Приоткрывая в тайну дверь роман. Часть 1

Галина Литвинова
               
                Тайна Лашко

               
  В утренний час ожидающих отправления парохода до Нюксеницы было немного. Легкий ветерок, примчавшийся с реки, внезапно поднял вверх небольшое облако пыли, погулял по мостовой, разогнал стайку воробьев и неожиданно утих,уступив место наступающему жаркому дню. Огненно-красное солнце, выглянувшее из за темных кучевых облаков,постепенно стало оранжевого цвета и залило своим светом
необозримые поля и леса заповедного уголка вологодского края.Послышался цокающий говорок подходящих к пристани Женщин, одетых в полосатые юбки и мужского типа пиджаки.Головы их, несмотря на жару, были покрыты белыми и цветастыми платками.Бородатые старики в онучах и лаптях,усевшиеся на сваленной ветром березе, повели неторопливый разговор о нелегкой хуторской жизни, стали делиться друг с другом махоркой и последними новостями. В надежде поймать осетра или щуку застыли на утлых лодчонках рыбаки. На берегу Сухоны резвились вездесущие мальчишки. Искупавшись в ее теплых водах, они начали ловить рыбу завязанными узлом рубашками, а потом стали предлагать ее спешащим на пристань людям.
  Вскоре в продуваемом ветром проходе пристани собралось человек тридцать. В этой унылого цвета толпе ярким пятнышком выделялась одетая в сарафанчик цвета морской волны в горошек девочка лет шести. Она стояла рядом с отцом-
военным и наблюдала за худощавой женщиной, что притулилась к поручням трапа. Она просила мужчину помочь занести ее тяжелую котомку на пароход, говорила, что у нее очень болят ноги. Он, окинув взглядом ее помятую юбку из сукмарины*,
застегнутую на одну пуговицу полинялую кофту, и с брезгливым видом отошел в сторону. На этот наряд и обратила внимание девочка.
– Чаво зыркаешь-то? – спросила та. – Горочкая, что ли?
  Девочка сначала не поняла, что означают эти слова, но потом по выражению лица догадалась и кивнула.
– Я с папой на хутор Зеленики еду.
– Глико! – воскликнула женщина – Да ты не доцка ли Ковки Гашкова?
  Услышав свое имя, Николай подошел и встал рядом.
– Здравствуй, Дарья, забыл, как тебя по батюшке.
– Да ладно, паре, мы с детства знакомы. Можно и по имени.
– Знакомься, Лида. С тетей Дарьей мы по соседству на хуторе жили.
– Давно тя тутока не было, – продолжала женщина. – Давно ли мимо мово дому на бочаг c робятами бегал да голожопиком через забор перемахивал? А?
– Было дело… Много с тех пор воды утекло, Дарья. После войны я только раз приезжал на хутор с молодой женой. Работа,переезды, жизнь военная часто приезжать не позволяет. Пишут родители, что сено им помочь накосить корове надо. Вот отпуск взял и решил стариков навестить да дочери хутор показать. А ты чего бледная какая?
– Мне лихо. Из больничи еду. В колхозе надорваласе, спину разогнуть не могу. Вся полнота от роботушки опала, а жить то наде. Одна я тапериче... Доця моя на Сахалин укатила, не пишет и не едет. Ты уж не серчай, помоги мне котомку-ту на
пароход занесть.
– Конечно, помогу, – ответил он и, сказав дочери, чтоб не отставала, понес котомку Дарьи на пароход.
  Женщина, охая и вздыхая при каждом шаге, поплелась за ним.
– Папа, почему она тебя так называет? – тихо спросила Лидочка.
– Это меня так в детстве звали. По-нашенски Гашков – сын Гаврилы, деда, значит, твоего. В этих краях много чего интересного услышишь.
  Поставив котомку Дарьи на палубу и выслушав от нее слова благодарности, он повел дочь в каюту. Лида, никогда раньше не ездившая на пароходе, тут же заняла место у окна и начала осматриваться по сторонам.
– Ой, папа, как красиво вокруг! Как хорошо, что ты взял меня с собой, – восторженно лепетала она.
– Это, Лидуся, пока территория города. Представляю, как ты удивляться будешь, когда хутор мой увидишь. Там речка одна чего стоит, а леса высоченные – неба не видно! У дедушкиного дома еще сохранилась качель, на которой я в детстве с братьями качался. Приедем, я тебе все покажу, а пока здесь посиди. Я пойду, покурю.
  Он погладил дочь по голове и вышел на палубу. В этот момент «Серов» дал гудок. Пришли в движение его большие колеса, и судно плавно отошло от причала. Вдохнув чистого речного воздуха, Николай расправил плечи, подставив лицо под палящие лучи солнца, почувствовал, как приливаются силы и яснеет голова. Позади остался центр Вологды, замелькали одноэтажные домики по берегам Сухоны, которая неторопливо несла свои воды на север. Там, среди черных лесов и топких болот, в конце девятнадцатого века поселились его предки по материнской линии. Никогда раньше Николай не задумывался над тем, почему его родители обосновались в этих удаленных местах. По молодости лет не придал этому значения, не догадался распро
сить родителей о своих близких и сейчас очень сожалел об этом.А вот деда Лашко смутно припоминал. Был он высокого роста,косая сажень в плечах, с белой окладистой бородой. С плетеным сундучком за плечами хаживал он по хуторам и деревням,делал бочата, столярничал, помогал одиноким по хозяйству.Люди расплачивались яйцами и молоком, зерном и овощами.Так и жили они с женой. В те годы никакой власти в этой глухомани не было, и фамилии его никто не спрашивал. Только когда организовался сельсовет и родились дети, в метриках пришлось
указать фамилию – Лашковские. Однажды, почувствовав, что дни его сочтены, Лашко открыл своему старшему сыну, Александру, тайну появления на хуторе. При этом строго-настрого наказал никому не рассказывать о своей национальности и о
том, что он из семьи репрессированных.
  А дело было так. В конце девятнадцатого века за участие в восстании против власти из Польши было выслано несколько семей с детьми. Полураздетых людей посадили на старую баржу и отправили умирать вниз по Сухоне. Был конец октября, река уже покрывалась льдом. Неуправляемое судно никак не могло причалить к берегу. Люди страдали от голода. Лишь нескольким выносливым и сильным,среди которых были супруги Лашковские, суждено было выбраться на берег у черных тотемских лесов. В поисках еды и питья они побрели по хуторам. Местные жители обогрели их, дали на первое время крышу над головой, а потом помогли построить небольшие избы и землянки, в которых приезжие провели первую зиму. Через год Лашко срубил себе дом, в который жена принесла продолжательницу рода, дочку Серафиму. Под большим секретом Александр рассказал эту историю Николаю. И теперь он стал единственным хранителем тайны рода.
– Папа, ты о чем задумался? – спросила неожиданно появившаяся рядом дочь.
Он обнял девочку и сказал, что вспомнил свое босоногое детство.
– Почему ты мне о себе никогда не рассказывал? Мне все так интересно! Ну, расскажи, а?!
– Долго придется рассказывать, Лидуся. Боюсь, не успею…
– Ну, хоть чуточку! – заискивающе глядя в глаза и поглаживая его руку, говорила Лида. – Я тебя лучше слушаться буду.
– Ну ладно, расскажу. Только не перебивай.
– Ага. Пойдем в каюту, чтобы нам никто не мешал.
– Мать моя не была красавицей, – удобно устроившись возле окна и обняв дочь, начал он. – Роста была выше меня. После болезни оспой на ее лице появились светло
коричневые рябинки, и она их очень стеснялась. Школы тогда на хуторе не было,
и мать стала учить ее ткать, прясть, шить одежду, готовить еду.К двадцати годам бабушка твоя превратилась в сильную стройную девушку, о которой бабы говорили: «С лица не воду пить.Вона на все руки дельная».
– Ой, пап, как ты непонятно говоришь! – засмеялась Лида.
– Извини, я совсем забыл, что ты наших говоров не знаешь.Дельная – значит умелая, работящая. Слушай дальше. Женихов в ее деревне не было. В двадцать пять лет твоя бабушка поехала в гости к родственникам, и там ее посватали за Гаврилу.
– За дедушку?
– Да. Был он красивым, окончил два класса церковно-приходской школы, а она выше его на целую голову. Привел он ее в свой дом, на хутор Кокуевка. Два брата стали насмехаться над длинноногой и рукастой Серафимой. Она обижалась, но виду не
подавала. Гаврила работал смотрителем на реке, братья с отцом – в леспромхозе. Приходилось ей одной и за скотиной ухаживать,и тяжести поднимать даже тогда, когда была беременна первым сыном. Мать рассказывала, что однажды она завернула брата Ивана в холщовое одеяло, завязала в мешок свои нехитрые пожитки и пешком отправилась к родителям. Вот тогда отец вернул беглянку домой и решил построить себе дом на хуторе Зеленики, куда мы с тобой, Лидуся, и едем.
– Нелегкое досталось мне детство, дочка, – продолжал Николай.– Когда мы с братьями подросли, отец стал заставлять нас собирать в лесу осиновый лист, заготавливать ивовое корье, которое он отвозил на станцию Брусенец и продавал. В баньке из шкур забитых телят и овчины он изготовлял кожу для сапог. Сапоги в те годы были роскошью. Их шил в нашей местности всего один мужчина. Так что
хуторяне надевали сапоги только по большим праздникам. Самой удобной обувью у нас считались лапти, или ступы.
– Пап, а бабушка тоже в лаптях ходила? Это же некрасиво!
– Размер ноги у нее большой был... Да и по болотистой местности в лаптях удобнее ходить, ноги не потеют.
– А какие у вас были игрушки?
– Помню, до колхозов по нашим хуторам ездил на лошади мужчина. Он продавал иголки, булавки, гребешки, краску для окраски ниток, а нам дарил глиняные свистульки.
– И все? Ой, как же скучно вы жили! – вздохнула Лида.
– Некогда нам было скучать. С утра до глубокой ночи по хозяйству отцу и матери помогали.
– А когда же вы уроки учили?
– Все успевали. Я читать и писать у своих братьев научился.Сядут они вечером за стол, лучину зажгут и читают нараспев, а я запоминаю. Они меня старше были, но я не хотел отставать.Зато когда в школу пошел, в середине учебного года из первого
класса меня одного во второй перевели. Так то вот.
Николай вынул из кармана военный билет, показал дочери.
– Ой, какой ты красивый был! – воскликнула она. – Пап, а ты всегда был военным?
– Нет. Если бы не война, работал бы в сельской школе, учил детей писать, считать... Я по профессии учитель.
– Теперь понятно, почему ты мне за письмо по лбу щелкал...
– За дело. Ты писала очень коряво. На месте учителя я бы тебе одни двойки ставил.
– Тебя, папочка, за эти щелбаны из школы бы выгнали. А вот военный ты хороший. Я так люблю ходить с тобой в школу!Больше всего нравится твоя форма с портупеей. Мне все девчонки завидуют, а Костя Юрьев говорит, что ты скоро станешь и его папой.
Отец удивленно вскинул брови, но, быстро справившись с волнением, ответил:
– Просто ему тоже хочется иметь своего папку… Не верь. Ты у меня единственная дочка, и я тебя очень люблю!
– Пап, а как ты стал военным?
– Командиры в армии увидели мой красивый почерк. Когда война началась, меня сразу отправили на курсы младших лейтенантов, потом взяли в штаб писарем. Я оформлял наградные листы, списки погибших составлял, бумаги разные. Да это тебе,
наверное, не интересно...
– Ага... Скорее бы уж приехать. Кушать сильно хочется.
– Недолго осталось, через час в Брусенце будем, а там нас дедушка на лошади встретит. Бабушка Серафима уже разных вкусностей наготовила, ждет – не дождется. Давно я шанежек с пряжёниками не ел!
– А что это такое? – округлив глаза, спросила Лида.
– Шаньги наподобие наших оладий и сдобных булочек. В доме у нас всегда были творог, сметана и яички, а какую вкусную она варила кашу из заспы. Я ничего вкуснее в жизни не ел! Вот приедем, и попробуешь. Мне надо будет деду помочь сена накосить, сарай подремонтировать, а ты будешь бабушке на огороде
помогать.
– Фи! Я еще маленькая…
– Маленькая, да удаленькая. Вон, какие вопросы задаешь!
– Папка, хватит разговоры разговаривать, пойдем на воздух!
– И то правда, замучила ты меня своими расспросами.
День клонился к закату. Разморенные пассажиры дремали, и только полуголый матрос, напевая что-то себе под нос, неспешно драил палубу.
– Папа, посмотри, какая река чистая, не то что у нас в городе!– говорила Лида. – Дно видно. Посмотри, какие большие рыбы плавают! Как их здесь много!
– Да, рыбу можно без удочки ловить, непуганая она здесь.Отец раньше поедет на лодке глубину реки измерять и меня с собой возьмет. Пока он своим делом занимается, я плотву и щурят руками ловлю. Бывало, наполню ведро доверху и едва
домой донесу. Мать меня по голове погладит, и начнем мы с ней рыбу чистить, потом уху варить. Эх, чудесное было время!
  Пароход сделал несколько остановок и вскоре причалил к Брусенцу, где их поджидал на лошади седовласый сгорбившийся дед Гаврила. Увидев сына, он не пошел навстречу, а только помахал рукой, приглашая идти к телеге.
– Здорово, тятя! Я уж думал, что не встретишь. Пешком идти собрался.
– Обрадел, явилси, – молвил Гаврила. – Матка толочить лен пошла, а я с ней разругался и уехал.
– Чего опять не поделили?
– Не встревай. Лидкя, здоровкаться будем?
– Будем, – ответила Лида и, чмокнув деда в небритую щеку,забралась на телегу в свежее пахучее сено.
  Вскоре она задремала. За разговорами путники незаметно преодолели десять километров. Лида не слышала, как отец внес ее на руках в горницу, положил на соломенный матрац за перегородкой и укрыл одеялом. Ей снился зеленый цветущий луг,вокруг которого летало множество эльфов...
  Проснувшись, Лида увидела хлопочущую у русской печки бабушку Серафиму. В своих длинных узловатых руках она держала ухват. Ставя в печь чугунки, наполненные овощами и мясом, она что-то бормотала. Голова ее была повязана белым платком, а юбка в широкую полоску прикрывала обутые в огромные лапти ноги. Почувствовав на себе пристальный взгляд, бабушка обернулась и сказала хриплым голосом:
– Эва, проснуласе... Вставай, Лидкя. Батько-то с дедом давно роботать отправилисе. Бери утиральник, умойсе и исть иди!
  Лиде очень хотелось подольше поваляться, но строгий взгляд бабушки заставил ее повиноваться. Она быстро вскочила, умылась и, схватив румяный пряженик, села на широкую лавку под образа.
– Помолимсе сперва, – сказала бабушка.
Встав перед иконой, она начала читать молитву, затем поставила на стол творог со сметаной и шаньги.
– А можно мне шанежки попробовать? – робко спросила Лида. – Папа их всю дорогу нахваливал.
– Вона оне.
– Эти черные и соленые?
– У нас все соленое: и меско, и шти. Как без соли? Она жизнь дает. Нады кумекать, Лидкя. Привыкай.
– Не хочу привыкать.
Лида решила налить молока, но кружки на столе не оказалось. Она начала пить прямо из кринки и пролила молоко на платье.
– Глико, платье-то как замарала! Ужо задаст тебе батько! Накось обмылок и подь замывать на реку. А потом нам с тобой нады огурчи полить, курич накормить. Лясы точить нам некогды.
 
