Наверное, у каждого из нас есть свой любимый город, свой уголок, где мы чувствуем себя уютно и безмятежно, где мы понимаем, что счастливы по-настоящему. Для меня уже давно таким городом стала Одесса. Чем чаще я ее посещаю, тем больше я влюбляюсь и поддаюсь ее очарованию. Не проживая в Одессе, я чувствую себя одесситкой и скучаю без нее.
Вообще Одесса удивительна, хотя не каждому дано ее понять и прочувствовать. Мне кажется, по ее старым улочкам можно гулять бесконечно. Каждый раз ты находишь что-то новое, да и знакомые места открываются с другой стороны. Я наконец поняла, что МОЯ Одесса – это не памятник Дюку, не Оперный театр, а множество деталей, по-своему отражающих душу Одессы. Дружелюбные коты, цветущие балконы, нежный аромат софоры, музыкальные названия улиц, одесский воздух с запахом романтики и моря, благородный Французский бульвар, уютные дворики… И, конечно, я всегда буду помнить спящего продавца сувениров на Дерибасовской, карету на автомобильной стоянке и, да простят меня все, кто в этот момент кушает, – общественный туалет, щедро украшенный кашпо с цветами.
Случилось мне однажды оказаться в одесском дворике не в качестве туриста, а в качестве гостя. Давайте прищуримся от утреннего июльского солнышка, свернем на тихую тенистую улочку, вдохнем чудный запах софоры, украсившей дороги светло-желтой шалью, и остановимся у трехэтажного дома под номером пять. Подойдем к изящным кованым воротам, которые и скрывают наш уютный дворик, и попадем в него через открытый проем. Справа и слева мы увидим несколько разноцветных дверей с облупившейся краской и старые почтовые ящики, на которых можно прочитать не только номер квартиры, но и фамилию владельца. Как только арочный проход заканчивается, начинается жизнь. Обычная жизнь обитателей одесского дворика.
Три трехэтажных дома – желтый, голубой и белый – построены вплотную друг к другу, в виде буквы «П». Стена голубого дома обильно увита зеленой растительностью, и за этой брутальной небритостью прячутся сочные гроздья винограда. Между желтым и белым домом пролегает паутина проводов и бельевых веревок, которыми заполнено все свободное пространство от второго до третьего этажа. В лабиринте веревок висят не только ряды разноцветного белья, от носков до шапок, но и одноглазый плюшевый мишка, старые армейские сапоги и первый том «Войны и мира».
Два дома выкрашены совсем недавно, прямо поверх старой облупившейся краски, но эти неровности – ничто по сравнению с трещинами на фасаде. Разбитые окна мирно соседствуют с кондиционерами и спутниковыми тарелками, а перекошенные деревянные рамы – с новыми пластиковыми стеклопакетами. Такие контрасты завораживают, очаровывают и одновременно навевают легкую грусть.
Семь пригревшихся на солнышке дворовых котиков устроили свое лежбище там, где им было наиболее комфортно, – на качелях, на внешнем блоке кондиционера, на подоконнике подъезда, на металлической лестнице, ведущей в ярко-голубую пристройку на втором этаже одного из домов, и даже на клумбе, сделанной из большой детской машины.
Сейчас во дворике тихо, и только звон ложки о тарелку, доносящийся из окна третьего этажа, напоминает о том, что дома обитаемы.
Через полтора часа, сидя в квартире номер семь и попивая смесь черного и зеленого чая с лимоном, я стала свидетелем одного дня из жизни одесского дворика.
- Доброго утречка, тетя Сара! – услышала я громкий женский голос и тут же выглянула в окно.
Из арки показалась дородная пожилая женщина с увесистым пакетом, которая медленно, но верно направлялась домой. Тетю Сару знал весь двор, но она предпочитала помнить только тех, кто ей должен, а должны ей были, по ее мнению, все жители близстоящих домов. Пока она добиралась до своего подъезда, она успела от души поговорить с соседкой, не останавливаясь и не сбавляя скорости.
