Моя девочка из 80-х

Эми Ариель
               На «Симхат-тора» в вильнюсскую синагогу  молодёжь ходила повеселиться и «подкадрить» кого-нибудь. Хороший это праздник «Симхат-тора» – в синагоге собираются все вместе внизу, женщины и мужчины, не то, что другие праздники, когда женщинам остаётся только  сверху  лицезреть  все,  что  происходит.

            Собственно, сам ритуал и его тонкости далеко не все знают, но пришли всё равно. Где и по какому поводу ещё могли собраться в Вильнюсе евреи? В синагоге на праздники да на концерте еврейской самодеятельности во Дворце профсоюзов. Старики сплетничают, хищно разглядывая ещё неучтённых в своей «канцелярии» ребят  и  девушек. Надо всех  взять на учёт, а там смотришь - и какой-то «шадхонес» (примеч.сватовство, идиш) выгорит.

              Молодёжь танцует «рэдэлэ». Да и не только молодёжь, в кружок затесались и шустрые бабушки и дедушки. Теснота, конечно, ужасная, кружок все деформируется, потом превращается в цепочку, которая движется по кругу по всей синагоге. Здесь же, в углу, на сдвинутых столах расставлено кое-какое угощение и даже выпивка, в основном – водка, а рядом аккуратные стопочки бумажных стаканчиков. Над всем этим царит устроившаяся на возвышении и вооружённая микрофоном Роза, всегдашняя ведущая всех еврейских праздников. Она заводит песню за песней и поддерживает настроение. В уголках, правда, ей моют кости - и как она, Роза, учительница таки, между прочим, не боится выступать в синагоге? Это, знаете ли... Вообще-то её коллеги на улице за оградой, а то на другой стороне улицы стояли в праздники, издалека смотрели, не рискуя зайти вовнутрь синагоги – ведь если засветиться здесь, на работе потом возможны и неприятности, особенно, если дело касалось педагогов или руководящих работников. А молодёжь и старики в синагогу ходили смело. Со стариками – ясно, что с них уже возьмёшь, а насчёт ребят…  Во всяком случае, такого, чтобы у кого-то из молодёжи из-за посещения синагоги были бы в Вильнюсе в те годы      проблемы, слышать не приходилось. Да и сказать по правде, молодёжь в основном тогда ходила в синагогу только по праздникам и больше для флирта, так, чтоб      познакомиться с кем-нибудь.
Шум, галдёж. Сквозь толпу знакомые пробираются друг к  другу  поздравить,  поговорить.

- Лизацка, здравствуй, с праздником! Мазл тов! (примеч. поздравляю, идиш)      Познакомься,      это      Миша. Мишенька, это Лизацка. Очень хорошая девоцка, - долговязый Лёва с трудом протолкался сквозь толпу к Лизке.

            Лёва - местная достопримечательность. Лизка познакомилась с ним пару лет назад на Рош-а-Шана (примеч. еврейский Новый год) тоже в синагоге. Тогда сколотилась большая компания и спонтанно организовалась складчина – все скинулись, купили продуктов, выпивки и пошли на квартиру к девчонке, которая жила в одном из угрюмых дворов старого города. Повеселились от души, много танцевали, пели песни на новогоднюю тематику. Соседи не очень  поняли, причём новый год в сентябре, и даже раздражённо стучали в стенку. Лёва выпросил тогда Лизкин телефон, а потом чуть ли не ежедневно звонил ей и доставал длинными тягучими разговорами. Всё это приходилось терпеливо выслушивать. Телефон у Лизки был на длинном проводе, и она расхаживала по квартире с аппаратом, то в кухню, то в туалет. Смешливая Лизкина бабушка, которая была в курсе насчёт всех её  кавалеров,  потешалась: «Что, опять      Лёва?»      

