Из заседания
исторического Общества Нестора-летописца
(15 января 1906 г.)
С. 56 «Чтений...»
В заключение, председатель Общества Н. П. Дашкевич произнёс речь:
«Смены вековых традиций в отношениях народов Запада к Руси».
Вместо того чтобы в мире и единении стремиться к осуществлению идеалов учения Христа, христианский мир находился в постоянной вражде и разделении. В этом отношении основная мысль сочинения В.И. Ламанского: «Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе» не лишена значительной доли правды.
На европейско-азиатском материке он различает три великих мира: средину их занимает Россия и славянство; мир собственно европейский постоянно обособлялся; Русь представлялась последнему как своего рода «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».
Интересно, как сложились такие представления с отдалённого времени.
Например, во французских былевых песнях XI и следующих веков, русские являются враждебными язычниками; в немецком эпосе славяне, особенно восточные, упоминаются, как люди чужие, поганые, неверные; даже в отдаленную Англию зашли подобные же мысли о Руси; лишь скандинавские саги интересуются русской страной, как местом подвигов северных витязей, знают веру русских и не отличают их по нравам.
Остальному Западу, славянство представлялось людьми, чуждыми цивилизованной Европе.
На Лионском соборе 1245 г. папа выразился так, как-будто греки не были христиане. Одинаково смотрели на православное славянство и остальные католики.
Подобная нетерпимость встречается даже у католических славян, лучше знавших Русь (письмо Краковского епископа Матвея к Бернарду Клервоскому).
Викентий Кадлубек изображает русских народом ленивым, любящим охоту и пьянство; русские, составлявшие как бы второй мир, приравниваются и у чехов XIII века к идолопоклонникам, несмотря на соприкосновение с Русью при Данииле Галицком.
В грамоте папы Иоанна XXII, рисующей упадок Польши, русские опять приравниваются к «поганым», схизматикам (рукопись XIV в.), не подчиняющимся Римской церкви, в силу чего их храмы называются синагогами.
Конечно, и некоторые русские платили католикам той же монетой, что особенно проявилось в полемической литературе против латинян, но со стороны Юго-Западной Руси не было фанатической ненависти даже к католической святыне.
Уже с того времени папство стремилось подчинять себе русских и не раз накликало грозных врагов с Запада вместо поддержки Руси в борьбе с восточными врагами.
Русь предоставлена была самой себе всецело и оставалась в одиночестве.
Мало того, католический Запад предпринимал наступательные действия против Руси: папы Григорий IX и Иннокентий IV надеялись, что немецкому ордену удастся завладеть некоторыми частями Руси; привлечение кн. Даниила Галицкого под покровительство св. Петра и пап охранило на время его владения от покушения немецкого ордена и угроз, но когда кн. Даниил отрёкся от подчинения папе Александру IV, то последний поставил ему на вид, что он вступает на путь погибели.
Юго-Западная Русь была форпостом православного русского мира, против которого папы проповедовали крестовые походы; русские именовались врагами католических народов и «infideles», и враждебные действия против них считались богоугодным делом.
Прибавим, что на Западе выработалась доктрина о необходимости рабства, о рабстве по природе; русские рабы попадали в Руссильон и Каталонию.
Таковы были отношения Запада к Руси до XVI в. Они обусловливались в огромной степени религиозным фанатизмом.
С XVI в. обнаруживается на Западе живой интерес к миру русского Востока: московиты упоминаются у Раблэ и даже в трагедии Кальдерона.
Начиная с Герберштейна, о России повторяют удивительные небылицы наряду со справедливым осуждением таких печальных явлений, как тирания Грозного; большинство иностранцев относилось к московитам, как к варварам.
Олеарий считает наше правление близким к тираническому.
Один датский посланник характеризовал русских, как народ лукавый, изворотливый, упрямый, разнузданный, бесстыдный, наклонный ко всякому злу, живущий насилием, не признающим разума и утратившим признаки каких-либо добродетелей.
Другой иностранец утверждал, что величайшее счастье для русской жены быть избитой мужем: Флетчер особенно распространялся о холопстве и вероломстве русских.
Таким образом, в XVI и XVII вв. религиозный фанатизм сменяется высокомерием.
Иностранцы смотрят на нас с высоты своего культурного превосходства, не пытаясь вникнуть в явления русской жизни безотносительно к своим шаблонам.
С Петра Великого, с XVIII в., традиционное презрительное отношение Запада к Руси начинает изменяться; особенно заинтересовался Запад личностью Петра.
В то время, как французские писатели продолжали относиться к русским высокомерно и сомневаться в их способности стать цивилизованным народом (Руссо, Монтескье), немецкие, как, например Гердер, усматривают уже в русских добрые задатки, которые нуждаются только в развитии и усовершенствовании.
Вообще в XVIII в. мы встречаем лишь немногие светлые оазисы в суждениях о России иностранцев, как например, у вождей французского просвещения второй половины XVIII в. о Екатерине II, у Вольтера и Дидро.
К традиционному недружелюбию в отношении к русским, как к варварам, в XVIII в. прибавилось ещё недоверие к возраставшему их политическому могуществу и опасение, как бы это могущество не послужило к вреду Запада, о чём свидетельствует завещание Фридриха Великого.
Дружба России с Англией, начавшаяся было со времён Елисаветы, вековая дружба с Пруссией со времён Петра III и с Австрией со времён Иосифа II, сменились в XIX в. открытым присоединением Англии к Наполеону III в эпоху Крымской войны, угрожающим поведением Австрии и подозрительною корректностью Пруссии.
В особенности больно резало наше сердце нерасположение, сказавшееся в недавние тяжёлые дни русско-японской войны. Оно мало разнилось от того, которое приносило много горя в годы Крымской войны.
Злорадство, омрачавшее наши дни, завершает многовековой ряд обид, нанесённых русскому национальному самолюбию, и побуждает внимательнее прислушаться к обвинениям, предъявляемым нашему отечеству, так как суждения иностранцев, несомненно, могут иметь цену под условием, чтобы они основывались на внимательном и беспристрастном наблюдении и изучении русской жизни.