В этой статье я хотел бы соединить и в некоторой мере развить мысли двух видных философов нашего времени: Михаила Наумовича Эпштейна и Виктора Владимировича Аксючица. Нисколько не стыжусь выглядеть при этом эпигоном, потому что считаю Михаила Эпштейна и Виктора Аксючица выдающимися философами. Хотя я иногда вступаю в спор с ними, но искренне их уважаю. По-моему, некоторые из идей этих философов превосходят вкладываемый в них ими самими смысл. Вот этому расширенному толкованию и посвящена эта моя работа. А конкретно она посвящена применению концепции «философских чувств» Михаила Эпштейна к исследованию миссии русского народа
1. Философские чувства и философская душа.
Известный современный философ Михаил Эпштейн выдвинул идею о том, что сфера философии не является абстрактно интеллектуальной. Напротив, философия глубоко проникает во все области духовной жизни человека и ярко проявляется в его эмоциях. Но, лучше я прямо процитирую его высказывания по этой теме. В своей статье «Философские чувства» (2) М.Н. Эпштейн пишет :
«Мне представляется, что философскими бывают не только мысли, но и чувства. Среди многообразия чувств можно выделить такие, которые обращены к миру в целом, к законам бытия, к природе человека и благодаря своей универсальности поднимаются до ранга философских. Да и вообще почему философия, как любовь к мудрости, должна проявляться только в мыслях, а не в чувствах? Ведь любовь – это чувство, да и мудрость – не только мысль, а скорее мыслечувствие, сплав того и другого: способность эмоционального наполнения мысли и интеллектуального наполнения чувства... Так какое же право имеет любовь к мудрости иссушать себя до рассудочных категорий и пропозиций, эмоционально опустошаться до аналитических суждений?»
«Философская мысль отличается от нефилософской тем, что охватывает законы мироздания в целом. У философски чувствительного человека отношение к миру превращается в эмоциональную драму. Его мучают, радуют, потрясают не отдельные явления, а мироздание в целом. "Еклезиаст" – книга философических чувств и переживаний. "И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все - суета и томление духа!" (1:[Еккл 2:17])...
«Диапазон философских чувств чрезвычайно широк:
Философское презрение - презрение к тем мелким обстоятельствам, частностям, жизненной суете, которые отвлекают от главного, от поиска смысла жизни, от выполнения своего высшего предназначения. Философский гнев - гнев против несправедливого мироустройства, которое одним дает все, другим ничего, праведных мучит, а нечестивых ублаготворяет. Философское беспокойство - это тревога об ускользающем смысле целого, о том, что мир лежит в обломках и мысль не может собрать его воедино. Любое чувство, достигающее универсальности, может стать философским... Чувство более сопряжено с целостной личностью и завладевает ею более бытийно и событийно, чем отвлеченная мысль...
Без понимания философских чувств мы не поймем и хода истории, тех величайших событий, которые происходят под их воздействием. Маркс писал, что когда идеи овладевают массами, они становятся материальной силой. Но массами овладевают не просто идеи, а идеи-эмоции, всеохватывающие чувства, которые равнообъемны и равномощны идеям, относятся не к частному, а к коллективному опыту, распространяются на жизнь общества или всего человечества. Исторические процессы не в меньшей степени, чем индивидуальное поведение, диктуются эмоциями, только иного масштаба. Революцию совершает философская эмоция несправедливости мироустройства, озлобленности на существующий порядок вещей. Научными открытиями движет удивление перед загадками мироздания. В основе художественных произведений и технических изобретений лежит радость обретения свободы, позволяющей преодолевать сопротивление косного вещества и творчески преображать мир.
В каждом акте самопознания мы выходим за пределы себя как предмета познания, т.е. становимся "сверхчеловеками" по отношению к самим себе. Теорема Геделя о неполноте говорит о невозможности полного самоописания системы в рамках ее собственных аксиом, что ведет к динамике самой системы, ее переходу на новый уровень бытия. Лиризм философии – это и есть признак превосходства субъекта самопознания над собой как объектом, способ его самотрансценденции.»