- И тебе мое с кисточкой, Гэлла! Спрашивай уже свои вопросы, пока я иду!
- Та ви идете быстрее, чем я думаю, тетя Сара! – пышногрудая женщина с классическим начесом «двадцать лет в торговле» выглядывала из окна второго этажа голубого дома, отодвинув в сторону густую виноградную ветвь. На вид ей было лет пятьдесят с гаком. Не более.
- Тогда бекицер, Гэлла, не задерживай меня.
Гэлла перекинулась через окно, чтобы лучше видеть свою соседку, и наконец спросила:
- Тетя Сара, ви с Привоза? Ну как там с погодой, базар сделали?
- Та не, Гэлла, какой базар, у них снова огурец подорожал. Смотрю – новенький хлопец за прилавком, на лбу прописано «Первый день работы». Подхожу к нему, такому чернявому, красивому, спрашиваю, почем, а он мне кажет – двадцать рублей. Я говорю, шо он, из золота, через почему он такой дорогой? А он мне – ви таки почитайте, как его имя. Я щурюсь – сама-то без очков, читаю: «Огурец инкубаторский», говорю, шо же ви такую гадость задорого продаете, больше пяти гривень за него не дам, це моя крайняя цена. И так громко сказала, шо прозрела! Перечитываю снова – «им-пе-раторский». Ну точно с алмазами!
- И шо он вам ответил?
- А он задергался, по сторонам тудой-сюдой зирк, и шёпотом так: «Забирай за пятнадцать».
- И шо ви ответили?
- Говорю ему еще громче – шо, из Великой Китайской империи проезд для огурцов подорожал?
- А он шо?
- Десять, кажет! И тихо попросил меня скандал не делать и хай не поднимать.
- А ви шо?
- А я ухмыльнулась и пошла к другому. И этот чернявый мине вдогонку кричит: «Пять! Уговорила, бабка!»
- Ну а ви?
- А я подхожу к нему и так невзначай усилила горло: «Я такой огурец даже своей собаке не куплю! Це ж явный мусор!» Кстати, ви не видели мою собаку?
- Та нет.
Недовольный мужской голос с первого этажа:
- Если увидите, передавайте от меня пламенный привет и напомните про долг!
- Гена! Шо ви имеете сказать за мою собаку? Шо за мансы?!
- Ваша собака вчера с улыбкой гадила на мой коврик. На мой турецкий коврик с верблюдом, я за него двадцать долларов отдал.
- Гена, я на вас удивляюсь! Шо ж ви такое богатство не дома стелете? Странно, шо ваш верблюд до сих пор в вас не плюнул за то, шо ви об него ноги вытираете.
- Угомоните свою собаку! – не унимался мужчина. – Иначе мне придется применить к ней силу!
- Ви шо, угрожаете Тузику? Ви собираетесь вытрясти из него несколько зеленых бумажек, которые он даже не ел? Та не массажируйте мне нервы!
- Тетя Сара, так шо с огурцами? – снова крикнула Гэлла.
- Та шо, даром забрала. Он мне еще щикарную помидору сверху положил. Бонус, кажет.
- Кошерно! – воскликнула Гэлла и тут же скрылась. Видимо, сегодня ей тоже было прописано делать базар: не каждый день может повезти на новенького, неопытного, да еще и молодого-красивого-неженатого продавца.
- Тетя Сара, ваша собака снова топчет цветы на грядке тети Розы! – послышался детский голос из арки.
- Та шо ви все хочете от моей собаки, всё шкворчите на нее, шкворчите… Она уже старая и, наверное, на оба глаза слепая! Дайте ей уже спокойно умереть без долгов.
- Мы не только дадим, но и поможем! – крикнул Гена. – Быстро и без наркоза!
- Да шоб ви были здоровы, как моя собака! – возмутилась тетя Сара и зашла в подъезд.
Мальчик Вася, сдавший бедного Тузика, забежал во двор с левого фланга и в эффектном падении послал мяч в открытое окно дяди Гены.