  Двенадцать дней, что Лида провела на хуторе, остались в памяти как путешествие в удивительную сказку, где ведут вечный бой за существование чем-то недовольный дед истряпуха-бабушка, у которой все горит в руках. Сама она купалась в ласковых водах речки Закокуевки, собирала белые грибы, которых было в ближнем лесу видимо
невидимо. Дед с отцом уходили на сенокос, а бабушка постоянно была занята
работой по дому. Пришлось помогать ей поливать огород, пастикорову Фросю и кормить поросенка Борьку. К отъезду ей удалось подружиться с обидчивым котом Васькой, который никак не хотел терпеть в доме гостей.
  Закончив заготовку сена и отремонтировав сарай, Николай стал собираться в дорогу. Мать, вытирая фартуком слезы, наказывала:
– Приезжай, Ковка, почаще. Тятеньке худо. К дохтору не идет.
– Хватит! Жаба тибе, сядь! – услышав слова жены, недовольно произнес Гаврила.
–Тятя, давайте я вас к себе заберу, врачам военным покажу.
– Ишь, чаво удумал! Никуды я с хутора не поеду… А если что с нами буде, Виталя брякнет тебе по телехфону.
  Серафима вышла за порог, перекрестила сына с внучкой, долго махала им вслед.
  Всю дорогу отец и сын молчали. Каждый думал о своем. Уже на пристани, прощаясь, Николай почувствовал хриплое дыхание отца, не выдержал и слезы показались из глаз.
– Прощевай, Ковка, – тяжело вздохнув, сказал отец. – Вдругоредь с бабой своей приезжай. Ёйным родителям поклонись.Совет мой запомни. Бабе своей воли не давай, а девок держи строго. Нахлебников вырастишь и будешь, как я, один свой век
доживать…
– Хорошо отец. Я на следующий год обязательно приеду!Слово даю.
– Ужо, ужо… Свидимся ли еще…
– Маму береги!
– Чего ей сдеется…

                Попутчики

...Прошло семь лет. Не смог Николай выполнить данное отцу обещание. Сначала из
за очередного переезда к новому месту работы в город Рыбинск. Только они с женой успели обустроиться в ведомственной квартире «Волголага», как на свет появилась дочка Леночка, из-за слабого здоровья потребовавшая к себе самого пристального внимания. Она часто болела. Пришлось ее лечить домашними средствами. К счастью, болезнь отступила. Еленка превратилась в шуструю и веселую девочку,которой до всего было дело. Старшая дочь к тому времени закончила семилетку. Жизнь вошла в привычную колею. И тут,как снег на голову, пришло письмо от племянника Виталия. Он сообщал, что изза серой болезни умерла бабушка Серафима, а через девять дней после ее похорон преставился и дед Гаврила. В конце письма он просил приехать и решить, что делать с домом родителей.
С тяжелым чувством вины в середине лета отправился Николай на родину. Лида упросила взять ее с собой. Очень хотелось побывать на хуторе, поплавать в ласковых водах речки Закокуевки, еще раз увидеть эту дикую природу. Узнав о желании сестры, Еленка тоже стала собирать свои вещички. Подумав, что девчонки ему не помешают, Николай взял билеты на троих и вместе с дочерьми отправился на вокзал.
   Как и в прошлый раз, приехав на поезде в Вологду, они пересели на пароход «Серов». Лида заняла в каюте место у окна и стала наблюдать за проходящими мимо пассажирами, а когда это наскучило, вышла на палубу и уселась на лавку под капи
танской рубкой. Ее внимание привлек стройный юноша в черном костюме и белой нейлоновой рубашке. Развалившись на кормовой лавке, он живо беседовал с попутчицей. На его алых губах блуждала шаловливая улыбка, хитрые зеленые глаза стреляли при разговоре вправо-влево. Он громко смеялся на ее словечки, закидывая голову и перебирая рукой свои русые волосы.Девушка смотрела на него восхищенными глазами. Длинная темная юбка прикрывала ее ноги, пиджак с плечиками в серую
клеточку полнил и старил. Только светлые кудряшки из-под накинутого на голову цветастого платка да голос-колокольчик выдавали ее юный возраст. На вид было обоим лет по шестнадцать-семнадцать.
– Юр, ты в деревню пешедралом али встренет кто?– спросила она.
– Бабуля обещала соседа на лошади прислать. А ты сама как до деревни добираться будешь?
– А чё? Я раньше тебя дома буду. Мне не привыкать! Ноги молодые! Всего
то пять километров. А ты сёдни на вечерину в клуб придешь? Станчуем?
– Станцуем, Глаша, но не сегодня. Устал я с дороги, да и бабуля меня сразу в баньку отправит. Целое лето впереди, еще натанцуемся.
– Обрадел! Я ждать буду. Слово c тебя беру!
– Да ладно, раз сказал, приду в клуб обязательно, – бросив пристальный взгляд на сидящую напротив Лиду, ответил он.
В какой-то момент он сравнил попутчицу со своей деревенской подружкой Женей. Светловолосая стеснительная красавица давно заняла место в его сердце. Рыжеватые же волосы развевались в лучах солнца, открывая усеянное едва заметными веснушками лицо. Прямой нос и черные глаза выдавали натуру заносчивую и гордую. Неожиданно ее окликнул военный и позвал в каюту.
   ...Когда Николай с дочерьми с аппетитом уплетали купленную в пристанском буфете рыбу, в окне появилось лицо пожилой женщины. Она внимательно посмотрела на Лиду, затем перевела взгляд на отца и тут же отошла в сторонку.
– Пап, это твоя знакомая, да? – спросила Лида.
– Нет. Я ее впервые вижу.
– Чего же она так недоверчиво на нас посмотрела?
– А ты у нее возьми и спроси, если мне не веришь, – испытующе посмотрев на дочь, сказал Николай.
– Заглянет еще раз, и спрошу! Что за манеры!
– Ладно, успокойся. Может, ты ей кого-нибудь напомнила? Бывает в жизни всякое, – говорил отец, доставая из кармана пачку «Беломора». – Отдыхайте, а я покурю пока.
  Лида проводила его глазами, положила под голову свой плащ и легла, отвернувшись к стене. Еленка уткнулась в любимую книжку с картинками.Николай вышел на палубу, присел на освободившуюся лавку и закурил.
  Высоко в небе парили два облака, похожие на профили мужчины и женщины. Они тянулись друг к другу и никак не могли соединиться. Вот точно так же долгие годы он не мог встретиться с Таей, своей первой деревенской любовью. Отец писал, что в сорок первом она уехала с хутора в неизвестном направлении...
   Высокая, белокурая, с ямочками на щеках, Тая нравилась всем парням округи. На пятьдесят верст красивей невесты не было.Из-за нее случались на танцах кулачные бои, самые близкие друзья становились врагами. Каждый старался обратить на себя
внимание, а она никому не отдавала предпочтения. Николай,вихрастый, длинноногий, как и другие, жаждал с нею встречи,рисовал в своем воображении немыслимые картины близости.Губы его сохли от волнения, мысли путались, а когда встречал
девушку на дороге, столбенел и ни слова произнести не мог.Однажды, в начале июня, Тая сама назначила ему свидание за овином. Вот там он впервые ощутил нежность ее рук и теплоту девичьей груди... А утром следующего дня его вызвали с вещами в военкомат и отправили в армию.
– Неспетая песня моя, – вслух произнес он и увидел рядомженщину, что днем заглядывала в каюту.
– Это вас Ковкой кличут? – преодолевая робость, спросила она.
– Да, а в чем дело?
– Вы уж меня простите за любопытство. Скажите, кем вам эта кудрявая девушка приходится? Для жены молода еще, да и младшенькая с ней похожа...
– Это мои дочери. А почему вы интересуетесь? Кто вы?
– Вы меня не знаете, я из Городишны. Татьяной звать. А о вас я знаю из рассказов моей подруги Таи.
– Таи... Мелединой?
– Вспомнили, значит. Царствие ей небесное, голубке. Прошлой осенью она пошла за клюквой и утопла в болоте… Дочка у нее осталась. Вот я и смотрю, уж больно старшенькая ваша на нее похожа.
Николай почувствовал, как кровь приливает к лицу и учащенно бьется сердце. Попутчица все говорила, как Тае пришлось скрывать свою беременность, как отец, узнав об этом, осерчал и выгнал из дома.
– Пришлось мне уговаривать мужа, чтобы разрешил ей пожить у нас в баньке. Не могла я ей отказать, – говорила женщина. – Только когда родилась девочка, родители сжалились и забрали к себе. Женей ее назвали. Шла война, надо было как
то выживать. Куда вам писать письма, Тая не знала, а когда пришла победа, было уже поздно… Хвастал Гаврила, что вы нашли на фронте жену и устроились в городе. Вот тогда Тая уехала от разговоров с хутора… Она попросила меня никому не говорить,кто отец дочери. При других обстоятельствах я бы не проболталась, но теперь вам надо знать правду. Жене сейчас восемнадцать лет. Она в Слекишине живет и работает на ферме в колхозе. Дом ей от матери достался, корова. Красивая и очень добрая девушка.
– Вот это новость, – прошептал Николай. – Аж сердце зашлось.
  Немного успокоившись, он начал расспрашивать попутчицу,где живет Женя, когда с ней можно пообщаться.
– Я обязательно встречусь с ней, только попозже, – пообещал он на прощание.
Раздался гудок. Николай вошел в каюту, растолкал уснувших дочерей, и все стали готовиться к выходу.

