см.ФОТО:На заднем плане наша (советская) школа, а правее во дворе гарнизонная гауптвахта. На переднем плане смена гарнизонного караула.
Подъем, зарядка, туалет. Утренний осмотр. Заправка кроватей, своей и своего протектора*. Завтрак. Развод. Дежурство в отделении. Смена утром с дежурства. Уборка территории. Уборка в помещениях роты. Обед. Два часа поспать и подготовиться к заступлению дневальным по роте. Развод. Стрелки на брюках х/б наводятся штык-ножом прямо в строю. Благо брюки жирные, грязные. Без стрелок на разводе нельзя, это кошмар, к наряду не подготовлен! Старшине позор! Солдату от старшины пиндец! Стрелки наводятся до прихода дежурного по части, затем нужно простоять 30-40 минут, не шевелясь, по стойке смирно, иначе они тут же развалятся. Прием наряда до 12°°. сдача наряда до... хорошо, если до 12°°. Подъем. Развод (утренний).
- Рядовой Озерянин!
-Я!
-Назначаетесь на погрузку мусора.
-Есть!
Запевалов приглашает после развода меня, Максимчука и Лимонова к себе в каптерку. Выдает каждому по большой совковой лопате и грабли. Помойка находилась в пятидесяти метрах от здания медроты, посреди сквера. Она представляла собой бетонированную яму в длину пятнадцать метров, в ширину пять метров. С одного конца пологий спуск, а противоположного - глухая стена. Внутри стоял двухосный прицеп. Мусорка была общей для всех спецчастей, которые располагались вокруг штаба дивизии. По графику один-два раза в месяц личный состав в одной из частей, ее вычищал и, прицепив к машине
прицеп, отвозили на городскую свалку.
Общая помойка частей управления дивизии, была постоянно
переполненной. Она непрерывно дымила, рядом штаб дивизии, видимо сжигали кое-какие бумаги, и не в спецтопке. От нее все время тянуло сладковато приторным и в чем-то не знакомым ранее запахом. Чем-то немецким, не русским духом. Получив инвентарь, мы втроем поплелись совершенно без охоты и желания на работу, "именно ту что соответствовала" диплому фельдшера. В таких местах, я во всей полноте познал, насколько был прав народный комиссар здравоохранения Семашко, когда провозгласил что «Будущее принадлежит медицине профилактической» - т.е. «Без санитарной культуры - нет культуры вообще! А позже, читая произведение одного фюрера, узнал..."что культура всякой нации, начинается с туалета".
Мусора было много, дышать от вони было не возможно. Не знакомый, приторный «аромат» придавала кожура от бананов, ананасов, мандарин - которых в те времена в Союзе мы не встречали. Рядом был магазин, солдатская чайная, общага офицерская - поэтому этих отходов было предостаточно. После девяти к нам присоединился Боря Кушнир, он сменился с отделения и Сукинцов отправил его отдохнуть. С горем пополам, отбиваясь от жирных мух, роями кишащих над нами, дыша через раз от вони, загрузили прицеп.
Лимонов, который все это время отсиживался в сторонке, хотя это его, как штатного санитара, была работа. Но он уже прослужил более чем пол года, послал меня в автопарк. Назад я подъехал в кузове ГАЗ-66-го. Вытащили прицеп наверх прицепив его к машине, зачистили дно ямы, расселись в кузове. Выезжаем за ворота части. Ну, надо же! У этой противной работы, оказывается есть и свой небольшой плюс. Свалка то, за городом, километров десять, или даже больше от части. А это -это после нескольких месяцев однообразной серой жизни за забором, это чуть ли не увольнение в город, почти отпуск с выездом на Родину...)) Мы едем через лес. Немецкий, какой-то очень прореженный, чисто убранный, даже враждебный, но лес. Это моя родная стихия! Воздух чистый, тишина... «Н0LМ» - стрелка, поворот направо.
Вот она общегородская помойка. Огромное болото. Огорожено колючей проволокой. Ворота с будкой, вахтер. Небольшая очередь машин. Заехали внутрь. Мусор наступает на болото. Слой мусора, разгребает и утрамбовывает экскаватор. Слой грунта, слой мусора. Слоеный пирог из двух-трех слоев. На старых участках уже растут четырех-пятилетние летние сады. Яблоневые, очень аккуратные. О немецких свалках уже неоднократно приходилось слышать за небольшой период службы. Девяносто пять (сто)процентов велосипедов, на которых ездили советские младшие офицеры, прапорщики, сверхсрочнослужащие (и даже срочнослужащие по территории частей) поступали со свалок. Мебель (в кабинетах, каптерках, ленкомнатах), паласы на полах, шторы на окнах, ковры.
А наши фельдшера черпаки (погодки) организовали и оснастили целую музыкальную студию. На удивление подобрался целый квартет музыкантов. Дош - соло, Шершнев - бас, Пятаков -синтезатор, Харламов - ударники. И весь этот набор инструментов оттуда же, со свалки. Их, конечно, собирало не одно поколение. Их берегли и лелеяли. Под студию командование отпустило в подвале
помещение - метров тридцать квадратных. Вышеперечисленные музыканты, значительную часть времени проводили именно там.