Позволю себе добавить к приведённому замечательному философскому построению М. Эпштейна своё маленькое дополнение. Непритязательная, на первый взгляд, гипотеза о философских чувствах радикально меняет наше представление о месте философии в жизни. Философия представляется нам в этом свете как важнейшая духовная основа бытия, одухотворяющая и оживляющая существование, выявляющая возможные направления человеческого развития. «Любовь к мудрости» придаёт человеку ту, высшую степень свободы, которая недоступна биологическим особям. Эта, сугубо человеческая свобода означает возможность выбора личностью направления своей духовной эволюции.
По-моему, эта свобода изначально связана с религиозностью человека. Собственно, религиозность — это первая историческая форма философского видения мира. Она возникла раньше философских школ и течений, она была основана на религиозном чувстве, которое, по логике своего развития неизбежно становилось философским чувством. Потому что религиозное чувство неизбежно приводило человека к исследованию отношений частного с общим, к попытке выявления нравственных и духовных основ бытия. Поэтому, если проанализировать эмоциональное и образное содержание развитых (т.е. мировых) религий, то оно нам являет мир философских чувств.
Как видно из приведённой выше цитаты Михаила Эпштейна, он прекрасно осознаёт эту роль религиозности. К приведённому Эпштейном примеру из Эклезиаста я хотел бы добавить неисчерпаемое философское богатство Псалтири. Замечательным примером философских чувств является также покаянная молитва, цель которой — сопоставление частных поступков и мыслей человека с неким всеобщим эталоном, который видится, как абсолютная Истина и Духовный Идеал. Определённо, философское содержание имеют и славословия, а также молитвы за веру, отечество и за весь мир. Всё это богатство философских чувств, слитность духовной поэзии с философской основой бытия прекрасно чувствовали и осознавали уже первые апостолы Христовы. Например, доказательством этому служат слова апостола Павла:
«Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь умом». Первое послание к Коринфянам, 14:15 (1)
2. Философский народ.
В этой главе я хочу представить читателю мысли В.В. Аксючица о самобытной духовной направленности русского народа, изложенные им в книге «Миссия России» (3). Виктор Аксючиц пишет:
«Русский человек не собирается стабильно и удобно устраиваться на этом свете, он ему тесен, несмотря на огромные пространства. Русские люди были вынуждены тратить все силы в борьбе за выживание в жёстких условиях, но русский дух стремился за пределы серединного царства – к сверхъестественному и безмерному. Поэтому русская цивилизация – это цивилизация вдохновения и подвига, в которой непопулярна упорная, кропотливая работа во имя повышения благосостояния. В европейской культуре жизненные идеалы обмирщены, занижены, реализация не требует сверхнапряжения и менее драматична, чем в русской культуре, в которой завышенность идеалов чревата срывами и катастрофами... Европеец и в достойном состоянии, и в пороках прилепляется к мирским реалиям. Русский человек обустраивает жизнь во имя праведных небесных идеалов, а рушит её во имя ложно понятых непрагматичных идей». (3. Глава 2. Русский характер)
«Русский дух меряет ценности максимами Нагорной проповеди, а не мирской мерой. Если западное сознание склонно относить запредельные нравственные парадоксы Нагорной проповеди к сверхъестественному, то для русского сознания это реальная установка для спасения на земле... Поэтому русский человек склонен ощущать себя странником и пришельцем в этом мире, который не самоценен, но жизнь ценна как арена преображения, данный путь к Новому Небу и Новой Земле. ...
Русское мировоззрение напоено и выстроено Православием. С крещения в Православие русский народ начинает быть и начинает сознавать себя, вполне осознавать мироздание. …
Начиная с митрополита Илариона русская мысль склонна к онтологизму, к постановке бытийных вопросов. Она менее интересуется важными практическими проблемами, которые периферийны по отношению к смыслу бытия. Русское философствование больше интересуется онтологическими, чем гносеологическими проблемами: вопрос «что мы познали?» и «в чём сущность предмета познания?» волнует больше, чем вопрос «как мы познаём? …
Как отмечает Николай Бердяев, если во Франции дискутируется проблема любви, то темы могут звучать: «Любовь у Петрарки», «Любовь у Данте», «Любовь у Шекспира», в то время как в русском обществе интересует прежде всего тема «Что есть любовь сама по себе»...