  Спустившись по трапу на берег, Николай увидел приближающуюся фигуру племянника, двадцатипятилетнего увальня. Они пошли друг другу навстречу, обнялись. Виталий усадил сестренок на телегу, поставил рядом с ними чемодан и спросил, не видели ли они на пароходе городского парня в черном костюме.
– Вон он с девушкой разговаривает, – ответила Лида.
– Эва! Юрок, подь сюды! – окликнул его Виталий. – Бабка твоя наказала встренуть.
Через минуту парень уже сидел на телеге рядом с Лидой.
  Разговаривая о внезапной кончине стариков, Николай с Виталием вели лошадь под уздцы. Еленка бежала впереди, собирая в корзиночку еловые шишки и листики для гербария.Какое-то время молодые попутчики молчали.
– Вы к нам надолго? – не выдержав, спросил парень.
– Дней на десять, наверное, – нехотя ответила Лида.
– А вот я на все каникулы! Здесь раздолье: речка, рыбалка,вечерние посиделки у костра, романтика! Ты в клуб пойдешь?
– Я здесь никого не знаю.
– Меня Юркой зовут. А тебя?
– Лида.
– Вот и познакомились! Если хочешь, я тебя туда провожу.Там вся округа по субботам собирается. И со всеми и познакомлю. Я здесь свой парень, уже десять лет подряд приезжаю.
– Если мне не изменяет память, ты уже одной девушке обещал станчевать, – съязвила Лида.
– Ага, подслушивала, значит?
– Уж больно вы громко разговаривали.
– С Глашей мы с детства знакомы, и это меня ни к чему не обязывает! – заметил он.
– Да ладно, извини, – помолчав, сказала Лида. – Заходи, я думаю, что папа не станет возражать. У него своих дел полно.
Пока лошадь преодолевала десять километров, новые знакомые успели поговорить о многом. Лида рассказывала о жизни в офицерском доме, своем увлечении музыкой и мечте поступить учиться на певицу. Юрий поведал, что увлекается ковкой металла (научился этому в деревне), через год окончит автомеханический техникум в Днепропетровске и пойдет служить в армию.
– Вот отдам Родине свой воинский долг и приеду сюда на постоянное место жительства. Красивей мест на всем свете не найти. Дом-пятистенок себе поставлю. Леса-то вокруг вон сколько! Жену себе местную возьму, есть одна на примете. А ты
о каком муже мечтаешь?
– Я? Я еще не выросла, но замуж выйду только за военного!
– Ха-ха! – засмеялся Юрий. – И будешь сидеть на какой-нибудь точке среди лесов и болот, как царевна лягушка!
– Да ну тебя, – запальчиво произнесла Лида. – Каждому свое.Вон мой папа – капитан, скоро майором будет, а там и до подполковника недалеко. Поглядеть на форму, и то любо-дорого.Знал бы ты, сколько женщин на него в городе посматривает!
– Видел, как его на пароходе одна тетка обхаживала. Да разве это достоинство мужчины? Глупая ты еще, подрастешь – поймешь.
  Услышав эти слова, Николай нараспев сказал:
– Она очень даже не глупая, молодой человек. Как вас там?
– Юрий.
– Так вот что, Юрий. Если удастся, увидишь, как начнут сбываться ее мечты! Она в меня уродилась. Я до Берлина дошел и ни одной царапины не получил. Вот братьям моим не повезло...
– Дядя, расскажи о моем отце, – попросил Виталий. – Покойница-мать даже его имя запрещала называть. Что между ними произошло?
– Я не все знаю, – начал издалека Николай. – Шура была воспитана в зажиточной семье, по характеру серьезная, молчаливая. А Иван нраву веселого был. Тебе уже два года было, когда он уехал на заработки в соседний леспромхоз. Приезжал домой
раз в месяц, отдавал Шуре заработанные деньги, а через два дня снова возвращался на работу. Вот там он и встретил ласковую женщину. У них родился ребенок, и это стало известно братьям твоей матери. Конечно, они сильно осерчали на твоего отца. В отместку за измену сняли с него бронь и отправили на фронт.Как они говорили, «чтобы кислую шерсть выбить». В конце сорок первого пришло сообщение, что он погиб.
– Я на курсах младших лейтенантов тогда был, – помолчав,сказал Николай. – Вот и задумали родители женить меня на твоей матери, Виталий. Знаешь, что мне отец в письме на фронт написал?
– Чего?
– «Неча родную кровь по миру пускать. Закончится война,возвращайся на хутор. Ждет тебя невеста и робенок ейный. Ничего, что она старше и жена Ивана, зато будешь с родителями рядом».
– Мать мне ничего про это не баяла.
– А что говорить? Я же с женой и дочкой на руках с фронта приехал. Поздно было что-то менять. Знал бы ты, как они на меня обозлились! Грозились развести с Валентиной. К ворожее даже мать ходила. Я хотел на хуторе остаться, но жена не согласилась. Помню, собрали родители нам прощальный обед. Мне поднесли целую братыню пива. Я его очень любил. Надо бы в дорогу собираться, а меня в сон клонит. Отец лошадь запряг. Я лег на телегу и заснул. Как мне рассказала потом Валентина,мать всю дорогу несла Лидочку на руках и всем встречным говорила, что сноху провожает на родину, а сына скоро будет женить на Шуре.
– Неужели она была способна на это? – удивился Виталий. – Я не верю. Она к нам хорошо относилась.
– Слушай, что дальше-то было. Жара стояла. Специально или как, но одеяло дочкино она по дороге обронила. Наверняка для того, чтобы я опоздал на пароход. А оно красивое было, немецкое. Валентина меня растолкала и послала искать. Слава Богу,
встретились мне два мужика из соседней деревни. Они шли следом и подняли одеяло. Я все-таки успел добежать до отхода парохода и, прыгнув на корму, помахал родителям рукой. Мать запричитала и прокричала вслед, что все равно не даст нам жить. Мне было горько и обидно, что родители задумали разлучить нас. Потому Валентина к вам нынче и не поехала.

  Лида и Юрий молчали. Хотелось все понять и запомнить.Виталий начал расска-зывать, как нелегко ему было жить без отца, делать в колхозе всю мужскую работу, как страдала от одиночества мать.
– Вот женился бы на мамке моей и жил, как у Христа за пазухой, – бросил он в сердцах. – Она ведь самой лучшей трактористкой в колхозе была. Мужчин всех на фронт угнали. Надорвалась на работе, вот и забрал ее Господь раньше времени...
Уставшая за день лошадь медленно плелась по изрытой корнями дороге. Вскоре на горизонте показались покатые крыши домов.
– Вот и приехали! – соскакивая с телеги и галантно предлагая Лиде руку, крикнул Юрий. – Вас уже встречают, а я пошел.
-Спасибо, дядя Виталий! До завтрашнего вечера!
  Его стройная фигура замелькала между деревьями и вскоре
скрылась из виду. Еленка помахала ему вслед рукой и крикнула:
– Тили-тили-тесто, жених и невеста!
  Виталий,всю дорогу наблюдавший за общением молодых, распахнул двери, усмехнулся и сказал:
– Заходи в избу, невеста.
– До невест нам еще дорасти надо, – возразил Николай.
– Дорастет, глазом моргнуть не успеешь, – ответил Виталий.
Лида с отцом и Еленкой прошли через сени и очутились в просторной комнате в три окна, где уже был накрыт стол. За перегородкой возле печи хлопотала одетая в длинную юбку и цветастую кофту лет тридцати пяти миловидная хозяйка.
– Ой, Николай Гаврилович! Долгонько же вы ехали! – говорила она, закрывая заслонку печи. – Я уж волноваться начала.
– За разговорами да воспоминаниями о времени совсем позабыли, – ответил он, оглядывая скромное жилище племянника,где кроме материнской горки и комода, широких лавок да стола ничего не было.
– А это кто? – разглядывая девчонку, говорила Оксинья. – Неужели Еленка так вымахала?
– Да, дети нынче здорово растут. Не в пример нам.
– И Лидочка совсем взрослая стала. Я бы если в городе встренула, не узнала...
– Вон, пока ехали, поклонника себе нашла, – сказал Виталий.
– Они уже свидание завтра назначили! – добавила Еленка.
– Ленка, прекрати! Подумают плохо обо мне...
– Что ты, Лидушка! – предлагая гостям чистое льняное полотенце, говорила Оксинья. – Ну, а если и познакомилась, так что? С этим городским Юрой, что ли? Бабушка попросила Виташу его встренуть.
– А он очень даже ничего, – с издевкой глядя на отца, ответила Лида. – Все о себе рассказал. Завтра меня в клуб на вечерины проводит. Тетя Оксинья, а что такое вечерины?
– По нашему – молодежные гуляния. А вечерка – посиделкис плясками и песнями. Сходи, посмотри, как деревенская молодежь гуляет.
– Пап, ты меня отпустишь?
  Николай махнул рукой и ничего не ответил.
  Оксинья поставила на стол чугунок с аппетитно пахнущими щами. Следом на деревянном выскобленном набело столе появились ломти хлеба, аккуратно нарезанные кусочки свиного сала, вареные яйца. Отец, перекинув через плечо полотенце,
кивнул дочерям и повел в сени, где стояли ведра и таз с водой.Через несколько минут веселые и умытые, они уселись на лавке под образами.
– Хорошо у вас! – удовлетворенно сказал Николай. – Парное молоко, свое домашнее сало – мечта моего голодного детства.
Он налил себе целую братыню пива и стал пить жадно, причмокивая.
– Вот что, Оксинья. Девчонок накорми, а я – в баньку! Похвощемся с Виталием березовым веничком. Кстати, а где он?
– В бане он, веник для вас запаривает.
– Ох, соскучился я по родным местам! Никуда бы не уезжал...