          Лева – длинный, как еврейское изгнание, в начале несуразного, очень худого тела – маленькое специфическое личико. Надо сказать, Лёва совсем не в Лизкином вкусе. Слава Богу, недавно он неожиданно для всех женился. Поговаривают, что девушка выбрала его исключительно за то, что у него есть близкие родственники в Израиле и ему дадут разрешение на выезд с семьёй. Хотя, раньше он, кажется, вообще не собирался никуда уезжать. (Что ж, вполне возможно, на дворе первая половина 80-х и выпускают за рубеж только к близким  родственникам).      

            В синагоге он, Лёва, сегодня один, супруга его, вроде учится где-то не в Вильнюсе. Лизка её так и не видела ещё, но хорошо знает Лёвиного тестя. Он работает с Лизкой на одном предприятии, импозантный такой дядька, да ещё не прочь пококетничать с молодыми симпатичными девчонками. Замужеством дочери он очень недоволен:
- Лизочка, ну что это за муж? И больной какой-то, а видели, что у него с лицом?

        К Лизке Лёва, видимо, сохранил тёплое отношение и во время синагогальных праздников постоянно её с кем-то знакомит, и вот опять – Познакомься, это - Лизацка, очень хорошая девоцка.

       Миша, интересный, самоуверенный паренёк, довольно молодой, Лизка сразу предположила, что, по всей вероятности, он на год - на два её моложе. Симпатичный, весёлая физиономия. В синагогу явно попал внепланово, голова покрыта носовым платком, видимо, ничего более подходящего не оказалось под рукой. Никогда нигде она его в Вильнюсе не видела, хотя евреи хотя бы с виду, как правило, все друг друга здесь знают. По-видимому, Лёва и сам с ним только что здесь познакомился.
- Очень приятно. Первый раз вас здесь вижу почему-то.
- И я вас - первый раз почему–то, - в тон ей ответил он. - Я уже, кажется, догадался, почему.
- В самом деле? И  в чём же дело?
-      Живу далеко, добираться неудобно.
-      Откуда добираетесь?
-      Да, вот,  из Москвы.
Лизка изумлённо уставилась на паренька, и они оба рассмеялись.

          Москвич оказался очень бойким, разбитным парнем, в Вильнюс он приехал в командировку на один из заводов. Он и вправду был на два года моложе Лизки, но это его совершенно не смущало. Хорошенькая зеленоглазая девчонка с длинными роскошными волосами ему сразу очень понравилась, общаться с ней было легко и интересно – остроумная и незаурядная. Прямо–таки интеллектуальное пиршество на фоне физического притяжения. Редкое сочетание таких качеств его очень удивило.

           Спустя полчаса они удрали из синагоги и отправились гулять по тихим улочкам старого города. Говорили о еврейской истории Вильнюса. От Лизки Миша узнал о прототипе доктора Айболита - докторе Цемахе Шабаде, с которым был знаком Чуковский. Совсем рядом с синагогой улочка Лигонинес – по-русски - Больничная, «за польским часом - Шпитальна» (примеч. – в польское время – Больничная, польск.). А вот здание давшего название этой улице бывшего еврейского госпиталя – одной из лучших  больниц начала ХХ века в Вильнюсе. Доктор Шабад там тоже работал.      

       А в этом большом доме в детстве жил французский писатель Ромен Гари (Роман Кацев), это здесь герой его романа «Обещание на рассвете» в знак любви к девочке съел калошу. А вот здесь, в этом дворе, когда-то была прекрасная хоральная синагога, которую взорвали уже после освобождения Вильнюса по распоряжению советских властей. Это был средневековый еврейский квартал. К синагоге примыкала знаменитая библиотека Страшуна, одна из лучших еврейских библиотек Европы, её тоже  уничтожила война. Здесь же жил знаменитый Виленский Гаон - рабби Элиаху бен Шломо Залман. Эта улица до войны называлась Еврейской. Это потом, через много лет, в Вильнюсе появятся великолепные памятники доктору Шабаду, и Виленскому Гаону, и мальчику с калошей из детства Ромена Гари. А пока Лизка с Мишей идут по ночным улочкам, держась за руки, и им      просто хорошо вдвоём.