Акт русского философского самопознания по преимуществу теоантропоцентричен – направлен на проблемы бытия Бога и бытия человека. Как отмечалось в русской литературе, русские крестьяне склонны дискуссировать не о заработках, а о высоких материях – о Боге, о душе. Русский ум более интересуют универсальные смыслы, нежели конкретные и обыденные. Более всего интересен человек, затем общество, меньше – проблемы природы …
Русское мировосприятие – это поиск целостности, синтетического единства во всём – в конкретном явлении и в универсальных проблемах бытия.»(3. Глава 3. Становление русского мировоззрения.)
Мысли самого Виктора Аксючица подтверждает приведённый в его книге обзор высказываний выдающихся философов и писателей. Вот краткое изложение этой темы в цитатах:
Ф.М. Достоевский (Братья Карамазовы):
«Вот, например, здешний трактир, вот они и сходятся, засели в угол. Всю жизнь прежде не знали друг друга, а выйдут из трактира, сорок лет опять не будут знать друг друга, ну и что ж, о чем они будут рассуждать, пока поймали минутку в трактире-то? О мировых вопросах, не иначе: есть ли Бог, есть ли бессмертие? И множество, множество самых оригинальных русских мальчиков только и делают, что о вековечных вопросах говорят… Да, настоящим русским, конечно, это первые вопросы и прежде всего, да так и надо».
Н.А. Бердяев (Русская идея):
«Русскому народу свойственно философствовать. Русский безграмотный мужик любит ставить вопрос философического характера – о смысле жизни, о Боге, о вечной жизни, о зле и неправде, о том, как осуществить Царство Божие»...
... философичность как стремление к поиску смысла во всем сказывается не только в умствовании, но и в жизни; для русского истина есть прежде всего истинная жизнь, поискам которой и служит философия.
И.А. Ильин (Сущность и своеобразие русской культуры):
«Русский ищет нечто главное, нечто самое важное, законченное, что он понял и признал, на чем он хочет “строить”, чтобы полностью исчерпать себя, отдав весь свой темперамент, свою любовь, радость самопожертвования... Склонность к созерцанию – эту потребность конкретно, пластично и
живо представлять предмет, тем самым придавая ему форму и индивидуализируя
его, – русский получил от своей природы и от своего пространства. Столетиями
видел он перед собой простирающиеся вширь дали, манящие равнины, хотя и
бесконечные, но всё же дающие надежду придать им форму. Глаз упирается в
неизмеримое и не может насытиться им. Облака, как горы, громоздятся на
горизонте и разряжаются величественной грозой. Зима и мороз, снег и лед
создают у него прекраснейшие видения. Северное сияние играет для него свои
воздушные симфонии. Суля смутные обещания, говорят с ним далекие горы.
Словно великолепные пути текут для него его реки. Для него скрывают моря
свои глубокие тайны. Ему поют благоуханные цветы и шепчут леса о житейском
счастье и мудрости. Свободное созерцание русскому дано от природы»
Немецкий философ Вальтер Шубарт (4):
«Глубокий и стойкий дух способен на метафизическое отношение к природе, от
гармоничного общения с которой он обогащается... Европейца вполне устраивает мир; он в нем уютно обживается и цепко держится за земные блага; он – реалист. Реалистом он только и может быть, поскольку разошелся с вечностью, русский же мало ценит мир. Внутренне он не привязан ни к чему. Ничто не удерживает его надолго. Он недостаточно настроен на действительность, недостаточно приспособлен для неё. Его не покидает удивление, как это человек – подобие Бога – мог угодить в столь злосчастную мировую историю. Его не покидает ощущение, что он на земле лишь гость. Поэтому земля имеет над ним меньшую власть. Он более чем кто-либо сохраняет от её соблазнов свою свободу души. Он может быть столь свободным только потому, что чувствует поддержку вечности… Западная культура есть культура середины. Социально она покоится на среднем сословии; психологически – на душевном состоянии середины. Её добродетели – самообладание, воспитанность, деловитость, избежание эксцессов. Россия всему этому полная противоположность. До 1917 года здесь носителем культуры было не среднее сословие – его в России не было, – а… тонкий верхний слой; основной же душевный настрой определялся не умеренностью, а стремлением к крайностям, к концу. Современная русскость движется в рамках окраинной культуры. Русским постоянно грозит опасность заблудиться в тумане, в то время как европеец твердо стоит на земле обеими ногами – порою даже всеми четырьмя. Поэтому среди образованных людей своего