                На хуторе

  Ранним утром гостей разбудило пение петуха. После завтрака девчонки выбежали на улицу. Хотелось им своими глазами увидеть все, о чем рассказывал по дороге отец. Вот амбар, вкотором хранится одежда и все ценные вещи, огород без конца и
края, где растет пшеница, рожь и огурцы с капустой. За двором застыла в ожидании старая деревянная качель. Лида усадила сестренку, попыталась ее раскачать, но сил не хватило. Николай с Виталием поспешили на помощь и привели в движение
барабан, на котором крепилась крестовина, а на ней – люлька.
– Ну что, сестрички, хотите под небеса взлететь? – крикнул Виталий.
– Хотим, – крикнули они в один голос.
– Тогда держитесь крепче!
  Лида с Еленкой в одно мгновение взлетели вверх и с визгом сделали несколько кругов. Головы у них кружились, но ощущение полета понравилось. Отец остановил качели и помог дочерям выйти из люльки. По узенькой тропочке они сбежали к
живописной речке, где, по рассказам отца, водились караси и раки. В этот час ребят на ее берегах не было, только на мосточке изогнутым деревянным предметом била белье пожилая женщина. Возле нее, опираясь на коромысло, стояла одетая в длинную юбку молодуха. Увидев незнакомых девчонок, она стала гадать, к кому же они приехали.
– Ой, Олимпиада, это ить Ковки Гашкова доцки! За ними намедни Витькя на пристань ездил. Бают, дом родительский перевозить в Городишну будут.
– На кладбище бы им надо первым делом сходить. Могилки-то родителей совсем провалилисе… Стоят два осиновых кола на цыганском кладбище, как у безродных, – молвила пожилая.
– Да… Жили люди, маялисе, а тапериче никому до них дела нет. Глико, платье какое на старшой! В рубашке выпендрилась!
– Они горочкие – жопы пачканые. Там у девок совести нет.
– Шутнича ты какая!
– Перестань еготать*, подависсе!
С этими словами она сложила белье в корзину и поплелась в гору, увлекая за собой молодуху, которая легко подняла на плечи коромысло с двумя ушатами воды. Сестры с удивлением посмотрели им вслед. Потом, сбросив сарафаны, улеглись на теплый песок. Еленка зашла в воду и стала разглядывать дно, надеясь руками поймать рака. Лида с улыбкой наблюдала за стараниями сестренки и, когда ей надоело, с разбегу бросилась в речку, окатив ее брызгами. Вода была словно парное молоко, но
в бочаге, куда заплыла Лида, она оказалась намного холоднее. Вспомнив, что в этом месте бьют родники, она поплыла назад.
  Искупавшись и обсохнув на солнцепеке, сестры вернулись к дому и уселись на завалинку.
– И как здесь люди живут? – расчесывая свои пышные волосы, говорила Лида. – Всего пять дворов! Ни клуба, ни магазина. Где же они продукты покупают? Я бы так жить не смогла. Ты видела, какие тяжелые ведра женщина в горку понесла?
– Да. А мне здесь нравится! – ответила Еленка. – Небо высокое, простор! И воздух не то, что в городе. Дыши глубже!
– Уже дышу. И все равно я бы не хотела жить в такой глуши.
  Еленка побежала по тропинке, и вдруг ее ноги почувствовали мягкое тепло. Она остановилась и увидела лежащую в пыли свинью. Та даже не шелохнулась.
– Лида! Смотри! Свинья спит! Давай ее разбудим!
  Они несмело подошли к животному. Еленка нашла прутик и стала водить им по закрученному в спираль хвостику. Огромная свинья тут же вскочила с нагретой солнцем земли и грозно уставилась на незнакомую девчонку. Та бросилась наутек, свинья – за ней. Лида прижалась к стене дома и не двигалась с места, взывая о помощи. На крики из окна выглянула хозяйка. Всплеснув руками, она выскочила из дверей и поспешила на помощь.
– По кой пес поросиху дразнили? – пуская их в сени, говорила она.
– Мы поиграть хотели, а она… – заплакала Еленка.
– Робить вам нечего. Одна морока с вами, горочкими, – сказала женщина.
Почесав свинью за ухом, она успокоила животное. Борька улегся на свое место, и только тогда, оглядываясь и перегоняя друг друга, сестры побежали к дому.
  Незаметно подкрался вечер. Хутор погрузился в кромешную темноту. Оксинья зажгла керосиновую лампу, стала укладыватьна пол постели. Николай с племянником потягивали пиво и вели разговор об ушедших в мир иной стариках. Нелегко было
ворошить прошлое, но, по мнению обоих, все тайное должно стать явным.
Откровения Виталия заставили Николая волноваться. Он знал, что вся жизнь племянника прошла на глазах бабушки Серафимы и деда Гаврилы. Мать Александра с утра до вечера пропадала в тракторной бригаде, а они, старея, всю надежду возло-
жили на внука. По правде сказать, он тоже отвечал им заботой и вниманием, но когда поступил учиться на автомеханика, стал приезжать реже. В Вологде повстречал он симпатичную, чем-то похожую на мать, женщину с ребенком и вскоре переехал к ней на постоянное место жительства. Поначалу чувствовал себя самым счастливым человеком, но с рождением дочери жену словно подменили. Привыкшему к свободе парню не нравилось жить под окриками тещи, вечными упреками, насмешками над его говором. Как-то в пылу гнева он собрал вещи и пешком отправился на хутор. Долго сидел на крыльце родного дома,думая, как поступить. И тут увидел на тропке в обнимку идущих мать и деда Гаврилу. Он спрятался за поленницу, просле-
дил, как они вместе зашли в летнюю половину дома... Страшная догадка заставила его бежать прочь. Опустошенный и взволнованный, Виталий присел на ступеньки соседского амбара, из которого вскоре вышла черноглазая стройная женщина. Спросив, что он тут делает, пригласила в дом, напоила чаем и рассказала то, что было давно известно всей округе.
– Вот так я и нашел свою любовь, – сказал Виталий. – Оксинья меня старше, но дело не в возрасте. Сам видишь, какая она у меня баская.
– Что правда, то правда. Рад я за тебя, Виташа, очень рад, - говорил Николай. – Но ты ничего не придумал? Не верю я, что отец с Шурой… Ну, да что было, то быльем поросло. Расскажи мне о последних днях родителей моих.
– Мать твоя давно болела, но никому не жаловалась. Потом вдруг посерела лицом и есть перестала. Если бы ты видел, как Гаврила плакал, когда ее хоронили! Лег на гроб, да так на нем и ехал до кладбища... После поминок ушел за печку, лег на лавку и от еды отказался. Сказал, что незачем ему дальше жить. Дом матери моей подписан был, а она перед смертью на меня его переписала. Как теперь делить
то будем? Надо бы его с хутора перевезти...
– Ты – наследник, вот и думай, как это сделать, – потемнев лицом, ответил Николай. – Прости, не смог я своим родителям в старости помогать. Бог тому свидетель. Надо бы нам с тобой завтра на кладбище сходить... Где вы их похоронили?
– А недалеко отсюда, где раньше табор стоял. Рядом лежат...
На заре, проснувшись от топота ног, Лида не сразу узнала отца. В домотканых штанах и рубашке, подпоясанной веревкой, он был похож на героя русских сказок. Оксинья сказала,что он пошел на кладбище.

  Жалкая картина предстала перед глазами Николая. Среди забытых могил из маленьких холмиков торчали два осиновых кола с надписями: «Гавриил» и «Серафима»... Смахнув слезы, он ожесточенно начал срезать лопатой верхний слой травы и обкладывать ею место захоронения. Когда дело было закончено, прикрепил к колам привезенные с собой новые таблички с именами и отчествами, датами жизни родителей. Потом он долго сидел на земле и думал над словами, сказанными несколько лет назад отцом о матери: «Что ей сдеется...». А вот и ушла она от трудов непосильных первой, да его к себе призвала...
  В мыслях он перенесся в свой ранний юношеский возраст, когда стал понимать и оценивать происходящее в семье. Его удивляло,что родители никогда не говорили друг другу ласковых слов, спали врозь и чаще были недовольны друг другом. Сначала он объяснял это усталостью и постоянной занятостью домашним хозяйством.
Но услышав брошенные отцом слова: «Да кому ты нужна в базарный день!» – понял, что все очень серьезно. Теперь, узнав от Виталия об отношениях Гаврилы с его матерью, он стал припоминать события уже далеких пятидесятых.
  Как-то раз, приехав в отпуск, он застал отца с поленом в руке.Закрыв платком щеку, мать выглянула из-за русской печки. В глазах ее стояла тоска, а по изможденному лицу текли слезы.Она обняла сына и захлопотала по хозяйству. Отец положил полено под печку и как ни в чем не бывало уселся за стол. Николай все понял, и хотя знал, что вмешиваться в отношения родителей нельзя, не выдержал и спросил:
– Чего опять не поделили?
– Не встревай! Сами разберемсе… Лучше скажи отцу, почему родителям не пишешь?
– Замотался я с переездами, работой, да и со здоровьем чего-то не то. Падать стал. В санатории врачи подлечили, вот к вам приехал на несколько дней...
– Тапериче? – вступила в разговор мать. – Я-то думала материн помощник явилсе... А он по санаториям робит... Жил бы здесь на чистом воздухе и никакой хвори бы к тебе не пристало. Не под силу нам топерича свое хозяйство держать. Корову на мясо
зарезали, теленка тоже...
– Вот что, паре, – сказал отец. – Забирай-ко мать к себе. Врачам нады-ть ее показать. Она и с робятенками твоими понянчится. Я так решил. Денег вам и мяса с собой дам. Отдохнешь у нас, и поезжайте.
  Через неделю мать собрала в котомку свои вещи, уложила в потрепанный чемодан сушеное и вяленое мясо, крупу заспу. Гаврила повез их в Брусенец, посадил на пароход и пожелал подольше не возвращаться. Не знал Николай, что задумала мать
черное дело, а то бы ни за что не согласился взять к себе.