           Недалеко от Святых ворот, костёла Святой Терезы, Базильянского монастыря, греко-католической церкви и православного Святодуховского монастыря прямо возле филармонии подворотня. Под аркой в стене чёрная гранитная мемориальная доска – надпись по-еврейски и на дореформенном русском – «наследственный  после  покойного купца Фейгельсона дом еврейской богадельни, талмуд-торы, дешёвой столовой и религиозного общества.» Какое смешение народов и культур! А в кинотеатре «Пионерюс» когда-то была еврейская филармония. А вот здесь, здесь в трагические годы войны был cамодеятельный театр виленского гетто. Театр в гетто, где свирепствовали голод, нищета, теснота, где постоянно устраивались акции уничтожения! Поначалу создателям театра пришлось преодолевать сильное неприятие в самом гетто. Многие узники гетто воспротивились идее создания театра, искренне считая, что не время играть, петь и смеяться в резервации смерти. Однако скоро люди поверили в театр. Зал его всегда был полон, театр стал нужен обречённым и обездоленным. В работе театра принимали участие актёры, режиссёры, композиторы, музыканты, балетмейстеры. Сколько их было здесь, прекрасных, талантливых! Эти мужественные люди бросили вызов смерти...
- Какая тут еврейская история, Лизка! Какая история...      
Миша усаживает Лизку на  скамеечку и притягивает к себе. Какие сладкие губы...
- Какой же ты шустрый, как заводной автомобильчик, одним словом, москвичок, – она пробует всё свести к шутке и пытается отстраниться.
- Молчи   и  не   мешай,  женщина.
...

      Гостиница, в которой остановился Миша, находится совсем недалеко от Лизкиного дома.
- Может, зайдёшь хоть ненадолго, поговорим?
- Только ненадолго, и если ты будешь себя хорошо вести.
- Я буду очень-очень хорошо себя вести. Я обещаю.
Номер маленький, одноместный, вполне симпатичный.
- У меня тут хорошее вино есть. Давай немного выпьем за знакомство? В кафе ведь не попали, у вас тут везде забито.

            Сладкое вино незаметно пьянит и кружит голову, и никак не оторваться от нежных Лизкиных губ, от шёлковых волос, руки гладят, ласкают, тянутся к маленьким пуговичкам на шёлковой блузочке в жёлтых ромашках. Как много этих пуговичек, но вот он и с ними справился.      Он не понимает, от чего он пьян – от вина ли, или от Лизки... Будто бы у него сто рук. Но нельзя, нельзя безрассудно падать в эту пропасть наслаждения. И она      решительно отстраняет его:

- Всё, всё, хватит, москвичок, ты мне обещал, что будешь себя очень хорошо вести. Так можно очень далеко зайти, очень. Я  не  уверена, что это правильно.
- Ну и правильная же ты девчонка, Лизка. Трезвая голова. И откуда сейчас такие берутся? Даже обидно. А может, это просто я тебя не заинтересовал? - огорчённо и обиженно проворчал он.
- Проводи меня домой, москвичок. Уже, правда, очень поздно, мои беспокоятся.   Я  же их не предупредила.

       Они ещё долго не могут расстаться в Лизкином подъезде. Как долго  и как коротко...

        Лизкины домашние уже спят. Только бабушка с ней чаёвничает на кухне, ей, как и Лизке, совсем не хочется спать. Она всё расспрашивает:
– А  что Лёва, а что новый ухажёр?
      А   у  Миши  завтра  утром самолёт...

              Прошло больше года. Каждый жил своей жизнью. Единственный вместе проведённый вечер остался сладким воспоминанием в тумане прошлого. На новый год   обменялись вежливыми  поздравлениями. Новые заботы, люди, встречи, прошлое уходило всё дальше и дальше...