народа отдельный европеец выделяется так незначительно, а русский – так привлекательно и живо. Европеец – порядочный и прилежный, квалифицированный работник, безупречно функционирующий винтик большого механизма. Вне своей профессии он едва ли принимается в расчет. Он предпочитает путь золотой середины, и это обычно путь к золоту. Он заблуждается на свой счет, принимая себя, как это особенно имеет место во Франции и Германии, за духовное существо. Правда, французы и немцы высоко ценят образовательный ценз, гораздо выше, чем англосаксы. Но духовной свободой и они уже не обладают. Никто из них не отказался бы от материальных благ взамен на духовные. Экономическое благосостояние, по крайней мере экономическая защищенность, является для любого европейца условием, основой, а часто и целью образования. Главная черта этой культуры – реализм, а не идеализм… Путешественник по Европе сразу увлекается шумным ритмом её деятельных сил; до его слуха доносится высокая мелодия труда, но это – при всем величии и мощи – есть песнь о земле... Россия не стремится ни к завоеванию Запада, ни к обогащению за его счёт – она хочет его спасти. Русская душа ощущает себя наиболее счастливой в состоянии самоотдачи и жертвенности. Она стремится ко всеобщей целостности, к живому воплощению идеи о всечеловечности. Она переливается через край – на Запад. Поскольку она хочет целостности, она хочет и его. Она не ищет в нём дополнения к себе, а расточает себя, она намерена не брать, а давать. Она настроена по-мессиански". Русская духовность ориентирует на универсальные вопросы бытия, западная – на партикулярные проблемы и частные эгоистические интересы. Это раздражало западного человека и подвигало переделать русских по своему образцу.» (4).
3. Идея философского народа.
Исходя из метафизической и философской направленности русского народа, о которой говорилось в предыдущей главе, и руководствуясь концепцией «философских чувств» Михаила Эпштейна, можно обоснованно назвать русский народ «философским народом». И это не просто констатация, а объяснение его великой роли в мировой истории. Благодаря тому, что русский народ, в целом, как я полагаю, охвачен неким философским чувством, он способен играть на мировой сцене очень значительную и непреходящую роль. А чувство это я охарактеризовал бы, как русскую мессианскую идею. Эта идея является, по сути, христианской, то есть она выражает преломление в народном сознании бесценного духовного содержания христианства. Мне у же доводилось писать о русской мессианской идее в статьях (5,6,7).
Под русской мессианской идеей я подразумеваю издавна существующие в русском народе представления о необычной и спасительной роли России в мировой истории. Как давно она появилась, трудно сказать, возможно, она является органичной частью духовного достояния русского этноса, оформившегося после крещения Руси. Она соответствует архетипу коллективного сознания, выраженному популярной народной сказкой об Иванушке-дурачке, которого все презирали и обижали, а он вдруг возьми да и окажись славным богатырем и спасителем погибающих... По моему убеждению, русская идея подспудно но непреложно выступает как духовный стержень существования нашего народа на протяжении всей истории.
Счастье русского человека всегда было в том, что он мыслил и воспринимал жизнь идеалистически. В душе его всегда было больше места для понятий и мыслей «не от мира сего», чем в душе западного человека. Для этой стороны русской ментальности есть объяснения и объективные причины, в суровой природе и в историческом пути России. Отошлю читателя к прекрасной книге В. Аксючица «Миссия России» (3), где всё это убедительно описано. По-моему, именно русский идеализм является источником мессианской идеи. Думаю, что эта сторона русской ментальности стала таинственным источником живучести России и необъяснимого сопротивления непобедимым врагам.
Чтобы правильно оценить смысл и содержание русской идеи, нужно выбрать правильную шкалу ценностей — христианскую шкалу. Если в общем виде сформулировать её смысл, то это христианская идея жертвенного спасения человечества. Более конкретно можно сформулировать её, как миссию сохранения христианских, а по сути, общечеловеческих ценностей и противостояния нашествию антихриста. Она не является замкнутой национальной идеей ветхозаветного образца, а предполагает объединение всех народов в борьбе за общее спасение. Первоначально, такое объединение представлено в истории на примере народов, входящих в русский суперэтнос.
