, на некоторое время спасённой от мук праведницы.
- А теперь покажи, что там! – капризным и властным тоном продолжил свои домогательства капитан Сааддаков, направив остриё ножа в сторону оберегаемого коленями, голого зада рыжей красотки.
- Нет! – совсем тихонько, еле выговаривая слог, пропищала в ответ красотка.
- Что? Нет?... Нет?!... Это, ты, кому сказала – нет?!... – неожиданно разъярился капитан, напрочь скомкав всю тонкую идиллию образовавшихся только что отношений хозяина и жертвы.
Девушка задрожала крупной дрожью, её юное тело покрылось панцирем крупных мурашек. Широко открытыми, полными испуга и отчаяния глазами она оглядела, усеянный поникшими телами заложников, широкий ковёр гостиной комнаты, ища хоть какой-нибудь поддержки.
В воздухе снова повисло звенящее напряжение абсолютной тишины. Тишина зависла над распростёртыми в испуге телами на мгновение, и вдруг мощно разрядилась от дикого вопля капитана: «Рядовые! А ну, оттрахайте эту сучку!... Что вы застыли, как вкопанные?... А ну-ка – быстро! Так оттрахайте, что бы ей было больно и совестно, прямо в задницу!»
Грешко и Ключко рефлекторно дёрнулись, готовые вот-вот броситься исполнять приказ своего шефа, но, сделав по шагу в сторону рыжеволосой красотки, вдруг остановились в нерешительности.
Прогнув спину, как потягивающаяся после сна кошка, рыжая девица прикрыла голову руками, словно защищаясь от побоев или стыда осуждающих взоров, выставив на показ, наиболее охраняемые ею до сель, тайники сокровищ плоти. Из маленьких, припухлых срамных розовых губ влагалища рыжей девицы потекли прямо на ковёр струи испуганной влаги. Видно, страх её был так велик, что, не сдержавшись, она описалась прямо на глазах у всей публики.
На ковре и на паркете образовалась крупная лужа. В комнате запахло мочой и перепуганной женщиной.
- Браво! – радостно воскликнул капитан и захлопал в ладоши, комментируя происшествие так: «Это – пять! Не четыре и, тем более, не три, а, сразу, пять! Пять баллов!... Такой поступок подозреваемой, немедленно умаляет вину и степень ответственности за любое, совершённое преступление!... Это – настоящий пример гражданской ответственности для всех преступников и правонарушителей!» - важно подняв вверх указательный палец, назидательно риторствовал капитан Сааддаков: «Несмотря на подозрения в совершении ряда преступлений, эта подозреваемая правоохранительными органами девушка освобождается от заслуженного ею наказания и, в награду, получает более лёгкое!»
Прикрывая запястьями рук свои пышные рыжие волосы, а локтями, дрожащие от волнения груди, девица та по-прежнему стояла на четвереньках, удерживая открытый всем взорам, мокрый зад.
- Девушка! – наклонившись к юной прелестнице, обратился к рыжей девице капитан: «Девушка, Вы меня слышите? Подозреваемая, Вы слышите меня?... Прошу Вас: откройтесь, поговорите с нами!»
Осторожно отняв защищающие ладони, прочь от своего лица, девица чуть приподнялась и аккуратно перешагнула коленями через лужу. Лицо её было скомкано смятением в жёваный фантик, а переживающие позор глаза чисты от лишних мыслей. Не имея аргументов и сил для ответа, рыжая красотка отчаянно разрыдалась.
Протянув к девице умащённую драгоценными перстнями руку, капитан Сааддаков, как можно спокойнее и почти что ласково, спросил: «Как тебя зовут, красавица?»
- Соня! – сквозь рыдания, тихонько проговорила в ответ рыжая девица и заплакала ещё сильнее прежнего.
- Молодец! Молодец, Соня! – обрадовался её бесконечной униженности капитан и, обращаясь уже ко внемлющей сему спектаклю публике, торжественно заявил: «Подозреваемая в совершении противоправных действий, гражданка Соня освобождается от заслуженного ею прежде наказания и, как особа, добровольно сотрудничающая с правоохранительными органами, получает почётную должность ведущей застолье!»
- Выходит дело, Соня будет нашей тамадой? – пуская слюни под разалевшимся от страсти взором, с искренней надеждой удивился вспотевший за то время лейтенант Грешко.
- Нет, лейтенант, наша Соня будет вести стол немножечко иным образом… - чуть призадумавшись на мгновение, возразил своему подчинённому капитан и тут же огласил свой приговор девице с особой радостью и торжественностью: «Соня будет на столе танцевать!»
Соня вновь оторвала ладони от стыдливого своего лица и, хлопая мокрыми ресницами, нежным голоском заискивающе спросила: «Значит, Вы не будете делать мне больно, капитан?...»