  С первых дней по приезду свекровь почувствовала себя хозяйкой и начала устанавливать в доме свои правила. Помогать снохе на огороде, ссылаясь на болезнь ног, она не захотела. Встречаясь с соседками, всячески обливала Валентину грязью, говоря, что они с ее сыном не пара и скоро он уедет на хутор, где его ждет другая хозяйственная женщина. Девчонки невзлюбили худощавую,
длинноногую и старомодно одетую бабушку. Лиду она звала«Бедой», а маленькую Еленку – «Барыней». Соседки уважали Валентину и, жалея ее, не говорили о намерениях свекрови. Ведь что только Серафима ни делала, чтобы вызвать отвращение к жене у сына! То в суп лишней соли насыплет, то наговорит, что она где-то шлялась, то за внучками не уследит и всю вину возложит на нее. Иногда, защищая мать, Николай сильно гневался, а однажды даже поднял на Валентину руку. Стерпеть это она не смогла и пожаловалась отцу, который «вправил ему мозги». Последней каплей, переполнившей терпение Николая, была премьера спектакля в Доме культуры. Валентине посчастливилось купить два билета, и она попросила свекровь передать мужу, что ждет его в семнадцать часов у входа. Николай пришел с работы поздно и, не застав жены, спросил мать, где она.
- А пес ее знает, – ответила мать. – Баяла, что пошла с кем-то на спехтакль.
  Когда Валентина после окончания премьеры пришла домой,дверь была закрыта на засов. Она долго стучала в окна, разбудив спящих дочерей. Пьяный Николай вышел на крыльцо и сказал, чтобы она шла туда, где гуляла. Мать выглядывала из-за его плеча и ухмылялась.
– Мамаша, что же вы не сказали сыну, что я жду его у входа в
Дом культуры? – сказала Валентина.– Вы специально это сделали, да? Так вот муженек, решай. Или она в доме останется, или я! Ноги моей здесь не будет!
Валентина повернулась и пошла прочь, оставив мужа с дочерьми и свекровью дома. Постучав в окно соседки-ворожеи,Валентина попросила погадать на судьбу. Та открыла карты и сказала, что свекровь задумала под любым предлогом увезти
сына на хутор и женить на снохе.
Утром Николай собрал вещи матери и повез ее на железнодорожный вокзал. Прощаясь, она сказала: «Если сейчас со мной не уедешь, то в пятьдесят лет она тебя выгонит! Помни это!».
«Так вот почему мать хотела женить меня на Шуре?!– подумал он. – Чтобы отец с ней не гулял! Эх, мама мама... Всю жизнь мою ты перевернула, да и свою не склеила...»
С этими мыслями Николай вернулся домой и был рад, что там никого нет. Девчонки весь день слонялись по хутору, купались в ласковых водах речки Закокуевки и даже попытались поймать рыбу рубашкой, как это делал в детстве отец. Вернулись домой
только к вечеру.
  Над хутором повис двурогий месяц, когда у дома появился Юрий. На его сатиновой рубашке красовались петухи, и сам он был в приподнятом настроении.Поздоровавшись с вышедшей на крыльцо хозяйкой, он попросил вызвать Лиду. Через несколько минут она выпорхнула на крыльцо, одетая в короткое ситцевое платье-рубашку, считавшееся в городе писком моды, и легкий бордового цвета в крапинку плащик. Она чувствовала себя Золушкой, спешащей на бал.
– Ну что, айда в клуб?– окинув ее взглядом, спросил Юрий.
– Конечно, дома так скучно! – говорила Лида,на ходу  поправляя свои вьющиеся волосы. – Я бы никогда не смогла жить на хуторе. Тут даже магазина нет!
– А зачем на хуторе магазин? Все живут натуральным хозяйством, себя обеспечивают и молоком, и хлебом, и мясом. А коли в магазин надо, так на лошади в Городишну можно съездить. Ты помнишь, в каких штанах ходил твой дед?
– Они были латаные-перелатаные...
– Глупая ты девочка, Лида. Да эти его латаные-перелатанные штаны были для него самыми удобными. Бабушка твоя лен сама трепала, нитки на прялке пряла, ткала, а потом из льняной ткани всю одежду шила. Вот ты бы смогла такое большое хозяйство вести?
– Вот еще! В магазине можно все купить! – гордо посмотрев на Юрия, ответила Лида.– Не понимаю, чего ты здесь каждое лето прозябаешь?
– Привычка. Люди тут добрые живут, я у них жизни учусь. Да и молодежи здесь летом много. Скоро сама увидишь.
– Правда? А танцы у вас под радиолу или магнитофон?
– Здесь о таких и не слыхивали. Патефон играет, а иногда гармониста за деньги приглашают.
– Фи! Патефон. Прошлый век! У нас и то магнитофон есть!
– Хватит насмехаться, это тебе не город, – осадил ее Юрий.
Когда они вошли в слабо освещенное помещение клуба, шестеро девушек весело танцевали под притопы каблуков и звяканье печной заслонки. Несколько женщин сидели за прялками и наблюдали за входящими. Одетые в пиджаки и длинные юбки,
девушки выглядели намного старше своих лет. На головах у всех были белые платки. Увидев Лиду в коротком платье и плащике, они зашушукались и стали бросать в ее сторону неодобрительные взгляды. Белобрысый верзила пошел навстречу.
– Станчуем? – нацеливая на нее острый взгляд, спросил он. – Меня Евлампием кличут, а ты отколя появилась?
– Оттоля, – в тон ему ответила Лида и прошла к сидящему в самом углу зала Юрию, который весело переговаривался с Глашей. Он подвинулся, освобождая ей место, и шепнул:
– Ты зря Евлампия обидела. Он парень злопамятный, смотри...
– Вот еще! От него навозом несет. Не хочу с ним танцевать!
  Настроение испортилось. Исподволь она стала наблюдать за танцующими. Заиграла гармошка, и в круг с частушками вышли две девушки. Одна из них, глядя на Лиду, запела:
Глико, девки, кто пришел,
Кралю в городе нашел.
А худа-то, а худа…
Я – молодка, хоть куда!

  Только сейчас Лида поняла, почему так бесцеремонно себя вел этот нагловатый детина. В своей одежде она выглядела среди всех голым королем, и ей хотелось провалиться сквозь землю.
  Прав был Юрий. Как только толпа вывалилась из клуба, Евлампий с тремя дружками, потирая руки, пошел навстречу.
– Ну что, краля, попалась? – сказал он, больно схватив Лиду за руку. – Ты харю
то не отворачивай. Горочкая, значит? Брезговаешь мной, да?
– Не трожь ее, Евлаша, – сказал Юрий. – У нее отец военный. Они из большого города приехали. Хуже бы не было…
– Военный, баишь? Пигалица, а строит из себя королеву... Видали
мы таких! Ладно, махоручиться не стану, но в другой раз смотри...

  Всю обратную дорогу Лида роняла слезы. Юрий шагал рядом,в мыслях пытаясь защитить новую знакомую и оправдать местного правдоруба. На прощанье он сказал, что в деревне надо бы вести себя и одеваться скромнее.

                Видение

 В следующие три дня он в Зелениках не появлялся. Лида терялась в догадках, не понимая, чем обидела нового знакомого. Она слонялась по дому из угла в угол, не зная, чем заняться. Еленка нашла себе из приезжих подружку и целыми днями пропадала то в лесу, то в поле. Отец уходил с Виталием на косьбу, когда
Лида еще спала, а возвращался поздним вечером.
  Наступил шестой день их пребывания на хуторе. Было девять вечера, когда в окно постучали. В свете фонарика Лида увидела улыбающееся лицо Юрия.
– Лида, выходи на улицу, молодежь тебя требует, – крикнул он.
– Это еще зачем? – ответила она, но тут же выпорхнула на крыльцо.
– Понимаешь, мы тут вечерку устроили. Девушки хотят узнать, как молодые в городе живут, какие песни поют. Ты уж не гордись, расскажи...
– Ладно, уговорил, – ответила Лида и гордо пошла впереди него по тропинке.
  На косогоре, где уже горел костер, их поджидало несколько парней и девчат. Они уступили Лиде центральное место на заборе и наперебой стали задавать вопросы. Она с гордостью начала рассказывать о своем увлечении книгами и пением, а
потом исполнила песню «Текстильный городок». К ее удивлению, парни стали приглашать девушек на танец, потом попросили спеть еще и еще. И тут к Лиде подсела девушка в белом платочке.
– Хорошо поешь, – сказала она. – Я с фермы шла и твой красивый голос услыхала. Не поленилась два километра пройти, чтобы на тебя посмотреть.
Лида обернулась. На нее смотрело ее отражение. От страха она закрыла глаза, а когда открыла, рядом никого не было.
– Кто это был? – спросила она подоспевшего Юрия.
– Я не видел, продолжай петь, – ответил он и нырнул в темноту.
Парни и девчата уже не обращали внимания на гостью, а она отыскивала в толпе похожую на нее девушку. Но ни ее, ни Юрия на косогоре уже не было. Наугад по тропинке Лида осторожно пошла к дому. Отец с Виталием о чем-то тихо разговаривали на крыльце.
– Папа, дядя Виталий! – присаживаясь рядышком, сказала она. – Вы мне не поверите, но я несколько минут назад видела свою точную копию! Только у нее волосы светлые...
– Тебе померещилось! – сказал отец. – Такого просто не может быть!
– Нет, не померещилось! Она сказала, что с фермы шла и мой голос услышала. Пришла послушать. Я ее, как вас, видела!
– А зовут-то твою копию как?– поинтересовался Виталий.
– Не знаю. Она как сквозь землю провалилась. Пап, может,это видение было? Я боюсь.
– Не бойся. Завтра все выясним, а сейчас марш спать!
– Это Женя была, она с фермы этой дорогой ходит, – дождавшись, когда Лида вошла в дом, шепнул Виталий. – Я вот думаю, что пора вам познакомиться. Сходи к ней. Ейный дом на краю деревни Слекишино стоит, ближе к реке. Он большой и с
красивыми наличниками.
  Выслушав мнение племянника, Николай задумался. Он и представить себе не мог, что тайна откроется так внезапно. Лида,без сомнения, все разузнает, потом сделает неверный вывод и обо всем расскажет матери. Этого он допустить не мог и, как только занялась заря, направился в Слекишино.
  Вот и дом на отшибе. «Занавески раздернуты, значит, уже встала», – подумал он и робко открыл калитку. Потом постучал в дверь, но шагов не услышал. Решив подождать, Николай уселся на выскобленное набело крыльцо. Прошло не менее получаса, пока на тропке из-под горы появилась ладная девичья фигура. Покачивая бедрами, она несла на коромысле два больших ведра воды. И тут невольно Николай сравнил ее со своей матерью: та же стать, сила и походка. Он встал и поспешил навстречу.
– Разрешите помочь? – выдохнул он, не узнав своего голоса.
– Помогите, коль пришли. А вы пошто здеся?
– Поговорить пришел. На пароходе узнал от знакомой твоей мамы, что прихожусь тебе отцом…
  Женя оторопела. «Мама Тая говорила, что отец погиб на фронте,а он здесь, живой! И, значит, не одна она на белом свете!?» Придя в себя, она присела рядом и сказала:
– Я вас много раз во сне видала, только в военной форме.
– А я и был военным. Теперь вот в органах внутренних дел работаю. Это племянник одолжил мне на время свою рубаху…
– Ой, чего же мы сидим? – всплеснула руками Женя. – Подите в избу, я сейчас самовар загрею.
– Давай ведра внесу, тяжело ведь…
– Я привыкшая…
– Знаю, как тяжело одной с хозяйством управляться. Как жетак случилось, что твоей маме никто не помог? – говорил Николай, ставя ведра на лавку и открывая дверь в просторную горницу.
– Туман, бают, сильный был. Ее два дня хуторские искали… Теперь и могилки нет, и помолиться за ее душеньку негде…
– Знаешь, Женя, я очень любил твою маму. Перед уходом на службу всего один разочек и были мы вместе… А там война началась. Поверь, не знал я, что ты родилась, а то бы на крыльях прилетел! – говорил он, пряча мокрые глаза. – Что же нам теперь делать? Я женат, две дочери у меня. Старшая – твоя копия. Ты ее
видела вчера на посиделках…
– Это которая песни пела? Красивая... Меня один паренек поджидал, я с ним и ушла.
– Ей тоже удалось тебя рассмотреть. Теперь думает, что это было видение. Надо бы вас представить друг другу, познакомить.Давай встретимся! Посидим, поговорим, подумаем, как всем нам дальше жить.
– А чего думать? Я отсюдова никуда не поеду. Замуж пойду. Вон Юра Расторгуев второе лето пороги обивает. Баит, что любит…
– Юра? Из Днепропетровска? Это уж не тот ли верхогляд в рубахе с петухами, который мою Лидочку на танцы провожал?
– Так рубаху-то эту я ему и подарила! А про то, что Лиду провожал, знаю. Он сам баил…
– Вот как жизнь круто поворачивается, – задумчиво произнес Николай. – А я уж подумал взять тебя в город. Поступила бы учиться, в люди вышла... Да и мне спокойнее было бы. Что этот Юрка? Будет каким нибудь слесаришкой или, на худой
конец, механиком в гараже. А я тебе самого лучшего жениха сосватаю. Ты подумай хорошенько.
– Зачем ты плохо баишь о Юре? Он хороший, добрый, мне помогает во всем. Мы с ним сызмале дружим. Да и поздно уже…
– Почему поздно, Женя? Он еще тебе не муж.
– Я как узнала, что он Лиду провожал, чуть с ума не сошла.На посиделки побежала, чтобы глянуть, как он там околачивается. Подумала, что к твоей дочке переметнется. и сама его в постель затащила… Страм-то какой, – заплакала она.
– Ох, Женя, что же ты наделала? Ведь ты судьбу свой мамы повторила… Господи! Вот так Таечка ждала-ждала, когда я осмелею, и накликала бед на свою голову. И что же теперь будет?
– Не знаю… Юра последний год в техникуме учится, а потом его в армию заберут. А коли не вернется ко мне, я обиду таить не стану. Жила мама одна, и я проживу...
  Николай встал из-за стола, закурил и начал мерить шагами комнату. Не знал он, как утешить девушку, понимал, что помочь дочери в этой ситуации ничем не может. Он обнял ее за плечи, поцеловал в макушку и сказал:
– Не горюй, все образуется. Я тебя в беде не оставлю.
– Верю... Ну, зачем ты привез сюда Лиду? Не было бы ее,ничего бы не случилось! – горестно произнесла она и, уткнувшись ему в плечо, зарыдала.
– Может, это и к лучшему? Теперь ты его увидела с другой стороны, свои чувства проверила. Только любит ли он тебя по-настоящему?
– Да я уже сомневаться стала. Он же в большом городе живет...
– Давай-ка не думай о плохом. Я тебе писать буду, а ты ничего не утаивай. Вот мой адрес, – говорил он, вынимая из кармана листок. – Надо будет что, проси, а то и приезжай. Я бы еще на хуторе побыл, но отпуск заканчивается. Прости меня, дочка…
  Женя вытерла слезы, спрятала листок в ящик стола и вышла проводить до калитки. Подала руку на прощанье, и Николай, ощутив ее тепло, вдруг вспомнил легкие прикосновения Таи...
Больше всего в этот полуденный час ему хотелось побыть одному, взвесить сказанное Евгенией. «Хорошая дочка выросла,понятливая, трудолюбивая, – думал он. – Знает, чего в жизни хочет, а это самое главное. Но как сказать Лиде о разговоре с Женей?» Подумав, он решил, что пока все страсти не улягутся,
говорить с дочерью не станет.