Русская мессианская идея совершенно очевидно проявляется на крупном общечеловеческом плане, в событиях исторического масштаба, когда народ представляется единым действующим лицом на исторической сцене. В жизни же индивидуальной эта идея проявляется статистически, как стойкое и самоотверженное поведение русского человека в труднейших жизненных испытаниях и в перипетиях истории. Можно сказать, что она действует через закон больших чисел. Очевидны три коллизии мировой истории, когда Россия определяла будущее всего человечества. В первый раз это произошло во времена татаро-монгольского нашествия. Нельзя сказать, что было организованное и успешное сопротивление вторжению, но совершенно ясно, что не будь перед татарами бескрайних российских просторов, они затопили бы всю Европу.
Второй раз это произошло в Отечественную войну 1812 года. Как утверждал Лев Гумилёв, то была пора расцвета российского этноса. Поэтому сопротивление агрессии Наполеона было на этот раз не только всенародным, но и хорошо организованным. Могущество и слава наполеоновской армии были сломлены и развеяны на российском пространстве. Никто другой с этой задачей справиться тогда не мог.
В третий раз это произошло во Вторую Мировую войну. В страшной, смертельной схватке, несмотря на чудовищные пороки людоедской государственной системы и ошибки руководства, российские люди сумели духовно сплотиться и принесли свои судьбы на алтарь победы. Истекая кровью, Россия и в этот раз совершила невероятное – перемолола и разгромила сильнейшую армию мира. Эта победа вновь позволила угнетённому русскому народу почувствовать себя богоносцем и спасителем человечества.
И ещё один период российской истории был определяющим для всего мира, хотя он и может оцениваться неоднозначно. Речь идёт о революции 1917 года и последующем за ней периоде, когда христианское содержание русского мессианизма было подменено социальной доктриной «всеобщего счастья». Тогда Россия выбрала путь социального эксперимента и превратила свою территорию в гигантскую опытную площадку, вверив свою судьбу кучке политических авантюристов. Эксперимент этот потребовал миллионных жертв, неимоверных лишений и напряжения всех народных сил. Несмотря на это, он провалился. Но, не будь этого трагического опыта России, мировая история могла бы сложиться совсем иначе, и я полагаю, гораздо хуже.
Ну а сейчас снова подошло время возрождения русской национальной идеи. Я убеждён, что только православие может лежать в основании Великой России. Однако, по сути, христианское избранничество не может стать узко национальной мессианской идеей. Потому что избранным народом христовым являются все христиане, независимо от национальности. Христианские ценности не могут быть навязаны со стороны какой-то нации или государства, поэтому борьба за них представляется как спасающая мир от порабощения антихристом жертва. Эти духовные сокровища могут быть только Даром Жизни — как лекарство для исцеления больного человечества.
Мне верится, что общее дело христианского спасения станет той соломинкой, ухватившись за которую воспрянет погибающая от неверия, от бездушного и циничного прагматизма Россия. Конечно, проявления этой идеи пока что грубые и спекулятивные, в них ощущается неполноценность нашего духовного состояния. Есть сейчас опасность привития к этой идее агрессивного национализма. Тогда снова встанет перед Россией дилемма, сформулированная в конце ХIХ века Владимиром Соловьёвым. – «Каким ты хочешь стать Востоком: Востоком Ксеркса иль Христа?». В ХХ веке Россия стала под эгидой антихристианского коммунизма языческим Востоком Ксеркса, и это обернулось величайшей национальной трагедией...
Русская мессианская идея не даёт повода превозноситься для отдельного русского человека. Мало того, будучи осознана, эта идея может и должна явиться поводом к покаянию и духовному просвещению человека. Потому что (не будем греха таить) в повседневной жизни русские часто выглядят довольно неприглядно. Это даёт, например, европейцам повод упрекать русских в необязательности, неаккуратности и лени. Оговорюсь сразу, что тех же европейцев очень устраивает русская неприхотливость, терпение и покладистость. Но, здесь я хочу сказать, что русская мессианская идея не проявляется каким-то явным образом в обыденной повседневности, она присутствует в душах, как сокровенный удел Царства Божия. Она может и, вообще, не осознаваться простым русским человеком. Да, как правило и не осознаётся.
