Мне двадцать восемь лет, комсомольский возраст подходит к концу, и мне за активную работу райком комсомола предложил присоединиться к молодежной группе леспромхозовских работников и поехать вместе с ними в Финляндию. Возможно, кто-то отказался или заболел. Конечно же, поездка за мой счет, но я с радостью согласилась. Когда еще представится такая возможность - побывать заграницей? На сборы оставался всего один день, и я собралась в один момент.
Возраст участников группы предполагался до тридцати пяти лет, правда таких было не много – человек пять, а остальные далеко за сорок - какие-то тюменские начальники-мужчины, и финансисты-бухгалтера - уже не совсем молодые женщины. Видимо, воспользовались молодежными путевками. Ведь у них поездка была за счет леспромхозов и считалась, как заграничная командировка по обмену опытом. Это только я была, к ним примкнувшая - из газпромовской системы.
Сбор был в обкоме партии. В Тюмень я тогда попала впервые, и впечатление на долгие годы у меня осталось ужасное. Такой грязи я никогда и нигде - ни тогда, ни до сих пор - не встречала. Это было что-то липкое, не отмывающееся. А я в белом пальто и в белых сапогах. Словом, когда я в такси марки "старая разваливающаяся Волга" доехала до обкома, эта черная жижа по моим белым сапогам поднялась уже до самой шеи. Я сразу побежала в туалет, чтобы как-то привести себя в порядок, но бесполезно - грязь въелась навечно. Настроение было испорчено.
К поездке готовили нас прямо по Высоцкому, или даже строже. Столько было всяких условностей и запретов. Анекдоты про Брежнева, Чапаева и Анку-пулеметчицу не рассказывать. Видимо, чтобы не подрывать авторитет нашего правительства и народных героев. В отелях ничего не читать, ничего не брать и вообще не поддаваться вражеской пропаганде. Много и долго нам все запрещали и нас пугали.
На поезде мы добрались до Ленинграда. Там все наличные деньги мы положили на сберкнижку, обменяли нам только двенадцать рублей на шестьдесят финских марок. И на автобусе поехали в Финляндию.
С собой разрешили взять две бутылки водки. Правда, я на всякий случай положила в чемодан себе три бутылки. Подумала, что если отнимут, то отнимут, но проскочила - не отняли. Опытные руководители взяли с собой пару палок копченой колбасы и припрятали ее в автобусе, хотя знали, что ввозить ее нельзя. На границе нас очень тщательно проверяли, особенно автобус - переворошили все. Но и здесь повезло, колбасу не нашли и в Финляндии она нам очень даже пригодилась.
Переехав на финскую территорию, мы увидели, как все изменилось. Ведь мы проехали буквально несколько сот метров, и попали совсем в другой мир. Особенно нас поразила чистота - ухоженный лес, скошенные поля, а трава аккуратно сложена в проветриваемые домики-сарайчики. На наших полях трава была собрана как попало в стога и мокла под дождем. А был тогда уже октябрь месяц. Во всяком случае, разница была колоссальная.
Программа поездки была такая - каждый день переезд в другой город, экскурсии, двухразовое питание, а главная цель – посещение дерево-обрабатывающего комбината.
В Хельсинки, что нас опять поразило - идеальная чистота везде, особенно туалеты – ароматные и с музыкой. Все было нам в новинку. Что и говорить - диковатые мы были. Рестораны, салфеточки, разнообразные приборы – по несколько вилочек-ножиков – ничего мы путем не знали. Иногда терялись, смущались. Случались смешные ситуации. Почему-то финны считали, что русские просто не могут жить без супа. И нас и на завтрак и на обед кормили всякими, в основном протертыми, супами - томатным, луковым и другими. Сначала в новинку было вроде ничего. Но дня через три от этих супов все уже взвыли.
Но больше всего нам не нравилось во время обеда в ресторане, что официантки стоят над душой, прямо возле стола и следят, как мы едим. И не успеешь еще закончить - быстро убирают тарелку. С непривычки это раздражало, и приходилось есть быстрее - не получая никакого удовольствия от еды. Казалось, ведь человек ждет, когда ты поешь. А они ведь просто были очень внимательны к русским гостям.
Один раз мы пришли на обед - стол уже был накрыт, как всегда белоснежной скатертью, с такими же тканевыми салфетками. На столе приборы, специи и возле каждого плошечка, на вид что-то похожее на варенье. Мы подумали, может к чаю? Но стояли кофейные чашки. Один парнишка наш такой всегда веселый, из любопытства, чтобы попробовать, что это – ложечкой положил немного в свою кофейную чашку. Оказалось, что это было брусничное варенье. Но для чего его поставили, мы не знали. Мы поели, варенье не трогали. Но когда девушка-официантка стала разливать кофе, и увидела у нашего паренька выпачканную вареньем чашку, она так испугалась и не знала, что ей дальше делать. Наш товарищ не растерялся, откинулся в кресле и с важным видом указал на свою чашку – Лей сюда, люблю так! - Девушка все поняла, разулыбалась и налила ему кофе. Все были счастливы. Вообще-то с нами все были очень сдержаны. Складывалось впечатление, что нас как-то побаивались. Наверное не знали, как мы себя можем повезти. И когда мы уходили, официантка даже вышла с нами попрощаться. Видимо на радостях, что все обошлось без конфликта. А варенье брусничное оказывается подавали к мясу, а мы тогда еще и не знали. Но с тех пор и дома стали всегда есть жареное мясо и курочку с соусом из брусничного варенья. Благо, что это наша любимая северная ягода.