  Заметив у тропки шляпки боровиков, Николай свернул в лес.Грибов вокруг было столько, что ему пришлось снять рубаху и сделать с помощью пояса котомку. Так он поступал в детстве, когда хаживал с отцом на грибную охоту. Дыхание леса немного
успокоило его. Спустя три часа он вернулся домой. Голова гудела от дум.
  Поджидая хозяев, он решил перебрать грибы. За этим занятием его и застала Оксинья. Вместе они нанизали белые грибы на льняные нити и развесили на чердаке, а подберезовики поджарили на льняном масле. Аппетитный запах заполнил комнату.
– Не знаешь, куда мои запропастились? – спросил он.
– Не серчай, они на речке. Юрка им удочки принес. Да и чего им в избе сидеть? Виталий в район по делам поехал. Будет только к вечеру. А ты что такой смурной? Случилось чё? Давай рассказывай все по порядочку. Авось на дуще легче станет.
– Да так, разные мысли одолевают. Ты знаешь Евгению, что за рекой живет?
– Да кто ее не знает, сиротинку! Когда ее мать пропала, мы все в болото ходили искать. А почему ты о ней спрашиваешь?
– Дочь она моя, понимаешь? Мне о ней на пароходе подруга Таина рассказала.
– Я сама догадаласе, что неспроста баишь о ней. И твоя Лидушка сегодня с утра меня пытать начала, кто она да отколя…
– И что ты ответила?
– Не стала я ей ничего баить, не мое это дело.
– Я говорил с Женей. Хотел ее со своими дочками познакомить.
– Ну, ты и дурной! Пошто? – всплеснула руками Оксинья. – Если будешь неродную привечать, жена тебя по головке не погладит. Ты уж лучше сохрани тайну. Будешь письма писать, а мы доце твоей всегда поможем. Ты Виталию уже баил про это?
– Да, мы с ним всю ночь думали, что предпринять. Он-то мне и посоветовал сходить в Слекишино. Ты права. Достаточно того,что они увидели друг друга... Домой нам пора. Жена заждалась уже.
– А как же грибы? Они высохнуть не успеют! Валентина тебя без них домой не пустит.
– Куплю на причале, там много чего продают. Собирай-ка нас в дорогу, а я схожу за девчонками.

   Николай вышел из дома и направился к речке. Вот она, его Закокуевка, отлогий песчаный бережок, освещенный лучами солнца. Сейчас там Юра с Еленкой играли в мяч. Девчонка прыгала от удовольствия, дразня лежащую на траве сестру.
– Ты надоела! – кричала Лида. – Не могу я играть, спать хочется!
– Кто же это тебе спать сегодня не давал? – присев рядом,поинтересовался Юрий.
– Думки разные... Кстати, куда это ты вчера запропастился? Привел меня на вечерку вместо проигрывателя, а сам... Думала,что до дома проводишь. Страшно домой было идти.
– Мне надо было кое с кем переговорить.
– Уж не с той ли, что из-за речки приходила?
– С ней. Женя – моя девушка.
– Да? Тогда зачем ты меня провожал и защищал от придурков?
– Я – свободная личность и могу ходить, куда захочу. А ты подумала, что я на тебя запал?
– А разве не так?
– Фигушки! У тебя же в голове одни военные! Ты на них свихнулась, никого вокруг не замечаешь.
– Ну и целуйся со своей дояркой! – запальчиво произнесла Лида.
Вскочив с травы, она побежала к дому. Еленка бросилась вдогонку, но в этот момент на тропке появился отец. Он сгреб дочерей в охапку и сказал, что рано утром они уезжают домой.
– Наконец-то мы уедем из этой чертовой дыры! – крикнула Лида. – Все надоело! И эти дурацкие качели, и свиньи на дороге, и местные вертихвосты! К маме хочу!
– Что ты кричишь? Кто тебя обидел? – спросил отец.
– Никто! Лучше бы я в городе эти недели пробыла, – уже менее категорично ответила Лида.
– Пап, это она на Юру обиделась, – шепнула Еленка.
– Давай не будем ее ни о чем спрашивать. Успокоится и сама все расскажет. Договорились?
– Ага.
– А ты, парень, иди к Жене, – обернувшись, сказал Николай.– Вам есть что обсудить. Но, если обидишь ее, будешь иметь дело со мной.
– Понял. Уже иду, – ответил Юрий и, прихватив удочки, быстро пошел прочь.

  Утром Виталий запряг лошадь и отвез гостей на пристань. Через два дня они благополучно добрались до дома, и жизнь пошла своим чередом. Валентина была рада вяленому мясу и рыбе,сушеным белым грибам, ржаным лепешкам и черничному варенью, присланным Оксиньей. Она расспрашивала мужа и дочерей о житье-бытье родственников, но им и рассказать-то было особо нечего.

  Возвратившись в город, Николай сразу отправился на работу, Лида поспешила поделиться впечатлениями о поездке с подругами, а Еленка, дождавшись, когда они останутся одни, во всех подробностях поведала матери, что отец выпил целый бо-
ченок домашнего пива и постоянно пропадал где-то с дядей Виталием.
– Знаешь, мама, а наша Лида влюбилась!
– И в кого же, если не секрет?
– Да был там один… Юра из Днепропетровска. Красивый такой. Потом они поссорились…
– А ну-ка, выкладывай и про папочку твоего, и про сестру.
– Ну, мам, правда, ничего особенного не было. Юра нам удочки принес, и мы пошли рыбу ловить. А потом Лида улеглась на траву и расплакалась. Она говорила, что ей какое-то видение было, и она всю ночь не спала.
- Этого еще не хватало! Говорила твоему отцу, что на хуторе нечистая сила живет, а он не верил... Вы на могилках у дедушки с бабушкой были?
- Нас не взяли. Папа сказал, что там такие чапыжи, что заблудиться можно.
- Скажи-ка дочь, что за видение было у Лиды?
- Я не знаю. Она папе рассказал, а он задумался...
- Интересно, что это за тайны у них появились? Ладно, я сама у него выведаю, но ты мне об этом не говорила! Договорились?
- Да. И ты меня не выдавай. Мы с тобой друзья до гроба, заодно или за оба?
- За оба! - улыбнулась мать.

Примирение

Дорога до маленького городка на Волге показалась Николаю бесконечно долгой. Глядя в вагонное окно, он вспоминал, как возвращался сюда с Валентиной после окончания войны. Она везла под собой пуховую перину, которая едва умещалась на
полке. Солдаты поглядывали на спящего беременного сержанта и посмеивались в усы. Николаю было до слез обидно, что они считают ее походнополевой женой, но решил не вступать в пререкания.
...Увидев однажды искрящийся взгляд стройного сержанта,Николай застыл от удивления. За время службы эта ладнаякоренастая девушка не раз проходила мимо, а вот заметил ее только сейчас. В тот же вечер он постарался как можно больше
узнать о ней. По словам друзей Валентина никого из мужчин близко не подпускает.
«Значит, путь к сердцу свободен», – шагая в расположение связистов на окраину поселка, думал Николай.Время было позднее. На крылечке дома что-то наигрывал на
гармошке кудреватый солдатик. На вопрос «Кого ищете, капитан?» Николай не ответил и вошел в комнату, где на сенных матрацах отдыхали связистки. С одной из них, Машей Гусевой,он был знаком и даже обещал после окончания войны повести к
венцу. Он прилег к ней и напрямик спросил, где сейчас сержант Валентина Орлова.
– А тебе она зачем? – поглаживая его плечо, шепнула Маша.
– По службе или как?
– Или как по службе, – ответил он, не отвечая на ее ласки.
– Ой, зря стараешься! Она на лейтенантов не смотрит. Ей постарше да опытнее мужчин подавай. Тут генерал приезжал на днях. Выстроил всех и ходит, разглядывает. Сперва спереди смотрел, а потом – со спины. Хотел Орлову в полевые жены забрать, но командир отстоял ее как опытного связиста. Теперь вот ждет выговора за неподчинение начальству.
– Так где же она?
– Спит после дежурства. Так что не судьба тебе сегодня пообщаться. Но если ты к ней переметнешься, я такой тарарам устрою. Ты же мне слово жениться давал...
– Как дал, так и взял, – уже серьезно ответил он. – А вот угрожать мне не советую.
...Их солдатская свадьба состоялась в канун 1943 года на Украине. Командир вручил бумагу, что они являются мужем и женой и разрешил жить в одной палатке. В просторной хате украинка накрыла щедрый стол, а потом все сослуживцы пожелали
паре выжить в этой страшной битве с врагом и родить кучу детишек.
  При воспоминании о тех счастливых днях теплая волна прилила к сердцу Николая. Перед глазами, словно в киноленте, пронеслись встречи и долгие ожидания любимой. Валентина со своим отделением связистов колесила в трехстах метрах от передовой, а он продолжал свою рутинную работу писаря в штабе армии. Вместе они прошагали дорогами войны до Берлина, а оттуда их часть была передислоцирована в город Баку, где они официально оформили свой брак, и родилась их дочка Лидочка.
 
  А вот и Волга. Берега едва покрылись первой зеленью, но причал и паром уже ждут пассажиров. Город на обеих сторонах реки утопает в деревьях. Сквозь них просматриваются каменные и деревянные дома, взвозы. Сверкают, отражаясь в чистых водах,маковки соборов и церквей, где-то поет петух, лают собаки.«Какая красота кругом! Вот здесь бы я хотел жить до конца своих дней», – стоя на Черной горе, думал Николай.
Прозвучал гудок и, очнувшись от дум, он поспешил по залитым водой мосткам на паром. Через несколько минут он доставил его в левобережье. Вслед за первыми пассажирами Николай по каменному взвозу поднялся на гору, по мосту преодолел речку Медведку и метров через триста увидел Леонтьевскую церковь,о которой рассказывала жена. Неподалеку на улице Воровского в двухэтажном доме жили ее родители. Здесь Валентина выросла, отсюда ушла на фронт и теперь ютится с
его дочерьми. Сердце зашлось от волнения. Николай заглянул в окно и, увидев сидящего за столом тестя, робко толкнул незапертую дверь.
– Явился, слава Богу! – проронил тесть. – Проходи к столу,дорогой зятек! Как раз к чаю успел.
– Спасибо, не откажусь. А где все?– ответил Николай, поглядывая на завешанную одеждой вешалку.
– Девчонки в школу убежали. У Валентины отчет, так что она пораньше отправилась на работу. Теща твоя за молоком в деревню ушла. Придет не скоро. Ты-то к нам какими судьбами?
– Соскучился. Вот выдались свободные три денечка, и решил рвануть к вам. Как они себя чувствуют?