            А в апреле Лизке подвернулась возможность прокатиться в Москву с мамой. У мамы была экскурсия, а у себя на работе Лизка взяла четыре дня в  счёт отпуска. Впрочем, остановились они у Лизкиного дяди, а с группой всего пару раз съездили на экскурсии, которые их заинтересовали. Лизкин приятель через свою влиятельную родню в Москве раздобыл билеты в Большой. Дядя с тёткой аж задохнулись от зависти.      Днём Лизка с мамой гуляли по городу, каждый день непременно  приезжали на  Красную   площадь – маме очень нравилось просто погулять здесь. Доставляло удовольствие всё – и прогулки пешком, и поездки в метро, и театры, и музеи, и вкусное московское мороженое, и просто  возможность  беззаботно пожить несколько дней. Погода стояла прекрасная. Настроение лёгкое, беззаботное, такое ощущение  счастья,  отдыха,  всего  чего-то  хорошего.

- Слушай, у тебя  же какой-то  знакомый  здесь  есть, позвонила  бы ему,  пусть  город  покажет, сходите  куда-нибудь, -  предложила  мама.
Лизка  встрепенулась.  В  записной   книжке – вот он телефон – Миша, Москва. Не сразу решается, кто знает, как он теперь, и до неё ли ему. А, впрочем, что тут терять, ну просто поинтересуется, как живёт её      знакомый.      Просто   знакомый,  что  тут  такого?

- Добрый    день. Мишу  к  телефону   можно?
Отозвавшийся голос  катастрофически хриплый, будто бы человек ужасно   простужен  и  говорит с  трудом.
- Да, это я. А  кто  спрашивает?
- Привет, москвичок. Не  узнаешь? Ты чего хрипишь, что случилось?
- Да это ты, что ли, Лизка?  Откуда ты звонишь? На межгород не похоже. Неужели ты здесь, в Москве?
- Ну да, я в Москве. Я ведь   всего  на  пару дней.  А с тобой  что  приключилось?  Неужели бандитская  пуля?
- Вот так всегда, нет, чтоб пожалеть человека! Лежит себе человек с температурой, старый, больной и  несчастный,  говорит  с  трудом,  не  ест,  не пьёт...
- С девушками не  целуется... Несчастненький ты  мой, бедняжечка...
- Так я и поверю тебе, ехидная ты моя. А если кроме шуток, я действительно чувствую себя несчастным. Мне обидно, что ты приехала, а я тебе в таком паршивом состоянии не имею права показываться. Но я  ведь твой должник.
- И что теперь делать?
- И что теперь делать? Слушай, я тебе такого гида  дам! Я брата попрошу тебе показать Москву. Ты ведь не возражаешь и не обидишься? Как тебе позвонить?

Положив трубку, Лизка задумалась. Обижаться было бы      глупо, впрочем, и не за что.

         Миша позвонил через полчаса. Предложил встретиться на кольцевой Комсомольской в удобное для Лизки время. Договорились на семь. Лизку  должен был ждать Мишин брат Лёня. По словам Миши, он был значительно старше и куда интереснее его, младшего брата. «И  большой знаток Москвы, так, что  тебе будет интересно»,- пообещал Миша.
....

- Вы - Лиза? Я - Мишин брат.
Высокий, импозантный мужчина лет под тридцать, одетый, как и описывал Миша, подошёл      к Лизке. Ну очень солидный, ну очень красивый, все уж так слишком, так ну очень, что Лизке даже как-то стало неловко, и она впервые оробела. С таким не пошутишь так легко, просто чувствуешь себя несолидной девчонкой рядом с таким важным господином. Да ещё он намного выше и крупнее худенькой Лизки. Он, похоже, почувствовал её настроение. Девчонка, миленькая вполне, наверно, умненькая, но какая-то совсем девчонка. Его привлекали дамы постарше, поопытней, постервозней, что ли.
- Ну что ж, пойдёмте, если не возражаете.