Каждый день мы переезжали в новый город, его осматривали, там обедали и ночевали. Утром завтракали и ехали дальше. Обед был в шесть вечера, а дальше мы были свободны. Ну какая может быть свобода без денег и без еды. Ведь мы могли себе позволить купить только жевательную резинку и спички. Другого нам никто ничего и не предлагал.
Гидом с нами ездила милая молодая девушка-финка тоже Аня – Аннели. Мы с ней очень подружились, хотя разница у нас была десять лет. Ей только исполнилось восемнадцать, но я чувствовала, что по многим вопросам она продвинутей меня. И мне с ней было интересно даже кое-чему у нее подучиться.
Вечерами нам всегда очень хотелось есть. Но, к сожалению, было нечего. Одну бутылку водки мы сдали в общий котел, вроде на презенты кому-то, а вторую бутылку мы распивали длинными вечерами. Мы собирались вместе, выпивали по чуть-чуть водки, закусывали колбасой, а когда она кончилась, просто зажевывали жвачкой. Как-то наши парни выпили слегка, вышли на улицу в белых рубашечках и стали приставать к прохожим, зазывать их к нам в Советский союз, и убеждать, как у нас там хорошо. Слава богу, что финны не знали русского языка и не понимали ничего. Нам удалось с большим трудом уговорить патриотов нашей родины успокоиться. Мы очень боялись, что их заберут в полицию и у нас будут неприятности. Так они бурно выступали. Но все обошлось.
Без денег на все финское изобилие и красоту смотреть было просто не возможно. Особенно на красивые детские вещи, которыми были забиты все магазины и киоски. Я даже плакала, что своей маленькой доченьке ничего не могу купить. Как же было обидно, что там у меня в союзе много денег, но купить нечего. А здесь есть все, что хочешь, но не за что купить.
Оказалось действительно очень интересным посещение деревообрабатывающего комбината. Это казалось просто не реальное волшебство. Завод стоял на реке, по которой сплавлялся лес. Деревья прямо целиком заплывали в здание, и на выходе получалось море всякой продукции – и доски разнообразные, и детали сборных домов, и щепа, и спички, и даже из опилок прессованная плитка. Ничего не пропадало. Чистота в цехах идеальная, все автоматизировано. Обслуживает всего несколько человек, одетых в красивую форму. Все было просто удивительно.
Тем более, мы-то знали, как у нас обращаются с лесом. Кругом тайга, много леспромхозов, вырубается лес нещадно. Когда едешь на поезде, то вдоль железной дороги все завалено не вывезенным лесом, который лежит там много лет, а к нему все добавляется новый и новый. И тоже гниет. Ведь план давался на рубку леса, а не на переработку. В общем бесхозяйственность страшная. Правда не знаю, научились чему-нибудь тогда у финнов, или нет.
Посетили мы даже детский садик и еще побывали на молодежном собрании, наподобие нашего комсомольского. Правда, там все было по-другому. Пришли мы туда со своей водкой. Угостили ребят. Они немного выпили, развеселились. И нам сказали, что у них всегда весело проходят собрания. Нам это тоже понравилось. Все легко и радостно
В Тампере нас, девушек, поселили в старом доме у русской женщины. Дом был действительно очень старым, прямо как музей. Мебель, книги, всякие безделушки - казалось, что давно к ним никто не прикасался. А тяжелые шторы на окнах вообще нельзя было трогать - с них сразу сыпалась пыль. И хозяйка дома была такая же немолодая, но очень приветливая. Она напоила нас чаем и пыталась расспросить о жизни в России, но мы как партизаны говорили одно - у нас все хорошо, все прекрасно, никаких проблем нет. Мы и там ощущали на себе всевидящее око нашей партии.
А когда мы стали ложиться спать, то каждая под своей подушкой обнаружила какую-то книжку. Но мы решили их не трогать - вдруг это какой-то подвох, провокация. Но постепенно любопытство взяло свое, и мы, посмотрели, что нам подложили. А это оказалась была библия, и даже на русском языке. Заботливая хозяйка, видимо, хотела, чтобы мы помолились перед сном. Но это было не про нас - мы комсомольцы-коммунисты не имели на это права, да и не умели. Мы тогда были просто атеистами.