Да, не дал бог слуху. Комната была великолепно оборудована (со свалки). Тяжелые бархатные шторы, ковры на стенах и на полу (глушить звук). Мягкие кожаные диваны, кресла, столы, бра с мягким светом - красота (для тех, кто не понимает). «Немецкая свалка - дополнительный источник благосостояния для советского военнослужащего».
Прицеп разгрузили быстро. Сверчок - старший машины, видимо сам никуда не торопился, и нам разрешил размяться. Я рванул в сторону сада! Ковры и велосипеды меня не интересовали, а заказов не поступало. По дороге наткнулся - глазам своим не поверил- гора посуды, мельхиор, тарелки, вилки, ложки - со свастикой. Рядом куча бумаг - орлы со свастикой в когтях - на папках, на титульных листах. Говорила мама - учи немецкий язык! Единственное что понял
- это гриф «секретно» в правом верхнем углу.
Прочитав к тому времени сотни книг, увидев десятки фильмов посвященных войне с фашистами, слыша с детства разговоры родителей, дедов и бабушек, переживших войну. Имея мощнейшую прививку и стойкий иммунитет в ненависти к немцам и всему немецкому, не мог и предположить, что все это еще так свежо. Вот оно реальное, вот они их бумаги, возможно содержащие какие-то реальные секреты того времени, и не уничтожены, спокойно и свободно валяются на свалке, реальной и исторической, никому не нужны, как и посуда с их символикой. Полистал, плюнул, пнул ногой и побрел в сад. Яблоки были так себе, еще зеленые, сгрыз пару штук. Поехали. В часть прибыли к обеду.
На фоне мнимого благополучия во время обеда произошла драка. Два деда, друга, земляки. Лисович-санитар и Кравецкий-водитель чего-то не поделили. Сначала слышалось злобное сычание. Потом очень быстро-быстро пулеметное стрекотание на галицком наречии. Вроде украинский, но когда они разговаривали между собой даже в спокойной обстановке, нам хохлам, но из других областей, понять чего-либо было не возможно. А русские, так те только глаза таращили в недоумении.
Стрекотание «пулеметов» нарастало, все притихли и наблюдали за сценкой. Кравецкий взмахнул правой верхней конечностью, и из носа «старейшины» потекла красная жижа. Шнобель мгновенно распух. Молодняк вжал головки в плечики, глазки потупили в свои тарелки. Не доведи господи, кто-нибудь из дедов или сексотов типа Лимонова заметят на лице салабона намек на ликование. Потом никому не докажешь что у тебя с мимикой врожденные проблемы. «Друг» Лисовича выпрыгнул из-за стола и, оглядываясь, помчался по залу. Неожиданную прыть проявил и Лисович. Схватив плоскую алюминиевую тарелку под второе, он запустил ее как «летающую» вдогонку Кравецкому. Тот имел неосторожность оглянуться. Летящая тарелка со свистом врезалась ему в лицо.
Диагноз: «Резаная рана средней трети правой надбровной дуги, переносицы и левой щеки». Теперь дедовская кровь залила лицо Кравецкого. Деды с разных концов обеденного зала бросились нейтрализовать противников, чтобы прекратить драку.
Пострадавших повели в приемное отделение медроты. А что делать? Шила в мешке ... теперь уже все равно... мы по быстрому дожевали остатки обеда. Старший сержант Иванов повел личный состав роты в расположение.
Не знаю как проводились разборки командованием. Нам салагам ничего не доводили. Но Кравецкий получил от командира части трое суток ареста с содержанием на гауптвахте, а Лисович отделался несколькими нарядами на службу вне очереди. Началась разворачиваться интересная эпопея с посадкой Кравецкого на гауптвахту. До армии я слышал и что-то читал о таком армейском наказании, как содержание на гауптвахте. В нахлынувшем потоке проблем мы многие из молодежи даже забыли о таком слове как «губа». Но вот оно, реальное происшествие и наказание.
Через неделю,когда рана Кравецкого более-менее затянулась розовым рубцом, его стали готовить к отправке в армейскую тюрьму. Что на солдатском сленге звучит как «гуппельвилла». К этому времени он уже ходил со своим земой - партнером по драке в обнимку. Помирились. Кравецкий принял душ, переоделся в свежее белье. Сукинцов сел старшим в ГАЗ-66, наказуемый залез в кузов. Уехали. Через час пришли пешком обратно в роту. Машина «сломалась» через километр как отъехали. Как я потом услышал краем уха от водителей, поломка была спланирована заранее.
На следующий день попытка повторилась. Но перед обедом, Кравецкий снова был в роте. Как «озвучил» в курилке ябеда и стукач Лимонов, в этот раз на губе не оказалось свободных мест. В процессе дальнейшей службы курсантом и офицером мне приходилось сталкиваться с подобным явлением на счет дефицита посадочных мест, даже на довольно крупных гауптвахтах, хотя это и не удивительно. Чем крупнее это заведение, тем крупнее гарнизон, который оно обслуживает. Но приходилось слышать и о том, что коменданты гарнизонов и их подчиненные начальники гауптвахты, зачастую создавали этот дефицит искусственно.