        Прогулка по Москве превзошла все ожидания. Лизка увидела интереснейшие  места в стороне      от традиционных туристских троп. Они бродили по московским улицам, переулкам, любовались мостами, площадями, дворцами и храмами. Лёня рассказывал очень интересно, держался вежливо, корректно, как-то отстранённо и не отклонялся от обязанностей гида, возложенных на него Мишей. К тому же, как оказалось, они с Лизкой работали в одной отрасли на родственных предприятиях. Поговорили о своих фирмах и перспективах евреев в науке в Вильнюсе и Москве. Лёня недавно защитил диссертацию.

"Способный, наверно, пробивной, роскошный, важный," - думала она.
"Умненькая девочка, остроумная, непосредственная. Разбирается, - думал он. – И очень хорошенькая, поговорить с ней занятно. Но..."
Но все это было уж очень правильно и скучно.
- Ну что ж, теперь мы вполне можем двинуться к вашему дому. Уже довольно поздно, вам, наверно, надо      отдохнуть, да и мне рано  вставать.
- О да, высыпаться надо обязательно, это полезно для здоровья, - поддела Лизка.

           Лёня внимательно, как-то по-другому посмотрел на неё.
Он уже знал, что она остановилась у родственников недалеко от метро Преображенская площадь. Лизка подумала, что они пойдут к метро, но Лёня предложил пройти пешком. Дорогой, которую, он ей показал, это было не так уж и далеко.
Весь вечер за его вежливостью и предупредительностью сквозила такая откровенная скука, которую Лизка никак не могла не заметить.
Ей захотелось похулиганить перед этим правильным и важным  господином, пошутить над ним, выкинуть какой-нибудь необычный номер, на уши стать, но вывести его из этого скучного равновесия.

 - Прямо аптекарь какой-то, - в ней нарастало какое-то озорное чувство и желание что-нибудь натворить.
Вот и дом Лизкиных родственников.
- Ну что ж, спасибо Вам за замечательную экскурсию. Мише привет  и моя благодарность.
      Лёня поцеловал Лизкину ручку:
- И вам спасибо за приятную компанию. Было очень интересно с вами пообщаться, и, надеюсь, что и вам прогулка доставила удовольствие.
- Да, мне, конечно, очень понравилось. Но мне, Лёня, показалось, что вы-то сам отчаянно скучали. Надеюсь, что  вы выспитесь и завтра без проблем рано встанете.
- Это почему же я скучал? – опешил он.
- Ну, может, потому что я к вам не пристаю, так сказать, а вы к этому привыкли? Или что-то в этом роде?
- А ты, оказывается, хулиганка. Провоцируешь что ли? - заинтересованно посмотрел на неё он.
- Да нет, что вы! Просто, исходя из наблюдений и логики, предполагаю, чего Вам не хватает и ...
– И значит, ты определила, что мне не хватает, чтобы ко мне приставали? Поскольку на данный момент вариантов нет, приставать следует тебе?
- А Вы как предпочитаете?
- Ну, раз уж затеяла, начинай, ты  у меня не отвертишься, - в весёлых его глазах заплясали чёртики.
- Легко, пожалуйста!

Лизка абсолютно в шутку обнимает его за шею и останавливается.
- И это все? Ну,  и чего же ты испугалась? А  говоришь – легко...
- Я не...
- Молчи, женщина, ничего не говори! Какая же ты нежная и сладкая...

         Они даже не заметили, как пролетели три часа. Они уже давно попрощались, но никак  не могут расстаться. Не могут расстаться, потому что чувствуют, что это расставание навсегда.
- Наверно, мне уже надо идти, Лёня.
- Наверно, но побудь ещё. Побудь со мной ещё. ...Побудь...

         А за окном уже  ранним утром  начиналось завтра.  А завтра у Лизки поезд... Новый день, новые дела. У каждого своя жизнь, свой путь. Больше их пути не пересекутся никогда.

            Почему? Почему... А  потому что так тоже бывает в жизни. А этот единственный вместе проведённый вечер, общая частичка прошлого, с годами скроется в океане сладких и горьких воспоминаний  о молодости. Новые заботы, люди, встречи, прошлое уходит все дальше и дальше.


Примечание. Иллюстрация – памятник доктору Шабаду в Вильнюсе. Фото автора