– Это ты у них спросишь. Не болеют, и слава Богу, – сказал тесть.– Вот что, зятек дорогой. Пока мы с тобой одни, давай по-мужски поговорим. Надо вам мириться и срочно решать что-то с жильем. Не дело взрослым на полу валяться. На днях моя младшая дочь с мужем и дочкой приедет, ее где-то надо разместить.
– Знаю, Валентина мне об этом писала... И что не намерена возвращаться в деревню...
– Чего ей в твоей деревне делать? Она – городской житель, да и девчонкам образование надо хорошее дать. Я тут поговорил с одним знающим человеком. Он подсказал, что можно сделать.Ты только не перечь, послушай меня. Скажи, какая у тебя в колхозе обстановка?
Николай начал обстоятельно рассказывать о трудностях, о выговорах и одобрении членов правления колхоза. Не умолчал и о том, что среди колхозников у него немало врагов.
– Это все потому, что ты привык правду в глаза говорить, – сделал вывод Федор Васильевич. – Пора бы научиться язык за зубами держать. Давай сделаем так. Если хочешь сойтись с женой, помоги мне написать заявление на имя начальника управ-
ления сельского хозяйства твоего района. Напишу, что за нами– стариками уход нужен, что жена с дочерьми бедствуют. Авось это письмо поможет всем нам...
Федор Васильевич достал из ящика стола химический карандаш и передал Николаю. Через полчаса письмо было готово.
– Вот теперь остается мне переписать его своей рукой и отправить, – пряча глаза, говорил тесть. – Другого выхода я не вижу.А сейчас пей чай. К вечеру пойдем с тобой к начальнику милиции. Может, подскажет чего.
   Николай был очень благодарен тестю за понимание и заботу.Утолив голод, он удобно устроился на диване. С портретов на него внимательно смотрели строгие глаза красивых парней,одетых в довоенные костюмы. Под рамами на стене были при-
креплены маленькие букетики травы «слезки». Он вспомнил рассказы Валентины о том, что брат Василий пропал без вести вбоях под Сталинградом, а Александр, дошедший с танковой бригадой до Днепра, выжил, но пал от ножа пьяного хулигана.
«Братишки, извините, но мне отдохнуть надо», – подумал Николай и закрыл глаза.
  Около четырех часов дня тесть разбудил его, и они вместе направились в районный отдел милиции. По пути Федор Васильевич говорил, что обстановка в городе и районе спокойная, преступления случаются редко, но вот недавно на правый берег пригнали зэков, которые будут строить новый завод. Для надсмотра за ними потребуются новые опытные кадры, а их в городе нет, и, возможно, их приход будет как нельзя кстати.
Начальник милиции оказался человеком разговорчивым, доброжелательным. Увидев в дверях рядом с соседом одетого в военную форму молодого мужчину, он поднял брови и жестом пригласил пройти и сесть напротив за дубовый с четырьмя витыми ножками стол. Почувствовав расположение к себе, Николай не стал ничего утаивать и рассказал о своих проблемах с семьей, о делах в колхозе и попросил помочь в устройстве на работу.
– Помоги, Павел Николаевич, – вступил в разговор тесть. – Сам видишь, в каких условиях нам приходится жить. Какой из него председатель! Сельское хозяйство знать надо, а он – учитель! Опыт организаторский у него есть. Как-никак в отделе
кадров управления внутренних дел до отправки в колхоз работал.Вам он большую пользу принесет. Похлопочи за него в органах.Век не забуду!
– Ладно. Нам в штат добавляют единицу оперуполномоченного. Но проверка в управлении внутренних дел будет строгой. Вас ведь оттуда в колхоз направили? Обещаю поговорить о вашей кандидатуре, но вопрос с жильем мне пока не решить...
– Жена у меня письмо Ворошилову в Кремль писать хочет.Она в роте связи была и по службе в конце войны встречалась с ним лично, – сказал Николай. – Он всем связисткам обещал при надобности помочь. У нас на него последняя надежда.
– Будем надеяться на лучшее, а пока отправляйтесь в колхоз и ждите моего звонка или письма. Приятно было познакомиться.Надеюсь, что мы с вами еще повоюем с преступностью в районе,капитан.
Начальник подал свою руку Николаю и, задержав рукопожатие, шепнул:
– Семью свою береги. Жена у тебя – золото, другой такой не встретишь.
– Я знаю, но в мою личную жизнь прошу не вмешиваться.Это на будущее, – посерьезнев, сказал Николай.
– Ну-ну! Вот и характер свой показал. Уважаю. До встречи.

  Выйдя из отдела милиции, мужчины на радостях решили зайти в ресторан «Волга» и отметить такое событие. Заказав по сто граммов водки и по котлетке, они обсудили свои дальнейшие действия. Домой вернулись только в половине десятого.
Услышав шаги, Еленка выскочила из комнаты и повисла у отца на шее.
– Папка приехал, ур-ра! – кричала она. – А вы, бабушка,говорили, что он забыл нас! Вот же он!
– И пьяный, – недовольно сказала она.
– Извини, мать, это мы на радостях по чуть-чуть уговорили...
– Вижу я, как по чуть-чуть... Ужин давно остыл.
– А мои остальные где? – спросил Николай.
– На танцах, – ответил за нее Федор Васильевич. – Твоя жена вечером контролером в доме культуры подрабатывает. Придет часов в одиннадцать. Ты бы встретил ее.
– Конечно, встречу.
– Лида поет под эстрадный оркестр, – подавая ему льняное полотенце, говорила теща. – А раньше никакого покоя от нее не было. Скачет, как коза, на одной ножке и распевает.
– И я тоже пою в доме пионеров! Пап, знаешь, как у меня здорово получается?!

– Молодец. Пойдем маму с Лидой встречать.
– Пойдем! Ура!
Танцы только что закончились, и молодежь парами и поодиночке стала расходиться по домам. Вслед за ними с группой оркестрантов вышла Лида. Она держала под руку высокого парня с гитарой и весело смеялась. Валентина дождалась, пока последний посетитель покинет Дом культуры, закрыла двери на ключ и тут же услышала из темноты голос младшей дочери:
– Мама, мама! Иди к нам! Мы здесь!
– Господи, как же ты меня напугала! Я уж думала, случилось чего, – с испугом проронила Валентина.
– Да, случилось! Папа приехал!
– Догоняй Лиду, мы скоро придем, – стараясь не смотреть в глаза Николаю, сказала она. – Мог бы и предупредить, что приедешь. Мое письмо получил?
– Получил, потому и приехал. Родители вроде бы рады…
– Еще бы! Они только и ждут, когда мы съедем. Сестра с семьей приезжает. Всем нам в одной комнате не разместиться. Девчонки на лежанке спят, я – на раскладушке. Тебе придется на полу сегодня устраиваться.
– Мне не привыкать. Скажи, как Лида себя ведет? Не грубит?
– Еще как! У них с бабушкой каждый день война. Приходить стала поздно…
– Я ее только что в компании парней видел.
– Вот-вот, с оркестрантами связалась. Хоть бы десятый класс закончила... Меня и слушать не хочет. Одно твердит: «Буду артисткой!» Ты бы с ней поговорил, что ли…
– Обязательно поговорю. Скажи, ты по-прежнему хочешь взять развод?
Валентина остановилась и, пристально посмотрев мужу в глаза, сказала:
– Сейчас я думаю, что нам пора объясниться. Не выходит у меня из головы та история с письмом. Я тогда вспылила, не выслушала тебя. Расскажи, как все было на самом деле, сними тяжесть с души.
Николай схватил жену в охапку, начал целовать ее губы, щеки,потом взял на руки и понес по улице.
– Угомонись, уронишь еще! Ты как с ума сошел...
– Действительно сошел с ума! Валечка, я столько дней ждал этой встречи!Представлял, как приеду, обниму тебя, все объясню, и мы снова будем вместе. И это происходит наяву! Да, это было в юности. Всего одна ночь перед уходом в армию, а потом ни встреч, ни писем... И вот прошлым летом, когда мы с
девчонками на хутор без тебя поехали, я случайно узнал о существовании Жени. Пришел к ней, представился, даже хотел взять ее к нам, но она не захотела оставить хутор. Да и с тобой надо было посоветоваться… Я боялся тебе рассказать, а потом это письмо…
Слушая мужа, Валентина прятала глаза. «Какая же я глупая!Заставила страдать невинного человека, себя чуть не обрекла на одиночество. Кому я нужна, кроме него?» – думала она и все крепче прижималась к мужу.
За разговорами они медленно подошли к родительскому дому. Мать пригласила семью к столу, за которым пошли расспросы и разговоры о колхозной жизни. Так и не дождавшись прихода старшей дочери, Николай отправился спать в комнату на бро-
шенный возле дивана матрац. Сквозь дрему он слышал, как жена и ее родители ругали Лиду за позднее возвращение… Его уставшее за последние дни тело просило отдыха и покоя…
Перед отъездом Николаю удалось таки серьезно поговорить со старшей дочерью. Она пообещала во всем помогать матери и вести себя скромнее. По дороге он ругал себя за то, что так и не смог сказать Валентине о переезде Жени в Давыдово. Решил, что
когда все страсти улягутся, обо всем подробно напишет в письме.