- Ав! Ав! – следом за мальчиком появился Тузик, который, побежав за мячом с громким лаем, не ожидал такой подставы от своего товарища. Увидев грозного дядю Гену в окне, пес прижал уши и драпанул со всех лап к грядке тети Розы: у нее еще осталось несколько роскошных клумб с петуниями.
- Ах ты, байстрюк! Только вернись, пущу на котлеты! – крикнул ему вслед дядя Гена и погрозил кулаком. Видимо, он подумал, что особо наглые собаки могут не только гадить на турецких ковриках, но и играть в футбол.
Юный хулиган, притворившись то ли лестничными перилами, то ли восьмым спящим котом, остался незамеченным и, стоило голове дяди Гены исчезнуть из поля зрения, побежал домой, распугав всех дворовых кошек. Они немного повозмущались, после чего лениво потянулись и пошли искать более безопасное место для сна.
В этот момент из белого дома появился дед Витя Спиридонович. Хотя многие называли его Спиртович. Он всегда носил в кармане загадочную полулитровую бутылку из-под «Моршинской» и утверждал, что там березовый сок. Потеснив на лавочке только что прикорнувшего облезлого кота и подозрительно оглядевшись, он достал из-за пазухи бутылку и вставил трубочку в горлышко.
Через пару минут из арки появились два шокированных красотами Одессы туриста – девушка и молодой человек. Они зашли во дворик с открытыми от изумления ртами и без конца щелкали фотоаппаратом.
Спиртович, убрав трубочку в карман и закрутив крышку, недовольно пробурчал:
- Та шо такоэ, всё ходют, ходют. Патриёты… Пойду мешать им впечатляться.
Он подошел к паре и встал с ними в ряд, деловито заведя руки за спину. Окинув их внимательным взглядом от сланцев до панамок, он поднял голову и посмотрел на то место, которое они только что снимали.
- Я дико извиняюсь… Но шо це будет? – с интересом спросил он, медленно раскачиваясь на пятках.
Парень замялся от неожиданного вопроса, а девушка смущенно улыбнулась.
- Ну как же, зарисовка «одесский дворик», – ответила она. – Красиво же.
- Та ну! И шо именно там красиво – разбитое окно или баба Валя, которая в тот момент выглядывала?
Парень включил просмотр последнего фото, чтоб посмотреть на бабу Валю. Приближал окно, вглядывался и недоуменно смотрел на оригинал.
- Ой, показалось, – быстро ответил Спиртович. – Наверное, то была ее собака. Ви вот на меня лучше посмотрите, чем я хуже? Я вам таки скажу – я тоже местная достопримечательность, снимите меня!
Дед, улыбнувшись во все свои тринадцать зубов, встал в позу греческой статуи, и радостный парень сделал как минимум десять снимков с разных ракурсов.
- Ну, как я получился? – спросил Спиртович после фотосессии, заглядывая в дисплей.
- Отлично! – воскликнули туристы. Они были в неописуемом восторге, что в их копилке среди тысячи фотографий одесской архитектуры появился колоритный дед.
- 50 гривень, – тихо-тихо, как бы невзначай, пробормотал Спиртович.
- Что, простите? – в ужасе переспросила девушка.
- Я говорю, ливень! Ливень завтра обещали.
- А-а-а, – ответ их явно успокоил, но напряжение осталось.
- Арбуза не хотите? – спросил дед, подталкивая их к выходу. – Я только вчера на базаре купил. Нашего. Из-под Турции. Есть такое село под Одессой.
- Нет, спасибо, – пробормотала девушка, косясь на своего спутника.
- Как это любезно с вашей стороны, – улыбнулся Спиртович. – Адресок мой тогда запишите, шоб фото прислать.
Записав координаты деда Вити, туристы тут же ретировались, опасаясь, что про пятьдесят гривен он все же не шутил.
- Спиртович! – послышался голос тети Сары, которая, видимо, дошла до своей квартиры. Хотя нет, кричала она из окна подъезда. – Еврейская ты моя морда! Тебе шо, скучно?