Бесспорно: русский человек вовсе не идеален. Но он всегда ищет высшего смысла жизни, душа его жаждет метафизического оправдания. Эта жажда святости характерна для всех православных людей, независимо от их статуса. Русский человек может быть даже пьяницей и вором, но в душе своей он всегда несёт великую мечту о всемирном братстве. И за эту мечту он может отдать всё самое дорогое, даже и саму жизнь. В русской душе всегда есть место подвигу. А без такой мечты жизнь его пуста и уныла. Она годна лишь на то, чтобы её бессмысленно и безалаберно прожигать...
Такая идея, на мой взгляд, способна объединить всех сограждан Святой Руси, придерживающихся различных политических взглядов, но исповедующих исконные христианские ценности. Несомненно, что к этой идее примкнут и последователи всех традиционных для русского пространства конфессий, потому что их базовые ценности практически не отличаются от православных. То есть русская идея способна объединить подавляющее большинство населения, не ущемляя ничьих прав и не подавляя политических воззрений. А это гарантирует творческое многообразие и конкурентность в поиске путей реформирования нашего общего духовного Отечества. Уповаю, что эта истинно христианская одухотворённость русского народа сохранится, что она не истает под напором заманчивых приманок меркантильной цивилизации. Тогда есть надежда, что Россия вновь явится орудием Божьего Промысла и спасения мира! А всё остальное приложится...
Современные историки, учитывая горький опыт идеологизации истории, уже не пытаются объяснять все события с позиции «незыблемых законов развития». В рассмотрении истории превалирует т.н. «антропный» (личностный) подход. Безусловно, такой подход к истории оправдан, но надо учитывать, что человеческие судьбы отражают духовную коллизию. Все конкретные события жизни – это воплощение духовного выбора человека (ну и конечно окружающих его людей и общества, в целом). Вся история являет нам картину борьбы противостоящих духовных сил, которые пытаются направить путь человечества. Это значит, обобщённо говоря, что человек – это то, во что он верит. Этот главный закон духовной жизни и воплощается в истории.
Надо сказать , что великую историческую роль способны играть те народы и страны, которые сплочены и направляются общим духовным содержанием, например: искренней верой. Чем масштабней и глубже идеи, объединяющие народ, тем более важное место принадлежит ему в истории. По моему убеждению нет идей более глубоких и перспективных, чем те, которые лежат в основе христианства. Поэтому я верю, что миссия России для мира может быть спасительной и священной. – Русская идея, по моему убеждению, противостоит насаждаемому в корыстных целях глобализму и универсальной (а на самом деле — бездушной) толерантности. Русская идея может явить миру в грядущих испытаниях века сего воплощённую всеобъемлющую Любовь Господа, ознаменованную Его Крестной Жертвой. Таким я вижу путь спасения России.
Наверное, за суетой, неразберихой и страхами сегодняшних событий можно услышать поступь истории. Привычная жизнь быстро теряет свои очертания, раскалывается и дробится. Её уже больше не будет! Нарождается что-то новое, небывалое, но вместе с тем, по сути, идёт возвращение к истокам, к утраченным, первоначальным и самым главным смыслам бытия. В этот период проясняется суть происходящего. Силы, представленные в новейшей истории, как бы, поляризуются и обретают отчётливый лик. Становится ясными ложь и лицемерие многих популярных деятелей и их доктрин. Скоро и ясно проявляется «кто есть кто». Сейчас Господь Бог и история открывают русскому народу новую ступень духовного существования. Он может осознать свою национальную идею и придти к осознанному выбору своего и общего будущего...
Используемые источники.
1. Библия.
2. Эпштейн М.Н. О философских чувствах. http://www.snob.ru/profile/27356/print/74364
3. Аксючиц В.В. Миссия России. http://www.apocalyptism.ru/Russkaja-ideja.htm
4. Шубарт В. Европа и душа Востока.
http://www.universalinternetlibrary.ru/book/6097/ogl.shtml
5. Костерин А.М. Русская мессианская идея. http://www.proza.ru/2012/08/11/842
6. Костерин А.М. Русский проект. http://www.proza.ru/2013/11/23/1180
7. Костерин А.М. Общая духовная основа России, Украины и Белоруссии. http://www.proza.ru/2014/04/02/1005
Май 2014.