Женино счастье

  Силы постепенно возвращались к девушке. На щеках появился едва заметный румянец. Дни летели в заботах о доме, где она навела идеальную чистоту и порядок. В свободные минуты Женя брала в руки учебник русского языка, который незаметно подложил на книжную полку отец, старалась правильно произносить
слова и делать ударения. К приходу Николая она готовила вкусный ужин и радовалась, когда он хвалил и целовал ее в макушку. Однажды вечером, накинув на плечи клетчатую шаль и сунув ноги в резиновые сапоги, Женя рискнула пройтись по деревне. На улице в этот час никого не было. Она повернула к церкви, где размещалось зернохранилище. Кованые церковные двери были приоткрыты, и оттуда слышались мужские голоса. Заглянув внутрь, Женя увидела рядом с усатым мужчиной отца,который отдавал распоряжения по подготовке семян к севу.
– А-а! Вот кто к нам пожаловал?! – увидев в проеме двери порозовевшее от ходьбы лицо Жени, воскликнул он. – Подожди,я сейчас.
Закончив разговор, он вышел на улицу и воскликнул:
– Весна, дочка! Мы с Николаем Суховеровым качество семян проверяли. А ты молодец, что пришла. Давай-ка я тебе деревню покажу. Скоро сюда провода протянем, будет на улице светло,как днем. Вон там на повороте – начальная школа. Там моя Еленка училась.
– А где Лида училась?
– В поселке, в трех километрах отсюда. Она у нас девочка с характером, рисковая. Подруга у нее была, Аля. Как-то после уроков решили они со старшеклассниками в кино сходить, а нас не предупредили. Время десять вечера, а их нет. Ну, мы и
решили с ее матерью их встретить. Девчонки по узкоколейке идут, о фильме разговаривают, а домой не торопятся. У нас в лесу кабаны водятся. Были случаи, когда они выходили на узкоколейку. Вот я и подумал, что пора эту парочку попугать.Накрылся шинелью и начал хрюкать.
  Женя засмеялась, услышав, как отец подражает поросенку.
– И что? Они испугались?
– Еще как! Друг за друга прячутся, ревом ревут! Я снял ремень и встал во весь рост. Ой, ты бы видела, как они домой помчались! Только пятки засверкали. И ты одна по темноте не ходи.Рядом торфопредприятие. Там много разных мужчин работает,
есть и бывшие заключенные.
– Это они в тебя стреляли? – спросила Женя.
– А ты откуда знаешь?
– Женщины в палате говорили…
– Да, было дело. Только скрылся этот гад. Он меня грозился убить… Я жене обо всем рассказал. Теперь она требует, чтобы я в город вернулся. Жизнь, говорит, дороже, чем партбилет… Вот как бы ты на моем месте поступила?
– Не знаю, что сказать… Здесь для меня все чужое. Наверное,надо и мне на хутор возвращаться. Там дом ждет, коровушка...
  Так, разговаривая, они подошли к дому, сели на крыльцо.
– А дом нам хороший построили, – сказал Николай. – Думал жить в таком на хуторе, мечтал учить детей биологии. Война все планы перечеркнула. Теперь вот и дом есть, а семья не хочет переезжать… Ты вот тоже на хутор засобиралась…
  Мимо них с рюкзаком за плечами шел высокий статный солдат. Поравнявшись с Женей, он улыбнулся и быстро направился к дому бригадирши.
– Вот видишь, парни из армии возвращаются, – заметив, как посмотрела ему вслед Женя, сказал Николай. – Значит, свадьбы будут! Слушай, а ведь это сын Фаины!? Парень что надо.
– Есть, да не про нашу честь, – вздохнув, промолвила Женя.
– Как это не про нашу честь? Да ты первая красавица в деревне! Хватит себя хоронить! Или своего Юрия забыть не можешь?
– Не надо старые раны бередить. Если бы любил, давно бы написал. Вот скажи, а ты маму мою еще помнишь?
– Что тебе сказать, Женя. До встречи с ней я ни одной девушки не целовал, стеснительный был. Тая меня сама за овин увела.Красивая была твоя мама, ласковая. Я тогда голову потерял и не подумал, что от этого могут родиться дети. Но сейчас я счастлив, что у меня есть ты.
– Вот и Юра мой такой же. Теперь он никогда не узнает, что у
него мог быть сын...

  Вскоре в Давыдово приехала кинопередвижка. Женщины и молодежь поспешили в школу посмотреть фильм «Весна на Заречной улице». Женя тоже стала собираться. Отец, увидев, как она укладывает на голове свои шикарные косы и смотрится в
зеркало, понял, что молодость берет свое.Красивая, в сиянии золотых волос Женя прошла в коридор школы, где уже сидело несколько девушек и пожилых женщин.Они тут же начали обсуждать ее. Начался фильм. С первых кадров Женя попала под обаяние главных героев и не заметила,как рядом оказался одетый в бушлат парень.
– Не помешаю? – спросил он.
Она, продолжая следить за происходящим на экране, кивнула, а он уже не мог отвести от нее глаз. В какой то момент их взгляды встретились, и он шепнул на ухо:
– Можно вас проводить?
– Да я сама дорогу знаю...
– Меня Иваном зовут. А ты – Женя. Мне мама о тебе в армию писала. Много хорошего о тебе рассказала.
– И чего же, если не секрет?
– Ну, что ты правильная какая-то... Ты ей очень нравишься.И мне тоже…
– Так сразу? – не удержалась Женя. – Такого не бывает!
– Еще как бывает! Ты красивее, чем артистка из кино. Правда. Я только на тебя и смотрел. Можно, я буду к тебе приходить? Авось и подружимся.
– Только если руки не будешь распускать, – резко ответила Женя.
  Досмотрев фильм, она поспешила к дому.
– Обещаю! Завтра увидимся!?– крикнул он ей вслед.
С этого вечера Женю словно подменили. Теперь она не слонялась из угла в угол в ожидании отца, а старалась, как можно раньше, управиться с домашними делами. Все чаще стала заглядывать в зеркало, примеряя купленные отцом бусы и штапельное платье в цветочек, а под вечер посматривала на часы,поджидая нового знакомого. Иван сел на трактор и целыми днями пропадал на работе, но вечером, несмотря на усталость,спешил на свидание. Женя расцветала на глазах, становилась игривой, манящей, и парень терял голову, мечтая как можно быстрее назвать ее своей женой. Николай не препятствовал их встречам и продолжительным гуляниям под луной. Он был
уверен, что после пережитого дочь не наделает глупостей.
  Как-то вечером, возвращаясь с работы, он увидел под окнами знакомый силуэт.
– Здорово, Ваня. Ты почему один?
– Женя домой убежала. Я ей предложение сделал, а она почему-то заплакала…
– Не спеши, парень. Нелегкая судьба ей с матерью досталась... Дай ей время в себя прийти. Не каждый день руку и сердце предлагают.
– Да я… Да я сколько надо ждать буду! Николай Гаврилович,скажите, почему ваша дочь часто плачет?
– Она тебе сама расскажет, когда время придет. Но в одном я уверен,что Женя станет верной женой. Успокойся и иди домой, я сам с ней поговорю. Да посвататься не забудь, как наши деды делали.
– Я завтра же…
– Завтра у нас с тобой – работа! Поле за Шушковым засеял?
– Я его вспахал, но зерно до обеда не подвезли. Пораньше встану, засею и забороную, а вечером ждите сватов!
– Ну, что же, раз решил – приходи! Только потом не жалей, что такая жена тебе досталась.
  Николай вошел в дом, снял шинель, заглянул в комнату Жени.Она полулежала на кровати и, уткнувшись в подушку, всхлипывала. Увидев отца, вытерла платочком свои покрасневшие глаза.
– О чем горюешь, девица-красавица? Парни всю дорогу к дому ромашками усыпали...
– Где? – соскакивая с кровати и выглядывая из окна, ответила она.
– Пошутил я. Только что Ивана твоего встретил. Он сказал,что сватов завтра зашлет. Будут тебе и ромашки-цветы.
– Отец, я не знаю, что делать. Как я ему про это скажу? А вдруг я не смогу иметь детей? Он такой добрый, хороший. Ведь я ему могу всю жизнь испортить.
  Николай задумался, сел рядом и сказал:
– Знаешь, дочь. Ты бы его сейчас догнала и про все-все рассказала. Если любит, поймет, а нет... Так на нет и суда нет.
– Какой же ты у меня мудрый, папка! Так я побежала?!
...Было раннее утро, когда Женя тихонько открыла дверь и на цыпочках проскользнула в свою комнату. Лицо ее светилось от счастья, на голове красовался венок из ромашек. Она выглянула из окна, послала Ивану воздушный поцелуй и стала извлекать из спутавшихся волос сухие стебельки клевера. Отец, увидев это, улыбнулся и подумал: «Все в жизни повторяется».

  Закончился сев. В последнюю субботу июня вся деревня собралась у школы, где были накрыты столы и с минуты на минуту ждали приезда молодоженов. Фаина и Николай, весело переговариваясь, с хлебом-солью стояли на пороге.
– Вот, Николай Гаврилович, мы и породнились. Мечтала я жить с вами под одной крышей… Вот теперь дети нас и соединили.
– Пусть счастливо живут. Я твоим сыном очень доволен.
– И дочка ваша – глаз не оторвать. Внуки красивые будут.
  С криками «Едут! Молодожены едут!» к школе подбежали ребятишки. На главной улице показался украшенный цветами и лентами конный поезд. Гости, сделав живой коридор, пропустили жениха и невесту к крыльцу, осыпали зерном и лепестками полевых цветов. Приняв хлеб-соль от родителей, молодыепоклонились в пояс, обещая хранить свою любовь до конца жизни, не забывать и помогать им во всем. Потом Женя повернулась лицом к свекрови и попросила разрешения с этой минуты
называть ее мамой. Послышались одобрительные возгласы,крики: «Горько!».
...Свадьба удалась на славу. Два дня пол трещал от топота каблуков. Все желали молодым счастья и много детей. В самый разгар веселья у дверей школы появился пастух. Он вел на веревке буренку черно-белой масти. Узнав, что это подарок от правления колхоза, Женя захлопала в ладоши. Иван отвесил низкий поклон, дал клятву беречь жену, как зеницу ока, а после свадьбы отпустить работать на ферму. Жить молодые решили в доме жениха.

  Оставшись один, Николай не мог найти себе места. Душа рвалась к жене и дочерям на Волгу. Каждый день, в надежде получить долгожданное письмо, он заглядывал в почтовый ящик, но его все не было. В самый разгар сенокоса его вызвали в районное управление сельского хозяйства. «Вот и дождался письмеца», – подумал он, открывая дверь заведующего отделом Ивана Михайловича Сидорова. Тот поднял на него строгие глаза. Напомнив о долге коммуниста и ответственности за порученное
дело, он положил перед ним распечатанный конверт.
– Надеюсь, ты знаешь, о чем просят твои родственники?
– Да, я недавно был в городе и узнал об их бедственном положении. Там к родителям жены еще одна семья приезжает… Квартир в городе нет, зарплата у жены маленькая, дети голодают…
– Вот и возвращались бы сюда.
– Не хочет жена в деревне жить, да и за стариками присмотр нужен. Да и устал я. Полтора года мыкаюсь. Отпустите меня.
– На кого колхоз оставишь, подумал?– взревел Иван Михайлович. – Только все устраиваться начало! Сев закончил одним из первых в районе. Нет и нет! И не проси. Тебя на три года прислали, вот и отрабатывай. Ты знал, на что шел.
– Если бы я знал, что лишусь квартиры в городе, что семье моей в таких условиях жить придется, ни за что не согласился бы, – вспылил Николай. – Думаете, легко отстающим колхозом руководить? В меня стреляли! А то, что колхоз стал подниматься
с последних мест в передовые, заслуга бригадира моего – Фаины Ивановой. Без ее помощи и советов заведующего складом Николая Суховерова ничего бы у меня не получилось. Я все сказал!
Начальник, не ожидавший такого напора, задумался, потом уже миролюбиво сказал:
– Решать, как с вами поступить, будут члены правления колхоза. Пишите заявление и собирайте собрание. Кстати, дом придется отдать новому председателю.
– Я готов! – по-военному ответил Николай и, облегченно вздохнув, выбежал из кабинета.
...Собравшиеся члены правления единогласно поддержали просьбу председателя и проголосовали за назначение на этот пост бригадира Фаины Ивановой. Вручая ей ключи от конторы и сейфа,он шепнул:
– Дом молодым отдай, а сама обрати внимание на заведующего зерноскладом. Хороший он человек.
Фаина благодарно улыбнулась и шепнула:
– Уже обратила.
  Николай прыгнул в седло и поскакал на конюшню. Завел Лиманку в стойло, потрепал ее по холке. «Прощай, спасительница моя, – заглядывая в огромные влажные глаза, шепнул он. – Будет у тебя теперь другой хозяин, вернее, хозяйка. Она тебя в обиду не даст». В горле запершило, и он быстро покинул конюшню. С фермы ему навстречу с полным подойником в руке вышла Женя, красивая, спокойная. Глаза ее горели таинственным светом.
– Уезжаю я, дочка. Наверное, не скоро увидимся, – сказал Николай. – Как устроюсь на новом месте, напишу. Ты не скучай тут без меня, в гости приезжай! Я очень буду ждать тебя с Иваном.
– Спасибо тебе за все, за все! – прошептала она. – Отец, я такая счастливая! У нас, по всем приметам, будет ребенок...