Уже к концу первой недели нам так уже захотелось на родину, к нашим сберкнижкам, грязненьким улочкам, невкусным столовкам. И вообще мы уже хотим домой. Но, чтобы что-то совсем новое увезти хотя бы в памяти из-за границы, мы решили посмотреть какой-нибудь сексуальный фильм. Вот уж такого у нас точно нет. Билет стоил пять марок. Мне удалось продать припрятанную бутылку водки за семь марок, так что деньги на билет у меня были. И мы с женщинами пошли в кино. Кинотеатр был недалеко от отеля, и мы не боялись, что заблудимся. Наша гид- Аннели попросила всех не ходить в один кинотеатр в одно время, чтобы это не выглядело культпоходом в кино. Мы согласились. А когда зашли в зал, то там уже была вся наша группа и только на последнем ряду сидела юная парочка, лет по пятнадцать. Они сидели тянули из бутылочек пепси и хрустели попкорном.
Начался фильм. Мы затаились в ожидании чего-то ужасного. Фильм был про то, как одну девушку изнасиловали, а потом ей пришлось стать проституткой. Были такие моменты, что нам казались запредельными. И когда наши юноши стали вслух громко комментировать происходящее на экране, я вообще хотела уйти. Но потом решила досмотреть до конца. Ушла в середину зала подальше от всех, подняла воротник пальто и сидела, выглядывая, как из блиндажа. Потом нам наша Аня сказала, что в общем-то это был детский фильм. А как он на нас подействовал! Но я все-равно была горда собой, что и «это» я видела, и «кое-что» узнала.
Программа зарубежной поездки была практически выполнена. Осталось только что-нибудь купить на память о Финляндии. Нас привели в очень недорогой магазин. Хозяйка - пожилая русская эмигрантка. Я почему-то ей понравилась, точнее моя русская «выразительная» фигура, и она стала предлагать мне всякие «тряпочки» со скидкой. Но вещи в основном были французские, и мне они никак не подходили. И тут я увидела миленькую кофточку, необычного фасона - прямо воздушную, черненькую в горошек. Мне она так понравилась, но, к сожалению, денег у меня на нее не хватало. Добрая хозяйка пожалела меня и отдала мне ее за все, что я наскребла. Правда с этой кофточкой оказалось не все так просто. Но это потом. А пока я была просто в восторге!
Голодноватые и от безденежья униженные и обиженные, мы едва дождались окончания нашего путешествия. И когда на десятый день мы пересекали границу этой чистой, благополучной и красивой страны, мы не сговариваясь долго и громко кричали - Ураааа!! Мы дома!!. И все нам казалось таким милым, близким и родным – и неухоженные поля, леса и луга, покосившиеся деревенские домишки, плохие дороги. А когда в Ленинграде мы опять получили свои северные денежки, то наша родина показалась нам еще краше. Мы кинулись по ленинградским магазинам скупать все подряд - для подарков своим детям, ведь ребенку не объяснишь, почему мама ничего не привезла из-за границы. И дочь только сейчас, прочитав мой рассказ, узнала, что те игрушки и наряды, что я тогда привезла (а она все помнит) были из Ленинграда.
После возвращения домой в наш Комсомольский меня попросили выступить по местному телевидению и поделиться впечатлениями о поездке. И знали бы вы, с каким энтузиазмом я рассказывала о том, как у нас хорошо, несмотря на всю финскую красоту и цивилизацию. И когда после передачи я вышла из студии, секретарь райкома комсомола отвел меня в сторонку и тихонько спросил – А ты что, и вправду так думаешь? Я очень удивилась и спросила - А ты? Он промолчал. Он уже много раз выезжал за рубеж, уже пообтесался, присмотрелся, да и ездил видимо не с двенадцатью рублями. А у меня уже до девяностых годов вопрос о загранице и не стоял.
Правда теперь, по прошествии стольких лет, объехав уже достаточное количество стран, я могу сравнивать более объективно и бесстрашно выражать лично свое мнение. И могу сказать, что многое у нас уже похоже на заграничное - и вещей в магазинах много, и рестораны с кухней из разных стран, и траву в полях научились прикрывать от дождя, но все же чего-то у нас не хватает. Видимо той самой внутренней свободы, простоты и радости. И трудно сказать, когда люди расслабятся и почувствуют ее. А пока мы по-прежнему стараемся доказать всем, что мы особенные, не такие, как все, и вообще у нас все правильное и все лучшее, не то, что там у них в Европе.
А с финской кофточкой вот что произошло. Она была действительно красивая и совсем не выходила из моды. И лет через десять, когда мы уже жили в Воронеже, дочь случайно увидела, что точки и горошинки составляют необычный рисунок - кресты-свастики и бомбы. И действительно, стоило один раз увидеть закодированную картинку, она сразу бросается в глаза. Удивительно, что столько лет никто на это не обращал внимания. А может кто-то и видел?
Как же я напугалась! Если кто-нибудь на мне рассмотрит фашистские знаки, я точно лишусь работы. Ведь отдел кадров проектного института, где я работала, был также из ГБ, как и на севере. И мы, как и прежде, всего боялись. В общем, с грустью и тоской, я потихоньку свернула свою единственную память о Финляндии, завернула ее в бумагу и положила в мусорное ведро, от греха подальше.
Теперь я ее, конечно, не выбросила бы, и она могла б стать иллюстрацией к моему рассказу.
05.06.14.
Лондон (Хэмпстед)
А.Вершкова