В очередной раз смотрел мультик с грустным Иа, ищущим свой хвост, и вспомнил грустного еврея, жившего на соседнем жилмассиве в железобетонной ячейке нашего социума, СССР. Вид у него был странноватый. Ходил в несменяемом старомодном плаще, ленинской кепке, в правой руке раритетная чёрная кирзовая сумка с железной молнией. Работал он на скромной должности в заводской администрации, заводская многотиражка часто печатала его лирические стихи. Жена его, по национальности немка, преподавала русский язык в узбекской школе.
Был у них поздний любимый ребёнок, сын пяти лет, дитя двух не литерных национальностей. Бегал как все дети в общем дворе, огороженном четырёхэтажками жилфонда. Для сверстников он время от времени постоянно был мишенью, объектом травли. Ну непохож он был на среднестатистического пацана, и национальности непонятной и поэтому подозрительной.
Отпрыски алкашей и анашистов, собравшиеся в толпу - ведомый искалеченными инстинктами беспощадный вампир (вам - пир, а другим что?).
Как-то вбегает со двора в ячейку любимый ребёнок и с истерическим рёвом бросается к отцу: -папа! Кто я?. Отец нежно гладит пылающую голову прижавшегося к его груди сына и тихо ласково говорит: -ты, сынок, жиденький фашист.
Случилось чудо. Сказанные отцом страшные мерзкие слова стали для его любимого сына пожизненной прививкой против агрессии толпы. Жаль, не все папы - грустные евреи.