- А, что – очень переживаешь за свой зад?... – вопросом на вопрос, парировал её возражение Сааддаков и, многозначительно хмыкнув, тихонько добавил: «Вас, русских, не поймёшь! Видать, слишком широкая натура…»
Слёзы вновь хлынули горьким, обильным потоком из глаз девушки, и она, всхлипывая ещё отчаяннее прежнего, попросила: «Пожалуйста, не надо в попу!... Я никогда не пробовала так, и, боюсь, мне будет больно…»
Буквально все, находящиеся в комнате заложницами женщины отреагировали на заявление рыжей Сони вульгарными, циничными смешками и осуждающим улюлюканьем. Капитан цыкнул на них с напускной строгостью, а улыбаясь, снова обратился к Соне: «Какая прелесть!... Не то, что большинство, потерявших стыд в Анапе, Рязани и в Сочи твоих соотечественниц! Настоящий пример для русской нации!»
Спустившись со своего возвышения, капитан сам приблизился к собственной рыжей избраннице и, подобрав со стола полотенце, рукой, облачённой в парадную белую офицерскую перчатку, небрежно обтёр ей зад и мокрые от позора бёдра, ласково успокаивая, при этом, такими словами: «Соня, дорогая моя Соня… Ты, и так, сделала сегодня всё возможное, сделала всё, как надо… Ты – молодчина! Никто трогать тебя больше не будет, - слово офицера!»
- А кто же будет танцевать на столе?!... – совершенно преобразившись от пережитого стресса, вдруг возразила ему совсем неожиданным вопросом рыжая девица.
- На стол, шагом марш! – тут же, без колебаний, скомандовал капитан и, как будто подытоживая эту сцену, закурил креплёный “Danhill” 100’s из собственной пачки.
Сопровождаемая алчущими мужскими взглядами, как была – нагишом, Соня взобралась на стол, и осторожно, стараясь не опрокинуть чего-нибудь из спиртного или закусок, нерешительно переступила с ноги на ногу, делая некое подобие танцевального па.
- Лейтенант, живо музыку! – не мешкая с весельем, скомандовал капитан.
Через мгновение, повинуясь команде капитана Сааддакова, из динамиков полилась и заскакала Боливийская Румба. Соня двинулась бёдрами вперёд, потом, резко отпрянув от собственного движения, подалась назад и, поймав мотив, начала качать тазом и локтями в ритме вечной революции.
Капитан снова взгромоздился в своё, установленное поверх обеденного стола кресло и, подобрав ноги по-турецки, принялся взирать на танец девушки прямо, будто президент на Распутину - с первого ряда зала Советов.
- Лейтенант! – вдруг, заёрзав от какого-то внутреннего недомогания, позвал к себе подчинённого Сааддаков: «Лейтенант, не стойте, как пень!... Скорее помогите своему шефу почувствовать себя ещё более счастливым!»
Многозначительно и расторопно кивнув, лейтенант Грешко незамедлительно поспешил к барной стойке, где, заблаговременно налив в бокал виски на три пальца, подобрал из лежащей без дела колоды карт пикового туза и зачерпнул им щепотку, рассыпанного поверх стола небольшой горкой, кокаинового порошка; после чего, не теряя и мгновения, передал маститого козыря капитану в руки.
Профессионально, капитан вдохнул порошок одновременно обеими ноздрями и запил это чувство виски из бокала. По его телу вновь пробежала нервная дрожь, а на лице появилась новая, ещё не испытанная на папиных гостях улыбка. Его улыбка… она была такая странная, такая непредсказуемая… но одно о той улыбке можно было сказать наверняка: ничего хорошего окружающим она не предвещала…
Довольно удовлетворившись, капитан Сааддаков широко развёл руки и, сделавшись похожим на могучий антропоморфный крест, застыл в этой позе, глядя прямо перед собой с какой-то уничтожающе-отчаянной пустотой. Молча и почти бездыханно он сидел в этой неестественной позе одну, две и даже три минуты; а все вокруг смотрели на него, ожидая, когда он очнётся от этого жуткого оцепенения.
Наконец, брови капитана изогнулись в вопросительную дугу и, опустив руки, он протяжно воскликнул: «Да-а-а!... Знаете ли… Да!» Значительно оживившись после этого заявления, он затараторил много быстрее, с каким-то оптимистическим придыханием: «Мне, друзья мои, приходят в голову разные мысли!... Они приходят и уходят, словно званые к ужину женщины, порхают, словно птицы, а я пытаюсь их поймать!... Ах, друзья, эти мысли!» А чуть после, поёрзав в кресле, он щёлкнул пальцами и принялся шарить взором по комнате, ища кого-то, недоступного его вниманию: «А где же наш хозяин? Где хозяин стола? Где хозяин этого притона?» - спросил он, наконец.
Продолжение?... С оглядкой вправо, да влево, читайте тихо, под заголовком «Росколбасный трах-тарарах».