Любой командир, которого «достал» подчиненный, и уже объявивший ему наказания в виде содержания на гауптвахте, постарается добиться выполнения своего решения. Хотя бы для удовлетворения своего самолюбия. Ну и для острастки остальных подчиненных. Так и наша «челюсть», после очередного возвращения Кравецкого, заверил его, чтобы не радовался.
На следующий день, горемыку посадили на заднее сидение командирского уазика. Феоктистов занял свое место рядом с водителем. В руках командира был дипломат, с презентом для коменданта и начальника гауптвахты. Так объяснил мне знающий Харламов, с которым мы стояли возле окна второго этажа, в холле хирургического отделения. Откуда и наблюдали картину очередной отправки «преступника» в военную тюрьму.
В дипломате коньяк, водка, закуска. Кравецкий был водворен на заслуженный "отдых". Прошли дни.
Я стоял дневальным «на тумбочке». Напротив, в окружении почти всего личного состава роты, живописал свои приключения, во всех цветах и красках, вернувшийся почти через неделю с «заключения» ефрейтор Кравецкий. Казарма вздрагивала от жеребячьего хохота, который повторялся почти после каждой реплики «героя».
-Товалищ, ефлейтол, - прокартавил смотревший с подобострастием на Кравецкого Лимонов, - а чего это у вас все время нога, как маятник болтается?
Стоявший, облокотившийся на стенку Кравецкий, действительно беспрерывно шаркал правой ступней по полу.
- Ах, это?
Ефрейтор скосил глаза на Лимонова, на минуту задумавшись, стоит ли удостаивать его ответом, но, заметив, что толпа тоже смотрит вопросительно, с усилием воли остановил ногу и начал рассказывать.
Гауптвахта размещалась в центре города, в большой бывшей немецкой тюрьме. Ходили слухи, что там в свое время сидели Клара Цеткин, Роза Люксембург и другие знаменитые немецкие коммунисты. Половину здания занимала советская средняя школа, вторую половину гауптвахта. Здание это я видел, и даже ходил в эту школу. Но об этом немного позже.
Постройка в виде массивной крепости, с декоративными башнями, башенками, зубцами и т.п.
Со слов Кравецкого, работы для всех содержавшихся, какой либо производительной, не было. Поэтому для губарей придумали давно два основных занятия. Первое - строевая подготовка до одури, пока не валились от усталости. Прямоугольный двор, размером 120 на 60 метров. На стенах по всему периметру нанесена красная широкая полоса, на высоте 90 сантиметров от бетона. Занимающиеся строевой, должны были все время поднимать ногу, именно на эту высоту. И ни в коем случае ни на сантиметр ниже, иначе сразу следует реакция проводящего занятие - плюс одни сутки к сроку пребывания.
Второе занятие - на всех этажах, длинные бетонные полы. Их поверхность гладенькая, скользкая. Сначала полы мастичатся. Затем команда начальника гауптвахты - строиться! В зависимости от количества арестованных - в одну, две или три шеренги, становись! К примеру - в строю десять человек. Прапорщик держит в руке девять кусочков (размером с подошву сапога) шинельного сукна. Внимание! Я сейчас бросаю перед вами на пол суконки для натирания полов. Вы должны их разобрать. Кому не достанется, тому плюс одни сутки к сроку. Бросает. Строй мгновенно превращается в стаю бешеных псов. Рев, визг, мат, зуботычины -друзей нет, все враги.
- Становись! Кому не достались полотерки, выйти со строя! Тому, кто выходит - прапор вручает кусок шинели и плюс одни сутки к сроку. Затем каждому нарезается кусок пола.
- К натиранию приступить!
Через пол часа пол сверкает зеркальным блеском.
- В колонну по два становись!
Построились.
-Полотерки сдать!
Сдали.
По коридору бегом, марш! Группа «зеков» бегает по коридору вперед - назад, до тех пор пока пол снова становится затоптанным и тусклым.
- Строиться!
Начгуб снова бросает на пол суконки, кому-то снова не досталось, - за это плюс одни сутки. Этот процесс продолжается день в день, бесконечно. На первый взгляд глупо, тупо, бессмысленно, тяжело, жестоко? Да! Больше попадать туда не захочешь, никогда.
Антигуманно? Не педагогично? Да! Зато очень действенно. Это уже размышлял я, стоя «на тумбочке». Нога у Кравецкого продолжала рефлекторно выполнять маятникообразные движения. Судя по выражению лиц слушателей и отсутствию лошадиного ржания, повторять подвиги сослуживца, не собирался в ближайшем будущем никто.
см.ФОТО:На заднем плане наша (советская) школа, а правее во дворе гарнизонная гауптвахта. На переднем плане смена гарнизонного караула.
*протектор, протекция-защита.