- Та нет, Сарочка. А шо такоэ?
- Были бы у меня таки долги, как у тебя, я бы уже давно подарила мне твою квартиру или убилась веником. Ты собираешься вернуть мне семьдесят три рубля или нет?
- Таки да, Сарочка!
- Таки да – да или таки да – нет?
- Сарочка, фибра моя, я таки верну! С процентами. Честное еврейское!
- Спиртович! Бесстыжий ты кусок идиёта! Это во-первых! Лови ушами мои слова! Я тебе больше не дам ни рубля на березовый сок, добывай его сам! Могу тебе сверло в аренду дать. Ты когда вернешь всё, шо занял?
- Сарочка, прямо щас верну! Та шоб меня покрасили!
- Ага, знаю я твое щас, старый поц. Перестань сказать мне ложь. Я быстрее замуж выйду и рожу пятерых детей!
- Сарочка, ви таки согласны? – с надеждой в голосе произнес дед Витя.
- Фи, Спиртович! Не подымай мне сахар! Ты, конечно, обаятельный еврей, но не до такой же степени! И шо я с этого буду иметь? Ты будешь кормить меня, как своего облезлого кота? С него уже ничего не осталось!
- Та це ж не мой кот, Сарочка!
- Да шоб ты так жил, как прибедняешься, Спиртович! Даже от кота открестился. Тьфу на тэбэ. В пятницу имею ждать от тебя расчет. В эту пятницу, дорогой, не в следующую и не через десять лет. Можешь делать за это шахер-махер, можешь продать свой телевизер. Или, так и быть, я почти согласна принять от тебя дарственную. Ну, или мне таки придется попросить Тузика сделать тебе переливание совести.
- Сарочка, да шо ви мене все время цвинькаете! Оставьте мне жить!
- Спиртович! Смелости в тебе быстрее, чем стыда! У тебя шо, скидка в травмпункте? Тузик! – крикнула тетя Сара, и огромная дворняга, весело виляя хвостом, появилась во дворе. – Тузик, этот нехороший дядя обижает тетю Сару.
Тузик угрожающе зарычал, приближаясь к Спиртовичу.
- Внимательно смотри на Тузика и трезво содрогнись, – сказала тетя Сара свои прощальные слова и скрылась.
- Цимес! Цимес! – грустно ответил дед Витя Тузику, высоко подняв руки. В этот момент из окна появился Гена.
- Ты снова здесь?! Ну, щас я тебе устрою гембель…
Гена часто ругал Спиртовича, что тот пьет березовый сок под его окном, поэтому дед Витя не сомневался, что угроза была обращена к нему, и кинулся домой со всех ног. С такой же скоростью из подъезда выскочил Гена и бросился за Тузиком, размахивая турецким ковриком. Спящие коты с дикими воплями разбежались в разные стороны, и на арене появился мальчик Вася. Он проворно побывал в окне дяди Гены, вернувшись обратно с мячом и батоном вареной колбасы, и убежал наводить порядок в другом месте.
Во дворике внезапно стало тихо. Только на третьем этаже кто-то шуршал столом и напевал тихую мелодию:
Плывут туманы над водой, покрытой бирюзой,
Стоит у моря предо мной чудесный город мой.
Он песнею встречает и песней провожает –
Одесса-мама, славный город мой.
Инцидент с собакой, как говорят в Одессе, был полностью вычерпан. Ни одно животное не пострадало, и все персонажи остались в трезвом здравии, добром уме и простили друг другу все долги и обиды. И, хоть в это трудно себе поверить, это правда. Честное еврейское!
А если не верите, поезжайте в Одессу, выберите один из миллиона волшебных старых двориков, присядьте с книжкой на лавочке, скрытой в тени гигантского плюща, и слушайте. Просто слушайте.
Август 2013
В рассказе использована фотография автора и фрагмент песни: «Ах, Одесса!» (автор слов и композитор неизвестны).